О сериалах и не только

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



"Моя вторая мама"

Сообщений 41 страница 57 из 57

41

Глава 49

     Даниэла пришла домой совершенно разбитая. Как хорошо, что Джина живет с
ней, что она не одна.  Теперь,  как  никогда  раньше,  Даниэла  нуждалась  в
дружеской поддержке. То, что открыла ей Ирене, было чудовищно, непереносимо.
Снова и снова она  вспоминала  ужасные  дни.  Она  думала  о  том  крошечном
голеньком  тельце,  лежащем  под  стеклянным  куполом,  затем  о   маленьком
неподвижном личике - лице ее сына. Его нет, и нет по вине этой женщины.,
     Джина попыталась успокоить подругу, Ханс говорил утешительные слова. Но
все  было  напрасно.  Даниэла  словно  застыла  в  своем  кресле,  не  желая
возвращаться из прошлого. Не к кому было  ей  сюда  возвращаться.  Те  люди,
которые могли бы помочь ей справиться с горем, покинули ее, они были далеко,
остались все в прошлом.
      - Даниэла! - родной голос из прошлого.
     Она обернулась. На нее смотрел Хуан Антонио. В его глазах была любовь -
прежняя любовь. Он подошел к Даниэле, и она, забыв свою  гордость  и  обиды,
прижалась к нему.
     Хуан Антонио был поражен, когда, войдя в комнату, увидел  лицо  жены  -
столько боли было написано на  нем,  но  теперь,  прижимая  ее  к  себе,  он
одновременно был счастлив.
     Неужели она простила его? Он готов был на все - он  сегодня  же  бросит
Летисию.
     Но нет. Когда первый порыв прошел,  Даниэла  отстранилась  от  мужа.  В
отчаянии Хуан Антонио умолял ее попробовать  вместе  начать  жизнь  сначала,
выйти за него замуж. Он был  уверен,  что  они  будут  еще  счастливее,  чем
прежде. Но Даниэла только отрицательно покачала головой:
      - Нет, не хочу, - твердо сказала она. - Ты не  должен  был  приходить.
Уходи, нам лучше не встречаться.

     * * *

     Моника с каждым днем теряла веру в правоту мужа. И хотя  ему  удавалось
всякий раз развеять его подозрения, они возникали вновь с новой  силой.  Она
серьезно обдумывала все, что ей говорили об Альберто Даниэла, отец, Давид. И
хотя муж и Ирене объяснили ей, что это клевета,  что  все  эти  люди  только
мечтают разлучить ее с любимым, в их словах были некоторые моменты,  которые
она не могла объяснить логически. Например, эта история с ограблением. Давид
отнял у Альберто все деньги. Но почему  Альберто  хранил  их  дома?  Гораздо
логичнее было бы держать их в банке, и тогда никакой грабитель  не  страшен.
Альберто объяснил Монике, что он не доверяет банкам, и кроме  того,  у  него
были доллары, которые ему  не  хотелось  менять.  Но  и  это  была  странная
отговорка, - он мог бы положить их в банке в личный сейф.  На  это  Альберто
ничего не ответил, только попросил ее замолчать и не раздражать его  больше.
У него и так несчастье - остался без гроша в  кармане.  У  Моники  были  еще
вопросы - кто такой этот Черт, о котором упоминал Давид.
     Она  видела,  что  Альберто  взбешен,  раздражен,  но  приписывала  это
стечению обстоятельств. Когда все кончится, он успокоится и будет любить ее,
как и раньше. Во всем Моника винила Даниэлу. В этом вопросе она  была  едина
со своим мужем, -  Лоренте  всеми  силами  старалась  помешать  их  счастью.
Возможно, из мести Альберто, а, может быть, она ревнует Монику. Альберто  не
пожалел времени и раскрыл Монике глаза на то, как вершит Даниэла свои  дела.
Подсылает наемного убийцу к Ирене, который сбрасывает несчастную с лестницы.
Бедняжка теряет ребенка, о котором мечтала всю жизнь. Но Даниэле мало этого,
она распространяет грязные  сплетни  о  том,  что  Ирене  ждала  ребенка  от
Альберто, отвергая любое упоминание о Давиде. Ее коварство  соизмеримо  лишь
с. ее лицемерием: она не приходит к  Монике,  избегая  прямого  и  открытого
разговора, она нашептывает  всю  эту  грязь  Хуану  Антонио,  Сонии  и  всем
знакомым, чтобы Моника узнала  обо  всем  от  них.  При  этом  сама  Даниэла
остается в тени.
     Все это выглядело логично и убедительно.  Моника  зарыдала.  Невероятно
тяжело - еще и еще раз разочаровываться в  человеке,  которого  многие  годы
боготворишь. И не просто разочаровываться - узнать, что  этот  человек  лишь
лицемерно  играл  роль,  скрывая  внутри  гнусные  мысли  и  намерения.   Со
свойственной ей прямотой, Моника решила высказать Даниэле все, что она о ней
думает.

     * * *

     Даниэла буквально засветилась  от  счастья,  когда  дверь  ее  кабинета
открылась, и вошла Моника. В первую минуту она решила,  что  дочь,  наконец,
поняла все, поверила ей. Но она жестоко ошибалась. В глазах Моники она  была
преступницей, виновницей всего того, что случилось с Ирене. Она убийца!
      - Ты для меня никто! - в истерике  кричала  Моника.  -  Ты  была  моей
мачехой, но это в прошлом. Ты не  можешь  сравниться  даже  с  Летисией!  Ты
полная противоположность тому, что я о тебе думала!
     Даниэла опустила руки. Что-то  говорить,  доказывать  было  бесполезно.
Монику как будто околдовали два гнуснейших существа на свете  -  Альберто  и
Ирене. Дочь верит только  им  одним.  Какой  смысл  убеждать  ее,  что  она,
Даниэла, по сути своей неспособна совершить то, в чем обвиняет ее  дочь.  Но
бедная Моника! Какая ужасная судьба уготована ей. Ведь Даниэла знала  теперь
все - какие коварные планы вынашивает  Альберто  относительно  Моники  и  ее
будущего ребенка. И в очередной раз нарушив обещание, данное себе самой,  не
вмешиваться в жизнь Моники, Даниэла сказала:
      - Вчера Альберто сказал мне, что намерен подарить  кому-нибудь  твоего
будущего ребенка.
     Моника только усмехнулась  сквозь  слезы.  Очередная  ложь!  Даниэла  -
мастер клеветы. Ведь сказать так - это верх цинизма. Моника прекрасно знала,
как Альберто ждет малыша на свет. Сколько раз  он  говорил  об  этом.  Любое
самое сильное его раздражение Моника всегда могла  погасить  напоминанием  о
будущем ребенке. Как после этого она могла сомневаться в своем муже! А разве
могла она не верить Ирене - ведь она видела ее в больнице. Как может человек
разыгрывать роль и ломать комедию в таком состоянии, в каком  была  та?  Это
просто невозможно! Значит, Даниэла опять лжет, опять наговаривает на людей.
     Этого Даниэла уже не могла выдержать.
      - Уходи, немедленно уйди от меня. Забудь меня, забудь, что я  когда-то
была твоей матерью. Мне все равно, что будет с тобой...
      - Наконец-то ты сбросила маску лицемерки!  -  выкрикнула  Моника  и  с
шумом захлопнула за собой дверь. Даниэла опять осталась одна.

     * * *

     "Ты ждешь, что Хуан Антонио женится на тебе?" -  Анхелика  сардонически
засмеялась и, блеснув глазами, заметила, что такое случается в сказках, а  в
жизни богатые женятся только на богатых, а бедные выходят замуж  за  бедных.
Но Летисия твердо верила в свои чары - нет, ее ребенка ждет не безотцовщина.
Его отец будет рядом с ним.
     Летисия явно переоценила свои силы. После последней встречи с Даниэлой,
Хуан Антонио почувствовал, что несмотря на то, что они  развелись,  несмотря
на то, что она не хочет его видеть, она по-прежнему любит его. Любит так же,
как и раньше. И их чувство взаимно. Он столько раз  клял  себя  за  то,  что
поддался  минутному  увлечению.  Теперь  трудно  было  восстановить  прежние
отношения, однако последнее свидание утверждало его  в  мысли,  что  не  все
потеряно. Если любовь жива, значит, жива надежда. И он больше ни  минуты  не
собирался оставаться с Летисией. Эту  постыдную  страницу  его  жизни  нужно
перечеркнуть навсегда.
     Летисия ждала Хуана Антонио дома. Когда она перестала ходить сначала на
работу, затем в университет, растеряла друзей, - ее мир сузился до крошечных
размеров  квартирки.  Она  поставила  на  карту  все.  Ничто  не  предвещало
внезапного проигрыша. Когда же, наконец, придет Хуан Антонио...
     Он вошел в комнату  -  она  бросилась  к  нему,  но  он  отстранил  ее,
решительно и холодно.
      - Мы больше не будем вместе, Летисия, - сказал  он.  -  Я  сегодня  же
перееду в гостиницу. Между нами все кончено.
     На миг она окаменела. Она могла ожидать чего угодно, только  не  этого.
Ведь Хуан Антонио уже развелся с Даниэлой,  у  них  будет  ребенок!  Она  не
ожидала этого резкого поворота - ведь еще совсем недавно они  вместе  ходили
по магазинам, и он покупал ей все, что она пожелает. И  вдруг!  Что  же,  он
хочет, чтобы она вернулась к родителям? Нет, на этом он не настаивал. Он был
готов содержать и ее, и ребенка, но между ними все кончено.
     Летисия  разрыдалась,  снова  и  снова  повторяя,  что  деньги  ее   не
интересуют, что  она  любит  только  Хуана  Антонио.  Это  на  него  уже  не
действовало - он был твердо убежден, что Летисия не любит его и  никогда  не
любила.
      - Ты не можешь так поступать со мной!  -  заявила  Летисия,  заливаясь
слезами, - ты воспользовался мной, моей наивностью.
     Хуан Антонио не мог сдержать улыбки:
      - Никогда не слышал ничего более лживого.
     Он принял решение, и оно было окончательным и бесповоротным.  Он  будет
содержать ее, Летисия и ребенок не будет ни  в  чем  нуждаться,  но  вертеть
собой он ей больше не позволит. Все кончено. Он ведь ни  разу  не  произнес,
что любит ее, напротив постоянно говорил, чо любит Даниэлу.
     Летисия бросилась Хуану Антонио на шею, пыталась его поцеловать. Раньше
этот прием действовал безотказно. Но на этот раз Хуан Антонио  отстранил  ее
и, не говоря ни слова, вышел из  квартиры.  Летисия  с  рыданиями  упала  на
диван. Неужели, все, действительно, кончено! Неужели, все было напрасно!

     * * *

     Покинув Летисию,  Хуан  Антонио  был  совершенно  уверен,  что  Даниэла
простит его рано или  поздно,  ведь  она  любит  его.  Ему  и  в  голову  не
приходило, что у Даниэлы может появиться другой мужчина.
     Но ближайшая подруга Даниэлы уверяла, что новый роман  -  самый  лучший
выход из создавшегося положения. Что сохнуть по  этим  мужикам?  Они  только
задирают нос и  начинают  воображать  о  себе  Бог  знает  что.  Джина  была
полностью солидарна  с  Долорес  -  лучшее  средство  от  всех  несчастий  и
горестей - завести себе жениха. Джина завела жениха  и  теперь,  правда,  не
знала, как расхлебать всю эту кашу. Но подруге  она  упорно  советовала  как
можно скорее переключить свое внимание  на  другой  объект.  Даниэла  только
вздыхала, - теперь  она  уже  никому  не  сможет  поверить.  Да  и  на  кого
переключаться - все мужчины вокруг заняты, и с чего вдруг она  будет  в  них
влюбляться.
     Однако  в  один  прекрасный  день  в   Дом   моделей   пришел   высокий
представительный  мужчина,  представившийся  Алехандром  Овьедо,  владельцем
ткацкой фабрики. Роса  и  Джина,  которые  увидели  его  первыми,  пришли  в
волнение. Какой интересный мужчина! Джина тут же побежала к себе - "чистить"
перышки, как она  выражалась.  Даниэла  только  посмеялась  над  подругой  и
попросила Росу пригласить сеньора Овьедо в кабинет.
     Он вошел. С первого же взгляда Даниэла  поняла,  что  этот  человек  ей
очень симпатичен. В дополнение к приятной внешности, было в нем что-то,  что
сразу  располагало  к  нему  -  какая-то  скрытая  грусть  и  мягкость.   Он
внимательно смотрел на Даниэлу.
      - Я много слышал о Вас, но теперь счастлив познакомиться  лично.  Хочу
предложить  Вам  деловое  сотрудничество.  Вот  посмотрите,  привез  образцы
тканей, которые выпускает моя фабрика.
     Даниэла внимательно принялась рассматривать образцы,  а  сеньор  Овьедо
столь же внимательно наблюдал за ней. Нет, определенно,  ему  нравилась  эта
хрупкая элегантная женщина с чудесной улыбкой  и  печальными  глазами.  Мало
того, что она была красива неброской, но тонкой, одухотворенной красотой; он
сразу понял, что перед ним несчастный и в то же время очень хороший человек.
Алехандро и сам перенес совсем недавно большое душевное потрясение,  -  жена
ушла к другому, оставив не только его, мужа, но и сына, судьба которого  ее,
по-видимому, уже не волновала. Это был  удар  для  Алехандро,  и  он  только
сейчас стал понемногу приходить в себя. Смотря на Даниэлу,  он  думал,  что,
может быть, это и есть женщина, уготованная ему судьбой. Алехандро попросил
     Даниэлу пообедать с ним на следующий день, и она согласилась.
     Джина торжествовала. Наконец-то ее подруга перестанет сидеть  взаперти,
перестанет ходить в траурном настроении и убиваться по Хуану Антонио.  Жизнь
продолжается!
     Даниэла смеялась над подругой, но поймала себя на том, что собираясь на
следующий день в Дом моделей, тщательнее  обычного  продумала  свой  костюм,
накладывала косметику, долго выбирала соответствующие случаю духи. Этого  не
бывало уже давно. Значит, Джина права, сеньор Овьедо был ей  интересен  чуть
больше, чем перспективный поставщик тканей.
     И  действительно,  он   оказался   интересным   собеседником,   тонким,
деликатным  человеком.  Алехандро  рассказал  Даниэле   о   своем   семейном
несчастье, и она искренне посочувствовала ему. Она  тоже  знает,  что  такое
обман и предательство близкого человека. Алехандро ни о чем не  расспрашивал
ее, прекрасно видя, что эта женщина много пережила, и было бы  жестоко  ради
любопытства растравлять ее раны. И без того у них нашлось достаточно тем для
разговора. Алехандро был прекрасно знаком с работами Даниэлы и очень  высоко
ценил ее профессионализм. Он был бы рад сотрудничать  с  такой  процветающей
фирмой,  как  Дом  моделей  Даниэлы  Лоренте.  Даниэлу   тоже   интересовала
совместная работа, - она как раз заканчивала новую коллекцию и  уже  настало
время воплотить  эскизы  в  готовые  модели.  Алехандро  брался  разработать
рисунки тканей для новой коллекции Даниэлы.
     Спокойно беседуя, Даниэла и Алехандро, вышли из ресторана и  подошли  к
стоянке, где была припаркована машина сеньора Овьедо. Машину подогнал к  ним
парень, работавший на стоянке, его лицо показалось Даниэле знакомым. И вдруг
она вспомнила, где она его видела. Никогда в жизни она его не  забудет.  Это
был один из трех подонков, которые надругались над ней той страшной ночью. У
Даниэлы хватило сил не закричать сразу, чтобы не спугнуть его. Это он! Он! И
вместо того, чобы вернуться в Дом моделей, Даниэла отправилась в полицию.
     Херардо уже когда-то говорил Даниэле,  что  нужно  заявить  в  полицию,
однако она, как и многие другие женщины, подвергшиеся  насилию,  не  сделала
этого. Рассказать посторонним людям о том, что произошло,  казалось  стыдно,
неловко.  Но  теперь,  когда  она  увидела  рожу  этого  типа,   преспокойно
разгуливающего  на  свободе,  поняла,  что,   совершив   одно   преступление
безнаказанно, он и его дружки будут искать новые жертвы. Она  должна  помочь
остановить насильников! Она больше не будет пасовать перед злом!
     Заявление Даниэлы было  принято  и  преступники  в  тот  же  день  были
арестованы. Херардо сказал, что за групповое изнасилование их  ждет  суровая
кара  -  до  двадцати  пяти   лет   тюремного   заключения.   Справедливость
восторжествовала, и Даниэле даже стало казаться, что черная полоса ее  жизни
миновала, что виден свет в конце туннеля. Однако прошло еще немало  времени,
прежде, чем туннель остался позади...
     Когда дело касалось полиции, Даниэла всегда  обращалась  за  помощью  к
Херардо  и  Филипе,  высокопрофессиональным  адвокатам.  После   того,   как
преступники оказались за решеткой, Херардо и Филипе  зашли  в  Дом  моделей,
чтобы узнать, как прошла очная ставка, необходимая  для  следствия.  Даниэла
рассказала им, что преступники сознались, и друзья  уже  собрались  уходить,
когда в кабинет вдруг вошел Ханс.
     Увидев своего соперника, и как он теперь знал,  счастливого  соперника,
Филипе хотел поспешно  уйти.  Каково  же  было  его  изумление,  когда  Ханс
окликнул его и предложил зайти в  кафе  и  поговорить.  Филипе  ожидал  чего
угодно, только не этого.
     Хансу было что сказать Филипе. Последние несколько дней  он  напряженно
думал обо всем, что случилось с ним, о Джине, о Филипе. Как и тогда,  восемь
лет назад, Джина стала тянуть с отъездом. Нет, она не  отказывала  ему,  она
улыбалась, называла его ласковыми словами, клялась в любви, обещала выйти за
него замуж, и в то же время, как только речь заходила об отъезде в Германию,
умоляла не назначать окончательной даты и просила подождать еще немного.
     Это повторялось так много раз, что постепенно Ханс  понял  -  Джина  не
хочет ехать с ним, и теперь будет бесконечно тянуть резину, пока не добьется
своего. В прошлый раз она добилась того, что Филипе женился на  ней.  Какова
ее цель сейчас? Нетрудно было догадаться - она  хочет,  чтобы  Филипе  снова
стал обращать на нее внимание. Она по-прежнему использует  Ханса  для  того,
чтобы подстегнуть Филипе.
     Стоит ли говорить о том, что Ханс любил Джину. Восемь лет  своей  жизни
он потратил на эту женщину,  которая  то  приближала  его,  то  отталкивала,
постоянно мучила его неизвестностью,  на  словах  любила  его,  а  на  деле,
похоже, любила другого.
     Все его последние сомнения развеял разговор с Даниэлой.  Глядя  на  его
мучения, она взяла на себя смелость и  посоветовала  ему  как  можно  скорее
улететь в Германию. Без объяснений и прощаний. Сесть в ближайший  самолет  и
тем самым поставить точку в этой истории.
     И Ханс без обиды принял совет друга.  Нужно  возвращаться  в  Германию!
Уехать, не прощаясь,  иначе  Джина  снова  уговорит  его  подождать,  и  эта
неизвестность не кончится никогда.  Неизвестность,  от  которой  страдал  не
только он, но и она, и Филипе, и дети. Ханс понял, что Джина любит  мужа,  и
решил больше не мешать ее счастью, напротив, помочь ей  вновь  обрести  его.
Именно для этого он привел Филипе в кафе.
     Филипе с недоверием смотрел на "этого немца". Он не мог не видеть,  что
Ханс интересный мужчина, а кроме того, хороший,  честный  человек.  Отрицать
это было бы верхом необъективности. Но ему тем более неприятно было смотреть
на Ханса - ведь Джина скоро уедет с ним и будет потеряна навеки. Он держался
настороже, боясь новых  оскорблений.  Сколько  раз  они  сцеплялись  с  этим
человеком! Филипе терялся в догадках.
     Ханс заказал два коньяка. Филипе пытался возражать, но "немец"  настоял
на своем. Ханс заговорил, и его слова невероятно удивили Филипе.
      - То, что я скажу - важно, - начал Ханс. - Потому что вы любите Джину.
Она говорит, что собирается за меня замуж, но это неправда. Я был  ей  нужен
только для самоутверждения. Я хочу, чтобы  вы  знали,  Филипе:  я  уезжаю  в
Германию один. Я хочу, чтобы вы помирились.
     Филипе искоса взглянул на немца. Не шутит ли он? Не смеется  ли?  Может
быть, он притворяется,  издевается  над  обманутым  мужем.  Филипе  заморгал
глазами и снова бросил быстрый взгляд на Ханса. Чего он хочет? А может Джина
подговорила  любовника  помирить  их?  Этого  Филипе  никак  не   мог   себе
представить, и тем не менее Ханс отказывается от Джины...
      - Она меня подло обманула, - пробормотал Филипе. Ханс вздохнул. Как не
понимает  этот  глупый  человек,  какое  счастье  в  его  руках.  Ведь   его
по-настоящему любит такая необыкновенная женщина как Джина. А  он  привык  к
ней, привык к своему счастью, позволил себе не обращать на нее внимания. Она
была в отчаянии, она не знала, что сделать, чтобы растормошить мужа.  И  тут
попался он, Ханс.
      - Берегите ее, Филипе, - говорил Ханс, - и не повторяйте своих ошибок.
Идите к ней и завоюйте ее любовь. Она очень нуждается в ласке, и часть  вины
за произошедшее лежит на вас.
     Филипе  повертел  в  руках  опустевшую  рюмку.  Вздохнул,  заказал  еще
коньяку. Снова посмотрел на Ханса.  Честное  открытое  лицо,  -  похоже,  не
обманывает. Ханс говорил то, что думает, и, он  был  прав.  Как  Филипе  был
благодарен ему в эту минуту. Если бы час назад ему  сказали,  что  он  будет
испытывать к своему сопернику такие чувства, он бы счел себя сумасшедшим. Но
вот - он сидит в кафе с Хансом и они мирно пьют коньяк. Жизнь такая  сложная
штука!

0

42

Глава 50

     Джина и не подозревала, что двое  мужчин  в  ее  отсутствие  решали  ее
судьбу. Она находилась у Сонии, которая в  последние  дни  совсем  не  могла
оставаться одна.
     История, начавшаяся восемь  лет  назад,  пришла  к  своему  логическому
концу - Рамон ушел  из  дома.  Он  ушел,  не  взяв  с  собой  ничего,  кроме
нескольких личных вещей. Сония пыталась  остановить  его.  Пусть  не  любит,
только бы остался с ней. Без него она погибнет!..
     Но Рамон настоял на своем. Он мог бы внять уговорам Сонии  и  остаться,
несмотря ни на что, если бы не Маргарита. Он любил эту девушку, и знал,  что
она отвечает ему взаимностью. Однако, его жизнь в  доме  Сонии  омрачает  их
счастье. Маргарита знала Сонию с детства, она была ей благодарна за  Рамона.
Но ничего не могла поделать со своими чувствами. Поэтому он уходил.  Жить  с
одной, а любить другую - это было противно Рамону.
     Ему непросто дался этот шаг. Он давно пытался уйти из дома Сонии - и не
мог. Всякий раз Сония слезами, уговорами, ласковыми словами, напоминанием  о
его неоплатном долге перед ней,  уговаривала  его  остаться.  Но  теперь  он
уходил. После решительного объяснения с Маргаритой,  когда  она  призналась,
что любит его, оставаться с Сонией было невозможно.
     Сония снова залилась слезами и бросилась перед ним на колени. Она  была
готова на все - сделать для него, что угодно, отправиться в путешествие -  у
него будет все, чего он только пожелает...
      - Не все покупается, Сония, - тихо сказал Рамон. Ему было жаль  Сонию,
которую он продолжал любить, но не как женщину. Он страдал из-за  того,  что
ему приходилось делать ей больно, но другого пути не было. Дальше будет  еще
больнее.

     * * *

     После ухода Рамона дом  совсем  опустел.  Сония,  как  тень  ходила  по
комнатам. Она была почти не в силах оставаться одна - одиночество давило  на
нее, и она боялась, что окончательно сойдет с ума. Едва дождавшись утра, она
ехала в Дом моделей, к своим подругам, единственным  друзьям  -  к  Джине  и
Даниэле. Разговор с ними как-будто  отрезвил  ее  на  время,  но  стоило  ей
вернуться в свой холодный пустой дом, как обида снова захлестнула ее.  Сония
не выдержала и, заявившись к Маргарите, устроила скандал.  Она  называла  ее
воровкой, кричала, что Маргарита украла у  нее  самое  дорогое,  забыв,  что
Рамон - не вещь, которую можно украсть, а живой человек, который сам ушел от
нее.
     Сония в глубине души чувствовала, что их отношения исчерпаны,  и  Рамон
волен в своем выборе, но как быть  с  ней?  Она  разве  не  имела  права  на
счастье? Так почему же жизнь сыграла с ней такую злую шутку?
     Сония перечеркнула всю свою жизнь. И, бесцельно  бродя  по  опустевшему
дому, она думала о своей горькой участи.  Почему  так  одинока  и  пуста  ее
жизнь? У других тоже было не все гладко, но у них были семьи, их любили.  Во
многом Сония винила мать. Если бы не та, она бы  вышла  замуж  за  человека,
которого любила и который любил ее - за Мануэля. Теперь же  все  в  прошлом.
Мануэль нашел свое счастье с Ракель, и хотя Ракель больше нет, - он отдал ей
всю свою любовь, все свое сердце.

     * * *

     После смерти жены Мануэль,  действительно,  чувствовал  себя  так,  как
будто жизнь кончилась, и теперь уже никогда не  обретет  для  него  прежнего
смысла. Целыми днями он неподвижно сидел, смотря в одну точку, ни с  кем  не
разговаривая, отказываясь от пищи.  Он,  казалось,  забыл  обо  всех  -  мир
перестал для него существовать. Долорес не знала, что делать с ним, и все ее
усилия вернуть сына к жизни были напрасны. Он был уверен, что  после  смерти
Ракель  ему  уже  не  подняться.  Единственное,  чего  ему  хотелось  -  это
последовать за женой в могилу. Он даже перестал причесываться и умываться, и
в один прекрасный день Долорес пригрозила,  что  принесет  садовый  шланг  и
окатит его водой, если так будет продолжаться  и  дальше.  Но  сын  даже  не
улыбнулся.
     Как это часто бывает, дети не похожи на родителей, но зато внуки многое
перенимают от своих бабушек и дедушек Так и случилось в этой семье.  Тино  с
детства участвовал во всех  "мероприятиях",  затеваемых  бабушкой  (которые,
надо сказать, обычно как раз соответствовали его возрасту).
     Тино очень любил мать, и ее смерть для него была большим ударом, но,  в
отличие от Мануэля, он помнил, что его мама любила смеяться, была веселой, и
ей бы совсем не понравилось, если бы она увидела, каким стал папа  после  ее
смерти. Он помнил о ней, и выполнял вместе с бабушкой данное маме  обещание:
смех и веселье никогда не смолкнут в их доме.
     Поэтому, когда Долорес решила затеять  поездку  за  город  -  на  берег
озера, с палатками, кострами и катанием на водных лыжах, Тино с  готовностью
взялся за дело. Вместе с бабушкой они объездили все магазины, где продавался
туристический инвентарь -  накупили  палаток,  надувных  матрасов,  спальных
мешков, котлов и еще Бог знает чего.  Все  это  поместилось  в  гостиной,  и
Акилесу было  дано  срочное  задание  научиться  ставить  палатки,  надувать
матрасы и вообще пользоваться тем, что было приготовлено для поездки.
     Решили взять всех знакомых детей - Игнасио, Джину  Даниэлу,  Густавито,
Луиситу, школьных приятелей Тино. О мотоцикле уже не могло быть  и  речи,  и
Долорес решила взять напрокат автобус, управлять им будет,  разумеется,  она
сама. Все знают, что она первоклассный водитель - ездит же она на  мотоцикле
уже восемь лет без прав! Тино предлагал купить  еще  и  трайлер,  но  Лолита
отклонила это предложение.
     Долорес с удовольствием наблюдала за Тино,  увлеченно  рассматривающего
туристические снасти. Все, что  делала  Долорес,  всегда  было  сопряжено  с
юмором и зажигательным весельем, - все вокруг, сами того не желая,  начинали
улыбаться и забывали о своих горестях. Похоже, что Долорес могла расшевелить
кого угодно. Единственным исключением был Мануэль. Он  только  отмалчивался,
когда мать пыталась что-то предложить  ему.  Ехать  с  детьми  за  город  он
отказался наотрез.
     Она без ложной скромности могла гордиться собой,  глядя  на  довольного
внука, - ведь именно это было ее главной целью.
     Долорес решила до поры до времени  оставить  сына  в  покое,  но  после
поездки с детьми она еще возьмется за него! А пока нужно было договориться с
родителями детей. И Долорес, усевшись на мотоцикл, начала объезжать знакомые
дома. В конце концов ей удалось уговорить всех, хотя  и  не  без  некоторого
труда. Филипе, который видел в Долорес копию Джины, боялся,  что  она  дурно
повлияет на детей. Он с подозрением относился к таким  энергичным  женщинам.
Но ведь ему именно такие и нравились.  А  Бебес  уже  давно  шла  по  стопам
матери, уверяя всех, что она - богиня.
     Долорес заехала к Каролине - пригласить в поездку Луиситу, - ив  первый
раз столкнулась с Амандой. Эти две женщины, каждая из которых была по-своему
сильна и значительна, тем не менее  были  полными  противоположностями  друг
другу. Аманда, конечно, слышала о Долорес и раньше, но она представить  себе
не могла, что эта старуха до такой степени нелепа. Долорес лихо подкатила  к
их дому на мотоцикле, сняла шлем, и взору удивленной Аманды предстали пышные
платиновые кудри. Аманда, которая последние тридцать лет  носила  коричневую
юбку и две  сменные  блузки,  гладко  зачесывала  волосы  в  пучок,  -  была
потрясена, если не возмущена, что женщина ее возраста может  позволить  себе
такое! А уж когда Долорес открыла рот и  стала  приглашать  в  эту  безумную
поездку и ее, у Аманды просто язык  отнялся.  Долорес,  делая  вид,  что  не
замечает ее изумления, сыпала:
      - Поедем вместе, дарлинг! Я возьму напрокат автобус. Ну ладно, если не
хочешь  сейчас,  мы  с  тобой  потом  договоримся   -   пойдем   куда-нибудь
развлечемся. Ты здесь сидишь взаперти, а там столько мужчин только и мечтают
познакомиться с тобой!
     Аманда, услышав такие чудовищные  предложения,  может  быть  впервые  в
жизни не нашлась что ответить. Ей в жизни еще не предлагали такого! Не найдя
подходящих слов, она, казалось, просверлила Долорес пронзительным  взглядом,
но Долорес как ни в чем не бывало продолжала:
      - Ты такая красавица, тебе надо только приодеться. Нам  будет  безумно
весело! До встречи, дорогая!
     Аманда чуть не задохнулась от ужаса и оглянулась на дочь. Каролина  как
ни в чем не бывало махала Долорес рукой. Дождавшись, когда мотоцикл  Долорес
исчез за поворотом, Аманда вынесла свой "приговор":
      - Ну и старуха. Чокнутая! Каролина только рассмеялась.

     * * *

     Следующим адресом был дом Даниэлы - здесь жил приятель  и  одноклассник
Тино - Игнасио, сын Доры и внук Марии. С некоторых пор в  жизни  этой  семьи
тоже стали происходить изменения, и, казалось, изменения к лучшему.  Дело  в
том, что несколько недель назад снова появился Марсело. Но  теперь  это  был
уже не тот эгоистичный и легкомысленный парень,  готовый  на  все,  лишь  бы
удовлетворить свои желания. Судьба хранила его - он не попал в тюрьму  и  не
скатился на дно. Напротив, он стал работать, посерьезнел и решился, наконец,
просить прощения у родителей. Каково же было его изумление, когда, подойдя к
дому, где служили родители, он увидел Дору с  мальчиком  лет  восьми.  Сразу
блеснула догадка - его сын!
     Прошло  немало  времени,  прежде,  чем  Марсело  удалось  поговорить  с
матерью. Она сначала не хотела разговаривать,  даже  не  смотрела  на  него,
по-прежнему  считая  его  виновным  в  смерти   отца.   Однако,   постепенно
материнское сердце размякло, Мария уже не прогоняла его и даже  замолвила  о
нем слово перед Дорой. Но простит ли она его, этого  Марсело  не  знал.  Ему
сказали, что мальчик считает, что его отец умер  -  это  было  очень  обидно
Марсело. Он  так  надеялся  и  нуждался  в  прощении,  так  хотел,  наконец,
соединиться с дорогими ему  людьми.  Он  был  уверен:  мать,  Дора,  Игнасио
никогда не пожалеют, если простят его.

     * * *

     Договорившись с родителями, Долорес занялась разработкой маршрута.  Она
рассчитывала на три-четыре дня. Закатив глаза, сеньора мечтала о катании  на
водных лыжах, о ночном костре... Сын с грустью посмотрел на  нее  -  неужели
она   недавно   плакала   над   гробом   Ракель?   Долорес   поймала    этот
удивленно-грустный взгляд Мануэля.
      - Жизнь гораздо проще, чем ты думаешь, - заметила Долорес.  -  У  меня
вот только одна проблема. Следует ли брать с собой бикини?
     Долорес, Тино и верный Акилес были полны планов перед  поездкой  -  они
будут плавать, гулять, разводить костры, будут  запекать  овощи  и  мясо,  а
когда на небе появится луна, будут петь песни о любви!
     Мануэль только качал головой. Он не мог так быстро  менять  настроение,
так быстро переключаться, хотя постепенно стал понимать, что нужно собраться
с силами и жить - хотя бы в память о Ракель. То же самое говорил ему и  сын.
Почти каждый день к Мануэлю приходил Хуан Антонио  -  он  испытывал  большую
необходимость в Мануэле - как в друге, как  в  компаньоне.  Он  считал,  что
Мануэль должен прежде всего вернуться на работу. И вот  настал  день,  когда
Мануэль согласился.

0

43

Глава 51

     Потеряв все свои деньги, Альберто как никогда раньше стал  зависеть  от
Ирене. Как хорошо, что эта женщина встретилась на его пути. Он знал, что она
безумно влюблена в него, но этого одного было недостаточно,  чтобы  вытрясти
из нее деньги. Ирене еще не забыла нищую жизнь. Однако, слепая  ненависть  к
Даниэле, желание отомстить  ей,  в  сочетании  с  любовью,  давали  желаемый
эффект. Альберто нарочно растравливал ее самолюбие, рассказывая, как Даниэла
смеялась над ней. Теперь он был уверен - Ирене не пожалеет последнего  песо,
чтобы расквитаться с Даниэлой.
     Он мог бы  вздохнуть  с  облегчением,  если  бы  не  Моника,  она  явно
переставала ему доверять. Хотя ласковыми уговорами ему удавалось всякий  раз
переломить ее недоверие и уверить в том, что злые люди наговаривают на  него
и Ирене, но он видел - сомнения не покидают ее. Кроме того,  с  каждым  днем
все труднее стало сдерживать раздражение, которое  Моника  в  нем  постоянно
вызывала. Он терпеть ее не мог - эту  женщину,  эту  сентиментальную  глупую
девчонку. Ирене, та хоть была похитрее.
     Он видел пристальный взгляд Моники, обращенный на них с Ирене, и  верно
оценивал его: жена сомневается в их "просто дружбе". Что ж, Альберто изыскал
аргумент, доказывающий благородство Ирене. Ведь она мало того, что  снабдила
их деньгами, она еще предложила оплачивать обучение Моники  в  университете.
Такое благородство и бескорыстие должны были произвести  на  Монику  сильное
впечатление. Альберто на это и рассчитывал. Он  вообще  очень  высоко  ценил
свои способности манипулировать людьми.
     Одной из своих побед он считал и Рубена. Мальчишка буквально на  глазах
превращался из послушного мальчика в отпетого негодяя. Мало того, что он без
зазрения совести стащил у Аманды деньги, -  Альберто  покатывался  со  смеху
всякий раз, когда представлял себе лицо Аманды, не нашедшей  денег  в  своем
кошельке, - он сумел выдержать бесконечные разговоры по душам, которыми  его
осаждали брат и Херардо. Альберто не сомневался, что кража из сумки Аманды -
только успешное начало. Рубену снова потребовались деньги... Альберто не дал
их по уважительной причине - у него ничего не было, он сам  жил  в  долг.  А
мальчишка уже не мог обходиться без больших  денег.  За  деньги  ему  делали
домашнее задание, он посещал проститутку, в которую имел глупость влюбиться.
Нет, теперь, чтобы достать деньги, он не остановится ни перед чем.  Альберто
прыгнул на журнальный столик, включил музыку и стал дирижировать.
     Он не учел только одного. Этим неучтенным фактором был Давид. Он изучил
Альберто гораздо лучше любой из женщин, знал его прошлое, знал  все  стороны
его характера. Альберто же видел в  Давиде  смазливого  парня,  ревнивого  и
жестокого, способного на все - на грабеж, убийство. Но  он  не  догадывался,
что Давид способен еще и на простую человеческую жалость. Эту жалость у него
вызывала Моника. Настало то время, когда Давиду можно было забыть обо  всех:
Альберто,  Ирене,  Монике,  но  ему  хотелось  открыть  глаза  последней  на
человека, которого она любит.
     Моника была в доме одна,  когда  зазвонил  телефон.  Сняв  трубку,  она
услышала знакомый голос. Это он, негодяй и  вор,  укравший  у  Альберто  все
деньги!
      - Что касается негодяя, то мне стоит поучиться у Альберто, -  услышала
она спокойный насмешливый голос. - А что касается вора, то тут  вор  у  вора
дубинку отнял. Деньги-то у Альберто ворованные. Как ты думаешь, откуда они у
него? Он тебя обманывает. Уходи от него, Моника.
     Моника хотела бросить трубку, чтобы больше не слышать новых слов лжи  о
муже. Как будто весь свет решил клеветать на него.  Она  уже  почти  бросила
трубку, но что-то  остановило  ее.  Действительно,  откуда  у  Альберто  эти
деньги? Почему он хранил их дома? Почему все говорят о нм одно и то же?  Она
продолжала слушать.
      - Херман сказал Ирене, что его наняла Даниэла..  Это  была  шутка.  Он
просто хотел, чтобы Монтенегро побывала в шкуре жертвы. Послушай меня, уходи
оттуда. А если не веришь, спроси у Альберто о Черте.
     Когда Давид  положил  трубку,  Моника  еще  некоторое  время  судорожно
сжимала ее в руках. Значит, мама не виновата. А она  наговорила  ей  столько
ужасных вещей... Уйти от Альберто? Но куда?  После  того,  что  она  сказала
Даниэле, она не смеет даже  просить  у  нее  прощения...  Моника  решительно
тряхнула головой - нет, все это ложь, интриги  и  обман.  И  как  она  может
верить Давиду, который обокрал  Альберто,  своего  друга.  Но  что  касается
Даниэлы, то, возможно, он говорит правду. Моника не знала, что и подумать.
     Мужа не было  очень  долго.  Моника  не  на  шутку  забеспокоилась.  Он
появился только вечером, сказав, что искал помещение для одного предприятия,
которое он собирается открыть вместе с Ирене.
      - А правда, что деньги, которые взял Давид, были краденые? -  внезапно
спросила Моника. - Мне сказал об этом  по  телефону  Давид.  И  еще  я  хочу
спросить тебя о твоем друге по имени Черт.
     Альберто взвился. Вот что позволяет себе этот подонок!
     Мало того, что он украл деньги, он  еще  смеет  звонить  сюда!  А  дура
Моника слушает и требует ответа на идиотские вопросы. Это привело Альберто в
ярость. Он не обязан перед ней отчитываться. А этот Черт -  один  кретин,  о
котором лучше никому не  вспоминать.  Альберто  с  ненавистью  посмотрел  на
Монику - он не позволит ей сомневаться  в  себе  ни  на  одно  мгновение,  а
иначе... Он не договорил, потому что пришла Ирене. Они собирались  обсуждать
свои дела, и Моника, чтобы не мешать,  вышла  попить  кофе  с  Дениз,  своей
подругой  по  университету,  которая  собиралась  возвращаться  к  матери  в
Монтеррей.

     * * *

     Ирене вышла из больницы, она была  еще  слаба,  но  держалась  отлично.
Теперь она жила двумя страстями - любовь к Альберто и ненависть  к  Даниэле.
Они заговорили о  делах.  Альберто  рассказал  Ирене,  что  нашел  идеальное
помещение для дома моды и назвал цену. Ирене удивилась, она не  думала,  что
помещение будет стоить так дорого.
     Альберто  поморщился.  Конечно,  можно  найти   что-нибудь   подешевле,
например, нанять фургон у бродячих торговцев.  Он-то  думал,  что  дом  моды
Ирене Монтенегро будет соперничать с Домом моделей  Даниэлы  Лоренте.  Ирене
ничего не оставалось, как только согласиться. Следующим пунктом  был  подкуп
Росы, секретарши Даниэлы. По мысли Альберто,  она  должна  была  скопировать
эскизы новой коллекции Даниэлы. Ирене не верила, что Роса способна на  такое
предательство, но Альберто умел видеть людей насквозь,  он  знал,  что  Роса
разочарована в жизни, сетует на бедность, завидует Даниэле. Он  был  уверен,
что если ей заплатить достаточно, она сделает все, о чем ее попросят.
     Его прервал телефонный звонок. Трубку взяла Ирене и к своему  удивлению
услышала голос Давида. Он сразу же узнал ее и насмешливо спросил, отдала  ли
она уже свои денежки Альберто. Ирене в отличие  от  Моники  не  поверила  ни
слову и только передала трубку Альберто, чтобы тот услышал все своими ушами.
А Давид говорил:
      - Альберто  тебя  не  любит.  Альберто  никого  не  любит.   Если   он
когда-нибудь кого-то и любил, то только не тебя.
     Это было уже слишком.
      - Или ты к черту! - рявкнул в трубку Альберто, но Давид был спокоен.
      - Ты же все равно скоро прогоришь, и Ирене сама поймет, что  я  сказал
ей правду.
     Когда Альберто повесил трубку, Ирене в недоумении спросила его,  почему
его друг говорит о нем такие гадости? Альберто  поморщился  -  он  не  хотел
больше ни слышать Давида, ни говорить о нем. Он уже подумывал, не сменить ли
ему номер телефона. Ирене вздохнула. Если бы не Моника, он мог бы  переехать
к ней - в большой роскошный особняк, в  котором  ей  так  одиноко  последнее
время. Альберто был готов, но нужно подождать еще три месяца,  пока  родится
ребенок у Моники.
      - Как бы я хотела поскорей  отделаться  от  Моники  и  ее  ребенка!  -
капризно воскликнула Ирене.
      - Наберись  терпения,  любовь  моя,  -  нежно  обнимая   ее,   ответил
Альберто. - Когда я подарю ее ребенка, Даниэла сойдет с ума.

     * * *

     Моника с трудом преодолела последние ступени  лестницы,  тихо  вошла  в
холл, взглянула на себя в зеркало. Бледное  лицо,  потухшие  глаза,  кое-как
причесанные волосы. Ей стало не по себе. Конечно, даже  красивые  женщины  в
последние месяцы беременности теряли свою привлекательность, но ведь ее лицо
не подурнело: она  испугалась  того  застывшего  выражения  печали,  которое
делало ее намного старше; сиявшие прежде искрометным блеском глаза потухли и
потемнели. Да, ее трудно узнать, -  приговор  зеркала  был  неумолим.  И  на
память тотчас пришли предостережения матери, ее слова  об  Альберто,  как  о
человеке страшном, без чести и совести, для  которого  в  жизни  нет  ничего
святого. Он обманывает ее, как обманывал всех  до  нее:  Даниэлу,  Каролину,
детей. Но что чужой опыт, все хотят  иметь  свой.  В  последние  дни  Моника
вспоминала, как Даниэла молила ее подумать, прежде, чем решиться выйти замуж
за  Альберто  Сауседо.  Но  нет,  мало  того,  что  она  ушла  из   теплого,
гостеприимного  дома  своих  родителей,  она  наговорила   кучу   дерзостей,
недостойных оскорблений Даниэле,  которая,  конечно  же,  никогда  этого  не
простит. Моника сама обрубила все нити,  связывающие  ее  с  домом.  Теперь,
всякий раз, когда она переступала порог мрачного, холодного жилища Альберто,
в памяти настойчиво всплывали  то  светло-мажорные  обои  в  ее  собственной
уютной комнате, то заботливый милый облик Марии, которая до  последних  дней
никогда не забывала побаловать свою любимицу чем-то вкусненьким. А  как  она
отвыкла от цветов, которые дома стояли повсюду...
     Моника провела рукой по лбу и лицу, словно пытаясь стереть  появившееся
мрачное выражение и предстать  перед  Альберто  с  довольным  выражением  на
лице, - муж хотел видеть ее счастливой и радостной. Наверное,  на  этот  раз
она довольно долго простояла перед зеркалом, не давая знать о своем приходе.
Дверь в  гостиную  была  открыта  и,  прислушиваясь,  она  различила  голоса
Альберто и Ирене. Они беседовали вполне мирно и  от  этого  чудовищность  их
слов показалась бедной Монике чем-то нереальным. Она  схватилась  за  выступ
дверного проема,  чтобы  не  упасть  от  приступа  головокружения,  сдержать
подступающую к горлу тошноту. Но, очевидно, непроизвольно она издала звук, -
то ли стон вырвался из ее груди, то ли горестный вздох, а может сдерживаемые
рыдания. Оба мгновенно  обернулись  на  дверь,  почувствовав  едва  заметное
замешательство. Альберто тут же подскочил к  Монике,  взял  из  рук  тяжелую
сумку, заботливо усадил на диван. Моника  едва  ли  что-нибудь  понимала  из
происходящего, в голове назойливо вертелось одно: под любым  предлогом,  как
можно скорее - вон из этого страшного дома от этого чудовища в облике  мужа.
Пока она сидела с закрытыми глазами на диване ц  пот  градом  лил  по  лицу,
перед ее мысленным взором вставал и вставал ее муж с дирижерской палочкой  в
руках,  управляющий  невидимым  оркестром  -  устрашающие  тревожные   звуки
вагнеровских аккордов доводили его до степени крайнего возбуждения.  Сначала
она удивлялась этому, потом привыкла, а позже стала  пугаться,  видя  его  в
таком состоянии. Но все чудачества Альберто меркли  перед  тем,  что  Моника
только что услышала... А потом... потом: "Когда я подарю ее ребенка, Даниэла
сойдет с ума".
     Так вот, значит, в  чем  дело!..  Это  его  месть  матери,  ее  любимой
Даниэле. Только бегство спасет ее и ее ребенка от этого чудовища! Она словно
очнулась и, как ни в чем ни бывало, извинившись перед ними обоими,  пошла  к
себе наверх:
     "Наверное, понизилось давление, это случается в моем положении...".
     И когда, несколько часов спустя, Моника собрала  в  чемодан  все  самое
необходимое и спустилась в холл, ее руку  перехватила  железная  рука  мужа,
неожиданно оказавшегося тут. Куда она?  Собрав  всю  свою  волю  в  кулак  и
понимая, что сплоховать на сей раз равносильно смерти, она, показав на  свой
живот, объяснила, что  хочет  раздать  вещи,  которые  ей  малы...  а  после
родов... после родов они купят новые, ведь так, милый? Да?
      - Не стоит быть такой расточительной, дорогая, - Альберто взял чемодан
и подвел Монику к лестнице,  ведущей  в  спальню.  -  Тебе  надо  отдохнуть,
любимая.
     Моника безропотно повиновалась. Оставшись в гостиной, Альберто предался
размышлениям. Моника с чемоданом в руках не выходила у него из головы. Может
быть она слышала их разговор с Ирене? Нет, он чутко  улавливает,  когда  она
открывает дверь... Альберто поднялся: его ждала  Ирене.  До  Моники  донесся
хлопок  закрываемой  двери.  Связав  вещи  в  два  узелка,  затаив  дыхание,
крадучись  спустилась  в  гостиную.  На  цыпочках  она  подошла  к  двери  и
распахнула ее. Светило солнце, щебетали птицы,  с  улицы  доносились  гудки,
где-то  играла  музыка...  Страшное  наваждение  кончилось.  Моника   быстро
пересекла сад и вышла на улицу. Поймав такси, Моника вздохнула свободно. Она
сделает все, чтобы он не нашел ни ее, ни ребенка. Никогда.
     Вернувшись домой поздно  вечером,  Альберто  понял,  что  Моника  ушла:
обычно, когда бы он ни  являлся,  в  окнах  горел  свет  -  девушка  боялась
темноты. Еще из машины, увидев темный дом, он сразу обо всем догадался:  она
слышала его разговор с Ирене и сумела-таки провести его. Ну, что ж,  он  все
равно не отступится от задуманного, сдержит, чего бы ему это ни стоило, свою
клятву и отомстит ненавистной Даниэле. Иначе слишком дешево для нее и  всего
семейства обойдется его восьмилетнее заточение в тюрьме!..  Слишком  дешево!
Альберто плюхнулся на  диван  и  уставился  в  одну  точку.  Ему  было  мало
содеянного, он как помешанный жаждал крови, больше крови  и  страданий  тех,
кого считал виноватыми в своей неудавшейся жизни.
     Он позвонил Ирене и рассказал об исчезновении Моники.  Ирене  принялась
утешать его:
      - Не расстраивайся, ты и так сломал ей жизнь. Чему я, конечно, рада, -
не без ехидства добавила она. - И если Даниэла не желает  знать  свою  дочь,
тем лучше для нас.  Успокойся,  дорогой,  давай  лучше  займемся  собой!  Мы
свободны, любим друг друга. Оставь мысли о Монике, переезжай ко  мне,  будем
жить вместе!..
     Альберто отказался: пока не время.
     Ирене лежала на постели, обдумывая, чем бы завлечь Альберто. Конечно, в
словах Матильды, откровенно презиравшей Альберто, есть доля здравого смысла;
рисковать всем состоянием  опасно.  И  тем  не  менее,  единственный  способ
держать Альберто  около  себя,  -  создать  "дом  моды  Ирене  Мон-тенегро".
Вдобавок ко всему, - они разорят Даниэлу, пустят "принцессу" по миру.  Ирене
приняла окончательное решение  вложить  деньги  в  это  предприятие,  о  чем
немедленно и известила Альберто. Вечером они держали  совет.  План  Альберто
был все в том же: подкупить Росу и, заполучив через нее коллекцию, опередить
Даниэлу. Ирене будет  заниматься  моделями.  Он  возьмет  на  себя  рекламу,
договоры с покупателями, аренду помещения. Ирене не возражала.
      - Завтра пошлем  Матильду,  пусть  уговорит  Росу  прийти  к  нам  для
разговора.
     Ирене  колебалась,  -  Матильду,  уже  приходившую  в  Дом  моделей  за
Даниэлой, могут узнать. Альберто это не интересовало:  завтра  вечером  Роса
должна быть в доме Ирене.
     Утром следующего дня он начал поиски жены. Первым делом он направился к
Маргарите. Но в доме подруги Моники не оказалось. Зато там он застал  своего
старшего "сыночка", Эдуардо, который не замедлил сообщить ему, что в  случае
чего и кулаки пойдут в ход. Нервы Альберто были на пределе, и маска "родного
отца" спала. Он с ненавистью смотрел на Лало. Каков?! Альберто,  озлобившись
невероятно, пообещал всей семейке, а особенно Каролине, устроить такое,  что
они надолго его запомнят. На Эдуардо это не подействовало: "Ты  имеешь  дело
не с беззащитным ребенком, каким ты бросил меня восемь лет назад, - наступал
он на отца, - теперь, будь уверен, я сумею защитить и себя, и своих близких!
А теперь убирайся отсюда!"
     Альберто уселся в машину и ухмыльнулся: хорошо, что у  него  два  сына.
Рубеном он был доволен. Словно зомби, мальчишка  делал  то,  что  хотел  он.
Впрочем, теперь парень озабочен только тем,  где  бы  раздобыть  деньги  для
своей прожорливой суки!.. В  один  из  очередных  визитов  сына,  умоляющего
помочь деньгами, Альберто достал из-под диванных подушек пистолет и протянул
его Рубену.  Мальчишка  сначала  было  не  хотел  брать:  "Боюсь,  в  тюрьму
попаду... бабушка говорила, мама..."
     Альберто усмехнулся про себя. Бабушка твоя и мама не  хотят?  Да?!  Так
будет не по-ихнему! Он уговорил сына взять оружие.  Тот  дрожащими  пальцами
запихнул пистолет под куртку. "Цель оправдывает средства!" - бросил  ему  на
прощанье Альберто. Как это  понимать?  А  как  хочешь!..  Он  оглядел  сына:
невысокий, худощавый блондинчик,  с  модной,  чем-то  напоминающей  прическу
отца, стрижкой. В одном  ухе  длинная  серьга.  Вольно  или  невольно  Рубен
становился похожим на Альберто, который всеми силами добивался того же.
     Ни  малейшего  стыда  не  проснулось,  ни  чувства  сострадания  в  его
испорченной душе не шевельнулось при мысли о мучениях, на которые он обрекал
младшего сына.

0

44

Глава 52

     Как скверно было на сердце Хуана Антонио, трудно было представить  даже
Мануэлю. Ни единой живой  души,  которая  посочувствовала  бы,  поняла,  как
невыносимо все происходящее. Пожалуй, он не испытывал ничего подобного с тех
пор, как похоронил свою первую жену и остался  один-одинешенек  с  маленькой
Моникой на руках. Казалось, мир потерял свои обычные  краски;  все  виделось
лишь в черно-белых тонах. Не  радовало  ничего.  Ни  работа,  в  которую  он
вкладывал всего себя, ни достаток, дававший возможность жить, ни в чем  себе
не отказывая. Он опять один. Но нынешнее одиночество было особенно тягостным
потому, что, оставив все Даниэле,  он  лишился  дома  -  то,  что  согревает
человека в самые  трудные  минуты  его  жизни.  Переселившись  в  отель,  он
почувствовал  вдруг  нестерпимую  тоску  по  дому,  по  его   теплу,   уюту,
удивительной атмосфере покоя. Но более всего ему  не  хватало  Даниэлы.  Так
странно устроен человек: он почти никогда не  ценит  то,  что  ему  дано.  А
потеряв самое дорогое в этом мире, он начинает стенать, молить  Бога,  чтобы
ему вернули несбереженное по  легкомыслию,  беспечности.  И  чем  больше  он
отдалялся от Летисии, тем чаще он задавался вопросом: "Как он вообще-то  мог
обратить на нее внимание, которую с детства знал  и  не  любил  за  вздорный
нрав? Как мог поддаться ее примитивным уловкам? Как  позволил  увлечь  себя,
разрешить делать то,  что  делала  она  с  ним,  едва  поступив  на  работу,
благодаря просьбам Моники и Даниэлы? И ни разу Господь Бог не вразумил  его,
преклонных лет мужчину, не заставил  задуматься,  а  ведь  она  подруга  его
дочери..." Куда несло  его,  уважаемого  сеньора  Хуана  Антонио,  солидного
предпринимателя, примерного  семьянина.  Он  с  ужасом  вспоминал  последние
месяцы жизни. И что больше всего угнетало его,  -  это  чувство  собственной
вины. Все, все сделал он сам, своими руками, своей седой головой. Голова его
и в самом деле побелела. Как ему льстили комплементы молоденькой охотницы: и
умен-то он, и красив, и мужчина в самом цвете... Чашечка  кофе,  поданная  с
таинственным видом. Легкое прикосновение ее пальцев к лацкану  его  пиджака,
на котором якобы прилепилась  малая,  но  заметная  неравнодушному  взгляду,
пушинка. Изящное порхание по кабинету с  деловыми  бумагами,  приседание  на
подлокотник его рабочего кресла. Едва ощутимое  прикосновение  груди  к  его
плечу, когда она, чуть наклонившись, раскладывала на столе бумаги. И как  бы
невзначай, робкий поцелуй. Сначала в  щеку,  потом  в  губы...  Эта  игра  с
молоденькой  девушкой,   от   природы   наделенной   врожденными   замашками
обольстительницы, все более втягивала его, заставив окончательно забыть  все
правила приличия, все, что стояло за ним: родной дом, любимая жена, дочь, их
благополучие...  Он  все  потерял,  устремившись  за  исчезающим   призраком
молодости.
     Но вот пришло отрезвление: что он наделал?! Мало того, что  девица  эта
годилась ему в дочери, мало того, что она была подругой его Моники... Как он
всем этим оскорбил Даниэлу, которую продолжал любить,  не  мысля  жизни  без
нее. Даниэла, он не сомневался, и сейчас любила его. Но возможно ли  склеить
то, что разбито? Этого Хуан Антонио не знал, хотя надеялся, что можно.
     Он побывал у Сонии, где между  прочим  заметил,  что  оставил  Летисию.
Сония нежно посмотрела на брата.
      - Вот мы и опять одиноки...
      - И одиноки по своей вине. То,  что  произошло  у  тебя  с  Рамоном  -
совершенно закономерно. Этого и следовало ожидать. Кстати, я предрекал  тебе
в свое время именно такой финал.
      - Так или иначе, моя любовь с Рамоном жила дольше, чем твоя  любовь  к
Даниэле, и не тебе меня учить... - Сонию  захлестнуло  раздражение.  И  лишь
справившись с собой, она сказала, переводя разговор на другую тему. -  Может
тебе не безынтересно узнать, что Моника ушла от Альберто. Но где она и что с
ней - пока неизвестно.
     Судьба дочери не могла  не  волновать  Хуана  Антонио.  Но,  по  иронии
судьбы, всегда, когда он думал о Монике, тут же вспоминалась и  Летисия.  Он
окончательно порвал с ней, хотя твердо решил помогать  ей  и  ребенку.  Хуан
Антонио винил Летисию, - она была инициатором всего, она соблазнила его...
     Не правда ли, в жизни мы нередко ищем виноватых? За все это  время  ему
ни разу не пришла в голову мысль о том, что  внутренняя  ответственность  за
сломанные судьбы лежит на нем, мужчине, хотя  он  и  не  был  соблазнителем,
увлекшим невинное создание. Прояви  он  в  нужный  момент  достаточную  долю
решительности, да просто оборви он зарвавшуюся, забывшую о рамках  приличия,
Летисию, - все могло бы  сложиться  иначе.  А  теперь,  игра  зашла  слишком
далеко, особенно Хуан Антонио приуныл, когда узнал, что  она  ждет  ребенка.
Конечно, он не мог не отдавать себе отчета, что Летисия плоть от плоти своей
матери. Анхелика уже наведывалась к нему, предъявляла ультиматум: он  обязан
помогать ее дочери, иначе... она устроит грандиозный  скандал!  "Не  хватало
еще скандала, " - подумал тогда Хуан Антонио, и сухо заверил  мать  Летисии,
что он возьмет на  себя  заботы  о  будущем  ребенке.  А  Летисии,  которая,
несмотря на запреты, время от времени внезапно появлялась то у него в офисе,
то в гостиничном номере, он так и сказал:
      - Нет, я не верю в твою любовь. Единственное, чего ты  всегда  хотела,
это мои деньги. Я буду тебе помогать, как и  обещал,  но,  конечно,  богатой
дамой из общества, как ты мечтаешь, тебе не стать. У тебя есть  только  одно
оправдание твоим поступкам - это молодость. Постарайся понять, что так  жить
нельзя. Жизнь не такая, как ты себе вообразила.
      - А откуда тебе знать, Хуан Антонио, что я вообразила себе, -  Летисия
была невыносимо груба, дерзка.
      - Тебе  надо  знакомиться  с  молодыми  людьми,  своими  сверстниками,
влюбиться в кого-нибудь по-настоящему, кто и  тебя  так  же  полюбит...  Как
Фико... Ведь он же любил тебя столько времени.
     Девушка была  вне  себя.  Глаза  ее  злобно  сверкали,  самолюбие  было
оскорблено до глубины души.
      - Похоже, ты совсем с ума сошел, Хуан Антонио!  Только  этого  мне  не
хватает, чтобы ты выдал меня за Фико... И пусть он усыновит твоего  ребенка!
Ясное дело, отличное решение всех твоих проблем! Нет, я  лучше  сдохну,  чем
Выйду  замуж за такого жалкого типа, как Фико!
      - Что ж, не мне решать такие вопросы. Но с тобой я не буду никогда. Не
приходи ко мне больше. Это мое последнее слово. И если будешь являться, я не
стану тебе помогать, что бы там ни случилось. И у тебя не останется  другого
выбора, как вернуться к родителям. Думай, что хочешь,  но  именно  так  я  и
поступлю, если ты не перестанешь играть в эти игры... с любовью.
     Порою Хуан Антонио был сам себе смешон,  жалок.  Ставя  себя  на  место
Даниэлы, он понимал, что нет ему прощения за все, что он натворил, что  будь
он на ее месте, и он бы вел себя так, как ведет она - решительно  и  твердо.
Он приходил к ней домой, в свой собственный когда-то дом, но на лице Даниэлы
видел лишь равнодушное выражение. Доходило до смешного. Она говорила ему:
      - Не смейте приходить сюда, я прикажу Марии, чтобы был сменен замок  у
входной двери!..
     Другой раз она не захотела  вообще  слушать  его  объяснений  и,  зажав
ладонями уши, промолвила:
      - Если вы не перестанете появляться здесь, я переменю квартиру.
     На следующий день после работы он снова отправился  к  Даниэле,  -  она
должна выслушать его во что бы то ни стало. Даниэлы дома не  было,  а  Дора,
смущаясь, объяснила:
      - Знаете, сеньор... сеньора только что уехала. Она не сказал  -  куда.
Они ушли с сеньором Алехандро и его  сыном,  можно  быть  погулять...  Волна
ревности захлестнула Хуана Антонио:
      - Алехандро говоришь? Не тот ли это тип, с которым она вчера  обедала?
Скажи, Дора, правду! - приступил он к допросу, испытывая чувство унижения. -
Пожалуйста, скажи! Какие отношения у Даниэлы с этим типом?
      - Не знаю, сеньор! - девушке было  неловко  видеть  своего  хозяина  в
таком виде. - Спросите лучше у сеньоры Даниэлы.
     Хуан Антонио посмотрел на смущенную его расспросами Дору, бросил:
      - Тебе, наверное, тоже неприятно меня видеть? Признайся...
      - Ну, что вы, сеньор! Как вы можете так думать?  Вы  знаете,  с  каким
уважением я к вам отношусь. Мне очень горько, что все  так  обернулось.  Но,
простите... виноваты в этом только вы, сеньор.
      - Знаю, знаю, Дора! Ты права. Абсолютно права. Но почему,  почему  мне
все говорят одно и то же?
     Не зная, чем занять себя, Хуан  Антонио  вернулся  в  офис,  припоминая
подробности вчерашнего неожиданного столкновения с Даниэлой и ее поклонником
в ресторане, а то, что это был именно поклонник, претендент  на  ее  руку  и
сердце, Хуан Антонио не сомневался. Увидав  вчера  Даниэлу  в  ресторане  за
столиком с мужчиной, он бесцеремонно схватил ее за локоть и спросил:
      - Что это за тип, Даниэла? Кто он?
      - Хуан  Антонио...  -  пыталась  урезонить  женщина   разбушевавшегося
ревнивца.
      - Ты не должна так поступать, не должна! - его  невнятное  бормотание,
по-видимому, не волновало Даниэлу, потому что она спокойно  взяла  под  руку
спутника и, повернувшись к нему спиной, направилась к выходу.
     Краска стыда залила лицо Хуана Антонио, когда он  рассказывал  об  этом
Мануэлю: тот всего несколько дней, как  вернулся  на  службу  после  похорон
Ракель. Мануэль теперь тоже задерживался в офисе  допоздна.  Дом  был  пуст,
Долорес с Тино уехали отдыхать, а он, невыносимо скучая без матери  и  сына,
просиживал в конторе дотемна.
     Хуан Антонио посмотрел на Мануэля.
     Как изменился его друг, похоронив Ракель,  стал  совсем  седым,  и  все
время, тяжко вздыхая повторял, что в этой жизни ему осталось  только  ждать,
когда Господь Бог заберет его к себе.
     Перед началом рабочего дня они как всегда пили кофе с галетами.  В  эти
утренние часы они обсуждали все свои проблемы, будь-то деловые  или  личные.
Впрочем, сейчас главной проблемой Хуана Антонио стала возможность примирения
с Даниэлой. Он просил друга поговорить с  Даниэлой,  объяснить  ей,  как  он
раскаивается в содеянном, как любит ее и хочет быть только с нею. Мануэль на
этот раз оказался несговорчив.
      - Есть вещи, которые мужчина должен решать сам. И никто другой, вместо
него, это сделать не в состоянии. Никто не поможет! Лишь вы сами  можете  во
всем разобраться. Я понимаю, что тебя волнует ее новый поклонник. Но  уверяю
тебя, он ничего не значит  для  Даниэлы.  Послушай,  -  Мануэль  поднялся  и
зашагал по комнате - тебе надо только искренне покаяться перед Даниэлой, она
простит, вот увидишь! Рано или поздно. Мне гораздо  тяжелее,  Хуан  Антонио.
Ракель не вернется никогда, и от одного этого можно сойти с ума. Ты  знаешь,
как трудно складывалась поначалу наша жизнь, но потом,  я  полюбил  ее,  она
сделала  меня  счастливейшим   человеком...   И,   наверное,   от   сознания
невозвратимости потери я все время думаю о  том,  что  и  мне  нет  жизни...
Однако надо жить для сына, растить его... без нее. Я все более  задумываюсь,
Хуан Антонио, о том, другом существовании... после нашей  смерти.  Встречусь
ли я с Ракель, там, на небе, после того, как не станет и меня?...
      - Ну, как тебе сказать, - с сомнением в голосе промолвил Хуан Антонио,
понимая, что только высшая степень отчаяния заставила друга обсуждать с  ним
веру в Бога и загробное царство. - Не знаю,  Мануэль.  Наверное,  для  такой
надежды  нужна  почва,  праведная  жизнь,  а  ведь  мы  с  тобой  далеко  не
праведники, уж я-то наверняка. Но живые  думают  о  живом.  Большой  грех  -
уныние, так и в Святом писании сказано. Ты нужен своей семье, сыну, Долорес.
У тебя замечательная мама... Я ее очень люблю, в  ней  столько  неподдельной
искренности, мажорного ощущения жизни.
      - Да, конечно, - не мог не  согласиться  Мануэль,  -  но  и  она  меня
беспокоит. Последнее время вытворяет  Бог  знает  что!  Вот  тут,  на  днях,
собрала детей всех наших знакомых, села за руль автобуса  и  повезла  их  на
природу!.. Это без водительских-то прав... Представляешь? Устроила им что-то
вроде летнего лагеря - купание, загорание, игры, танцы... Дети  от  нее  без
ума, умеет она с ними, ничего не скажешь. А Тино  ее  просто  обожает...  Не
знаю, Хуан Антонио, как бы мы  без  Долорес  пережили  уход  Ракель...  Хуан
Антонио, перед отъездом Лолита виделась с Сонией,  -  они  вместе  ходили  в
кафе. Мать говорила, что у Сонии подавленное настроение. - Мануэль  прошелся
по комнате. - Она переживает уход Рамона?
     Хуан Антонио кивнул:
      - Знаешь,  меня  ничуть  не  удивляет  Рамон  -  этим  и  должна  была
закончится их многолетняя любовь: такая разница в возрасте...
      - Ты знаешь, как Лолита успокаивала твою сестру?: "Пусть твой  птенчик
расправит крылья и улетает, куда ему хочется! А ты найди себе другого, может
быть, даже и моложе. Заодно и для меня подыщи кого-нибудь!.."
     Хуан Антонио рассмеялся.
      - Ничего себе, утешение, "пусть  улетает"!  Ну,  да  Долорес  в  своем
репертуаре. Может такие разговоры и подействуют на  Сонию  больше,  чем  мои
убеждения. Во всяком случае, она хоть слезы перестала проливать,  а  то  все
время глаза на мокром месте, даже в темных очках стала появляться... Женщина
женщину всегда лучше поймет, даже несмотря  на  разницу  возрастов...  Сония
предлагает мне переехать к ней. Но я не хочу никого стеснять.
      - Не вижу ничего плохого, если ты поживешь у Сонии.
      - Мануэль, по-моему, я уже  слишком  взрослый,  чтобы  жить  со  своей
сестрой. Тебе не кажется?
      - А что тут странного, - возразил. - У нее наверняка будет лучше,  чем
в твоем отеле.
      - Но я потеряю... свою независимость.
      - В каком это  смысле,  Хуан  Антонио?  Ты  разве  собираешься  делать
что-нибудь такое, чего ей лучше не видеть?
      - Да нет, что ты! Если ты намекаешь...  то  с  этим  покончено  раз  и
навсегда... Летисия была последней.
      - А ты все же подумай, не отказывайся так,  сходу.  Ей  одиноко,  тебе
тоже... Дом у нее большой. Может быть, вдвоем вам будет легче?..
     Вечером, когда уже совсем стемнело, Хуан Антонио поднялся: пора  домой.
Домой! Где он, его дом? При одной мысли об этом  ему  стало  неуютно.  Может
быть послушать Мануэля и пожить у сестры, пока все утрясется... А  утрясется
ли? Вымолит ли он когда-нибудь прощения у Даниэлы?
     Один Бог знает!
     На следующее утро, едва сделав несколько глотков  кофе,  он  отправился
перед работой в Дом моделей. К его радости Даниэла была в кабинете  одна.  В
который раз Хуан Антонио пытался вызвать жену на разговор, добивался,  чтобы
она хоть выслушала его.  Но  тщетно.  Холодный  взгляд  Даниэлы,  незнакомый
темный костюм делали ее неприступной, сухой, а тон и вовсе не сулил радужных
надежд.
      - Пойми, Хуан Антонио, после всего, что было,  я  ничего  не  хочу  ни
знать, ни слышать о тебе. Ясно? Уходи и не возвращайся никогда.
      - Нет, Даниэла, я не отступлюсь и буду настаивать на своем, пока ты не
выслушаешь меня, не простишь. Погоди, не звони, нам необходимо поговорить  о
том, что случилось с Моникой... Наша дочь страдает... А я... я  люблю  тебя,
Даниэла, - бессвязно повторял Хуан Антонио.
      - Почему ты делаешь вид, что ничего не произошло? Я не желаю  с  тобой
говорить ни о чем, и сам ты перестал меня интересовать, поверь. Все кончено.
      - Я просто с ума сойду от твоей жестокости... Ну, неужели...
     Даниэла перебила его:
      - Это твои проблемы, - холодно  промолвила  она.  -  Как  сказала  мне
недавно Моника, я не имею к вам никакого отношения...  Поэтому  и  я  забуду
все, как вы с Моникой забыли обо мне. И теперь у  тебя  нет  никакого  права
вмешиваться в мою жизнь.
      - Прошу тебя, Даниэла! - Хуан Антонио присел на краешек  дивана  перед
рабочим  столом  жены,  -  Прошу,  смири  свою  гордость  и  прислушайся   к
собственному сердцу.
      - Я не собираюсь ни  к  чему  прислушиваться,  довольно  того,  что  я
вынесла от вас обоих, от тебя и твоей дочери.
      - Ты и вправду совсем не любишь меня, Даниэла?
      - Уходи, не мучай меня. Я ранена в самое сердце... Хотя, что  говорить
тебе, ты не поймешь этого. Я мечтаю начать новую жизнь, но тебе  в  ней  нет
места.
      - А, значит, правда то, что говорит всем Джина? Этот длинный тип  и  в
самом деле твой жених?
     Недобрым словом помянув свою подругу, Даниэла тем  не  менее  не  стала
отрицать сказанного бывшим мужем.
      - Я не обязана давать тебе никаких  объяснений,  это  касается  только
меня одной... У меня нет больше времени,  извини,  -  едва  кивнув  головой,
Даниэла вышла из кабинета.
     Вскоре приехал Алехандро и привез образцы новых тканей.
     Даниэла отвлеклась от безрадостных мыслей и с оживлением  рассматривала
привезенное Алехандро. Ткани понравились Даниэле. Она мысленно уже видела их
в работе, - вкус и опыт не должны обмануть ее, во всяком случае до  сих  пор
осечек не было.
     Вернувшись домой и легко поужинав, Даниэла с наслаждением вытянулась на
диване, продолжая обдумывать последнюю модель, эскиз которой  она  набросала
сегодня. Но мысли ее сами собой перескочили на Хуана Антонио.  И,  едва  она
подумала о нем, как поправившееся было настроение,  снова  испортилось.  Да,
чего уж веселиться, чему радоваться: ее дом пуст. Телефонный звонок заставил
ее вздрогнуть.
      - Да, Сония, привет! Слушаю тебя.
     Новость Сонии была сногсшибательной. Только что к ней приходила Моника.
Она окончательно порвала с Альберто.
      - Послушай, Даниэла, Моника  умоляет  простить  ее  за  все,  что  она
натворила. Просит тебя забыть, что она наговорила в ослеплении. Поверь,  она
очень переживает за причиненное тебе горе, за оскорбления...
     Даниэла перебила ее:
      - Где Моника, ты знаешь?
      - Нет, она сказала, что у нее есть, где жить.  Я  предлагала  ей  свой
дом, она отказалась.
     Подруги  распрощались.  Даниэла  снова   взяла   в   руки   эскиз,   но
сосредоточиться на нем не могла. Где теперь ее девочка? И тем не  менее  она
твердо решила первой никаких шагов не предпринимать,  хотя  желание  помочь,
защитить  дочь  от  Альберто,  росло  в  ней  все  более...   Руки   Даниэлы
расслабились, эскиз упал на пол. Она закрыла глаза,  наполнившиеся  слезами.
Вот дом, который, наверное,  уже  никому  не  будет  нужен.  Он  не  оживлен
голосами близких, любимых ею людей. Те, кого преданно боготворила она,  кому
беззаветно верила, от-
     вернулись от нее. О, как дорого заплатила бы она сейчас,  чтобы  обнять
Монику, сказать ей, что по-прежнему любит свою маленькую девочку, что готова
пожертвовать для нее всем на свете.

0

45

Глава 53

     Алехандро и его сын Карлитос пригласили Даниэлу поесть  мороженного,  -
дни стояли душные, жаркие. Они гуляли по парку и, глядя на милого Карлитоса,
уплетавшего мороженое за обе щеки,  Даниэла  вспомнила  Монику,  -  та  тоже
обожала мороженое. Мальчик всколыхнул воспоминания далеких дней.
     Даниэла очень понравилась десятилетнему Карлитосу с первого взгляда. Ее
мягкая улыбка, добрые глаза, негромкий голос, внимание, которым она  одарила
его, сделали свое дело, - Карлитос проникся ею и доверил сокровенное:
      - Вы знаете, я никак не могу решить, стоит ли  прощать  маму,  которая
оставила нас.
     Даниэла, отвечая скорее своим  собственным  мыслям,  промолвила,  нежно
погладив непослушные вихры Карлитоса:
      - У каждого из нас, малыш, есть право и ошибаться, и  раскаиваться,  и
быть прощенным.
     Понял ли мальчик тот смысл,  который  вложила  Даниэла  в  свои  слова?
Наверное, понял, потому что, посмотрев на Алехандро, нерешительно кивнул:
      - Да, я тоже так думаю...
     Впечатления от  прогулки  еще  долго  занимали  Даниэлу,  заставляя  ее
перебирать в памяти разные мелочи. В одном она не хотела себе  признаваться:
Алехандро относится к ней не только как друг. Даниэле  пришли  на  ум  слова
Джины: "Женщина обязана быть женственной, иметь поклонников.  У  нее  должны
гореть глаза!.." Но Даниэла  не  Джина,  кокетство  ей  претит,  бесконечные
романы  не  привлекают...  Подруга  же  настойчиво  продолжает   уговаривать
Даниэлу, что роман с Алехандро, - прекрасный способ поправить настроение,  а
там, глядишь, и жизнь переменится.
      - Ну, что ты несешь, Джина, дорогая? - только и могла вымолвить на это
Даниэла. - Давай не будем об этом. Никогда! Слышишь?
     Джина улыбнулась.
      - Карлитос   изумительный   ребенок,    Даниэла.    Храбрый,    умный,
очаровательный, и Алехандро совсем не дурак. Он знает,  как  завоевать  твое
сердце.
      - Ну, вот ты опять за свое, Джина!
      - Я права! Ты сходишь с ума, когда видишь какого-нибудь ребенка. Разве
нет, Даниэла?
      - Да, в этом ты права! Это такое чудо  -  дети...  -  Даниэла  на  миг
задумалась, глаза ее наполнились теплым светом, она с  нежностью  посмотрела
на Джину.
      - Знаешь, дорогая, я даже думала, не усыновить  ли  мне...  нескольких
ребятишек...  после  презентации  новой  коллекции.  Чтобы   потом   целиком
посвятить себя их воспитанию..
      - Ты это говоришь серьезно? - глаза Джины широко открылись.
      - Да, вполне! В мире столько  детей,  лишенных  родительской  любви  и
нежности,
      - Да, ты, пожалуй, права! - голос  Джины  звучал  иронично.  -  Сделай
именно так. И у всех нас появится еще  один  повод  восхищаться  тобой,  моя
начальница! - в ее карих глазах играли чертики, она обняла  Даниэлу,  и  без
всякой связи с предыдущим, объявила:
      - На твоем месте, я бы его простила... Хватит, помучила...
     Обе понимали, о ком речь.
      - Знаешь, Джина, я  едва  не  сделала  этого...  вчера  Он  был  такой
униженный, такой жалкий и  смешной,  говорит,  решил,  мол,  проверить  свои
мужские чары, силу... Ну, вот и проверил... Теперь у этой негодяйки...
     Она не договорила, но Джина без слов поняла ее.
      - Не говори так, Даниэла! Тебя можно понять. Но я бы попыталась понять
и его...
      - Жизнь должна продолжаться, Джина, и  мне  надо  жить  дальше.  Я  не
позволю случившемуся погубить себя, поверь

     * * *

     Моника  постоянно  занимала  мысли  Даниэлы.  Иногда  она   просыпалась
глубокой ночью в холодном поту, ей  снился  один  и  тот  же  страшный  сон:
Альберто со  всклоченными  волосами,  с  громадной,  зловеще  поблескивающей
серьгой в ухе и черным скоробеем на  груди  гонится  за  Моникой  -  гонится
злобно сверкая глазами, нагоняет ее, протягивает руки, чтоб схватить...
      - Боже, лишь бы сон не был в руку!.. - молитвенно  шепчет  она,  ни  к
кому не обращаясь. - Господи, помоги,  спаси  ее,  прошу  тебя,  милостивый!
Спаси и сохрани мою девочку...
     На днях к ней пришла  Маргарита,  с  которой  они  долго  не  виделись,
объяснила причину столь долгого отсутствия. Оказывается, это  из-за  Рамона.
Конечно, Даниэла понимала, как стыдно Маргарите перед Сонией, с которой  она
так давно была дружна, но, а с другой стороны, ведь сердцу не прикажешь: оно
выбирает само.
     Вот и Джина, ее подруга. Уж как Ханс любил ее, приезжал  несколько  раз
из Германии, но не получилась у них жизнь вместе, а все потому,  что  крепко
держит ее чувство к Филипе и детям, хоть она сама  себе  не  желает  в  этом
признаться. Не раз Даниэла говорила подруге: "следуй велению своего  сердца,
лучшего советчика человеку не найти". Но  куда  там,  упрямство  прежде  нее
родилось!.. И Филипе хорош, не желает поступиться  гордостью,  считает  себя
обиженным: самолюбие его, конечно,  уязвлено.  Но  ведь  должно  же,  должно
возобладать чувство разума у этих двух взрослых детей?! Но, похоже, пока они
оба думают лишь о себе и о своей гордости, забывая, что их дети лишены покоя
и душевного комфорта. "Бедные, бедные дети... - вздохнула Даниэла, вспоминая
Бебес и Густавито, - им-то за что такое испытание? Жить в разлуке с матерью,
когда она им так нужна..."
     И тотчас мысли ее обратились к своей дочери. Где-то сейчас  ее  дорогая
девочка?..
     Нет, и  Маргарита  не  ведала,  где  она  обитает,  где  скрывается  от
жестокого Альберто, который, знала Даниэла, иголку  со  дна  моря  достанет,
если разыграется его злая воля, поэтому-то ей так страшно за Монику.
     Будто чувствуя, ощущая эту боль матери за своего ребенка, Альберто  тем
временем, не оставлял ни на минуту без внимания  дом  Даниэлы:  были  наняты
специальные люди, которые следили за каждым ее шагом. Он  постоянно,  словно
ворон, кружил вокруг всех дорогих для Даниэлы людей... Ее  боль,  ее  страхи
разделяла верная Мария, болеющая душой за всех членов семьи  Мендес  Давила,
ведь они все были ей так же близки  и  дороги,  как  собственный  внук,  как
невестка Дора, сын Марсело, - недавно возвратившийся блудный сын...
     Сколько ночей не спала Мария, думая о возвратившемся сыне. Возмужал  за
эти восемь лет, изменился, Мария не  только  сама  простила  Марсело,  но  и
убедила Дору, непреклонную Дору, ради маленького Игнасио  забыть  прошлое  и
дать Марсело  шанс.  Сначала  Дора  и  слышать  ничего  не  хотела:  чувство
оскорбленного самолюбия, обида на Марсело, не позволяли ей  сделать  и  шага
навстречу отцу ее ребенка. Но и ее сердце стало таять, когда она  видела,  с
какой гордостью он смотрит на их сына, как ласково берет за руку,  играет  с
ним. Игнасио не хватало в доме мужского воспитания, а  Дора  и  Мария  не  в
состоянии были дать ему то, что даст настоящий отец.
     Видя муки  своей  невестки,  Мария  молила  Бога,  чтобы  и  душа  Доры
смягчилась. "Может быть, Господи, у них все сложится... Кто же будет  любить
сына больше отца?.. Помоги им, Господи, не оставь своей милостью!.."
     Доброе сердце Марии жалело всех, скорбело о судьбе Даниэлы, о  любимице
Монике. Жалела Мария и Хуана Антонио, считала, что нечистый попутал его.  Да
и дом, в котором столько сделано ее руками и руками мужа, был совсем не тот,
что раньше, теперь он наполнен вздохами  и  слезами  одиноких  женщин.  Даже
неунывающая сеньора Джина теперь так редко улыбалась, а смеха и  подавно  не
слышно. Все больше лежит на диване,  подперев  рукой  голову  и  молчит.  Но
верила, верила Мария, что Господь Бог не оставит без внимания добрых  людей,
что жили или приходили в этот дом.  И  добрым  знаком  сочла  она  появление
Марсело. Ну, теперь-то, думала Мария, все должно постепенно наладиться...  И
вправду, сначала смягчилось сердце Доры. Она поверила  Марсело,  поверила  в
то, что годы изменили его, и теперь  они  всей  семьей  -  Дора,  Марсело  и
маленький  Игнасио  собирались  переезжать  в  Морелли,  где   сын   работал
механиком. На заработанные деньги он купил небольшую квартирку.
     Видела Мария, как Даниэла похудела и побледнела  за  последние  месяцы.
Одиночество не красит женщину... Но Господи, сколько же пришлось пережить ее
доброй Даниэле? Легкомысленный поступок хозяина лишил ее последних  сил.  Но
она собралась с духом и сумела преодолеть горе - начала работать  над  своей
новой коллекцией. Только вот не одобряла Мария, что не хочет Даниэла  первой
пойти  навстречу  Монике,  найти  ее  и  защитить.  "Разыщите  нашу  дорогую
девочку, - просила она, -  сеньора  Даниэла,  умоляю!  Не  ждите,  пока  она
сделает первый шаг. Нельзя допустить, чтобы Альберто причинил ей зло!.."

     * * *

     Если бы знала Моника, сколько молитв вознесла на небо ее добрая  Мария,
прося пощадить свою воспитанницу, оградить от ударов и людского зла. Если бы
знала она, что Даниэла давно в душе простила ее и  тоже  молила  Бога  о  ее
здоровье и счастье. Если бы знала... Но с юношеским максимализмом она желала
быть самостоятельной, бороться в одиночестве за свою  жизнь  и  особенно  за
жизнь будущего ребенка. Конечно, здесь в Мехико, в этом большом городе,  где
у нее было столько друзей и родных, идти ей не к кому:  из-за  Альберто  она
порвала со всеми близкими людьми. Да и осторожность теперь не мешала  -  она
до ужаса боялась, что Альберто приведет в исполнение свои  угрозы.  Все  эти
дни она жила у своей подруги Дениз, не  выходила  из  дома  и  очень  многое
передумала  в  часы  одиночества.  Как  она  раскаивалась,  что   оттолкнула
любящего, преданного Лало. Теперь она осознала, что  к  Альберто  ее  бросил
порыв страсти, какого-то безумия, да просто глупый каприз. Но  лишь  пережив
издевательства, унижения, она поняла истинную цену отношения Лало. Какая там
любовь к Альберто! Теперь в ее душе осталось лишь презрение и страх. Почему,
почему она не слушала слов Даниэлы, которая всегда желала ей только добра?..
И Дениз все время говорила, чтобы она позвонила  матери,  не  держала  ее  в
неведении. Но ложный стыд мешал  сделать  Монике  первый  шаг:  она  боялась
встретить холодное молчание, а так в ней жила надежда, что  Даниэла  простит
ее когда-нибудь. Не сейчас... Потом, когда-нибудь. Без этой надежды ей  было
бы трудно. А жизнь была  так  непредсказуемо  жестока.  Ее  любимая  подруга
Маргарита  встречается  с  Рамоном,  оставившем  Сонию.  Альберто   оказался
чудовищем. Отец, ее добрый папа,  крутит  любовь  с  Летисией...  Боже,  мир
перевернулся! И  вот  теперь  она  одна,  через  несколько  месяцев  родится
ребенок... Что же делать? Где искать выход? Моника была в отчаянии.
     Выход нашла Дениз. Она предложила немедленно ехать в Монтеррей, где был
большой дом, где ждала их мама Дениз.  И  после  недолгих  колебаний  Моника
согласилась.

0

46

Глава 54

     Об этом решении Моники знала лишь Дениз. Маргарита, будто чувствуя, что
этой девушке известно о  Монике  больше,  чем  кому-либо,  -  несколько  раз
звонила к ней, но Дениз ни словом, ни намеком не выдала тайну Моники,  держа
в секрете все, что касалось ее.
     Для всех Моника словно сквозь землю провалилась.
     А между тем почти каждый день и Даниэла с Джиной,  и  семья  Херардо  и
Каролины, и Фико с Лало, и Сония, и  Мануэль,  и  Мария  вспоминали  Монику,
пытаясь  вычислить,  где  она  скрывается.  Последним  ее  видел  Лало,  она
приходила к нему в  офис  на  другой  день  после  того,  как  покинула  дом
Альберто. Они долго говорили, и Лало потом часто возвращался памятью к этому
разговору. Моника была очень  нервной,  напряженной,  глаза  ее  то  и  дело
наполнялись  слезами,  и  сквозь  слезы  она  смотрела  на  него,  вспоминая
беззаботные  дни  их  влюбленности,  когда  все  было  в  радость,  и  жизнь
рисовалась им светлым праздником.
      - Я заняла у тебя много времени, Лало, прости, мне уже пора, -  Моника
поглядывала на часы.
     Как хотелось Эдуардо взять ее руки в свои,  утешить,  сказать,  что  он
ради нее готов на все. Но только смог пробормотать:
      - Нам надо увидеться, Моника... Еще раз...
      - Когда-нибудь, возможно, -  неопределенно  пообещала  девушка.  -  Не
знаю, Лало... а зачем?
      - Скажи, как мне разыскать тебя?
      - Это ни к чему! - твердо возразила Моника, чтобы сразу положить конец
расспросам о ее дальнейших планах. -  Хотя...  Единственное,  что  мне  надо
знать, Лало... Простил ли ты меня?
     И тут Эдуардо решил сострить:
      - Это годится, как ответ? Да?
     Она не обиделась, не отвернулась и, прямо глядя ему в  глаза,  спокойно
сказала:
      - Не стоит так, Лало...
     И тут словно прорвало плотину,  его  едва  сдерживаемые  чувства  нашли
выход. Он с жалостью глядел на ее тонкие, дрожащие  запястья,  худую  шейку,
бледное лицо, печальные глаза, и понимал,  какого  труда  стоило  ей  прийти
сюда, но, очевидно, ей было важно услышать от него слова  прощения  за  все,
что она сделала с ним, с  собой,  с  их  привязанностью  друг  к  другу.  Он
осторожно взял ее руку:
      - Ты знаешь, Моника,  несмотря  ни  на  что,  я  люблю  тебя.  И  она,
подавшись вперед, не веря в услышанное, прошептала, покачав головой:
      - Этого не может быть, Лало.. А теперь прощай и...  спасибо  за  такой
подарок. Я его не заслужила.
     Когда вечером, уже  дома,  Эдуардо  рассказал  обо  всем  Херардо,  тот
засомневался.
      - Честно говоря, сынок, и не знаю, что сказать тебе. Может быть Монике
сейчас необходимо пожить одной? Ей есть о чем подумать и что решить.
      - Я не могу не думать о ней, отец. Понимаешь?
      - Такова уж любовь, - философски заметил Херардо.
      - Нас столько связывает, я никогда не  смогу  забыть  ее...  Я  сказал
сегодня Фико: меня не остановит даже то, что она ждет  ребенка...  от  этого
подонка, Альберто.
      - Ну что ж, правда твоя, сын. И в самом деле ты мог бы стать отцом  ее
дитя, если она захочет вернуться к тебе. Отец -  это  тот,  кто  воспитывает
ребенка. Ты тоже сын Альберто, как ни горько тебе это  слышать;  а  я  люблю
тебя, Лало, ничуть не меньше, чем Луиситу. Уж поверь...
      - Что сейчас об этом говорить, отец! - с горечью махнул рукой Лало.  -
Подозреваю, что она относится ко мне просто как к доброму другу.
     Херардо близко к сердцу принимал все, что касалось сыновей.  С  Эдуардо
было все в порядке, он вместе с Фико, служил в адвокатской конторе Херардо и
Филипе, вызывая одобрение и уважение своей работой. Оба друга учились еще  и
в университете. Радовала и Луисита,  прелестная  женщина  восьми  лет.  Зато
Рубен совершенно отбился от рук, стал груб, возвращался домой, когда  хотел,
и на все угрозы Каролины и Аманды  только  нагло  усмехался.  После  пропажи
денег у Аманды, Херардо и Каролина стали внимательно к нему приглядываться и
за его сдержанной холодностью видели отчуждение и погруженность  в  какую-то
свою жизнь. На днях Каролина известила их, что у нее будет  ребенок.  Аманда
не высказала особенной радости: время сейчас не из легких, этих детей еще не
поставили на ноги, а туда  же,  еще  одного...  Лучше  бы  автомобиль  новый
купили... Но Аманда всегда ворчала, они оба привыкли  к  этому.  Зато  между
ними, Херардо и Каролиной, за все эти годы ни разу и кошка не проскользнула.
Херардо не мог себе и представить по-другому супружескую жизнь. Беспрестанно
ссориться,  выяснять  отношения,  доканывать  друг   друга   претензиями   и
подозрениями - разве это семейная жизнь?! Это ад кромешный!  Он  видел,  как
мучают друг друга Джина и Филипе. - Чем он мог помочь друзьям? Советами?  Но
они мало в них нуждались и никогда не прислушивались к ним.
      - Ты даже "Стройной  Малышке"  уже  не  нужен,  только  своей  дорогой
Джине, - шутил Херардо.
      - Пусть приползет ко мне на коленях! - жаждал реванша Филипе. - Она же
сумасшедшая, эта богиня Карибского моря!..

     * * *

     Даниэла, Джина и Алехандро  заканчивали  работу  над  коллекцией  новых
моделей и готовились к ее показу. Женщины  с  головой  ушли  в  работу.  Она
помогала им обоим отвлечься от грустных мыслей. Они допоздна засиживались  в
Доме моделей, и не спешили возвращаться в пустой дом Даниэлы. Как всегда,  в
руках у них все горело, Даниэла была неутомима, тщательно продумывая  каждую
мелочь. Впрочем, для нее мелочей не было, - иногда крохотная броская  деталь
отделки совершенно меняла к лучшему тот или иной фасон костюма или платья.
     Алехандро был под стать ей. Но на этот раз он превзошел себя  -  подбор
тканей был великолепным.
      - Прекрасные эскизы! Поздравляю тебя от всего сердца! - в который  раз
говорил он Даниэле. - Между прочим, имей в виду, я всегда говорю правду.
      - Вот посмотрите, Алехандро, Джина! Не подойдет ли  для  этого  фасона
набивная ткань?
      - Знаешь, я тоже об этом подумал,  глядя  на  эскиз.  У  нас  с  тобой
разногласий не будет...
     Все трое буквально были ошарашены, когда открылась дверь  и  на  пороге
кабинета возник  Альберто  с  горящими  глазами.  Он  подступил  вплотную  к
Даниэле.
      - Говори, где Моника!
     Даниэла быстро сумела взять себя  в  руки.  Не  отвечая  на  вопрос,  с
ненавистью смотрела на бывшего мужа:
      - Как ты посмел войти сюда?
      - Я хочу, чтобы ты сказала, где Моника, - повысил голос Альберто,  еще
ближе подступая к столу Даниэлы.
      - Не знаю, - спокойствию женщины можно было поразиться.
     Алехандро в первую минуту оторопел  от  такого  наглого  вторжения,  но
опомнившись, встал между Даниэлой и Альберто.
      - Вы слышали,  что  сказала  сеньора?  Убирайтесь  вон.  -  Он  сделал
несколько шагов в направлении Альберто, и его внушительная  фигура,  пальцы,
сжатые в кулаки, очевидно, подействовали должным образом. Альберто  отступил
на шаг, голос его стал менее решительным.
      - Похоже, вокруг тебя становится все больше храбрых мужчин, Даниэла?..
     Но Даниэла не слышала его, ее глаза по-прежнему метали молнии.
      - Я очень рада... Моника, наконец, разобралась, что ты за мерзкий тип!
И, если она придет ко мне, я сумею ее защитить.
     Поясничая, Альберто сделал перед столом Даниэлы несколько  танцевальных
па и, уставившись на нее, проговорил:
      - Ты конченный человек, Даниэла. Пусть Моника не прощает меня, мне  на
это наплевать... Зато мы с Ирене подготовили для тебя  маленький  сюрпризик!
Конечно, тебе не стоило бы говорить об этом, но... просто фантастика...
      - Да ты  свихнулся  совсем!  -  Даниэла  поежилась  под  взглядом  его
сумасшедших глаз.
      - Очень скоро... - Альберто уселся на  стол.  -  Очень  скоро  откроет
двери дом мод Ирене Монтенегро... И я могу поклясться, что мы разорим тебя с
твоим предприятием! Бедная Даниэла! Мне страшно подумать,  как  печально  ты
кончишь! Рад был познакомиться...
     Альберто шутовски раскланялся и так же внезапно, как появился, исчез.
     Все это время хранящая молчание Джина расхохоталась. У  нее  на  глазах
выступили слезы.
      - Ха-ха-ха! Что-о-о-о?  Дом  мод  Монтенегро?!  Ой,  держите  меня,  я
умираю!.. Да что она  может  делать?!  Кто  купит  платье,  сделанное  Ирене
Монтенегро? А? Скажите мне кто-нибудь!
     Но Даниэле почему-то было не до веселья,  она  не  разделяла  оптимизма
подруги.
      - Не стоит их недооценивать, Джина. У Ирене много денег, она богата...
и может нанять себе хороших дизайнеров. - Самый лучший дизайнер  -  это  ты,
Даниэла!  -  Джина  крепко  обняла  подругу.  -  Господи,  если  б  не  наша
замечательная работа, мы бы с тобой давно свихнулись, это уж точно!
     Даниэла улыбнулась:
      - Поверю уж тебе на слово... Знаешь, нам пора  начинать  шитье,  ткани
все подготовлены. Так что скоро коллекция будет готова...
     Именно на этом слове дверь кабинета снова внезапно открылась и  все  от
неожиданности вздрогнули, но вошла раскрасневшаяся,  хорошенькая  Маргарита.
Глаза ее сияли, она загадочно улыбаясь, смотрела на Даниэлу.  Нетерпение  ее
было трудно передать словами.
      - У меня для всех потрясающая  новость!  Я,  вернувшись  домой,  нашла
записку. Звонила Дениз, наша подруга, которая живет в Монтеррее...
      - Что? Что? - перебила от нетерпения Даниэла. - От Моники какие-нибудь
вести? Верно?
      - Да! Сейчас позвонила Дениз. Моника все это время жила  с  ней  и  ее
матерью.
      - Ну не тяни, Маргарита! Скорее!..
      - Вчера вечером... Моника... родила мальчика!
      - Слава Богу, слава Богу! - У Даниэлы на  глазах  выступили  слезы.  -
Боже мой, моя Моника! Моя Моника стала мамой, Джина!
      - Дениз звонила мне тайком от Моники. Она сказала,  что  вы,  Даниэла,
очень нужны дочери! Но она боится вам звонить сама! Она была в таком  унынии
последние дни...
      - Глупая! Боже мой, мальчик! - бессвязно от радости шептала Даниэла. -
Я немедленно лечу к ней! Первым же рейсом!.. Господи, уже  сегодня  я  увижу
своего внука! И дочь!
      - Вот, возьмите адрес и телефон Дениз в Монтеррее.  Они  замечательные
люди. Это Дениз уговорила Монику лететь к ним, они с Ромелией  ухаживали  за
ней, как за родной... Дениз вселяла уверенность в Монику, что вы любите  ее,
что вы сильный, умный, добрый человек. И что семья - это то, что ни  у  кого
из нас нельзя отнять. Это с нами всегда...

     * * *

     Скоро Моника будет дома! Все неприятности меркли перед  этим  счастьем.
Но, как назло, ни на один рейс билетов нет, и только завтра можно улететь  в
Монтеррей. Джина советовала набраться терпения. Мария просто ушам  своим  не
поверила, когда Даниэла рассказала ей обо всем. Слава Богу, улыбалась Мария,
девочка вернется домой, и все пойдет по-доброму, как прежде. Даниэла так  не
думала, какое - как прежде... Хотя Мария и уверена, что скоро и Хуан Антонио
возвратится домой. Даниэла и думать об этом не хотела: им не  о  чем  больше
говорить.
     Джина ничего не воспринимала всерьез,  и  решительность  Даниэлы  тоже.
Нет, так нет, смеялась она, поменяем Хуана  Антонио  сразу  на  двух  других
мужчин - Алехандро и его друга Карлитоса... Да, Джина неисправима... Кстати,
который  раз  поднимает  она  разговор  насчет  открытия  дома  моды   Ирене
Монтенегро,  и  утверждает,  что  Ирене,  якобы,  ведет  переговоры   с   их
постоянными  партнерами.  Даниэлу  эти  разговоры  тревожили   все   больше.
Единственная надежда, что у этой Ирене все всегда  выходит  наоборот...  Кто
несет в мир зло, всегда рано или поздно получит  наказание.  Должно  быть  и
она, Даниэла, тоже принесла в мир достаточно зла, иначе, как объяснить,  что
спокойная жизнь,  к  которой  она  так  стремилась,  все  не  наступала.  Но
постепенно в ней крепла  уверенность,  что  свет  в  ее  туннеле  забрезжил.
Получили по заслугам насильники, - им придется провести двадцать пять лет за
решеткой. Даниэла отметила, что раньше она бы уже жалела их,  как  жалела  в
свое время вора Альберто.  Теперь  же  она  довольна,  что  не  отступила  и
добилась наказания для преступников. Может быть, Господь  учит  ее  защищать
добро и справедливость,  а  не  уходить  в  сторону,  не  прятаться?..  Пути
Господни неисповедимы...
     Вот и Моника начала уже возвращение домой. Правда, для этого  ей  нужно
было уехать в Монтеррей.
     Ах, Мария, добрая милая няня Мария! Ее молитвы, верно, достигли  небес.
Даниэла держала в руках икону Пресвятой Девы, - Мария  просила  передать  ее
Монике, ведь это икона ее первой мамы. Пусть эта икона станет хранительницей
новой семьи, помогает  ее  дорогой  девочке  обрести  уверенность  в  жизни,
обережет ее и сына от злой воли.
     Сама  же  Даниэла  нередко  думала  о  своей  жизни,   как   конченной.
Безгранично верить Хуану Антонио и  вдруг  узнать  об  измене.  И  с  кем...
Чувство стыда за легкомысленное  поведение  бывшего  мужа  не  раз  заливала
краской ее щеки, но, слава Богу, среди своих близких она находила понимание.
Хотя друзья единодушно считали, что она должна простить его и помириться,  -
Хуан Антонио и так наказан за свое легкомыслие, он одинок, как перст...
     У нее не  было  сил  на  новые  влюбленности,  романы,  как  бесконечно
советовала поступать Джина. Милый, приятный Алехандро объяснился ей  недавно
в любви, но Даниэла не находит к нему  иных  чувств,  кроме  дружеских.  Она
охотно принимала его предложения посетить вместе с ним и сыном ресторан  или
кафе, но дальше этого, как ни старалась  ее  подруга  Джина,  дело  не  шло.
Сердце Даниэлы молчало.
     Алехандро был идеальным деловым партнером,  он  до  темноты  просиживал
вместе с Даниэлой за работой, помогая готовить  новую  коллекцию  к  показу.
Когда же он узнал о том, что отыскалась Моника, и Даниэла едет в  Монтеррей,
не выдержал:
      - Мне стало страшно. Я надеюсь, что сближение с  дочерью  не  означает
примирения с твоим бывшим мужем. Мы никогда  прежде  не  говорили  об  этом,
но... я люблю тебя. И ты это знаешь. Ты нужна мне,  как  и  моему  сыну.  Он
успел привязаться к тебе...
     Нет, хоть и был Алехандро милым, порядочным и честным человеком, она ни
разу не давала ему повода говорить ей такие вещи.  Они  останутся  друзьями,
иного и быть не может.
     А теперь - в Монтеррей. Как-то ее встретит Моника, ведь Дениз позвонила
в Мехико без ведома ее дочери: просто  они  с  матерью  решили,  что  именно
сейчас самый нужный, самый близкий ей человек - это Даниэла.

0

47

Глава 55

     Приезд Моники изменил уклад дома Дениз и  Ромелии,  который  стал  жить
ожиданием ребенка. Мать и дочь заботились о Монике и будущем ребенке, словно
о родных им людях. Заранее определили, в какой клинике она будет  рожать.  И
когда наступил срок, отвезли девушку  туда  и  были  первыми,  кто  узнал  о
рождении мальчика. Все  возможное  время  проводили  они  в  палате  Моники,
разглядывали малыша, обсуждали будущую жизнь. В один из  дней  дверь  палаты
распахнулась, и Моника, обернувшись на звук, замерла: на пороге стояла мама!
Что-то говорила Дениз, улыбалась Ромелия, но несколько долгих минут  Даниэла
и Моника выключились из реальной жизни,  безмолвно  говоря  друг  с  другом.
Хорошо,  что  для  этого  не  нужно  было  многих  слов  лишь:   "Мамочка!",
"Доченька!", "Сын".
      - Вот он какой, наш мальчик! - нежно прошептала  Даниэла,  склонившись
над внуком и нежно поцеловав Монику. - Какой чудный! Очень  похож  на  тебя,
дорогая.
      - Только бы он не был похож на своего отца! - лицо  Моники  болезненно
скривилось, глаза наполнились слезами.
      - Нет, нет! - замахала  руками  Даниэла.  -  В  душе  он  точно  будет
совершенно другим, а это самое главное.
      - Хорошо, что ты приехала, мама, - плача произнесла Моника.  -  Я  так
счастлива, что ты снова будешь рядом со мной.  Счастлива,  что  ты  простила
меня, и я могу на тебя опереться.
      - Не буду скрывать, Моника, что я долго  чувствовала  себя...  ужасно.
Думала о твоих словах, что я тебе чужая... Поэтому и не искала тебя,  узнав,
что ты ушла от Альберто. Решила, что первый шаг должна сделать ты...
      - Ты была права, мама.
      - Нет, нет, не говори мне этого! Неправда.  Меня  обуревали  гордость,
самолюбие. А мой долг был немедленно придти к  тебе  на  помощь,  не  требуя
объяснений, не задавая вопросов...
      - Мамочка! Я очень люблю тебя! - только повторяла Моника. - Мне так не
хватало  твоей  нежности,  понимания...  Я  очень  раскаиваюсь,  очень.   Ты
воспитаешь моего сына, только ты...
      - Ну, не будем, дорогая, вспоминать о прошлом. У нас  есть  настоящее,
есть будущее... И мы возвращаемся в Мехико. Да поможет нам Пресвятая Дева...
Вот, Моника, твоя икона, о ней напомнила мне Мария перед отъездом.
      - Мама, прежде ты должна узнать, как многим я обязана Дениз и Ромелии.
Ведь это они поместили меня в клинику, заботились, словно родные, обо мне  и
о моем мальчике.
     Дениз и Ромелия в один голос запротестовали: в их доме всегда ценили не
деньги, а хорошие, добрые отношения между людьми, тем более, Моника и  Дениз
подруги.
      - И  все   равно,   нет   слов,   способных   донести   до   вас   мою
признательность, - с волнением сказала Даниэла. - Я надеюсь,  что  смогу  на
деле выразить вам свою дружбу и благодарность. Ведь  я  обязана  вам  жизнью
дочери и внука.
     Даниэла взяла на руки малыша и  со  счастливой  улыбкой  села  рядом  с
кроватью Моники.
     Наступил вечер, Дениз и Ромелия стали собираться домой. Но  Даниэла  не
могла и думать о возвращении в гостиницу, где были ее вещи. Отклонила она  и
предложение Ромелии поселиться у них, - ее  место  в  этой  палате  рядом  с
дочерью и внуком. Даниэла прижала к себе кроху... Как любила она детей,  как
тяжело ей было пережить потерю собственного сына, и, хотя прошли  уже  годы,
она часто в минуты одиночества вспоминала тот день. Тысячи раз  входила  под
руку с Хуаном Антонио, полная надежд на прекрасное будущее своего  мальчика.
И вдруг эти страшные слова: "Ваш сын умер... нынешней ночью... Так бывает...
Случается..." Но почему, почему это случилось именно с нею и ее ребенком?..
     Уже лежа в кровати подле спящей Моники, она вспоминала об автомобильной
катастрофе, представила лицо, сидящего за рулем убийцы... его лысую  голову,
неправильной формы череп и  маленькие  узенькие  щелочки  глаз,  бесстрастно
наблюдавших смятение и ужас кричавшей во всю силу своих легких Даниэлы...
     Но проснулась она от другого сна: бесшумно отворяется дверь и в  палату
входит мужчина. Даниэла в испуге узнает в нем Альберто. Он быстро подходит к
Монике и выхватывает у нее ребенка.
     Даниэла закричала и проснулась от этого крика. Она села  на  кровати  и
посмотрела на дочь: та улыбалась во сне...
     Утром Моника долго решалась, прежде чем заговорить с Даниэлой об  отце,
и наконец, смущаясь, спросила:
      - Ты сможешь когда-нибудь простить папу?
     Даниэла не могла ответить коротко, за этим - "простить папу" стояла  ее
жизнь, ее вера, ее достоинство. То, что он сделал - ужасно...
      - Но ведь ты простила меня, - голос Моники звенел от волнения, -  а  я
вела себя ничем не лучше его.
     Как объяснить дочери, что Хуан Антонио унизил ее  женское  достоинство.
Она верила, что чувство, связавшее их, живо. Не  привычка,  не  удобство,  а
именно чувство, страсть, желание... Уйдя к Летисии, он бесповоротно  потерял
ее, Даниэлу. Всего и не расскажешь. Она только сказала:
      - Перед отъездом он приходил ко мне. Хотел тоже ехать к тебе. Но  мне,
поверь, спокойнее одной. Так что ты сможешь поговорить с ним дома.

     * * *

     После отъезда Даниэлы в  Монтеррей,  Хуан  Антонио  вконец  затосковал,
остро почувствовав свое одиночество.
     Чем больше отдалялась  от  него  Даниэла,  подчеркивая  каждый  раз  их
отчуждение, тем явственнее ощущал он невозможность жизни с какой-либо другой
женщиной. Летисии он запретил искать  встреч  с  ним  под  любым  предлогом.
Последней каплей стала ее фраза: "Ты никудышный отец, даже Монику бросил  на
произвол судьбы". Теперь он и деньги переводил по почте.
     Он очень надеялся, что поездка в Монтеррей изменит его жизнь, -  Моника
и внук помирят их, но Даниэла просила доверить Монику ей...
     После работы он зашел к сестре и рассказал ей об отъезде Даниэлы.
      - Даниэла  правильно  сделала,  что  полетела  в  Монтеррей  одна,   -
поддержала золовку Сония. - Она сейчас нужнее Монике, чем ты.
      - Я ее отец и вдруг - посторонний, - недоумевал Хуан  Антонио.  -  Мне
грустно и очень одиноко, Сония. Я самый глупый мужчина на всем белом свете.
     Сония повторила вслух его мысли:
      - Я  надеюсь,  что  сын  Моники  поможет  своим  бабушке   и   дедушке
соединиться, наконец.
      - Да, да, - ухватился за эту мысль Хуан Антонио.  -  А  давно  ли,  ты
помнишь, - его глаза увлажнились, - помнишь, Сония, совсем недавно  и  мы  с
тобою были детьми,  играли  вот  в  этом  саду...  А  сегодня  мы  уже  сами
дедушки... и бабушки.
     Видя, что ее  братец  совсем  загрустил,  Сония,  предложив  ему  кофе,
заговорила о другом. Последнее время она очень сблизилась с матерью Мануэля,
Долорес, и та со свойственной ей  энергией  и  жизнелюбием,  решила  вывести
Сонию из транса, связанного с уходом Рамона.
      - Когда я встречаюсь с Лолитой, мне всегда так хорошо. Она  дарит  мне
желание жить и радоваться жизни. Я забываю все свои проблемы...
     Хуан Антонио мрачно пошутил:
      - Главная твоя проблема, Сония, в том, что у тебя их нет.  А,  кстати,
Мануэль говорит, что Лолита мечтает тебя с ним... Понимаешь?
     Сония густо покраснела.
      - Нет, нет и нет. Это невозможно, Хуан Антонио. То, что было у  нас  с
Мануэлем, умерло много лет назад.
      - Знаешь, мне это кажется замечательной идеей. Подумай!..
     После ухода брата, Сония спустилась в сад, прошлась мимо  ровных  рядов
азалий. Их сажал и любовно возделывал Рамон. Он мужал вместе с этими цветами
и деревьями, которые теперь, набрав силу,  радовали  красками  и  ароматами.
Остановившись в  защищенном  от  солнца  месте,  под  кроной  дерева,  Сония
вспоминала годы, проведенные с Рамоном. Сколько  нежности  подарил  ей  этот
мальчик, как был благодарен за ее заботу и любовь. Но  как  это  дерево,  он
вырос, окреп и перестал нуждаться в ее опеке.  К  нему  пришла  его  любовь,
которая неизбежно настигает, открытые ее чарам сердца. И она с мукой и болью
вычеркнула из своего сердца Рамона. Наверное, прав был брат, говоря,  что  у
нее нет проблем... Это и есть одиночество, которое вряд ли теперь кто-нибудь
скрасит.
     Из сада она услышала, как зазвонил в гостиной телефон.
      - Сеньора, вас! - позвала горничная.
      - Завтра вечером вы должны быть у меня, Сония! - голос Долорес  дрожал
от веселого нетерпения. - Послушай! Мы отлично проведем время. Я  знаю  одно
местечко с хорошей музыкой, - и  она  пропела  в  трубку  своим  хрипловатым
контральто:

     Веракрус - уголок на земле,
     Где волны играют с душою...

      - Сония! Не говори мне "нет", я этого не переживу! Слышишь, дарлинг?
      - Нет, нет, Лолита, поверьте, это не для меня! -  отказывалась  Сония,
прикидывая в уме, что она сможет одеть, идя в "милое местечко". - Боюсь, мне
там не понравится, Лолита, - все еще сопротивлялась Сония.
      - Ты будешь в восторге, я уверена!.. Давай лучше не ты ко мне, а  я  к
тебе. На мотоцикле. В десять вечера. Договорились?  В  этом  местечке  лучше
бывать ближе к двенадцати, - и она запела:

     Между полуночью и рассветом
     В чудесный час... Ля-ля-ля-ля-ля...

     Мануэль  с  грустной  улыбкой  прислушивался  к  телефонному  разговору
матери. С кем это она? Ах, ну, конечно же, с Сонией. Идея  дружбы  с  Сонией
овладела ею слишком сильно. Ни о чем другом она уже и думать  не  могла.  Но
Мануэля не провести, он знал, чего добивается мать.  Схема  была  готовой  и
испытанной. Только, увы, действующие лица иные... Да и он вряд  ли  способен
достойно подыграть Лолите. "Разве можно дважды войти в одну и ту же реку", -
грустно размышлял Мануэль. Между ним и  Сонией  ничего  не  может  быть.  Он
никогда не забудет Ракель.
      - И не надо, не надо забывать ее, - уверяла мать.  -  Но  пойми,  тебе
нужна спутница жизни, а Тино необходима мать.  Мужчине  нужно,  чтобы  рядом
была женщина. Себя я не имею в виду. Ты знаешь, я уже больше на  том  свете,
чем на этом.
      - Полно, мама! Тино хорошо с тобой... Зачем нам женщина!..
      - Со  мной  хорошо,  говоришь?  Но...  я  собираюсь  познакомиться   с
кем-нибудь и выйти замуж. Я еще в состоянии  создать  собственную  семью,  -
обещала семидесятилетняя Долорес. - Ты что, не веришь мне, Мануэль? А  Сония
именно та женщина, которая тебе нужна. Тебе придется со мной согласиться!  Я
не оставлю тебя в покое, так что приготовься...
     Нет, мать положительно невыносима, вздохнул Мануэль.
     Она ведет себя с Сонией также,  как  когда-то  с  Ракель.  Каждый  день
открывает в сестре Хуана Антонио все  новые  достоинства.  Вот,  к  примеру,
вчера объявила ему, что Сония очень веселая и любит  развлекаться.  Конечно,
надо  только,  как  выразилась  Долорес,  "поскрести"  ее  немножко,   чтобы
обнаружить это...
     Что это, не раз задавался вопросом Мануэль, обсуждая проблему с  Хуаном
Антонио - болезнь возраста,  маразм,  или  неистощимое  жизнелюбие,  желание
доставлять людям радость? Скорее последнее, - соглашались оба,  -  память  у
Лолиты великолепная, и в здравом уме ей не отказать. Тем не  менее,  Мануэль
болезненно переживал вспышки буйного, неукротимого веселья, поездки  в  ночи
на мотоцикле в увеселительные заведения, каким в Мехико не было числа.  "Моя
старушка снова взялась за старое", - жаловался  он  Хуану  Антонио.  Поездки
совершались последние недели уже втроем - третьей в компании стала Джина. Ей
тоже было скучно. Вот и сегодня это дамское трио  отправилось  на  очередное
увеселительное мероприятие. Когда-то они вернутся? - гадал Мануэль.  Нет,  в
один прекрасный день он все-таки поставит на дверь задвижку, чтобы  мать  не
смогла  войти...  Хуан  Антонио,  слушающий  друга,  рассмеялся:   можно   с
уверенностью сказать, что, найдя дверь запертой, она высадит замок. Вряд  ли
ее что-нибудь остановит...
     Хуан Антонио искренне, по-сыновьи любил Долорес и в  тайне  от  Мануэля
восхищался ею.

0

48

Глава 56

     Тень Альберто преследовала Монику. Вернувшись в  Мехико  и  поселившись
вместе с Даниэлой в доме своего отца, девушка все время  думала  о  ребенке.
Страх не оставлял ее ни днем, ни  ночью,  поселившись  однажды  в  ее  душе.
Ничего не существовало вокруг, кроме малыша и страха за его жизнь. Ему  пока
не дали имени.  Джина  предлагала  назвать  ребенка  Хансом  -  Ханс  Мендес
Давила - это звучало, но почему-то никого не вдохновляло.
     Отец постоянно навещал ее и внука. Моника видела, как  он  страдал  при
виде Даниэлы, при каждом  удобном  случае  напоминая  ей  о  своей  любви  и
смирении. Вся надежда по-прежнему была на Монику. И она нередко заговаривала
с Даниэлой об отце:
      - Бедный папочка!  Ему  так  одиноко.  Кстати,  он  по-прежнему  очень
красивый. Может быть, ты все-таки попробуешь его простить? Ведь простила  же
Дора Марсело... Уверяю тебя, он никогда больше не будет изменять тебе.
     Узнав, что Моника боится за  ребенка,  Хуан  Антонио  предложил  нанять
специального шофера и дополнительную охрану, чтобы ни единая тень  не  могла
проскользнуть в дом. Моника не выходила почти  никуда,  все  время  находясь
рядом с ребенком, не оставляя его и на минуту.
     На следующий день после возвращения из Монтеррея, Даниэла в  нетерпении
отправилась в Дом моделей. Все сотрудники радостно встретили ее.  Среди  них
была и Роса.
     Джина встретила Даниэлу сообщением о том, что дом моды Ирене Монтенегро
открывается буквально через несколько дней.  Обещают  нечто  необыкновенное.
Ходят слухи, что соберется весь свет: якобы ей и  Альберто  удалось  убедить
всех в грандиозности своего дела.
      - Надеюсь, - забеспокоилась Даниэла, - они  не  смогут  причинить  нам
особого вреда. Понятно, что они добиваются именно этого.
      - Нет, конечно, - Джина пожала плечами. - Хотя некоторые  наши  заказы
повисли в воздухе.  И  кое-кто  сообщил  мне,  что  Ирене  предложила  нашим
клиентам более низкие цены...
     Даниэла хлопнула ладонью по столу.
      - Я не допущу, чтобы  Ирене  отбила  у  нас  клиентуру.  Она  напрасно
полагает, что я буду сидеть сложа руки...
      - Да брось ты! У нее нет ни твоего таланта, ни престижа, ни имени. Все
умрут от смеха, увидя тот кошмар, который она собирается демонстрировать.  И
даром ее платья никто не возьмет. Попомни мои слова, Даниэла.

     * * *

     Не раз Ирене в душе пожалела, что затеяла это  дорогостоящее  дело.  Но
каждый раз в  минуты  сомнения  Альберто  поддерживал  ее,  ободрял,  вселял
уверенность. Откуда  могут  быть  миллионные  прибыли,  о  которых  толковал
Альберто?
     Ведь на одну аренду дома и оборудования истрачено Бог знает сколько. "Я
окажусь на улице, если мы не добьемся успеха", - твердила она.
      - Нет, дорогая, ты не из тех, кого можно  уничтожить.  А  со  мной  ты
можешь  вообще  ничего  не  бояться.  У  тебя  ведь   прекрасный   вкус.   И
доказательство - вот оно: ты влюбилась в меня...
     Совершенно неожиданно вышел конфликт с верной Матильдой. Девушка, верой
и правдой служившая Ирене Монтенегро  вот  уже  немало  лет,  не  советовала
покупать дом под офис, убеждая хозяйку  дождаться  результатов  презентации.
Ирене не придавала значения словам служанки, предписывая их зависти.  И  тем
не менее вопрос: "А вдруг провал?" - пронзал Ирене, словно молния.
      - Может, на первый раз вы, сеньора, чего-нибудь и добьетесь, я мало  в
этом понимаю. Но что потом? Сеньора Лоренте быстро поймет, что вы с сеньором
Альберто и Росой украли ее модели. Какие коллекции  вы  сможете  представить
потом?..
     Все это тоже немало смущало Ирене, но отказаться от дома  мод,  значило
отказаться от Альберто, а этого Ирене делать  не  собиралась.  На  следующий
день, сидя за директорским столом в своем офисе, Ирене приняла решение:
      - Раз ты  так  считаешь,  Альберто,  я  куплю  этот  дом.  Сейчас  все
подготовлю и дам тебе эти деньги.
      - Нет, нет! - запротестовал Альберто. - Я не хочу брать на себя  такую
ответственность. Но... если ты хочешь, если настаиваешь...  Я  выполню  твою
просьбу.
      - А, может быть, я лично должна все оформить?
      - Нет, - Альберто укладывал деньги в  сумку,  -  это  ни  к  чему.  Ты
подпишешь договор купли-продажи, когда документ будет  готов,  мы  пойдем  к
нотариусу.
     И все же он колебалась.  Неуверенность  даже  отразилась  на  красивом,
холодном лице Ирене, всегда таком непроницаемом.
      - Я... я все же не совсем уверена, что мы правильно  поступаем!  -  ее
взгляд с мольбой обратился к  Альберто.  -  По  правде  сказать,  я  чего-то
боюсь... Хорошо, если будет все, как мы предполагаем. Я  готова  на  коленях
ползти к  храму  Пресвятой  Девы  Гуадалупской...  Как  подумаю,  что  могут
повториться времена, которые я пережила до замужества с Леопольдо, так мороз
по коже...
      - Этого не  будет,  милая.  Ты  ведь  мне  веришь?  -  с  неподдельной
искренностью обнял женщину Альберто.  -  Ты  должна  меня  любить,  дорогая,
вместо того, чтобы обижать меня своим  недоверием...  -  Альберто  замолчал,
будто думая над тем, чем  еще  можно  развеять  сомнения  Ирене.  -  Знаешь,
дорогая,  -  его  голос  дрогнул,  -  эти...  негодяи,   Давид   и   Херман,
разыскали-таки меня! Они наведывались в мой дом не один раз, но не застали -
ведь я теперь все время у тебя...
     Альберто поднялся.
      - Мне пора к владельцу дома. До вечера!
     Он вышел из офиса, сел в машину и через десять минут вошел в банк:
      - Будьте добры, - обратился он к служащему, - оформите эти  деньги  на
счет в Нью-Йоркском отделении.

     * * *

      - Что случилось? На тебе  просто  лица  нет,  Альберто,  -  испугалась
Ирене.
      - Ошибаешься, у меня нормальное лицо...
      - Можно подумать, что ты увидел дьявола, -  засмеялась  нервно  Ирене,
продолжая изумляться его виду.
      - Примерно, так! Ты недалека от истины...
      - Что, столкнулся с кем-нибудь, кого не хотел видеть, да?
     Альберто молчал. Потом тихо ее спросил:
      - Ирене, ты веришь в привидения?
      - Господи! - рассмеялась женщина. - Не хватало только,  чтобы  ты  мне
рассказывал сказки о привидениях.
      - Я говорю серьезно!..  Я  говорю  серьезно!..  -  бессвязно  бормотал
Альберто. - Так ты веришь в привидения?..
     Что она могла ответить ему: нет, ей не приходилось видеть их.
     Звонки в доме Ирене раздавались в  последнее  время  все  чаще.  Иногда
подходила она, сама, и  вздрагивала,  услышав  в  трубке  чей-то  незнакомый
голос.
      - Вы, наверное, голубки, совсем забыли про  нас?  А  мы  тут,  близко.
Передай это своему возлюбленному, блондинчику. Око за око, зуб за зуб, - вот
как мы будем теперь жить с Альберто.
     Почти накануне открытия дома мод Альберто вбежал к Ирене, запыхавшись с
бегающими глазами.
      - Черт... он жив, а я-то думал...  Он  угрожает  мне.  Требует  денег.
Похоже, он хорошо спелся с Давидом и Херманом. Выследил меня... Я обложен со
всех сторон! Со всех! Восемь лет я был уверен, что его нет в живых, и  вдруг
такой сюрприз!..
     Ирене сидела бледная, ни жива, ни мертва.
      - Они сегодня побывали и здесь, Альберто! - дрожащим голосом вымолвила
она. - Если бы я знала, кто звонит в дверь, не пустила бы их сюда ни за что!
Они рыскали по дому,  заглядывали  во  все  закоулки,  спрашивали,  где  ты,
Альберто... Какое вам дело? - кричала я. Вон из моего дома! Тогда  они...  -
зарыдала Ирене, - пригрозили, что тебе не удастся отсидеться под моей юбкой.
Я говорила, что тебе незачем отсиживаться и прятаться... Ты ничего не сделал
такого... Такого. У нас нет времени... у меня масса  дел,  говорила  я,  мне
некогда тут с вами!... Будьте добры, немедленно  покиньте  мой  дом!...  Они
ушли, но у меня такое ощущение,  что  эти...  которые  были,  лица  их  были
закрыты... Я не знаю их, наверное, это  и  естьЧерт  и...  Может  быть,  нам
нанять тебе телохранителя? Эти типы не оставят тебя в покое, милый! -  придя
в себя, Ирене попудрила нос, посмотрелась в зеркало. - Во всяком случае, нам
станет спокойней.
      - Ладно, поживем, увидим! - Альберто проявил выдержку.
      - К сожалению, сейчас мы не можем  отложить  открытие  дома  моды.  Но
потом мы могли бы отправиться с тобой попутешествовать.
      - Потом? Хорошо, потом!.. - усмехнувшись, согласился Альберто.
      - Самое главное, дорогой, - нежно поглядела  на  возлюбленного  совсем
успокоившаяся Ирене. - Самое главное,  что  мы  любим  друг  друга.  Правда,
милый? И никакой Черт не может  расстроить  наши  планы  и  помешать  нашему
счастью...
     Привыкнув к неожиданным выходкам и не совсем обычным манерам  поведения
своего возлюбленного, Ирене и  теперь  не  удивлялась  Альберто:  весь  этот
разговор  он  прохаживался  по  широкой  спинке  дивана,  время  от  времени
балансируя руками, чтоб не сорваться на ее голову. В  ухе,  по  обыкновению,
дрожала серьга, а черная рубашка  оттеняла  нездоровый  цвет  его  лица,  на
котором лихорадочно бегали налитые кровью бешеные глаза.
      - Успокойся, любимый! - Ирене протянула к нему руки. - Завтра я надену
лучшее из своих новых платьев и приму участие в параде моделей.
      - Своей красотой ты затмишь всех манекенщиц! - Альберто легко спрыгнул
со спинки дивана и склонился в шутовском поклоне. -  Открытие  дома  станет,
сенсацией. В Мехико, да и по всей стране только  и  будут  говорить,  что  о
тебе.
      - Ну,  уж  не  преувеличивай,  дорогой!  -  кокетничала  женщина,   но
чувствовалось, что Ирене было приятно слышать расточаемые им комплементы.
      - Я знаю, что говорю! - Альберто извлек из кармана рубашки  громадного
черного паука и теперь тот вольно расхаживал по его  протянутой  к  Ирене  -
руке. Вот увидишь. И я буду очень гордиться  тобой.  Редко  можно  встретить
такую умную женщину, как ты.
      - Серьезно? - в глазах ее загорелся недобрый огонек, голос по-прежнему
был мягок и приветлив. - Но я тебе не верю, Альберто... Не верю!
     Она все чаще задумывалась над словами Матильды  и  нервничала  по  мере
приближения дня презентации все больше и больше. Ее не оставляла мысль,  что
она сможет представить на суд публики потом, месяцы  спустя?  Ведь  дом  мод
будет процветать и давать  солидный  доход  лишь  в  том  случае,  если  его
коллекции  будут  постоянно  обновляться.  Ирене  не  переставала  думать  о
предостережении Матильды, которую грубо отругала,  когда  та  попыталась  ей
нарисовать будущее ее предприятия. Не смогут же они с помощью  той  же  Росы
снова и снова получать копии  эскизов  Даниэлы?  Естественно,  не  смогут...
Кстати, эта Роса известила их с Альберто, что Даниэла вернулась из Монтеррея
с Моникой и внуком.
     Ирене передернула плечами и вспомнила выражение лица Альберто при  этой
новости: неужели он опять будет пытаться вернуть дочь Даниэлы?! Сколько  раз
просила она развестись с Моникой и сочетаться, наконец, браком с нею, Ирене!
Пора забыть Даниэлу и ее дочь - они достаточно уже получили от них. Но  нет,
по-прежнему в сумасшедших глазах Альберто горел неистовый огонь, а губы едва
слышно шептали: "Нет, я еще не отомщен, Ирене!.."
     Между тем зловещая тень Альберто по-прежнему витала над семьей  Даниэлы
Лоренте. Каждый из них вздрагивал при одном упоминании  проклятого  имени  -
Альберто Сауседо, - с тревогой ожидая, чем будет ознаменовано,  какой  бедой
обернется следующее появление на горизонте этого негодяя...

     * * *

     Оставшись с Джиной наедине, Даниэла  попросила  ее  рассказать  о  всех
событиях, произошедших в ее отсутствие. Джина грустно посмотрела на подругу:
      - Невеселые у нас новости, дорогая. У Каролины погиб Рубен...
      - Боже  мой,  какой  кошмар!  Я  сама  пережила   смерть   ребенка   и
представляю,  каково  бедной  Каролине  терять  взрослого  сына.  А  что  же
произошло? Из-за чего он погиб?
      - Пока неизвестно. Даниэла поднялась:
      - Я хочу поехать к Каролине.

0

49

Глава 57

     Пистолет, полученный от родного отца, жег Рубену руки.  Он  то  и  дело
вынимал его и внимательно разглядывал, ощупывая каждый выступ. Пистолет  был
его последней надеждой, - деньги Аманды кончились, а без денег Лорны ему  не
кидать. Теперь он часто заходил в  магазины,  внимательно  присматривался  к
работе кассиров, выбирая наиболее подходящий объект для своего замысла.
     В один из дней он зашел в Торговый центр  перед  самым  его  закрытием.
Держа руки в карманах куртки, не снимая солнцезащитных очков, он поднялся на
четвертый этаж, где располагался небольшой ювелирный отдел, пустующий в  эти
часы.
     Толкнув ногой дверь, он наставил пистолет  на  продавцов  и  подошел  к
кассе. Быстро собрав деньги, он, пятясь назад, вышел из магазина и  бросился
наутек. Вся операция заняла минуту.
     Вечером он звонил в  дверь  Лорны.  Увидев  его,  проститутка  скорчила
недовольную гримасу, -  опять  пришел  клянчить.  Но,  к  удивлению,  Рубен,
отстранив ее, прошел в комнату.
      - Тебе хватит на первое время, - он вынул пачку  денег  и  положил  на
стол, - потом принесу еще.
     Лорна нежно улыбнулась.
      - Ах, дорогой, я так соскучилась по тебе.
     Первая победа окрылила Рубена. Теперь он понял,  о  чем  говорил  отец,
давая ему пистолет: "Он поможет тебе".
     Через неделю  он  повторил  операцию  -  и  опять  успешно.  Лишь  одно
обстоятельство тревожило его: Аманда видела в его руках деньги. Он, конечно,
нашел, чем отговориться, но разве ее успокоишь. Тут же она доложила обо всем
дочери, и Каролина попыталась в очередной раз добиться правды у сына, но  он
только махнул рукой: бабушке опять мерещатся ее деньги. Каролина вернулась к
матери ни с чем...
      - Рубен говорит, что тебе показалось, мама, что ты все выдумываешь...
      - Чудесно, - выйдя из себя, повысила голос Аманда. - Значит,  выходит,
я лгунья?..
     Наступило неловкое молчание, дочери нечего было возразить, но и  верить
матери она решительно отказывалась, считая все это плодом ее воображения.
     Аманда сама пыталась вызвать Рубена на откровенный разговор, но  каждый
раз юноше удавалось  ускользнуть  от  ее  назойливых  расспросов.  Она  даже
пригрозила однажды, что будет следить за каждым  его  шагом,  на  что  Рубен
грубо ответил:
      - Делай, что хочешь. Я не собираюсь слушать, что ты тут болтаешь.  Мне
на тебя наплевать.
     И когда Аманда выразила опасение, что Рубен и есть тот самый подросток,
грабящий магазины, - о нем вот уже который день вещают в городских  новостях
по телевидению, - Каролина снова отмахнулась от ее "бредовых" предположений.
      - Ну, что ты несешь, мама? Как это может быть? Чтобы мой сын  оказался
преступником?..
     Но  очень  скоро  предчувствия  Аманды  обернулись  жестокой  печальной
реальностью.
     Однажды вечером Рубен не вернулся домой. Шли  часы,  медленно  тянулись
минуты, а его все не было и не было. Кому описать тревогу в  сердце  матери,
когда она, тщетно вглядываясь в пустоту темной  ночной  улицы,  все  ждет  и
ждет, когда появится, наконец, одинокая фигурка ее  непутевого  сына.  Около
двенадцати Каролина и Херардо вышли на улицу, освещенную фонарем,  и  тотчас
обрадовались: к ним навстречу шел Рубен... Но нет, в темноте различить  было
трудно, это оказался Хавьер, живший по соседству.
      - Если знаешь, где наш сын, скажи нам! - Херардо обеспокоенно  смотрел
на парнишку.
      - Клянусь, сеньор, у меня нет ни малейшего представления, где он может
быть. Я его не видел, но думаю он скоро должен появиться.
      - Ты уверен, Хавьер? - с тревогой заглянул ему в глаза Херардо.
      - Да зачем мне вас обманывать, сеньор?..  Но...  мне  пора  идти.  Мои
родители, наверное, тоже беспокоятся. Извините.
      - Где же он может быть? Где,  где?  -  Каролина  уже  не  находила  от
волнения себе места.
      - Вот что, - внезапно решил Херардо. - Я сейчас позвоню  в  полицию  и
сообщу, что пропал наш сын. Может быть, там что-нибудь известно...
     Полиции  ничего  не  было  известно  о  Рубене  Сауседо,  но  ночью   в
полицейский морг был доставлен труп юного налетчика, погибшего при попытке к
бегству после  ограбления  магазина.  По  описанию  он  походил  на  Рубена.
Херардо, Каролина и  Лало  отправились  в  морг.  До  последней  минуты  они
надеялись, что сейчас им покажут другого. Но на носилках лежал Рубен.
      - Не могу поверить, - рыдала Каролина. - Не  могу  поверить,  что  мой
маленький Рубен мог сделать такое! Нет, нет, нет...
      - Отвези мать домой, так будет лучше, - попросил  Херардо  сына.  -  И
позвони врачу, чтобы он сделал ей укол. Вот, возьми ключи от машины.
      - Мой сынок, мой маленький! -  осипшим  от  слез  и  отчаяния  голосом
повторяла Каролина. - Не могу поверить...
      - Не изводи себя так, дорогая, прошу тебя!  -  успокаивал  Херардо.  -
Подумай о ребенке, которого ты ждешь.
      - Не могу ни о чем другом думать, как ты не понимаешь?
      - Ну ладно, постарайся все  же  успокоиться  хоть  немного,  я  сейчас
позвоню Филипе, попрошу его помочь.
     Когда они вошли в дом, их встретила встревоженная Аманда.
      - Ты опять в слезах? Только и знаешь, что плакать.  А  негодник  Рубен
так и не пришел! Не переживай так, он этого не заслуживает.
      - Ох, мама! - горестный вздох вырвался из груди Каролины.  -  Рубен...
никогда больше не придет! Тот юноша... который в полиции... который убит при
ограблении магазина... ты оказалась права... - Она не  в  силах  была  более
договорить, с трудом закончила: - Мы были в морге, он там, бабушка...
      - Мой Рубенчик! Я так любила его и не успела ему сказать об этом...

     * * *

     У Филипе не укладывалось в голове, как все это могло  произойти.  И  он
твердил одно: все ужасно, ужасно! И если бы такое произошло с его детьми, он
бы не вынес, не смог пережить подобного.
     Увы, сколько тягот и горя выпадает на долю иного человека,  что  трудно
представить, как он может со всем этим справиться и продолжать жить  дальше.
Как жалел Херардо, что не прислушался к тревожным словам Аманды, а ведь  она
предупреждала.  Но  что  теперь?   Бесполезно   терзать   себя   запоздалыми
раскаяниями, Рубена не вернуть.  Но  понять,  что  заставило  благополучного
мальчика из благополучной семьи встать на путь грабежа, - Херардо  хотел.  У
него было все, что  ему  нужно  в  его  возрасте,  об  этом  Херардо  всегда
заботился. Зачем же ему понадобилось грабить магазины? Деньги? Но зачем  они
четырнадцатилетнему мальчику? У полиции есть  сведения  не  об  одном,  а  о
нескольких налетах юноши, по описанию очевидцев как две капли воды  похожего
на него. И потом - откуда у Рубена пистолет? Где он достал его? Увы, на этот
вопрос ответа пока не было...
     "Как грустно, - говорил  тем  временем  Фико  Эдуардо,  -  когда  такой
молодой человек, как Рубен, идет на разбой. Вот ведь им не пришла  в  голову
мысль зарабатывать деньги каким-то  иным  путем,  нежели  тем,  которым  они
зарабатывали до сего  времени  -  работая,  учась  в  университете..."  Лало
посмотрел на друга: на его стройную фигуру, в уже не новом,  но  выутюженном
костюме, свежей рубашке, начищенных туфлях... Его отец  погиб  от  пьянства,
теперь погибала от того же мать.  Фико  жил  и  учился  на  те  деньги,  что
зарабатывал сам, у него никогда не было лишней копейки,  но  это  был  самый
честный, самый порядочный и отзывчивый  человек,  которого  знал  Лало.  Его
родной брат оказался, к горькому сожалению, совсем другим человеком.
     Так что же произошло с Рубеном? Что?..  После  похорон  в  дом  Херардо
пришли Хавьер и Хорхе, ближайшие друзья Рубена. Они, переминаясь с  ноги  на
ногу, извинялись, что не пришли на похороны. Но они не  перестают  думать  о
Рубене. Знали ли ребята, какими делами занимался он? Нет, им и в  голову  не
приходило, что он ворует. Но ведь они были большими друзьями,  как  же  так?
Неужели он никогда ничего не рассказывал? Да, Рубен иногда  пропадал  целыми
днями, они покрывали его отсутствие в школе, делали за него задания, но  они
полагали, что он проводит время со своей... Лорной... А  кто  это?  Невеста?
Сейчас ведь у современной  молодежи,  как...  Родители  узнают  в  последнюю
очередь. Так она невеста? Как сказать... Женщина, с которой он встречался...
Честно говоря, Хавьеру неловко,  просто  стыдно  говорить  об  этом  сеньору
Херардо: она  требовала  от  него  денег  все  больше,  он  жаловался  своим
друзьям...
     И тут Херардо услышал от Хавьера нечто, что приоткрыло ему тайну.
      - Вы, сеньор, приучили его к большим деньгам, а потом вдруг  перестали
давать Рубену... И тогда он придумал, как их можно добывать.
      - Я давал Рубену много денег? Когда? - Херардо остолбенел.
      - А разве нет?
      - О чем вы говорите, Хавьер, я не понимаю...
      - Рубен водил нас в... разные  места,  и  всегда  платил  за  нас.  Он
говорил, что деньги дает отец. Наверное, все-таки это вы, сеньор  Херардо?..
И пистолет... у него был пистолет...  Он  говорил,  что  его  тоже  дал  ему
отец...
      - Гореть ему в аду, этому подонку! Почему я не  убила  его  тогда?!  -
Аманда беспрестанно стучала палкой об пол. - И как  я,  старая  дура,  могла
потерять бдительность и  решить,  что  подлец  оставил  нас  в  покое?  Это,
конечно, был Альберто, кто же еще, Рубен грабил  по  наущению  Альберто.  Но
ведь это был его сын, сын!..
     ...Херардо и Эдуардо вот уже который раз за последние сутки подходили к
дому Альберто... Но дом казался необитаемым:  дверь  наглухо  закрыта,  свет
погашен.
      - Проклятье! - сжимал кулаки Херардо. - Когда я увижу его, я не  знаю,
что я с ним сделаю, сынок. Я за себя не ручаюсь.
      - И я... тоже. Мне тошно думать, что такой гнусный тип, мог быть  моим
родителем. Это отвратительно! И все же, я  прошу  тебя,  будь  благоразумен,
отец, не накликай из-за него беду на  свою  голову.  Не  хватало  нам  новых
проблем. Он может еще причинить нам немало зла. Он на все способен, способен
даже мстить собственному ребенку... Я вспоминаю, отец, нашу последнюю с  ним
встречу, когда он искал Монику в доме Маргариты, где был в то время и я.  Он
подкараулил меня на улице, схватил за борт пиджака и с ненавистью сказал:  "
Ненавижу всю вашу семейку, бабку, Каролину, тебя... Вы даже не знаете, что я
для  вас  приготовил!"  Вот  его  месть,  отец:  Рубен...  Он  готовил   нам
наказание...

     * * *

     Они вернулись домой и застали там Даниэлу, пришедшую выразить  Каролине
свое соболезнование.  Женщины  плакали:  еще  слишком  свежа  была  рана  от
страшной утраты. Что могла сказать Каролине Даниэла? Она не любила банальных
слов, от них становилось еще тяжелее... Та и другая пережили общую трагедию:
потерю ребенка, - и сейчас,  вспоминая  каждая  о  своем,  они  скорбели  об
одном - о детях, покинувших этот мир. В глазах Даниэлы стоял крохотный  гроб
у разрытой ямы, море  цветов,  толпа  близких  и  знакомых,  и  она  сама  в
полубеспамятстве, рвущаяся туда, в черную глубину.  Рядом  -  Хуан  Антонио,
поддерживающий ее заботливыми сильными руками.  Как  ей  не  хотелось  тогда
жить, она готова была лечь в одну могилу с тем, кто мог бы стать смыслом  ее
жизни, ее сыном,  воплощением  ее  желаний.  И  Каролина,  у  которой  глаза
наполнились слезами, едва она  увидела  Даниэлу,  тоже  вспомнила  похороны,
похороны Рубена.
     Как же  ей,  бедной,  пережить  такое,  думала  Даниэла.  Ее  маленький
мальчик, по-существу, еще и не жил, а этот рос на глазах родителей, - он был
уже выше миниатюрной Каролины, они любили его, связывали с  ним  надежды  на
будущее. И вот  в  мгновение  ока  разрушены  все  надежды  из-за  коварства
преступника, его, так называемого, отца, для которого  в  жизни  нет  ничего
святого. Как круто завязало провидение все их жизни вокруг  этого  страшного
человека: с ним оказалась кровно связана ее дочь Моника,  семья  Каролины...
Даниэла крепко прижала к себе все еще  вздрагивающую  от  рыданий  Каролину,
сумевшую сквозь слезы произнести одну-единственную фразу:
      - Мы знаем... ты с нами...  и...  очень  тебе...  благодарны.  Даниэла
крепко пожала руку вошедшему Херардо, молча посмотрела на него - в ее глазах
еще стояли слезы.
      - Мне очень жаль, Херардо, - только и удалось сказать ей.
      - Да, Даниэла, я знаю. Спасибо, что пришла.

0

50

Глава 58

     Ирене все еще вертелась перед зеркалом в новом  платье,  приготовленном
для завтрашней презентации. Альберто куда-то исчез,  сказал,  что  по  делам
купли дома.  Теперь  ее  пугал  каждый  звонок  в  дверь.  Испугал  и  этот,
настойчивый, протяжный, повторившийся дважды. После- недолгих раздумий,  она
все же решила открыть, и тотчас раскаялась в  этом.  В  дверях  стояли  двое
незнакомых мужчин. Они, не поздоровавшись, направились к  ней.  Лица  их  не
предвещали ничего хорошего.
      - По вине Альберто погиб мой сын, Рубен. Вам ясно? -  тоном  прокурора
зловеще, словно приговор, произнес Херардо.
      - Вы сумасшедший! Я ничего не понимаю! - закричала Ирене. -  Насколько
я знаю, Рубен был сыном Альберто, а не вашим.
     Будто не слыша того, что говорила Ирене, Херардо настойчиво продолжал:
      - И он еще заплатит за все, что совершил.
      - Во всяком случае, я тут не при чем. Ясно?
      - Почему вы и он продолжаете делать подлости?  -  вступил  в  разговор
Филипе.
      - Но мы говорим об Альберто!..
      - Вы с ним два сапога... пара. Передайте Альберто, что очень скоро  мы
с ним увидимся. Это  серьезно.  Передайте,  что  я  не  успокоюсь,  пока  не
добьюсь, чтобы он сел на скамью подсудимых. Это его ждет. Неотвратимо.
      - Убирайтесь! Убирайтесь! - Ирене задохнулась от страха и ненависти.

     * * *

     Херардо чувствовал себя совершенно  опустошенным,  считая,  что  он  не
выполнил отцовского долга; все уверения Филипе о том, что он лучший из отцом
на свете, не успокоили Херардо. Да, он  пытался  воспитывать  Рубена,  любил
его, но из этого ничего хорошего не вышло. Появился этот сатана,  преступник
Альберто, перед которым он оказался  бессилен,  и  погубил  мальчика...  Он,
Херардо, непременно пойдет на это открытие дома мод Ирене  Монтенегро  -  уж
туда непременно препожалует эта  мразь.  Расположившись  напротив  дома,  он
будет ждать, пока Альберто не войдет  или  не  выйдет  оттуда...  Нет,  нет,
старшего Лало, он не хочет брать  с  собой,  мало  ли  во  что  выльется  их
встреча...
      - Надеюсь, ты мне не откажешь в компании, - Филипе  снял  очки.  -  На
кого нам опереться в трудную минуту, как не на друг друга.
     Херардо и Филипе закрыли офис в четыре часа и сразу отправились к  дому
мод Ирене Монтенегро. Они прогуливались  в  отдалении,  не  спуская  глаз  с
подъезда, к которому подъезжали машины, входили люди. Говорить не  хотелось.
Каждый  сосредоточенно  думал  о  своем.  Как  ни  удивительно,  но  Херардо
почему-то сейчас думал о Джине, о той неразберихе, которая творилась в семье
Филипе. Никто серьезно не  занимался  воспитанием  детей,  родители,  словно
самые малые дети, продолжали дуться друг на друга. Джина раза два  в  неделю
заскакивала домой, хватала в охапку детей и отправлялась с ними на прогулку,
закармливала в кафе сладостями. Филипе в  это  время  закрывался  у  себя  в
кабинете и не высовывал носа, не желая встречаться с ней. Но такая жизнь  не
приносила другу особого наслаждения, Филипе всегда был грустен  и  озабочен,
но, к сожалению, не детьми. А жаль... Вот Рубен... И  снова,  вышагивая  под
густыми деревьями аллеи, Херардо терзался мыслями о том, что  упустил  сына,
проглядел беду. Ведь никогда не знаешь, когда это начинается, когда молодая,
неокрепшая душа попадает под влияние взрослого. И хорошо,  если  это  добрый
человек, а если нет? Дети-подростки такие скрытные!.. С Эдуардо  никогда  не
было никаких проблем. Они  поженились  с  Каролиной,  когда  Лало  был  чуть
постарше Джины Даниэлы. Мальчик сразу привязался к нему, чуть ли не с первой
встречи доверял ему безраздельно, и Херардо всегда знал, чем он  живет,  что
волнует мальчика, кто его друзья. Не так было с Рубеном.  Казалось  бы,  тут
все должно быть проще: Рубен совсем не помнил ни отца, ни той жизни, которой
жила его семья  до  знакомства  с  Херардо.  И  вот,  на  тебе,  вооруженный
грабитель. У него вдруг непроизвольно вырвалось:
      - Альберто еще пожалеет о содеянном! Жестоко  пожалеет!  Ему  придется
иметь дело со мной!
     Филипе тоже, очевидно, занятый  своими  мыслями,  отрешенно  поднял  на
Херардо глаза.
      - Знаешь, я сейчас подумал - нам нет смысла оставаться здесь и  ждать.
Ну, выйдет он к автомобилю, поедет... И что же мы, двое взрослых мужчин, как
мальчишки, будем бежать за его машиной? Как в какой-нибудь комедии...
     Херардо не успел ответить, потому что именно в этот момент  к  подъезду
дома мод подошла женщина, и оба, замолчав, безошибочно узнали  в  ней  Росу,
секретаря  Даниэлы  Лоренте.  Швейцар  распахнул  перед  нею  двери,  громко
пригласив:
      - Пожалуйста,  сеньора  Роса!  Проходите,  прошу  вас!  Обомлевшие  от
удивления друзья переглянулись:
      - Похоже, в доме ее хорошо знают, - протянул Херардо.
      - Что-то тут не так, дружище! - Филипе засунул руки поглубже в карманы
брюк. - Надо предупредить об этом Даниэлу.
      - Но это мы сделаем позже, - медленно сказал Херардо.
     ...Они простояли до  позднего  вечера  и,  лишь  когда  публика  начала
покидать дом моды, друзья вошли в  его  двери.  Ни  Херардо,  ни  Филипе  не
слышали ни смеха, который вызвала коллекция Ирене Монтенегро, ни язвительных
замечаний о бездарной копии стиля  Лоренте.  Они  не  слышали  и  не  видели
ничего, кроме фигуры мужчины во фраке и с серьгой в ухе.
     Херардо подошел  к  нему  и  со  словами:  "Это  ты  убил  моего  сына,
подонок", - ударил Альберто по лицу. В этот удар он вложил  всю  свою  боль,
ненависть, презрение, и Альберто не устоял,  -  с  окровавленным  лицом,  он
повалился на пол и захохотал.
     Так закончилась презентация дома мод Ирене Монтенегро.

     * * *

     Рабочий день подошел к концу. Усталые, но  довольные  подруги  неспешно
беседовали, отдыхая после напряженной работы. Перебирая  в  памяти  все  его
события и встречи, Даниэла почему-то  остановилась  на  Алехандро,  -  какой
умница, какой работник! С его участием работа продвигается очень быстро.  Да
и сын у него замечательный, Карлитос.
     Джина усмехнулась:
      - Но ты-то любишь Хуана Антонио?
      - Независимо от моих чувств, у него есть обязательства перед  Летисией
и будущим ребенком, - Даниэла  не  хотела  обсуждать  эту  проблему  даже  с
Джиной.
      - И все-таки, я уверена, - кипятилась  Джина,  -  они  ни  за  что  не
поженятся.  Не  упрямься,  дорогая.  Тебе  надо  научиться   защищать   свое
счастье... И когда Хуан Антонио в  следующий  раз  попытается  сблизиться  с
тобой, уступи ему... И пусть земля вертится!.. - добавила она со смехом.
     Что  они,  сговорились  все,  что  ли?  И  Моника  тоже  все  время  ее
уговаривает помириться с отцом, уговаривает мягко, сердечно.
     Дочь видела настойчивые ухаживания влюбленного  сеньора  Алехандро  так
же, как видела, что мать ее  остается  холодна.  "И  слава  Богу,  -  думала
Моника, жалея и мать, и отца. - Зачем мама из-за Летисии ломает свою  жизнь?
Ведь все они давно знают характер Летисии,  а  Маргарита,  так  та  даже  не
желает сочувствовать бывшей подруге: мол, сама нарвалась,  сама  виновата  и
поделом, пусть расплачивается".  Моника  была  более  снисходительна  -  она
только что  родила  ребенка,  родила  без  поддержки  мужа,  -  это  тяжелое
испытание для любой женщины. Но у нее есть дом, лучшая в  мире  мама,  отец,
Мария, друзья. А  у  Летисии  -  никого  и  ничего,  и  в  Монике  теплилось
сочувствие к тяжелой участи бывшей подруги. Но отец не принадлежит  Летисии!
Хочет или не хочет мама понимать это, они с ним одно целое. Поэтому  Моника,
как и Джина, уговаривала Даниэлу сменить гнев на милость  и  простить  Хуана
Антонио.
      - Подумай, мамочка! Мы все могли бы быть так счастливы. В жизни  никто
не застрахован от нелепых поступков, наш отец не исключение.  Мы  ошибаемся,
но имеем право исправлять свои ошибки,  -  убеждала  Моника,  имея  в  виду,
конечно, и свой печальный опыт.
     Даниэла слушала дочь,  радовалась  ее  взрослению,  ее  умным  речам  и
думала: а какую же ошибку совершила она сама? С отцом Моники она всегда была
нежной, понимала его, ни разу не давала повода усомниться в своей  верности.
Почему она должна доказывать  это  собственной  дочери,  на  глазах  которой
прожили они все восемь лет.
     Даниэла  вдохнула  аромат  нежных  цветов,  стоящих  рядом  с  диваном.
Лилово-желтые ирисы, ее любимые. Они - от  Алехандро.  А  чуть  поодаль,  на
журнальном столике, другой роскошный букет роз - от Хуана Антонио. Они будто
сговорились соперничать, чей подарок привлекательнее, какой понравится  даме
сердца больше... Даниэла  суеверно  поменяла  местами  вазы  и  прикоснулась
губами к лепесткам роз, присланных бывшим мужем... Ее терзали сомнения,  как
посту пить, что предпринять. В душе она верила в искреннее  раскаяние  Хуана
Антонио.
      - Я очень любила его, Моника. Наверное поэтому мне так трудно простить
его предательство. - Она специально употребила глагол в  прошедшем  времени,
чтобы оставить за собой право решать, как поступить в дальнейшем. Скажи  она
"люблю", Моника тотчас же ухватилась бы за это и, конечно, спросила: "Так  в
чем же дело, мама, почему вам не быть вместе?.. "Все  же  не  готова  она  с
распростертыми объятиями встретить  Хуана  Антонио,  слишком  велика  горечь
обиды, чтобы забыть о ней... И  как  хорошо,  что  есть  любимая  работа,  в
которую можно окунуться с головой, забыть на  время  о  том,  какую  сложную
проблему ей предстоит решать: простить или нет.
     Ее часто ночами преследовал один и тот же навязчивый кошмар:  она  идет
по пустынной улице, а сзади слышен топот  погони.  Она  бессильна  скрыться,
крик застрял в горле. И вот уже руки ее распяты на мокром  асфальте,  а  над
ней склонились хохочущие лица.  И  одно  из  этих  лиц  -  лицо  Альберто...
Проснувшись,  она  обычно  долго  лежала  без  сна  и  забывалась   лишь   с
рассветом... Утром Даниэла  принимала  душ,  пила  кофе,  завтракала.  Через
открытое  окно  доносилось  щебетанье  птиц,  солнечные  блики  разноцветили
комнату. И ночные призраки  забывались.  Бросая  беглый  взгляд  в  зеркало,
Даниэла  удовлетворенно  вздыхала:  в  зеркале  отражалась  стройная  фигура
молодой, элегантно одетой и модно причесанной женщины... Да,  такой  женщине
еще можно дарить  цветы,  соглашалась  Даниэла...  Но  два  букета  сразу  -
многовато даже для нее...
     Может ли она обоим дать шанс, как просил на днях  Алехандро  и  намекал
Хуан Антонио? Алехандро  предостерегает,  говорит,  что  простив  мужа,  она
забудет об обиде - а это значит, что она дважды наступит на те же  грабли...
Она не желала обсуждать  такую  болезненную  проблему  с  Алехандро.  Но  он
вызывал на откровенность, проводил параллель -  ив  самом  деле  было  много
похожего в их неудачных браках. Но они  не  должны  замыкаться  в  неудачах,
терзаться мыслями: что было бы, если бы от  него  не  ушла  жена,  а  ей  не
изменил муж... Даниэла заставила переключить себя на работу. Она подтянула к
себе поближе ворох газет и стала  просматривать  их.  За  этим  занятием  ее
застала Джина, уже готовая к выходу.
      - Посмотри,  что  пишут:   "Открытие   дома   мод   Ирене   Монтенегро
состоялось... - Даниэла отбросила газету...
      - Читай дальше: "Все модели Монтенегро бездарные копии  стиля  Даниэлы
Лоренте". А теперь посмотри на снимки: это же  модели  из  новой  коллекции.
Просто настоящее мошенничество, - возмущению Джины не было границ.
      - Да, это мои модели, - изумилась Даниэла. - Только из других тканей и
измененные. Но они, безусловно, мои!
     Джина задумалась:
      - Теперь ясно, что делала Роса в доме  Ирене,  -  и,  глядя  в  широко
раскрытые глаза Даниэлы, добавила: - Мне сказал об этом Херардо. Вчера они с
Филипе были там и видели Росу. Конечно, это она  передала  эскизы  Ирене,  -
Джина стояла, подбоченясь, будто оборонялась от невидимого врага.
     Даниэла поднялась с кушетки:
      - Собирайся, немедленно едем: я хочу объясниться с Росой! Неужели  она
способна  на  предательство?  После  стольких  лет  работы...  Боже,  и  это
испытание я должна пережить. Но Росе я измены  не  прощу.  Поговорим  с  ней
сейчас же.
      - Надеюсь, ты не дашь ей  провести  себя?  -  голос  Джины  дрожал  от
сарказма. - А то ведь я знаю тебя, дорогая! Стоит  ей  перед  тобой  пустить
слезу, ты тут же и растаешь!
      - Ну уж нет! - Разъяренная Даниэла, так не похожая на саму себя, надев
кожаную куртку, подхватив сумку и газеты, направилась к  двери.  -  С  этим,
Джина, покончено раз и навсегда! Я вне  себя!  Из-за  предательницы  пропали
несколько месяцев работы.
      - Да нет же, Даниэла! - рассмеялась Джина, тряхнув  своей  рыжеволосой
коротко остриженной шевелюрой. - Это не так! Слава Богу, затея  Ирене  вышла
боком...

      * * *

     Даниэла не уставала поражаться многоликости лицемерия. И  как  человек,
сам не способный на подобные поступки, она  не  могла  понять,  что  двигало
людьми, готовыми  за  лишнюю  сотню  песо  пойти  на  сделку  с  собственной
совестью. Как  могла  Роса,  которую  она  взяла  когда-то  на  службу  и  в
преданности которой не сомневалась, которой платила гораздо больше,  чем  та
заслуживала, чем вообще полагалось за такую работу, как  она  могла  украсть
труд Даниэлы, труд долгих месяцев всего Дома? Но, увы, и на  этом  лицемерие
не  кончалось.  "Как  вы  могли  подумать  такое,  сеньора?"   -   лепетала,
возмущаясь, припертая к стенке Даниэлой и Джиной, женщина.  И  только  когда
Даниэла, швырнув ей в лицо газеты, сказала, что Херардо и Филипе видели  ее,
заходящей в дом Ирене, та призналась, что отдала эскизы сеньору Альберто.  И
тут же пошла, ничтоже сумнящеся, в наступление - куда  девалась  скромность,
покорность, услужливость.
      - За что мне вас благодарить, сеньора? Вы богатели, пока я  продолжала
влачить жалкое существование. Я устала прозябать в бедности! Сеньора Ирене и
сеньор Альберто хорошо мне заплатили и еще заплатят! А вы относились ко  мне
только как к одной из служащих, в то время как  Каролина  -  чем  она  лучше
меня - стала вашей подругой. Меня не волнует ваше прощение!  Прекрасно,  что
вы уже все знаете и мне не надо будет видеть вас каждый  день!  -  И  уже  в
дверях, обернувшись, злобно выкрикнула: - Будьте вы прокляты! Вы разоритесь!
И неважно, что открытие  дома  моды  прошло  неудачно.  Они  все  равно  вас
разорят, и я им в этом помогу!
     По крайней мере, думала Даниэла, после ухода этой злобной неблагодарной
твари - иначе ее не назвать - одним тайным врагом стало меньше,  а  с  явным
бороться легче. Джина предлагала немедленно вызвать полицию: пусть, мол,  ее
посадят в тюрьму. К несчастью, уже спокойно возразила  Даниэла,  у  нас  нет
доказательств ее вины, а, значит, и нет состава преступления. Вообще  теперь
надо сосредоточиться, неожиданно объявила она  собравшимся  сотрудникам,  их
Дом не может рисковать  и  подвергать  сомнению  свою  добрую  репутацию,  а
поэтому придется отложить показ на  несколько  месяцев.  Надо  поговорить  с
журналистами и назначить им встречу на завтра - она сама им объяснит причину
задержки презентации новой коллекции.
     Алехандро застал Даниэлу устало сидящей за столом -  разоблачение  Росы
стоило ей немалых сил. Алехандро, посмотрев на разбросанные повсюду  газеты,
заметил:
      - Мои друзья были вчера вечером там, - он кивнул на газеты. - Говорят,
что это - полный провал! Одежда плохого качества. И очень дурного вкуса.  Но
я рад главному, тебе нечего бояться конкурентов!
      - Я в ярости, я подавлена  всем  случившимся,  значит,  никому  нельзя
доверять! - Даниэла вскипела. -  Это  дело  рук  Росы,  представляешь?!  Она
призналась во всем. И ей даже не было  стыдно!  У  нее  было  такое  лицо...
какого я никогда не видела. Это была другая Роса. Я  приняла  решение:  надо
работать и создать совершенно новую коллекцию.
      - Другую? - удивился Алехандро.
      - Да, другую!  -  настойчиво,  будто  убеждая  саму  себя,  настаивала
Даниэла. И она  должна  быть  лучше  предыдущей,  над  которой  мы  с  тобой
трудились. Рисунки  тканей  нам  еще  пригодятся  -  их-то,  к  счастью,  не
скопировали.
      - Если ты хочешь, - предложил согласный на все ради  любимой  женщины,
Алехандро, - можно сделать и другие. Я готов.
      - Ну, что ж, благодарю тебя! - Даниэла с теплотой взглянула на  своего
партнера.  -  Я  займусь  сегодня  же   разработкой   новых   моделей,   уже
приспосабливая их под готовые ткани. Идет? Но хочу  предупредить,  чтобы  не
жаловались: работать придется и день, и ночь - мы не можем терять и ДНЯ.
      - Не преувеличивай уж так, Даниэла, - решил пошутить Алехандро.  -  Не
так все безнадежно, а главное, у тебя должно оставаться время для себя, - и,
многозначительно глянув на нее, неуверенно добавил: - И для любви.
     Даниэла неловкую шутку пропустила мимо ушей.
      - Прошу тебя, Алехандро, - в голосе ее было  явно  недовольство.  -  Я
никогда не давала тебе повода думать, что влюблена в тебя.
      - Но я люблю  тебя,  -  не  желая  смириться  с  услышанным,  возразил
Алехандро. - Для этого не нужен повод...
      - Я не могу тебе ответить тем же, - с сожалением произнесла Даниэла. -
И ты это знаешь.
      - Давай забудем прошлое, - в который раз предложил Алехандро. - Начнем
все с начала и вместе. Нас многое объединяет - взгляды на  жизнь,  любовь  к
детям... Кстати, тебя мой сын просто обожает... Давай попробуем? А? -  И  он
легко приобнял Даниэлу за плечи, нежно прикоснулся губами к ее щеке.
     Словно дожидаясь специально  этой  минуты,  в  кабинет  Даниэлы  влетел
разъяренный Хуан  Антонио.  Голос  его,  обыкновенно  спокойный,  словно  не
принадлежал ему:
      - Слушай... - двинулся он с кулаками на Алехандро. - Слушай... Что  ты
себе позволяешь? Какое он, Даниэла, имеет право приближаться к тебе?
      - По-моему, это ты не  имеешь  здесь  никаких  прав!  -  не  сдержался
Алехандро.
      - Уходите оба! - решительно потребовала Даниэла, но,  увидев,  что  ни
один не тронулся с места, направилась к двери.
      - Ну, если вы не хотите этого сделать, уйду я. Столкнувшись в дверях с
разгневанной Даниэлой  и  оценив  метким  взглядом  ситуацию,  Джина  ехидно
улыбнулась:
      - Это так волнующе, когда двое мужчин дерутся из-за  одной  женщины!..
Куда же вы, постойте! -  пыталась  она  остановить  устремившихся  к  выходу
мужчин. Но ей это не удалось.
      - Оба от тебя без ума, а ты от  этого  в  восторге!  -  беспристрастно
констатировала ситуацию Джина. - Тебе это не кажется?
      - Ну, что ты говоришь! Обвиняешь  меня  в  том,  что  я  играю  на  их
чувствах? Ты ошибаешься!
      - Нет, дорогая! - смягчилась Джина, возвращаясь вместе с Даниэлой к ее
рабочему столу. - Я совсем не то  хотела  сказать.  Ведь  иногда  неплохо  и
поиграть. А?  Пусть  проклятые  мужики  пострадают,  они  это  заслужили!  -
погрозила она кулаком вслед ушедшим, имея в виду, конечно,  не  только  этих
двух, а прежде всего, своего "Пиноккио".
     Она испытывала непреклонность Филипе новым приемом:  время  от  времени
посылала ему в контору роскошные букеты с короткими  остроумными  записками,
доставляющими великую радость Херардо. Джина улыбнулась:
      - И смех, и грех! Я прихожу домой, а он сидит, надувшись, за  газетой,
и делает вид, что меня нет.  А  когда  дети  спрашивают  его,  когда  же  он
поженится снова на маме, - срывается и бежит  в  спальню.  Знаешь,  он  меня
боится.
     Даниэла   невольно   засмеялась,   представив   картину,   нарисованную
подругой. - Ты смеешься, а я говорю,  что  снова  завоюю  Филипе!  Он  будет
умирать от любви, ко мне, богине. И я в восторге от этого.

0

51

Глава 59

     Вечером Джина снова была у себя в доме и со смехом возилась  с  детьми,
не обращая внимание на насупленного Филипе.
      - Если ты недоволен, что  я  пришла  сюда,  тебе  придется  потерпеть,
цыпленочек, - Джина, как ни в чем не бывало, потрепала его по щеке.
      - Я лучше уйду к себе в спальню.., - Филипе боком обходил  ее,  норовя
скрыться с глаз, долой.
      - Ты что, боишься меня, цыпленочек?.. Тут в диалог вступили дети:
      - Останься с нами, папочка!
     Им вторила Джина, загородив Филипе дорогу.
      - Мы могли бы поговорить, как раньше...
      - Как раньше, - повысил голос Филипе, - как раньше уже не может  быть,
не забывайте.
      - Но все ведь  может  вернуться,  -  нежно  глядя  на  него  и  детей,
ворковала Джина. - У богинь такое бывает...
      - Хватит говорить глупости. Какая муха тебя укусила?
      - Эта муха, цыпленочек, зовется любовью.
      - Любовь? - брови Филипе удивленно поползли вверх. - Любовь, говоришь?
Ну, тогда это не муха, а африканская пчела. Слушай, Джина, не испытывай  мое
терпение. И снова, перебивая друг друга, вмешались дети, не понимая, всерьез
идет разговор между родителями или они шутят.
      - Поцелуйтесь, ну, поцелуйтесь же!.. Мама, папа!..
      - Придется им уступить, - приближаясь к Филипе, протянула руку  Джина.
Но Филипе пятился назад, глядя на нее как кролик на удава, лепеча невнятно:
      - Я еще не сошел с ума! Не сошел!
      - Целуйтесь же, целуйтесь! - кричали дети, превращая все это  в  игру,
но видя, что родителя не внемлют им, льнули к Джине.
      - Ничего не вышло, мама, - грустно говорила дочь.
      - Не вышло, говорите? Ну, ничего, ведь мы на правильном пути...

     * * *

     Херардо принимал к сердцу  все,  происходящее  в  семье  друга.  Филипе
рассказал ему о вчерашнем визите жены:
      - Она была такая  странная  и  все  хотела  во  что  бы  то  ни  стало
поцеловаться со мной... Сумасшедшая. Мало того, пришла в дом, зная, что я не
хочу ее видеть... Надеется на прощение, но пусть на меня не рассчитывает.
     Через несколько дней,  придя  в  контору,  Филипе  обнаружил  на  столе
очередной роскошный букет роз. Рядом стоял смеющийся  Херардо  и  протягивал
ему записочку. Филипе в сердцах развернул ее: "Ты настоящий мужчина, - вслух
прочел он слова, выведенные скачущим почерком бывшей жены. - Я  люблю  тебя,
мой Пиноккио, не будь таким жестоким, я не могу без тебя".
     Херардо расхохотался.
      - В этом нет ничего смешного! - обиделся неожиданно Филипе и,  скомкав
записку, сунул ее в карман. - Давай лучше займемся разводом Моники.
      - Можно? - в дверях стояла улыбающаяся Моника в сопровождении  Лало  и
Фико.
     Они тщательно сформулировали  обоснование,  нашли  точные  подкрепления
ситуации в законодательных актах. И вдруг под окнами офиса послышались звуки
музыки. Они оторвались от бумаг.  Чтобы  в  разгар  рабочего  дня  на  улице
большого города пели... серенаду?.. Странно, в такое время...
     Наверное,   какой-нибудь   сумасшедший.   Или   сумасшедшая,   высказал
предположение Филипе. Фико выглянул в окно: музыканты и какая-то  женщина  -
за зеленью деревьев не рассмотреть.
      - Постойте, - в голосе Фико было удивление. -  Эта  женщина...  Джина.
Она, она поет серенаду для Филипе!..

     Пусть моя жизнь скорее б прошла...
     Зачем мне она такая нужна ?
     Бедная я, бедная я, бедная я.

     И все музыканты подхватили:

     Ах, сердце мое...

     И снова голос Джины усердно выводил:

     Из-за нашей несчастной любви
     Плачет сердце слезами кровавыми..
     Ранил душу смятенную ты
     И обрек ты ее на страдания.

     Музыканты проникновенно, вторя солистке:

     Оставь свои страдания...

     Моника и мужчины столпились у окна, пытаясь выглянуть вниз.
     Марьячи и Джина  пели,  стоя  под  самыми  окнами.  Моника  с  друзьями
поспешили вниз. Вслед за ними сорвался Херардо, и последним,  нехотя,  вышел
Филипе. Друзья расступились, и он оказался стоящим лицом к  лицу  с  Джиной.
Теперь она пела, обращаясь уже непосредственно к нему. Едва песня кончилась,
Моника, Лало, Херардо и Фико захлопали в ладоши, закричали  "Браво!".  Джина
раскланялась и подошла к Филипе:
      - Тебе понравилась, петушок, моя серенада?
     Филипе  дернулся,  лицо  его  скривилось,  будто  он  проглотил  что-то
непотребное.
      - Когда же ты оставишь меня, наконец, в покое? Со стороны это выглядит
просто смешно!
      - Ничего подобного!  -  захлопала  в  ладоши  Моника.  -  Кто  бы  мог
подумать,  Джина,  я  и  не  подозревала,  что  ты  обладаешь   музыкальными
способностями. Это просто чудо!
      - Твоя последняя открытка - прелесть! - поддержал Монику Херардо.
      - Как видите, у меня разносторонний талант, - рассмеялась Джина.  -  И
пою, и стихи могу сочинить, а меня все равно не любят...
     Эдуардо предложил вернуться к подбору нужных  для  развода  документов.
Херардо пригласил войти и Джину.
      - Нет, спасибо! Но скажите, пожалуйста,  моему  петушку,  что  я  буду
приходить сюда с музыкантами каждый день до тех пор, пока он не  обратит  не
меня внимания...
     Вечером Моника и Джина рассказывали о новом приеме Даниэле.  Они  уютно
расположились на кушетке. Даниэла держала на  руках  Хуана  Мануэля,  -  так
хотела назвать сына Моника. Даниэла была тронута - ведь этим именем она сама
когда-то мечтала назвать своего мальчика.

     * * *

     С тех пор, как Сония познакомилась с Долорес, она на многие вещи  стала
смотреть проще, оптимистичнее; и сама она стала более  раскованной.  Правда,
есть один момент, который смущал Сонию: навязчивая идея Лолиты сблизить ее с
Мануэлем. Долорес и не скрывает своих далеко идущих планов  относительно  их
будущего: Мануэлю нужна жена, Тино  -  мать...  От  ее  прямых,  откровенных
шуточек в присутствии Мануэля Сония нередко  краснела,  словно  девочка.  И,
несмотря на неловкость, она откликалась на любое предложение Долорес:  пойти
в кафе, на танцы или, просто, к ней в гости. Сония уже не представляла  себе
жизни без общительной обаятельной Лолиты.
      - Моя мать всюду теперь ходит только с Сонией, - говорил Мануэль Хуану
Антонио. - Не оставляет ее  ни  на  минуту.  А  теперь  вот  затеяла  завтра
какой-то необыкновенный ужин... Приходи к нам, Хуан Антонио, я хоть не  один
буду... знаешь... солидарность мужчин, она как-то помогает. Мне совсем не по
душе то, что вытворяет моя матушка. Разве ты не хочешь поужинать с нами?
      - Спасибо, Мануэль, но я собирался вечером зайти к  Даниэле.  Приглашу
ее куда-нибудь в ресторан, чтобы никакой Алехандро не помешал нам поговорить
серьезно. Он там все время крутится около нее... Мне кажется,  Мануэль,  она
все еще любит меня, несмотря на мою  вину  перед  нею.  Иногда  я  ловлю  ее
взгляд, и читаю в нем... О, трудно передать это... Но я люблю ее, поверь,  и
с каждым днем все больше, не мыслю жизни вдали от нее.  Порою  мне  кажется,
что я умру от ревности: что-то  есть  между  моей  женой  и  Алехандро.  Так
хочется начать все сначала!.. Я и Сонию  уже  не  раз  просил  поговорить  с
Даниэлой...
      - Но ты не прав, Хуан Антонио,  -  рассудительно  заметил  Мануэль.  -
Думаю, ты не имеешь права теперь, после всего, вмешиваться  в  личную  жизнь
Даниэлы.
      - Это невозможно! Понимаешь? У меня, дочь,  внук...  Представляешь,  я
стал дедом! И, знаешь, Моника вчера мне  сказала,  что  хочет  назвать  сына
Хуаном Мануэлем. Род Мендес Давила не  прервется,  -  немного  помолчав,  он
грустно добавил: - Так хотела назвать нашего первенца и Даниэла.  Прекрасный
жест со стороны моей дочери, не находишь?
      - Да, конечно! - Мануэль тепло улыбнулся. - У тебя замечательная дочь,
только ты  должен,  на  мой  взгляд,  побеспокоиться  о  ее  безопасности  и
безопасности внука. Сония говорила, что ей без конца звонит Альберто...
      - Да, она очень боится, как бы он не вытворил чего-нибудь с нею  и  ее
ребенком, он ведь угрожает  все  время,  поэтому  мы  наняли  круглосуточную
охрану. Так спокойнее... Да и я сам часто бываю там, в моем  бывшем  доме...
Беспокоюсь за них за всех. Мое  сердце  было  бы  спокойнее,  если  бы  дочь
вернулась к Лало - впрочем, все к этому и идет, их  отношения  налаживаются.
Замечательный парень, этот Лало, и готов усыновить  ее  ребенка...  Конечно,
здесь немало сложностей, но ведь если любишь женщину  без  памяти,  -  а  он
любит Монику именно так, - то и ребенка будешь любить, несмотря ни  на  что.
Ты как считаешь?
      - Конечно, я согласен с тобой,  Лало  -  потрясающий  парень,  умница,
порядочный, талантливый. Кстати, они мне оба нравятся, и Фико, и Лало.
      - Да, хорошо, что ты  напомнил  о  Фико.  Я  понимаю,  есть  некоторое
неудобство... из-за меня,  Летисии...  Но  встреться  с  Фико,  прошу  тебя,
пожалуйста, и  предложи  ему  вернуться  к  нам  -  это  же  работа  по  его
специальности. Я жалею, что мы расстались... В  конце  концов,  курируй  его
сам, я в это не буду вмешиваться. Договорились, Мануэль?..
     Да,  конечно,  Мануэль  обещал   встретиться   и   уговорить   молодого
человека... Они углубились каждый в свои бумаги, но у Мануэля еще  долго  не
выходила из головы мать. Хоть Хуан Антонио только что  сказал,  что  Долорес
самая необычная женщина из всех, которых ему только довелось знать,  Мануэль
воспринял это как шутку. Смейся, смейся, мой  друг,  обиделся  он  на  Хуана
Антонио, только не забывай: одно дело время от времени  с  ней  встречаться,
совсем другое - жить постоянно.
     Мануэль нередко задумывался: какие они разные с матерью. Он  любил  ее,
был за многое благодарен, - но порой ее выходки выводили его из  равновесия,
он отказывался понимать ее и даже иногда стыдился.  Ну,  вот  на  днях,  она
снова преподнесла им  всем  сюрприз  -  познакомилась  на  улице  с  пожилым
джентльменом и, кажется, снова собирается замуж.  Ее  жених  -  кубинец,  он
отошел от дел, путешествует, и теперь вот задержался в  Мехико.  Их  встреча
произошла при более, чем необычных обстоятельствах - Долорес  сбила  его  на
мотоцикле. Они быстро познакомились, и Долорес приняла  приглашение  Рафаэля
Иглесиаса вместе отобедать. Уже за обедом они  поняли,  что  судьба  сделала
подарок, познакомив  их.  Он  зовет  Долорес  "бутончиком"  -  Мануэль  весь
передернулся, все эти материнские выходки кажутся ему нонсенсом, несерьезным
поведением вдовы Агилар... А что она вытворяет и  что  позволяет  Акилесу!..
Уму непостижимо! Но что будет, если мать его и вправду решит выйти замуж  за
этого Иглесиаса? Ведь Тино так привязан к ней. Да и вообще,  как  они  будут
жить  вдвоем,  если  уедет  Долорес?  Выслушав  мнение  сына  по  поводу  ее
замужества, Долорес пообещала, что не тронется с места,  пока  не  пристроит
их. Но свой медовый месяц они собираются провести не где-нибудь, а в Майами!
"Я не странная, я эксцентричная, - объяснила недоуменному Мануэлю мать, - и,
поскольку у меня есть деньги, я могу себе позволить некоторые вольности!.."
     От этих разговоров с матерью у Мануэля голова шла кругом. В кого же  он
такой родился - тугодум, с места не сдвинешь, медленный на решения, а  уж  в
отношении женщин и говорить нечего. Немало времени прошло,  как  с  ним  нет
Ракель, а в сердце Мануэля пустота, как в тот день, когда ее не  стало.  Его
же мать третий раз собирается замуж!.. А,  может,  права  Долорес,  что  так
легко смотрит на жизнь, облегчая существование  и  своим  близким,  друзьям?
Сония, и та не сводит влюбленных глаз с его матери... Точно так же было и  с
Ракель.  А,  может,  его  мать  обладает   каким-то   особым,   благотворным
энергетическим полем, притягивающим к ней людей, а благодаря ей - и к  нему?
Он заметил, как под влиянием  Долорес  менялась  Сония,  еще  недавно  такая
замкнутая, потерянная. Теперь в ее взгляде появилась жизнь, движения и слова
стали заметно свободнее и раскованнее.  Мануэль  знал  от  Хуана  Антонио  о
разрыве Сонии и Рамона. Что же, ничего в этом не было удивительного: слишком
велика разница в возрасте! Маргарита, Моника, Летисия, Фико, Лало,  Рамон  -
они созданы друг для друга, для любви, дружбы, романов, семей. Неужели этого
не понимал Хуан Антонио, поддавшись минутному порыву страсти к Летисии?  Или
Сония, несколько лет удерживавшая около себя этого мальчика  Рамона?..  Нет,
всему свое место и время, все  настоящее  бывает  в  жизни  раз,  во  всяком
случае, для него эта истина абсолютна.

0

52

Глава 60

     Главной печалью Моники было сожаление о том, что  она  вышла  замуж  за
Альберто. Теперь, конечно, прошлого не вернешь, но как она  могла  променять
Лало, нежного, любящего ее столько лет, на этого сумасшедшего подонка? И что
теперь ему нужно от нее? Ребенка? Неужели он все надеется  осуществить  свою
месть? Неужели человек в состоянии столько  лет  жить  в  буквальном  смысле
слова с ножом за пазухой, чтобы ждать подходящего момента и мстить,  мстить,
мстить? Но мстить не только ее матери, но и всем, кто когда-либо перешел ему
дорогу? А смерть Рубена? Что это было, как не месть? Он исподволь, не  спеша
подвел сына к преступлениям. И это тоже  была  месть  Каролине  за  то,  что
разлюбила его. Да, он страшный человек. Все эти недели в Мехико Моника  жила
с постоянным страхом: что-то принесет ей день грядущий.
     Его постоянные звонки то глубокой ночью, то ранним утром  не  позволяли
расслабиться никому.
     "Привет, моя любовь. Когда я смогу увидеть своего сына?" - спрашивал он
однажды. В другой раз шептал в трубку таинственным голосом: "Дорогая, ты еще
не соскучилась по мне?" - "Нет, - кричала она. - Не  соскучилась!  Перестань
мне звонить! У тебя все равно ничего не выйдет,  вот  ты  и  бесишься.  А  я
счастлива, живя с матерью и сыном, а тебе вечно придется прятаться ото  всех
и скрываться!.."
     Несмотря на охрану дома, бдительность домочадцев, заботу родителей, она
все время чувствовала себя в центре злобного внимания бывшего мужа.  Чувство
тревоги росло день ото дня. Верный Лало скрашивал уединенную  жизнь  Моники.
Как только он появился  в  доме,  после  ее  возвращения  из  Монтеррея,  он
признался, что все это время ему очень ее не хватало, что он все время думал
только о ней.
      - Я тоже о тебе много думала, Лало. Если бы я не  была  такой  глупой,
такой наивной девчонкой!.. Но теперь я очень изменилась. У меня растет сын.
     Лало смотрел на девушку по-прежнему, с любовью и восторгом.
      - Для меня ты женщина, которую я любил и люблю.
      - Это правда? - не верила Моника.
      - Зачем ты меня спрашиваешь, ты же знаешь, что я  отвечу.  И  потом...
важно не то, что чувствую я, а что чувствуешь ты.
     Моника видела его глаза, которые говорили  ей  больше,  чем  слова,  им
произносимые. А главное - она для себя уже почти все решила.
      - Я считаю, что не должна была порывать с тобой. Потому4 что никогда я
не найду лучше тебя. Это было какое-то затмение. Клянусь, я дорого заплатила
за эту ошибку и потеряла всех, кто меня любил по-настоящему.
     Глаза его сияли еще ярче, улыбка не сходила с губ. Разве мог  он  после
всего случившегося надеяться на такое.
      - Значит, ты меня не отвергаешь? Нет? Это  главное,  -  после  долгого
раздумья произнес молодой человек. -  Мы  могли  бы  видеться  чаще,  бывать
где-нибудь вместе... И пусть время решит за нас.
      - Да, я согласна, пусть время решит. Я не хочу,  чтобы  ты  торопился,
Лало. Я не могу тебя заставить полюбить моего сына, и не хочу, чтобы ты  его
принял  только  потому,  что  он  мой...  Хотелось,  чтобы  ты  полюбил  его
по-настоящему. Пойми, Лало, сейчас он - главное для меня в жизни. Главное...

     * * *

     Даниэла видела и без посторонней подсказки, дети снова вместе,  и  Лало
для Моники много значит. Как-то сложится их судьба? Она, по крайней мере,  о
лучшем зяте и не мечтала. Но опять ей грозит  одиночество.  При  этой  мысли
сердце Даниэлы болезненно сжалось, глаза наполнились слезами. Одна...  Таков
закон жизни. Взрослые дети уходят к своим возлюбленным. И как бы  хорошо  не
сложились их отношения, каждая из них будет жить своей жизнью.
     Однажды она сказала об этом своем  грустном  наблюдении  Монике,  а  та
решительно возразила:
      - Нет, мамочка! Ты не останешься одна. Я всегда буду с тобой и никогда
больше тебя не оставлю. Никогда, можешь быть совершенно уверена, дорогая.
     Если бы  не  зловещая  тень  Альберто,  постоянно  вставшая  над  домом
Даниэлы, его обитателей можно было бы  назвать  почти  счастливыми.  Лало  с
каждым днем все более  привязывался  к  сыну  Моники  и  однажды,  в  порыве
откровения, признался ей, что был бы последним негодяем, если бы не  полюбил
малыша.
      - Я буду для него... я буду для него... -  волновался  Лало,  держа  в
руках руку Моники, - тем, чем стал для меня мой отец... Нет, не думай...  не
настоящий, не родной, а Херардо. Я сумею защитить вас.
      - Увы, - горько усмехнулась Моника. - Альберто не из тех,  кого  можно
остановить кулаками. Он коварен, и не знаешь, с какой стороны может напасть,
подобраться. Я все более утверждаюсь в мысли, что он не  совсем  нормален...
Но что мы, Лало, все о нем, да о  нем...  Знаешь,  я  попросила  Сонию  быть
крестной моего сына, и Сония очень  обрадовалась  этому.  Сначала  я  хотела
просить  Маргариту...  Ну,  лучше  пусть  она  будет  второй  крестной   при
конфирмации, когда Хуан Мануэль подрастет...
     На днях ее навестила Маргарита, и Моника встретила подругу будто  между
ними и не было ссоры. Маргарита была прощена за то, что отдала  свое  сердце
Рамону. А Рамон был прощен Сонией... Много воды утекло с  тех  пор,  как  не
виделись неразлучные когда-то Моника и Маргарита. Им было, что вспомнить,  о
чем поговорить - столько случилось за последнее время событий.
      - Педро еще портит  нам  кровь,  но  он,  скажу  тебе,  все  проиграл.
Наконец-то, моя мамочка поняла его истинную цену.  А  сколько  мы  с  братом
убеждали ее! Они разводятся. Слава Богу, ему не удалось обмануть  мою  маму,
иначе мы все остались бы без единого песо: он отъявленный мошенник.
      - А Летисия? - вспомнила вдруг Моника. -  Ты  ее  не  видела?  Бедная,
дорого же она заплатила за то, что сделала.
     Маргарита тряхнула длинными пышными волосами, саркастически улыбнулась.
      - Знаешь, Моника, а мне ее ничуть  не  жаль.  Она  приходила  ко  мне,
искала сочувствия, говорила, что очень одинока. Но надо знать Летисию и цену
ее словам, как знаем ее мы с тобой, ведь она всю жизнь себя ведет так.
      - Но, Маргарита, может быть, Летисия, действительно,  сейчас  одинока,
ведь  мой  отец  порвал  с  ней  окончательно.  В  самом  деле,  может,  она
раскаивается?.. Хотя и очень много  горя  принесла  моей  маме.  Но  Даниэла
считает, как бы ни сложилась дальше ее собственная жизнь с Хуаном Антонио, у
него есть обязательства честного человека по отношению к Летисии и  ребенку,
которого она родит...
      - Ты знаешь, Моника, Фико, узнав о ее разрыве с Хуаном Антонио,  снова
стал приходить к ней...
     Это и в самом деле было так. Когда человек любит до  самозабвения,  ему
нипочем даже насмешки избранницы.
     Да, и у  Летисии  было  достаточно  времени,  чтобы  многое  оценить  и
переоценить в жизни. Так или иначе, приход Фико ее даже обрадовал.  Фико  не
верил своим ушам,  слушая  Летисию,  -  как  она  изменилась!  Считает,  что
наказана по заслугам. Ей, оказывается, совсем не безразлично, что кто-то еще
ее любит, - в последнее время она только чувствовала всеобщее  презрение.  И
он не должен любить ее, потому что она никогда не сможет  ответить  ему  тем
же...
     Фико был согласен на все: быть друзьями, иногда встречаться, ведь нужен
же ей кто-то, кому можно было бы доверить сокровенное. Летисия удивилась: он
согласится на такие отношения? - Конечно! И не  потребует  ничего  большего?
Нет? Он только просит дать ему шанс.
     Фико понимал, с Летисией что-то происходит. Одиночество съедает ее. Это
одиночество, пригнало Летисию на порог родительского  дома  к  нелюбящей  ее
матери. Она знала, что мать равнодушна к ней. Не любила Анхелика и отца,  за
которого вышла, как  она  сама  признавалась,  потому  что  была  дурой,  не
понимала, что творила: была масса поклонников, богатых, солидных... А  разве
можно быть счастливой в бедности? Анхелика поняла это слишком поздно,  когда
уже родились  Летисия  и  ее  брат.  Поэтому  отец  всегда  чувствовал  себя
виноватым перед нею. И теперь, когда Летисия осталась одна, он убеждал  жену
помириться с дочерью.  Но  Анхелика  стояла  на  своем:  они  с  дочерью  не
уживутся. Даже если бы очень захотели этого обе. Так что  все  уговоры  были
напрасны...
     Почему, почему у нее такая мать,  не  раз  сетовала  Летисия  Фико.  Он
прекрасно понимал ее - до недавнего времени Арселия тоже приносила ему  одни
огорчения. Но вот идет время, мать лечат, и она на глазах становится  других
человеком.
      - Видишь, - успокаивал он Летисию, - Арселия очень изменилась...
      - Нет, - безнадежно вздыхала девушка, - от  Анхелики  не  жди  никаких
перемен. Впрочем, я никогда не ждала от нее  ничего  хорошего,  а  потому  и
сейчас не рассчитываю на ее помощь.
     Любить - значит  прощать,  считал  Фико.  Вот  Лало  простил  Монику...
Наверное, он затронул одну из больных струн Летисии,  потому  что  при  этих
словах он уловил прежний,  злой  блеск  в  ее  красивых  глазах:  Моника  не
способна любить никого, ведь бросила же  она  Лало,  когда  ей  повстречался
Альберто! А теперь, когда с Альберто все кончено, оказалось, что Лало и есть
самая большая ее любовь... Смешно! Ей просто нужен отец для  ее  ребенка,  а
глупый Лало идеально для этого подходит.
      - Летисия, не принимайся опять за старое, прошу тебя!  -  Фико  больно
было видеть ее снова такой, какой она всегда была прежде.
      - В последнее время у меня жуткое настроение. Но это совсем не значит,
что я раскаялась в своих грехах и готова вымаливать прощения у всех подряд.
      - Я думал, Летисия, что жизнь тебя научила чему-то.
      - Да, Фико, я согласилась, чтобы мы были друзьями. Если хочешь, мы ими
будем, но принимай меня такой, какая я есть.
      - Ну, хорошо, - пытался понять Фико ее хоть немного. - А как же все, о
чем мы говорили минуту назад?.. О твоей маме и... многом другом?
      - Я непостоянна, Фико. И, честно говоря, мне до лампочки, что моя мать
меня не любит! Я ее тоже терпеть не могу!..
     Идя в тот вечер домой  от  Летисии,  Фико  уже  не  чувствовал  прежней
легкости, как несколько дней назад, когда ему казалось, что у  него  выросли
крылья. Он уже не думал, что Летисия старается  стать  другой.  Нет.  Её  не
переделаешь... Но ведь от этого любовь его  не  стала  меньше.  Сердце  Фико
сжалось в предчувствии недоброго... Дома его ждал Мануэль, сразу  уловивший,
что юноша чем-то расстроен.
     Арселия подала им  кофе  и  оставила  одних.  Мануэль  без  предисловий
предложил Фико вернуться к Хуану Антонио.
      - Оставь, пожалуйста, свою гордость, Фико, я знаю, она у тебя есть.  В
конце концов Хуан Антонио не сделал тебе  ничего  такого...  Ты  сам  знаешь
лучше меня, что представляет собой Летисия.
      - Дон Мануэль, прошу вас... - болезненно поморщился Фико, и тот понял,
что затронул больную тему. Но он все же выразил свою мысль до конца:
      - Она тоже приложила к этому свою руку.
     Фико понимал это сам,  но  обсуждать  даже  с  сеньором  Мануэлем  свои
проблемы не захотел, хотя всегда испытывал к нему уважение.
      - Просто мне совсем не хочется  возвращаться  в  офис  сеньора  Мендес
Давила, - Фико опустил глаза.
      - Подумай, ты получишь приличную прибавку  к  зарплате  и  будешь,  по
существу, работать только со мной. Послушай, Фико, я ведь могу подумать, что
ты обиделся и на меня тоже.
      - Нет, нет! - запротестовал молодой человек. -  Как  вам  могло  такое
придти в голову? Прошу вас, дайте мне несколько дней, чтобы подумать...
     Утром следующего дня Мануэль рассказал Хуану Антонио об  этой  встрече.
Что ж, подождем, ответил тот,  но  ему  бы  очень  хотелось  сделать  что-то
хорошее для этого молодого человека.
      - Вот, посмотри, - Хуан Антонио бросил на стол Мануэлю кипу  газет.  -
Только и разговора, что о провале презентации в доме моды Ирене Монтенегро.
      - Что ж, - улыбнулся Мануэль, - я очень рад за Даниэлу.  А  ты  можешь
выразить свое сочувствие Ирене... Она будет признательна тебе...
     Хуан Антонио вскипел от негодования.
      - Ну, что ты уж  так,  -  попытался  сгладить  Мануэль  свою  неловкую
реплику, - я пошутил, пошутил...

0

53

Глава 61

     Бледная, с горящими злыми  глазами,  с  перевязанным  плечом,  валялась
Ирене в постели, пытаясь забыть пережитый позор. Еще в демонстрационном зале
она, заливаясь краской, слышала отрывистые реплики посетителей.
     "Какая дурная шутка: Ирене Монтенегро - модельер...",
     "Ее платья - плохая копия моделей Даниэлы Лоренте...",
     "Скучные, невыразительные...",
     "Очень посредственные, не правда ли? Я скорее умру,  чем  надену  такое
платье!..".
     Альберто, с разбитым лицом, сидел поодаль и апатично успокаивал ее:  не
надо ничего преувеличивать, все не так плохо. Чем  больше  он  говорил,  тем
сильнее Ирене злилась на него.
      - Пойми, - снова утешал он, - ты не должна никому и вида подавать, что
подавлена!
     Еще эта бессонная ночь, кошмары...  Страшно  было  вспоминать  вечер...
Едва они с Альберто вышли из дома моды и направились  к  своей  машине,  как
грохнул выстрел и пуля угодила Ирене в руку. В темноте  было  не  разобрать,
откуда  раздался  выстрел,  только  возглас  "Эй,  блондинчик!"  -  тюремное
прозвище Альберто  -  донеслось  до  них  обоих.  Ирене  почувствовала,  как
вздрогнул и испугался Альберто, прошептав: "Опять Черт!"
     " - Ты трус, ты спрятался за меня!" - негодовала Ирене.
     " - Я не виноват, что ты меня заслонила!  Садись  в  машину,  он  может
вернуться! Вызови скорую, Матильда!" - все еще стояло в ушах Ирене.
      - Этот тип меня чуть не убил, а ты ничего не  сделал,  чтобы  защитить
меня! Ты трус! Ты прикрылся мною, как щитом! Если бы он убил меня, тебе было
бы все равно! - не могла остановиться она.
      - Я не намерен больше терпеть тебя, понимаешь? Я уйду и  оставлю  тебя
одну! Я не угрожаю, а предупреждаю. - не прекращающиеся с  вечера  выяснения
отношений утомили Альберто. - Если кто и виноват во  вчерашнем  провале,  то
только ты сама. Зачем тебе понадобилось что-то менять в моделях?
      - Да потому что они никуда не годились. То, что  нам  притащила  Роса,
казалось просто отвратительным!.. - шипела Ирене.
     А когда час спустя, явилась Роса, оправдываясь, что она  ни  в  чем  не
виновата, и сделала все, о чем ее просили, - Ирене больно,  изо  всей  силы,
ударила ее по щеке, вымещая свою досаду.
      - Вы сказали, что заплатите еще, - тем не менее напомнила Роса,  -  вы
должны выполнить свое обещание.
      - Хватит, Роса! - вмешался Альберто, - А тебе  лучше  прилечь,  Ирене,
побереги руку! Не надо спорить больше: мы выполним свое обещание,  последнее
слово еще не сказано, не все так плохо.
     Но Ирене понесло, она ничего не желала слушать. Оскорбленное  самолюбие
не давало успокоиться и даже когда ушла Роса, она кричала:
      - А каково мне, ты подумал? Из-за тебя я почти разорена! И  меня  чуть
не убили! Ох... мне больно, , ,
      - Дорогая, прости меня!  -  На  лице  Альберто  была  покаянная  мина,
покорность. - Все еще наладится, а я тебя обожаю, ты же знаешь.
     Он поцеловал Ирене, это ее немного  успокоило.  Но  ненадолго.  Желание
выместить на ком-то свое недовольство и досаду не проходило, а тут  как  раз
появилась  неуемная  Матильда,  которая  опять  твердила  свое:  Альберто  -
проходимец, ему нельзя доверять. Ирене слушала ее и морщилась от бесконечной
боли: ныла раненая рука, раскалывалась голова...
      - Она  у  вас  будет  болеть  еще  больше,  -  не  унималась   упрямая
Матильда, - когда вы совсем останетесь без денег.
     Ирене ее мрачные прогнозы воспринимала, как  интриги  против  Альберто,
по-прежнему думала, что ее помощница завидует ее счастью, ее богатству.
      - Это не интриги, я говорю правду, -  Матильда  решила  все  высказать
своей хозяйке, открыть ей, наконец, глаза на негодяя Альберто. - Вы  и  сами
заметили, как он вас подставил вчера под пулю.
      - Он это не нарочно, - вяло сопротивлялась Ирене. - И не надо об  этом
вспоминать. А больше ничего не было ...
      - Как это не было? - Матильда с негодованием стала  перечислять.  -  А
дом моделей? Это же его идея! Сколько вы на этом потеряли, успели сосчитать?
      - Еще рано делать выводы,  надо  посмотреть,  как  пойдет  продажа,  -
неуверенно возражала Ирене здравым доводам Матильды.
     До Альберто,  звонившего  в  нью-йоркский  банк  из  соседней  комнаты,
долетели отдельные фразы их разговора. И как только Матильда вышла от Ирене,
он с расстановкой, угрожающе спросил:
      - Обливала меня грязью? Да?
     Но Матильда не испугалась его шипящего голоса и угрожающего  жеста.  Не
отстранившись, она отчеканила:
      - Я люблю сеньору и мне не нравится то, что делаете вы.
      - Но-но, не забывайся!  -  опешив  от  такой  откровенности,  прошипел
Альберто. - Ты всего-навсего прислуга. Я позабочусь, чтоб ноги твоей тут  не
было. Ты мне не нравишься! - он больно ухватил  Матильду  за  кисть  руки  и
начал выворачивать ее.
      - Отпустите меня! - Матильда вырвалась. - Вы не смеете меня и  пальцем
тронуть. Да, я прислуга, но сумею за себя постоять!
     А на следующее утро, едва проснувшись, Ирене обнаружила,  что  Альберто
рядом с нею нет. Спросила у  Матильды,  но  и  та  не  могла  ничего  толком
объяснить: она не видела его со вчерашнего дня, -  "сеньор  Альберто  не  из
тех, кто дает отчет о своих поступках, даже когда его просят об этом...".
     Ирене с тяжким вздохом посмотрела на пустое место в кровати.
      - Я не заметила, когда он встал. Насколько я  знаю,  у  него  не  было
намечено никаких дел на утро... Скорее всего, он пошел уладить  дела  в  Дом
моделей. Все будет хорошо, Матильда. Альберто знает, что делает.
     Вскоре, забыв об оскорблениях, полученных от  Ирене,  пришла  Роса.  Ее
выгнали из дома моды Даниэлы Лоренте: она рассказала об этом Ирене. И теперь
Даниэле ничего другого не остается, как разрабатывать другую  коллекцию,  уж
она-то, Роса, слишком хорошо знает характер своей бывшей хозяйки.
      - У нее на это уйдет уйма времени, - обрадовалась  Ирене,  возгоревшая
желанием во что бы то ни стало помешать показу коллекции своей соперницы.
      - Я думала, что буду вам полезна, ведь я теперь нигде не служу, - Роса
переминалась с ноги на ногу.
     Ирене опустила глаза:
      - Надо подождать Альберто, у него  вчера  были  неприятности,  в  него
стреляли, а попали, вот, в меня...
     Едва Ирене успела произнести эти  слова,  как  в  гостиную  решительным
шагом вошла... Даниэла, а следом за ней растерянная,  смятенная  секретарша,
лепетавшая что-то относительно того, что она... не успела... этого больше не
повторится... она виновата...
      - Я не уйду, пока мы не  поговорим.  Согласна?  -  Даниэла  решительно
приблизилась  к  Ирене,  села  рядом  с  нею  в  кресло.  -   Попроси   свою
сотрудницу, - Даниэла кивнула в сторону Росы, - выйти вон.
      - Роса, оставь нас вдвоем!  -  Ирене  бросила  взгляд  на  испуганную,
побледневшую от неожиданного визита, женщину, но та словно приросла к полу и
была не в состоянии владеть своими ногами и руками.
      - Ты также, Роса, предана Ирене, как прежде мне? Да?  Ну,  ничего,  ты
еще получишь от нее нож в спину, вместо благодарности. Будь уверена!
      - Замолчите, я вам не позволю!..  -  пришла,  наконец,  в  себя  Роса,
повысив в волнении голос.
      - Ну, дорогая, ты не должна так  напрягаться!  Неужели  ты  так  и  не
научилась, как надо разговаривать с посетителями? Ты же теперь  работаешь  у
Ирене Монтенегро! Или, может быть, вы просто стали подругами?
      - Ты просто прелесть,  Даниэла,  я  так  рада,  что  ты  пришла!  -  с
наигранной веселостью произнесла Ирене, на самом  деле  мучаясь  завистью  к
победной уверенности соперницы. - Мне так приятно беседовать с тобой  здесь.
Принесите кофе для моей новой заказчицы!  -  заказала  она  по  телефону.  -
Сколько сахара тебе положить? Одну, две ложки?
      - Десять! - взгляд Даниэлы не предвещал ничего  хорошего.  -  Я  давно
собиралась посмотреть твой дом  моды,  -  Даниэла  прошлась  по  просторному
кабинету. - Он, действительно, неплохой, жаль только,  что  это  все  чистой
воды надувательство.
     Ирене не знала, как держать  себя  под  взглядом  горящих,  непрощающих
глаз. Она всегда первая шла в наступление и, если бы ей  кто-то  предсказал,
что она будет тушеваться перед этой женщиной, своим врагом, она ни за что бы
не поверила. Поэтому и ответила невпопад:
      - Ты... можешь говорить, что угодно... Только ты все равно  проиграешь
и пойдешь ко дну.
      - Да что ты говоришь? -  мило  улыбнулась  Даниэла  своей  загадочной,
улыбкой, от которой мужчины нередко теряли дар речи. - Что ты говоришь?..  В
таком случае, - торжествующе произнесла она, - мне остается только пожелать,
чтобы дрянные копии моих платьев покупали в твоем  доме  моды,  как  горячий
хлеб!
      - Нет... как сладкие булочки! - деланно расхохоталась Ирене.
      - В газетах пишут совсем другое, - торжествовала победу Даниэла. - Над
тобой все смеются, Ирене. И я тоже. Неужели ты еще не поняла это?
      - Не смейся слишком много, а то появятся преждевременные морщины...  И
надень перчатки, чтобы спрятать свои острые ногти.
      - Не ногти, а когти, дорогая! И я хочу, чтоб ты знала, - поднимаясь  с
кресла, угрожающе проговорила Даниэла, - я буду драться с тобой и  Альберто,
как зверь.
     Ирене  тоже  поднялась,  кокетливо  поправив  движением  плеча  платье,
откинула, встряхнув головой, волосы.
      - Ты даже не представляешь, как приятно мне слышать от тебя это,  ведь
за столько лет ты утомила меня своим занудством!
      - Ты просто самая обыкновенная... дешевка! - откуда только утонченная,
нежная Даниэла выкопала это слово, которое в жизни никогда  не  употребляла.
Но злость ее обрела форму решительности, она  готова  была  бороться  против
своих врагов, чего бы ей это не стоило. - Всю жизнь, Ирене, ты из кожи лезла
вон, чтобы быть хоть отдаленно похожей  на  меня.  Только  все  твои  потуги
напрасны!.. Ну, как? Будем играть дальше? Попробуй-ка еще  раз  украсть  мои
рисунки!.  Я  тебе...  все  зубы  пересчитаю!  -  Даниэла  уже  не  выбирала
выражений.
     Она поднялась и, не прощаясь, вышла.
     Час  спустя  у  дверей   дома   моды   позвонил   незнакомый   мужчина,
представившись судебным исполнителем. И когда секретарь ввела его в кабинет,
где все еще сидела в кресле, не пришедшая в себя  Ирене,  в  глазах  ее  был
испуг.
      - Что вы хотите? - неуверенность в голосе выдавала состояние Ирене.
      - Я - судебный исполнитель и должен наложить арест на ваше имущество.
     Он оставил на столе какую-то гербовую  бумагу  и  заставил  ее  в  двух
местах расписаться; Ирене автоматически сделала все, и вдруг до  нее  дошло,
что процедура  эта  -  прямое  следствие  обмана  Альберто  Сауседо...  Она,
конечно, подозревала недоброе - слишком странно  он  вел  себя,  особенно  в
последнее время.
     Глупая, она попалась на его пустые слова "Я  обожаю  тебя,  дорогая..."
Куда она смотрела, что нашло на нее, ведь жизнь уже учила ее, не раз.
      - Альберто  обманул  меня,  обманул!..  -   жаловалась   она,   плача,
Матильде. - Он не купил ни мебели, ни оборудования... Ничего! Он  украл  мои
деньги! - И тут же в нервном припадке,  с  неожиданно  брызнувшими  из  глаз
потоком слез, обрушилась на верную Матильду:
      - Все мое имущество описано! У меня больше  ничего  не  осталось!  Мои
деньги!.. Ты должна была... сказать ему, ты во всем виновата...
      - Ну, почему, почему вы были  столь  доверчивы,  сеньора?  -  Матильда
разговаривала с нею, как с тяжелобольной.
      - Он сказал... - рыдания душили Ирене, - он сказал, что  сохранит  все
мои деньги! Он лгал... Это была ложь... Ты должна была, должна  была...  Где
он теперь может быть?
     Матильда понимала, что Ирене не отдает себе отчета в своих словах - они
от досады, обиды, от того, что она обманута в своих  лучших  надеждах:  ведь
все время ее хозяйка так хотела стать женой Альберто.
      - Уж, наверняка, где-нибудь  очень  далеко  отсюда!  Вместе  с  вашими
деньгами.
      - Если бы я только могла с ним встретиться, если бы могла! -  все  еще
всхлипывала Ирене.
      - Это невозможно, сеньора, невозможно! Да и нужно ли?..
      - Он поступил со мной так же, как и с  Даниэлой  много  лет  назад,  -
прозрела  вдруг  Ирене.  -  О,  как  она  была  права,  как   права,   когда
предупреждала меня, что он мерзавец и вор! А я - то, я...
      - Очень сомневаюсь, сеньора, - Матильда понимала, что теперь Ирене уже
слышит ее, нервный шок почти прошел, - сомневаюсь, что сеньора Даниэла имела
отношение и к тому, что случилось с вашим ребенком. Она  не  из  тех  людей,
которые могут пойти на такое. Это видно с первого взгляда.
     Рыдания снова подступили к горлу.
      - Будь ты проклят, Альберто! - закричала с новой силой Ирене.  -  Будь
ты проклят! - колотила она кулаками по спинке дивана. - Как же мне не везет!
Я впервые в жизни поняла, наконец, что такое любовь... Только... я  полюбила
не того человека. Матильда, не того!..
     Теперь они сидела неподвижно, словно на нее  нашел  столбняк.  Матильда
принесла настой успокаивающих трав, осторожно поднесла  чашку  Ирене,  -  та
швырнула все на пол. Потом вдруг  изменившимся,  утратившим  всякие  оттенки
голосом, равнодушно произнесла:
      - Я все равно должна, хочу жить дальше, что бы ни  случилось.  Я  хочу
забыть про этот дом моды и постараться сохранить то, что еще можно спасти...
И жить, как раньше.
     Неожиданный телефонный звонок заставил вздрогнуть и ее, и Матильду.
      - Слушаю! - дрожащим голосом сказала Ирене в  трубку.  И  сразу  узнав
голос на другом конце провода, вдруг оживилась, румянец появился на щеках.
      - Передайте Альберто, - она узнала голос  Черта,  что  я  хочу  с  ним
встретиться и поговорить. -  Я  не  собираюсь,  -  в  голосе  звучала  явная
угроза, - не собираюсь, - повторил он хрипло, - играть с ним в игрушки!
      - Это вы, Черт? - переспросила теперь уже явно обрадованная  Ирене.  -
Вы?...
      - А вы та самая девчонка, за которую  он  прятался,  когда  я  в  него
стрелял?..
      - Послушайте, - прервала его Ирене. - Альберто сбежал. Два дня  назад.
Он украл у  меня  деньги.  Почти  все  деньги.  Найдите  его.  Помогите  мне
отомстить ему. Я хорошо заплачу, я дам вам... все, что вы только захотите!
     Она услышала щелчок  после  того,  как  на  другом  конце  трубка  была
положена на рычаг. Неважно, что Черт ничего ей не ответил, совсем не  важно,
думала Ирене. Черт, наверняка, разозлился, ведь он,  как  говорил  Альберто,
требовал у него какие-то деньги. Какие  -  Ирене  не  знала.  Сейчас,  после
разговора с Чертом, она поняла, что этот человек обязательно найдет Альберто
Сауседо.
     Значит, он обобрал не только ее. Черту он  тоже  что-то  должен:  Ирене
поняла, что это правда. Ирене стало страшно. Она вспомнила и недавний  визит
судебного исполнителя: значит, он не заплатил налоги, не заплатил по  счету,
ничего не положил в банк! Даже то, что она вручила ему перед его побегом  на
покупку дома?!. Боже, но ведь это было все, что  у  нее  осталось.  Будь  он
трижды проклят! Значит, и это все было продумано заранее -  войти  к  ней  в
доверие и разорить ее. Может быть, и потерянный ею ребенок - это  тоже  дело
его рук, думала с отчаянием Ирене. Она вспомнила, как мир переменился, когда
она узнала, что ждет ребенка, как переменилась она  сама  -  доброта  словно
вливалась в нее... Как он, Альберто, умел притворяться то ласковым и нежным,
то вкрадчивым и тактичным! Как умел уговорить ее делать  то,  что  ему  было
нужно в данную минуту! Нет, это страшное чудовище.
     Снова телефонный звонок прервал ее горестные мысли. В  трубке  раздался
треск, потом она услышала до боли знакомый голос:
      - Здравствуй, любимая!
      - Где ты сейчас? - голос Ирене выдавал ее волнение и нетерпение.
      - О, очень-очень далеко от тебя! Конечно, я понимаю, это очень жестоко
с моей стороны, но я ни капельки по тебе не соскучился!
      - Будь ты проклят! Сволочь! - у Ирене почти пропал от волнения и гнева
голос.
      - Будь счастлива, моя дорогая! И спасибо тебе за все, что ты мне дала.

     * * *

     Черт направлялся к заброшенному складу, именно там  любили  встречаться
закадычные  друзья  Давид  и  Херман.  Он  выследил  их.  Теперь  оставалось
заполучить то, что, по праву, принадлежало ему.  "Они  думают,  что  провели
меня, сказав, что  ничего  не  знают  о  деньгах  Альберто?  Жалкие  мерзкие
букашки..." - открытую  половину  лица  Черта  исказила  гримаса,  отдаленно
напоминающая улыбку. Он ступал не слышно, черный плащ с капюшоном делал  его
неприметным на фоне закопченных стен склада.
     ... Херман и Давид достали  деньги  из-под  груды  сломанных  ящиков  и
укладывали их в пакеты. Еще немного и, прощай, Мехико!  Они  свое  получили,
теперь пусть свое получит Альберто.  Черт  обязательно  "отблагодарит"  его,
жаль они не увидят этого.
     Он неумолимо приближался к ним, пистолет холодил его ладонь.
      - А вот и я!
     Крики,  испуганные  лица,  руки,  протягивающие  деньги...  Два  хлопка
освободили Хермана и Давида от земных забот. Подняв  с  земли  деньги,  Черт
молниеносно скрылся.

     * * *

     Даниэла видела, как потеплели глаза Хуана Антонио, когда  он  обнаружил
присланные им цветы в вазе на столике,  даже  сказал  ей  об  этом:  "Ты  не
выбросила мой букет. Но, кажется, ты получаешь цветы не только  от  меня?.."
Она ничего не ответила.
     Он очень надеялся, что на этот раз  им  никто  не  помешает  поговорить
серьезно.  Хуан  Антонио  с  нежностью  оглядел  стройную  фигурку  жены   в
светло-сером с редкими цветами костюме; блестящие волосы,  закрывающие  шею,
бездонные глаза, - он будто видел ее впервые и не мог наглядеться.
      - Даниэла, я больше не могу так! Прости меня, - он приблизился к  ней,
и она не отстранилась. Он осторожно поцеловал ее губы, и она ответила на его
поцелуй. Хуан Антонио обнял жену и  продолжал  целовать  ее.  Даниэла  вдруг
обмякла,  обессилено  прижавшись   к   груди   Хуана   Антонио.   Он,   чуть
отстранившись, взглянул на Даниэлу: - Ты тоже любишь меня...
      - Неужели это имеет какое-то значение, - в ее глазах блеснули слезы, -
У меня в душе столько всего накопилось, Хуан Антонио.
      - Дорогая, я помогу тебе  во  всем.  И  разве  мы  не  преодолеем  все
преграды вместе?
     Даниэла отошла к стене и задала ему вопрос, который мучил ее все долгие
месяцы ее одиночества: чем она провинилась перед ним, что он променял ее  на
эту девочку, Летисию? И он отвечал словами, рожденными горькой разлукой:
      - Нет, жизнь моя, ты ни в  чем  не  виновата,  только  я,  я  во  всем
виноват.
     И, о Боже! Она призналась, что любит его, продолжает любить, только  не
уверена, что у них все будет, как раньше.
     Даниэла вздохнула и напомнила Хуану  Антонио  о  неприятностях  в  Доме
моделей, о предательстве Росы. Хуан Антонио кивнул: да, он читал  обо  всем,
но и это они вместе преодолеют.
      - Знаешь, мне придется теперь очень много и напряженно работать. Я  не
могу потерять Дом, свое дело, которое помогло мне пережить все испытания, да
и просто, я люблю свою профессию, свой труд.
      - Дорогая, ты можешь во всем рассчитывать на меня,  как  на  себя.  Мы
ведь вместе? - Хуан Антонио вопросительно смотрел на Даниэлу.
      - Прошу тебя понять, мне необходимо закончить новую коллекцию, этому я
посвящу все время, а если и будет свободная минута, я  отдам  ее  внуку.  Мы
встретимся и все-все обсудим  после  показа.  И  мне  бы  хотелось  пока  не
встречаться с тобой. Прошу не приходи ко мне и не ищи со  мной  встреч...  -
Она опустила глаза. - Не хочу лишний раз страдать...
     Когда на следующий день опечаленный  Хуан  Антонио  рассказал  об  этом
странном для него финале разговора  и  условиях  перемирия  Мануэлю,  тот  в
недоумении лишь пожал плечами.
      - Честно  говоря,  я  этого  не  понимаю!  Но  ты  же  знаешь,  женщин
невозможно понять до конца.
     Самое главное, она тебя любит и простила.
      - Да,  конечно,  это  главное,  ты  прав.  Я  чувствую,  в  душе   она
сомневается насчет моих отношений с Летисией, хочет дождаться, когда родится
ребенок. Но если ей кажется, что  я  могу  возобновить  с  Летисией  прежние
отношения, она глубоко заблуждается: этого никогда не будет, с ней покончено
навсегда... Ну что ж, а пока переберусь к Сонии, хотя ты  не  представляешь,
как я соскучился по своему дому.
     Мануэль одобрял решение Хуана Антонио переселиться к Сонии -  он  давно
советовал другу поступить  так.  Да,  придется  пожить  у  сестры  несколько
месяцев - до тех пор,  пошутил  Хуан  Антонио,  пока  Сония  с  Мануэлем  не
поженятся. Ох, как не понравилась Мануэлю эта шутка! Он вспылил, сказал, что
устал от подобного рода выпадов, и нервно закружил по кабинету...
      - Полно, полно, Мануэль, - засмеялся Хуан Антонио,  -  просто  мне  не
терпится скорее стать твоим родственником.
     Мануэль, уже взявшийся за ручку двери, обернулся:
      - Мы с тобой уже давно, как братья.
     Хуану Антонио были очень приятны эти слова., ..
     Сония сердечно встретила Хуана Антонио, заранее приготовила ему в  доме
комнату, постаралась убрать ее во вкусе брата. И,  когда  он  вечером  после
работы явился к ней с чемоданом, она встретила его теплыми словами:
      - Думаю, нет  необходимости  напоминать  тебе,  что  здесь  ты  можешь
располагаться, как у себя дома. Я очень рада, что  ты  переселился  ко  мне.
Живи, сколько угодно...
     Сония,  уловила,  как  погрустнел  брат  при  словах:  "Живи,   сколько
угодно...", наклонившись к нему, произнесла:
      - Очень скоро ты вернешься домой, я поговорю с Даниэлой  и  постараюсь
убедить, что не стоит так долго испытывать судьбу, это нелепо!
     А Даниэла и Джина, по сложившемуся у них правилу, обсуждали перед  сном
события минувшего дня. Даниэла поведала подруге о разговоре с Хуаном Антонио
и о своем условии.
      - Ну, это ты хватила через  край,  дорогая!  Ты,  ей-Богу,  похожа  на
Женщину-вампира! Причем  здесь  ребенок  Летисии?  Хуан  Антонио  тебе  ясно
сказал, что с Летисией покончено раз и навсегда. Мало тебе этого? Что-то  ты
вечно выдумываешь, ставишь сроки.
     Джина видела, что и Алехандро по-прежнему  не  оставляет  без  внимания
Даниэлу, часто навещает ее в Доме моделей, старается остаться с ней наедине,
чтобы лишний раз напомнить о своей любви. Но  сердцу-то  не  прикажешь,  она
прекрасно знала это по собственному грустному опыту: хотела досадить  Филипе
романом с красавцем Хансом, а в результате Ханс в  Германии,  а  она  каждый
день посылает своему "Пиноккио" букеты  роз.  И  поет  серенады  под  окнами
конторы.  А  упрямец   Филипе   отворачивается   от   нее.   Может   поэтому
неподатливость, упрямство Даниэлы так выводили из себя Джину. Что она о себе
думает, эта гордячка, Хуан Антонио, можно сказать, в ногах  у  нее  ползает,
умоляет,  а  Даниэла  со  своей  принципиальностью  еще  несколько   месяцев
собирается испытывать его терпение, заставляет ждать вдали от  дома,  ставит
условия  не  видеться  вообще!..  Плохо  она  мужчин  еще  знает,  поступает
опрометчиво, так, глядишь, не дай Бог, и поддастся снова искушению ее муж...
     Даниэла больше  всего  боялась  за  Монику  и  Хуана  Мануэля.  Ей  уже
казалось, что охраны круглосуточной мало, она сама была  готова  и  день,  и
ночь не спать, охраняя покой своих детей.  Особенно  это  усиливалось  после
звонков  Альберто,  но  проходило  какое-то  время,  и   чувство   опасности
ослабевало, какой-то голос  внутри  подсказывал,  что  все  будет  хорошо  и
бояться нечего...
     Еще один телефонный звонок заставил сжаться сердце Даниэлы от недоброго
предчувствия: она услышала в трубке голос Ирене - в сознании она всегда была
неразрывно связана с Альберто. Но страхи оказались напрасными.  Голос  Ирене
был растерян:
      - Ты права была насчет Альберто. Он бросил меня и оставил без гроша.
      - Я ничуть не удивляюсь, - Даниэла уже справилась с собой  и  отвечала
вполне спокойно. - Ты этого вполне заслуживаешь.
     Будто не слыша ответа, Ирене,  одержимая  одной  идеей  -  отомстить  -
быстро заговорила:
      - Нам надо объединиться, Даниэла. Впервые  за  нашу  жизнь  мы  должны
стать союзниками, чтобы покончить с ним.
     Нет, у Даниэлы не было  ни  малейшего  желания  по  какому-либо  поводу
связываться с этой женщиной, причинившей ей столько горя и  зла,  а  поэтому
она резко, откровенно-неприязненно ответила Ирене:
      - Оставь меня в покое и  катись  вместе  со  своим  Альберто  ко  всем
чертям! Они давно заждались вас.
      - Да ты просто дура, - взорвалась Ирене.
      - Нет, - спокойно возразила Даниэла, - это ты, моя дорогая, дура!  Что
ты способна делать без денег? Тебе снова придется искать богатого старика, -
Даниэла намекнула на брак Ирене с Леопольдо, и жестко добавила: - Ни на  что
другое ты просто не способна!
     Звонок Даниэле был с отчаяния. Никогда бы раньше не позволила она  себе
терпеть  такие  унизительные  слова  от  вечной  соперницы,  а  теперь   вот
проглотила... Что она сказала насчет богатого старика? Об этом надо серьезно
подумать, ей эти мысли и самой приходили в голову. Друг ее  мужа-миллионера,
богатенький Матиас - вот выход! Вот надежда.
      - Я бы на вашем месте продала дом или сдала его в наем, - подсказывала
практичная Матильда. - Он все равно слишком велик. Почему вы так не хотите с
ним расстаться?
      - Нет, нет, нет! - негодовала Ирене. - Матиас, Матиас! Он поможет.
     Матильда брезгливо фыркала, вспоминая все те унижения, которые довелось
пережить ее хозяйке с покойным Леопольдом и его друзьями.
      - Вы что, с ума сошли? - уже не сдерживала  пыл  Матильда.  -  Это  же
немыслимо, вернуться к тому, с чего вы начинали!  Мне  страшно  представить,
что вы снова  будете  иметь  дело  с  этими  паршивыми  старцами!..  Этот...
Матиас... может, он уже вообще давно в могиле. Из него  и  тогда  уже  песок
сыпался....
      - Нет! - упрямо стояла на своем Ирене. - Лучше я буду терпеть все  эти
гадости, чем жить в нищете. Пусть, Матильда, это будет мне наказанием за то,
что я была такой доверчивой. Мужчин, моя дорогая, надо  использовать,  а  не
любить. Теперь я это знаю наверняка!
     И в  один  прекрасный  день  отыскался  старик  Матиас,  хотя  Матильде
пришлось по поручению своей хозяйки немало побегать, чтобы выяснить, где  он
живет. Голова его теперь изрядно полысела;  он  весь  ссутулился,  согнулся,
напоминая засохшую корягу. Лицо прорезали глубокие  морщины,  а  при  улыбке
отвратительно обнажались зубы.
     "Ну, и любовничек, ничего не скажешь!" - с  отвращением  думала  Ирене,
гостеприимно приглашая Матиаса в дом.
     Они удобно устроились друг против друга в мягких креслах, пили  кофе  с
ликером, и Ирене намеренно, кладя ногу на ногу, не скрывала своих прелестей:
"Товар - лицом", - похохатывала она про себя, то обнажая  холеную  руку,  то
легким поворотом  плеч  умело  выставляла  все  еще  соблазнительную  грудь,
приоткрывая ее ровно настолько, чтобы сидящий напротив Матиас уже не спускал
с нее похотливого взгляда своих слезящихся щелочек-глаз.
      - Вот, Матиас,  теперь  ты  знаешь  все,  -  между  тем  непринужденно
продолжала разговор Ирене, - такая печальная история со мной случилась. И  я
в полном отчаянии.
     Матиас  промокнул  платком  глаза,  допил  свой  кофе   и   неторопливо
огляделся: роскошная обстановка гостиной, дорогие обои, мебель лучше  всяких
слов говорили о том, как привыкла жить их владелица.
      - Если бы бедный Леопольдо  узнал,  кому  достались  его  денежки,  он
перевернулся бы в гробу, - констатировал старик. - Что я  могу  сделать  для
тебя?
      - Ты можешь помочь мне, - тотчас ухватилась за этот вопрос Ирене. - Ты
был когда-то другом Леопольдо, поэтому не можешь  оставаться  равнодушным  к
несчастной судьбе его бедной вдовы, которая стала  жертвой  обстоятельств  и
проходимца.
      - Все это, конечно, так, - прошамкал Матиас, снова оглядываясь  вокруг
себя, словно прикидывая, чего стоит эта красотка.  -  Только  что  я  получу
взамен?
     Ирене с облегчением вздохнула:
      - Все, что пожелаешь, дорогой Матиас!
      - Спасибо. Сегодня вечером я зайду к тебе и скажу, что решил.
     Да,  права  Матильда,  это  все....  немного   унизительно,   но,   как
говориться, бодро тряхнула Ирене копной волос, в нужде и волка съешь.
     А горничная не унималась, пытаясь  уговорить  Ирене  не  связываться  с
противным стариком.
      - Не так-то уж  вы  нуждаетесь,  сеньора!  Продайте  все,  что  у  вас
осталось, и попробуйте начать жить сначала.
      - Нет, нет, Матильда, только не это! Я однажды уже попробовала,  когда
ждала ребенка от Альберто и, видишь, чем это закончилось.
      - Но не всегда же так бывает, попробуйте, сеньора,  последний  раз,  -
Матильда, похоже, исчерпала все доводы.
      - Нет! Меня преследует злой рок. В душе я точно такая же, как была моя
мать-арестантка. Так что от себя самой никуда не уйдешь...
     Тем же вечером Матиас явился и железным голосом изложил  свои  условия.
Он определил сумму месячного содержания, в которую входила и оплата расходов
по дому, и карманные деньги. Взамен она должна была беспрекословно выполнять
то, что он прикажет. Предупредил, что никогда не женится на ней:  она  будет
для него - он так и сказал! - чем-то вроде  рабыни.  А  раз  рабыня,  то  не
должна звать его по имени: он для нее просто хозяин...
      - Хозяин? - глаза Ирене округлились от ужаса.
      - Если тебе не нравится все это, я ухожу... и останемся друзьями.
      - Нет, нет, я согласна, - ни минуты не  раздумывая,  тряхнула  головой
Ирене, - ...хозяин.
     Когда закрылась за  Матиасом  дверь,  Ирене  только  и  подумала:  "Все
вернулось на круги своя... Все как при Леоподьдо... Словно страшный сон".

0

54

Глава 62

     Когда-то, когда все дети были еще маленькими, кто-то из близких Даниэлы
сказал, глядя на Летисию: это будущая Ирене. Она с детства  была  эгоисткой,
ее не волновала ничья судьба, кроме своей, но и  тут  она  шла  напролом,  а
когда  забеременела,  сказала  себе:  "Тем  лучше.  Сеньор   Мендес   Давила
непременно женится, на моей стороне молодость,  пикантная  привлекательность
и, конечно, способность иметь детей,  о  чем  она  поставила  в  известность
Даниэлу и что, в конечном итоге, повлияло  на  развод  супругов.  И  только,
ожидая этого ребенка, начала Летисия прозревать.  Ей  это  прозрение  далось
дорогой ценой. Ее ребенок еще не родился, а она уже  поняла,  что  он  будет
лишен отца. В ее представлении это было самым  большим  несчастьем.  Она  не
сможет дать своему ребенку ничего сверх того скромного  содержания,  которое
обещает Хуан Антонио.  А  то,  что  ее  заоблачным  мечтам  уже  никогда  не
осуществиться, это становилось понятным с каждым днем  все  более.  Отец  ее
ребенка не переставал и не перестает любить t вою жену, он ей  об  этом  так
прямо и сказал;  и  ничего  его  не  вернет  к  ней,  ни  ее  молодость,  ни
привлекательность, : ни  ребенок...  Конечно,  существовал  всегда  запасной
"вариант Фико", так она всегда цинично думала про влюбленного в  нее  юношу,
но никогда серьезно к нему не относилась. Беден, с детства влюблен в нее без
памяти, недаром она безо всякого чувства  сострадания  всегда  смеялась  над
ним, а он всегда все безропотно терпел. Теперь, когда она думала о Фико,  ей
приходила на память та соломинка, за которую хватается утопающий. Нет, после
долгих мучительных раздумий она  не  пожалела  этой  соломинки  и  все  свое
недовольство жизнью обрушила  на  голову  ни  в  чем  не  повинного  Фико...
Печальная истина: мы всегда свои неудачи несправедливо вымещаем  на  любящих
нас людях, которые, получив  удар  по  одной  щеке,  тут  же  с  готовностью
подставляют другую:  Фико  в  ответ  на  все  грубости  и  дерзости  Летисии
предложил выйти за него замуж.
      - Не смеши меня! - делано хохотала она в ответ на это предложение. - В
таком случае, мне лучше подыскать своему ребенку отца, у которого есть  хоть
половина того, чем обладает Хуан Антонио. Пойми, чтоб создавать семью, нужны
деньги, деньги и деньги. А ведь у тебя ни гроша за душой!..
      - Деньги достаются трудом, я буду работать,  я  добьюсь  многого...  -
Фико попробовал взять ее за руку.
      - Может, ты еще и поцелуешь меня? - выдернула руку Летисия.
     Фико, забыв обо всем на свете, обнял Летисию  и  страстно  поцеловал  в
губы.
      - Нет, ты все равно мне не  подходишь!  -  Летисия  вырвалась  из  его
объятий. - А целовать тебя все равно, что целовать пень!
      - Не оскорбляй меня, -  покачал  головой  Фико.  Но  это  были  мольбы
вопиющего в пустыне, и они не могли быть  услышанными  никогда:  Летисия  по
своему существу не могла проникнуться чужой бедой...
     Что же погнало ее  в  Дом  моделей  Даниэлы  Лоренте,  такую  гордую  и
неприступную? То же чувство, что несколько недель назад  потянуло  в  родной
дом?  Одиночество?  Желание  покаяться  перед  теми,   кого   она   обидела?
Предчувствие чего-то? Может быть...
     Даниэла была удивлена, шокирована, испугана ее визитом. О чем она может
говорить с этой  разрушительницей  ее  счастья?  Но,  оказывается,  говорить
пришла Летисия
      - Я хочу попросить у вас прощения,  -  смиренно  опустила  она  голову
перед Даниэлой.  -  Я  не  имела  никакого  права  разрушать  вашу  семью...
Поверьте, мне слишком дорого обошелся мой поступок. Ведь испортила жизнь  не
только вам, Хуану Антонио и Монике. Я и свою жизнь сломала тоже. Кроме того,
и ребенок мой будет расти без отца...
     Сердце Даниэлы дрогнуло. Несмотря на то, что жизнь не раз уже учила  ее
не верить тем, кто предавал, обманывал, она искренне пожалела будущую мать:
      - Нет, Летисия, у твоего ребенка будет отец. Хуан  Антонио  не  бросит
вас.
     Та будто не слышала, занятая своими горькими мыслями.
      - Все будут насмехаться над моим ребенком, когда узнают, что его  мать
живет одна.
      - Все будет хорошо, сейчас другие времена. Посмотри хотя бы на Монику.
     Пример был явно неудачным, и Летисия с кривой усмешкой произнесла:
      - Моника была женой Альберто, а теперь она наверняка выйдет  замуж  за
Лало, и он усыновит ее ребенка.
      - Да откуда тебе известно?
      - Я видела Фико, он мне рассказал обо всем.
      - Но вот  Фико...  Он  по-прежнему  любит  тебя,  -  с  воодушевлением
вспомнила Даниэла.
      - Нет, - обреченно вздохнула девушка. - Он только играет  в  любовь...
И... простите меня за все, что я наговорила вам тут. Понимаю только одно:  я
никогда не смогу стать женой Хуана Антонио. А бедный малыш мой  будет  расти
без отца...
     Насколько искренна была Летисия, судить Даниэле было  трудно.  Она  еще
долго сидела  в  задумчивости,  выбитая  из  колеи  визитом  Летисии.  Любой
ребенок, с ее точки зрения, нуждался  в  любви  и  защите,  и  будущее  дитя
Летисии тоже. Даниэла уже жалела и саму Летисию, ведь  она  выглядела  такой
неприкаянной, такой несчастной, и  верила,  что  девушка  стала  другой.  Во
всяком случае, на все возражения Джины, что  такого  не  бывает,  что  люди,
подобные Летисии, не меняются, Даниэла твердила одно: за то,  что  совершила
мать, расплачиваться приходится ни в чем неповинному ребенку! И Джина просто
остолбенела от неожиданности, когда в завершение  их  разговора  Даниэла  со
слезами на глазах сказала:
      - Нет, Хуану Антонио придется жениться на ней... Ему придется жениться
на Летисии.
     Негодовала и  Моника,  услышав  о  решении  матери.  ,  -  Жениться  на
Летисии?! Да ты подумала, мама, о чем ты говоришь?  Ее  ребенок  никогда  не
будет счастливым, если ему придется жить  с  родителями,  которые  постоянно
ссорятся. А это при характере Летисии неизбежно! А потом... потом,
     ты же знаешь, ее всегда интересовали только деньги, а отец  никогда  не
испытывал к ней серьезных чувств.
      - Летисия не  заслуживает  такой  жертвы,  с  вашей  стороны,  сеньора
Даниэла, - тихо промолвила Мария,  укачивающая  на  руках  маленького  Хуана
Мануэля. - И это чистая правда, видит Бог.
      - Ладно, - нехотя согласилась Даниэла, -  вы  меня  почти  убедили,  я
постараюсь не думать о Летисии. Но... мне жаль ее. Вот вы,  Мария,  помните,
сколько слез пролили из-за  вашего  Марсело.  А  посмотрите,  каким  хорошим
человеком он  стал.  Разве  я  была  неправа?  Когда  они,  кстати,  приедут
навестить нас?
      - Ах, сеньора, - лицо Марии просияло. - Сегодня  звонила  Дора.  Скоро
приедут посмотреть на малыша Моники. Бог благословил их  жизнь,  Дора  снова
ждет младенца, а я очень соскучилась по Игнасио.  Вы  сами  знаете,  сеньора
Даниэла, какая прелесть эти наши внуки.
     Даниэла и Мария склонились над колыбелькой Хуана Мануэля.
      - Да, да, Мария, совершенно согласна с вами: они  как  бы  наши  новые
дети...
      - Марсело, сеньора, очень хочет, чтобы я  переехала  к  ним,  -  скоро
нужно будет помочь Доре с маленьким.
      - Вы знаете, Мария, как мне всегда плохо без вас, но если вы  захотите
ехать, я вас вполне понимаю.
      - Нет, нет, сеньора, не теперь! Я не  могу  оставить  вас  одну  -  по
крайней мере, сейчас... А потом, вы согласитесь, молодые всегда  любят  жить
одни, и я не хочу, чтобы Дора жила со свекровью.
      - Зачем вы так говорите, Мария? Я-то знаю, кем вы были  для  Доры  все
эти долгие годы, пока не вернулся Марсело. Вы для  нее  больше,  чем  родная
мать.
      - Да благословит вас Господь, сеньора, за эти слова. И пусть он пошлет
вам счастье и покой, которые вы заслужи ли...
     Даниэла с нежностью смотрела на  родное  лицо  Марии.  Как  многим  она
обязана этой чудесной женщине, незримо поддерживающей ее  все  эти  годы.  И
Даниэла сказала:
      - Мы не всегда говорим то, что следует сказать. Но сейчас я не могу не
сказать, как я люблю и благодарю вас за все, Мария.
     ... Как было бы прекрасно, если бы слова доброй Марии были услышаны,  и
исполнились ее пожелания. Вечером  в  комнату  Даниэлы  заглянули  Моника  и
смущенный Лало.
      - Мамочка!  Я  так  счастлива,  поздравь   меня,   Лало   сделал   мне
предложение. И как только я разведусь, мы поженимся.

0

55

Глава 63

      - Друзья мои, сегодня вы должны играть, как никогда,  -  Джина  встала
впереди музыкантов и запела.
     Филипе, уткнувшийся в бумаги, поднял голову и  оторопело  посмотрел  на
смеющегося Херардо:
      - Опять она?
     Он подошел к окну, раздвинул жалюзи и, посмотрев вниз, заключил:
      - Она, сумасшедшая Джина снова явилась сюда.
      - Вообще-то она обещала приходить каждый день, а вчера ее не  было,  -
подмигнул ему Херардо. - Послушай, Филипе, хватит ломать  комедию!  Миритесь
немедленно.
     Филипе без слов ринулся к двери и через несколько минут  они  с  Джиной
счастливо   целовались   посредине   адвокатского   кабинета,   к   немалому
удовольствию Херардо.
     А вечером Филипе и Джина прощались с Даниэлой, которая  одновременно  и
радовалась и грустила; она так привыкла к постоянному присутствию подруги, к
их вечерним задушевным беседам. Джины будет очень не хватать этому дому.
      - Но не на край же света я  ее  увожу,  в  конце-концов  вы  увидитесь
завтра утром, - извинительно сказал Филипе; а Джина побежала  собрать  самое
необходимое.
     После их отъезда Моника, глядя вслед удаляющейся машине, вздохнула:
      - Наша Джина просто прелесть! Я ее так люблю.
      - А мне будет очень скучно без нее... И Сония у нас бывает редко с тех
пор,  как  Хуан  Антонио  поселился  у  нее,  наверное,  чувствует  какую-то
неловкость.
      - Да брось, мамочка, так думать.  Просто  она  вся  в  своих  делах  и
большую часть времени проводит в семье Мануэля.
     Она очень переменилась к лучшему  в  последнее  время,  стала  веселой,
общительной. На нее очень хорошо влияет Долорес... Ты когда Сонию  видела  в
последний раз? А-а-а, когда она заходила к тебе  на  работу  заказать  новое
платье? Так это уже, наверное, месяц целый прошел...
     Раз женщина шьет себе новое платье, значит, ее  дела  не  безнадежны...
Сколько раз Даниэла предлагала Сонии, когда та еще была с Рамоном,  освежить
свой гардероб, заказать что-нибудь новенькое, модное... Но куда  там!  Сония
всегда твердила одно: у нее навалом туалетов и надевать их некуда, они  ведь
с Рамоном почти никуда не выходят,  все  больше  сидят  дома.  Теперь  Сонию
застать дома не так-то просто. Даниэла пыталась дозвониться ей  днем,  когда
Хуан Антонио на работе, но телефон вечно молчит. Права Моника, значит,  и  у
Сонии дела налаживаются. Даниэле это было приятно, ведь они дружили с Сонией
с первого дня их знакомства.

     * * *

     Долорес методично шла к цели - сначала  выбрала  своему  сыну  жену,  а
Тино - мать, затем преодолела замкнутость  Сонии  и,  наконец,  приучила  их
видеться часто. Одного она не могла  сделать  -  объясниться  с  Сонией.  Но
Мануэль ни в какую не соглашался, хотя Лолита чувствовала, что Сония вошла в
его жизнь. И Долорес торопила Мануэля: ей  ждать  некогда,  кубинец  Рафаэль
намерен сделать ей официальное предложение... Скоро Мануэль  познакомится  с
будущим отчимом... Тот схватился за голову.
      - Никогда! - едва слышно пошевелил он губами.
      - Что значит никогда? - возмутилась  Долорес.  -  Если  ты  не  можешь
договориться, седой мальчик мой, со своей невестой, то у меня за  этим  дело
не встанет! Будь уверен! И почему ты не можешь решиться? Тино души не чает в
Сонии, говорит, что после Ракель, лучшей мамы для него  нет  во  всем  мире.
Чего тебе еще надо?..
     Другой раз он спрашивал мать:
      - Тебе, наверное, надоела Сония, мама?
      - Наоборот, - смеялась Долорес. - Мне с  ней  очень  хорошо.  Наверно,
почти так же, как и тебе с ней!
      - Мы ходим есть с тетей Сонией пирожки и  мороженое,  -  сообщил  отцу
Тино.
      - Ну, знаешь... это уж слишком, мама! - обвинял он
     Долорес. - Ты нарочно подкидываешь Сонии Тино, я ведь тебя хорошо знаю.
      - Не болтай чепухи, сынок! - возмущалась мать.  -  Она  сама  захотела
остаться с Тино, а он  -  с  ней.  Так  что  я  просто  не  могла  им  обоим
отказать, - шла на хитрые уловки Долорес, и ей трудно было возразить. - А ты
понимаешь у меня время своим занудством.  Мы  с  Рафаэлем  идем  сегодня  на
танцы. И я должна тебе сообщить, что он официально объяснился мне в любви, и
я стала его невестой.
      - Рафаэль хороший парень, папочка, не расстраивайся! -  Тино  искренне
хотел успокоить отца.
      - Господи, сжалься надо мною! - только и  был  в  состоянии  вымолвить
Мануэль...

     * * *

     Сония поймала себя на мысли, что с нетерпением ждет вечера,  -  так  не
бывало уже очень давно. В последнее время, вечера пугали ее  своей  одинокой
пустотой. Но с переездом Хуана Антонио все изменилось. Ей доставляло радость
встречать его, кормить, пить с ним кофе, обсуждая происшедшее за  день.  Она
отвыкла чувствовать себя сестрой, но теперь с радостью осознавала, что у нее
есть брат, которому она может помочь, да и он поддержит ее в трудную минуту.
     Они расположились за шахматами, к которым Сония пристрастилась с уходом
Рамона. Подперев кулачками голову, она задумчиво склонилась  над  доской.  И
Хуан Антонио неожиданно  представил,  как  каждый  вечер  она  вот  так  же,
согнувшись, сидит одна за шахматным  столом,  играя  сама  с  собой.  И  так
проходят годы, - нет, он не допустит этого!
      - Сония, как твои дела с Мануэлем?
      - Даже не знаю, как тебе сказать. Мы с ним подружились, ну, а Тино,  я
просто люблю. Когда я вижу мальчика, - Сония говорила с горящими глазами,  -
мне хочется его обнимать, целовать.
     Хуан Антонио сопоставил это с тем, что  слышал  ежедневно  в  офисе  от
Мануэля... Не могу забыть Ракель... Тино хватает пока отца  и  бабушки...  И
все в том же духе. Но с  каждым  разом,  чувствовал  Хуан  Антонио,  Мануэль
говорит все это  скорее  по  привычке.  Что  побуждало  его  не  форсировать
события, не ускорить свой союз с Сонией? До недавнего времени он не понимал.
И только когда на днях Мануэль осторожно спросил его о планах  Рамона,  Хуан
Антонио предположил, что Мануэль безотчетно ревновал Сонию к прошлому.
     Но болезненному восприятию прошлого  был  положен  конец.  Это  сделали
Рамон и Маргарита, однажды придя к Сонии и  предложив  ей  стать  посаженной
матерью  Рамона  на  их  свадьбе.  Сначала  Сонию  покоробило  это  странное
предложение. Но  подумав,  она  поняла,  что  только  ей,  сделавшей  Рамона
образованным, интеллигентным человеком, по праву принадлежит это место.
      - Что же, я согласна.
     И потрепав Рамона по щеке, Сония с легким сердцем сказала:
      - Будь счастлив, малыш. А ты, Маргарита, люби его, он очень добрый.
     ... Рамон и Маргарита были на седьмом небе от счастья. Только Рамон был
немного печален.
      - О чем ты думаешь, дорогой, - спросила Маргарита.
      - Я размышляю, смогла бы ты полюбить садовника?
      - Никогда! - ответила Маргарита и счастливо рассмеялась.

     * * *

     Однажды вечером Хуан Антонио затащил в гости к Сонии Мануэля. Им  обоим
захотелось после трудного рабочего дня в офисе  расслабиться,  "пропустить",
как выразился Мануэль, по рюмочке коньяка. Мануэль уже не хмурился при  виде
оживленного лица Сонии, разливавшей чай, они мило  и  непринужденно  болтали
обо всем на свете, в том числе, конечно, и о своих заботах и делах.
      - Я очень люблю Рамона, - вдруг ни с того, ни  с  сего  начала  Сония,
взглянув на Мануэля, - но  теперь  понимаю,  что  он  был  для  меня  просто
спасательным кругом, за который я ухватилась когда-то, чтобы не утонуть.  Но
больше мне круг не нужен, я сегодня дала согласие стать  посаженной  матерью
на свадьбе Рамона.
      - Да, я понимаю тебя очень хорошо, Сония, - Мануэль согласно кивнул. -
Иногда можно в жизни совершить отчаянный поступок, потому что одиночество, я
понял, страшная вещь.
      - С тех пор, как со мной нет Даниэлы, - вздохнул  Хуан  Антонио,  -  я
тоже это узнал...
      - И  все-таки  иногда,  -  в  лице  Сонии  появилось  что-то  детское,
беззащитное, - иногда... нет иного выхода, чем остаться одной... Или одному.
     Хуан Антонио решил не развивать эту пессимистическую идею.
      - Ну, вы-то могли быть уже, наконец, вдвоем? - Хуан Антонио поднялся с
кресла и смотрел на них сверху вниз. - Я  хочу  сказать,  что  идея  Долорес
соединить вас вовсе не так уж безумна.
      - Ах, Хуан Антонио, не говори так! Люди не должны быть  вместе  только
из-за боязни одиночества. Этого чувства недостаточно... - смутилась Сония.
      - А почему бы нет?  -  настаивал  брат.  -  Это  может  быть  неплохой
отправной точкой...
      - Прошу тебя, Хуан Антонио... - в глазах Мануэля снова было  смятение,
просьба не затрагивать эту больную для обоих тему.
      - И я прошу, - взмолилась Сония. - Мы с Мануэлем опять стали друзьями,
а ты можешь все испортить, если будешь продолжать в том же духе...
     А вечером, перед сном, Мануэль все смотрел на портрет  Ракель,  стоящий
на ночном столике: "Как я  могу  тебя  забыть?  Только  у  тебя  была  такая
улыбка..."

     * * *

     Мануэль был очень доволен, что уговорил Фико  вернуться  в  офис  Хуана
Антонио. И тут не последнюю роль сыграло отношение к нему Летисии. Юноша был
оскорблен обидами, которые она постоянно причиняла ему. Как он ни любил  ее,
но ее  нескрываемая,  эпатирующая  расчетливость,  задевала  его,  заставляя
признавать правоту тех, кто осуждал ее. Уже совсем было Фико решил не ходить
к ней, но все-таки чувство, еще не  умершее  в  нем,  подсказывало,  что  ей
тяжело и,  кроме  него,  наверное,  никто  не  навещает  бедную  девушку.  В
очередной визит он поделился с ней  предложением  Хуана  Антонио  и  Мануэля
вернуться к ним.
      - Ты думаешь, я буду возражать против него? - Летисия удивилась не его
словам, а его мыслям: неужели он думает, что это ее волнует? -  Возвращайся.
Для тебя так будет лучше.
      - Да, конечно. Но я считаю, что был неправ, когда оскорбил  его  из-за
ваших с ним отношений.
      - Когда на  карту  поставлено  что-то  ценное  для  тебя,  надо  уметь
сдерживать свои чувства. Я никогда не одобряла твоего поступка. Ты  совершил
глупость, уйдя от него.
      - Ну, что тут говорить... Все,  что  я  делаю,  тебе  кажется  глупым.
Неужели ты думаешь, что сама поступаешь исключительно правильно?  Почему  же
твои правильные поступки приводят к таким последствиям? - еще  никогда  Фико
не позволял себе так резко разговаривать с Летисией.
      - Да, кто ты такой, чтобы учить меня и так разговаривать  со  мной?  -
злобная усмешка исказила ее лицо.
      - Ты всегда всем недовольна, тебе ничто не нравиться.  И  ты  думаешь,
Летисия, что тебе все обязаны...
      - Какое тебе дело до того, что я думаю? - все более озлоблялась она. -
И зачем я только разрешила тебе приходить сюда?!
      - Я и сам не понимаю, какого черта я сюда хожу!  -  в  сердцах  бросил
Фико. - Очень надеюсь, что наступит день, когда и ты мне будешь не нужна,  и
я тебя забуду.
     И уже в дверях Фико настиг саркастический смешок Летисии и ее слова:
      - К несчастью для тебя... ты меня не сможешь забыть,  даже...  если  я
умру.
     Не знал Фико, что почти в это же время  его  вспоминали  добрые  друзья
Лало и Моника. Они сидели в светлой гостиной дома Даниэлы на широком диване,
играли со своим малышом и обсуждали возвращение Фико к Хуану Антонио.
      - Мне будет очень скучно без Фико, - Лало взял на руки ребенка.  -  Но
так лучше для него, будем видеться в университете, обедать вместе...
      - Я тоже так думаю,  не  беда!  Он  такой  последнее  время  грустный,
ранимый, - Моника поцеловала пяточку сына. - Зря он ходит к Летисии,  ничего
путного из этого не выйдет, ему лучше держаться от нее подальше, но он  так,
похоже, и не может ее забыть.
      - Кто знает, чем она его приворожила с  детства,  помнишь,  Моника?  -
глаза их встретились, и Эдуардо, будто и ее  спрашивал,  помнит  ли  она  то
время, когда началась и их любовь. - Как бы ни старался Фико, он  не  сможет
забыть ее. Она его словно околдовала... Как ты меня, Моника...

0

56

Глава 64

     Дни летели за днями, события делили жизнь на праздники и будни, горести
сменялись радостями, надежды - свершениями.
     Джина была счастлива как никогда, вновь обретя дом и семью.  И  тем  не
менее, она оставалась все той же неиссякаемой на выдумки,  неуемной  Джиной,
поражавшей своими поступками даже самых близких. Даниэла слушала  подругу  с
изумлением: с первого дня возвращения домой Джина стелила Филипе на диване в
гостиной, к его не наигранному возмущению.
      - Вчера колотил полночи в дверь спальни, -  Джина  игриво  передернула
плечом.
      - А ты?
      - Не пустила. Буду вести себя по-умному и  впущу  его  к  себе  только
после бракосочетания.
      - Бедный Филипе! - Даниэла представила себе ночную сцену  и  не  могла
удержаться от смеха. - Смотри, не перегни палку!
     Джина ушла к себе, а Даниэла задумалась о своем.  Хуан  Антонио  держал
данное ей слово, не приходил, не искал поводов для встреч. Только  по  утрам
Даниэла ежедневно находила на столе гостиной изящные  букеты  с  неизменными
записками: "Даниэле с любовью"...
     Течение жизни свело их на крестинах внука, где она  была  необыкновенно
хороша в белом костюме и широкополой шляпе. Хуан Антонио, стоявший напротив,
не сводил с нее глаз. Даниэле это было приятно...
     Заполненные неустанной работой, подготовкой новой коллекции,  пролетели
несколько  месяцев.  И,   наконец,   долгожданное,   выстраданное,   событие
свершилось: великолепный праздник - показ новой  коллекции  Даниэлы  Лоренте
состоялся.
     На следующий после  презентации  день  они  с  Джиной  листали  газеты,
наперебой провозглашающие Лоренте лучшим модельером Мексики. Дверь  кабинета
Даниэлы открылась, на пороге появился  Алехандро.  Увидев  ее  настороженный
взгляд, он сразу заметил, что пришел один, без сына,  и  ей  нечего  бояться
новых уговоров.
     Джина повернулась к нему:
      - Вы довольны вчерашним?
     Алехандро прошелся по кабинету, стал за стулом Джины, и, глядя прямо  в
глаза Даниэлы, сказал:
      - Не доволен. Вчера вечером вернулась моя жена, умоляет простить ее, и
я не знаю, что мне делать... Карлитос простил ее сразу, как только она вошла
в дом.
     Они не смогли договорить, - начались звонки,  пошли  люди,  и  разговор
пришлось отодвинуть на вечер. То, что он будет иметь продолжение, Даниэла не
сомневалась, хотя и не очень стремилась к нему.
     Вечером Алехандро, проводив Даниэлу, не колеблясь принял ее предложение
попить вместе кофе. Они расположились в гостиной.
      - Ты знаешь, Даниэла, я целый день думал обо всем случившемся, и  хочу
сказать, что люблю тебя и хотел бы быть с тобой.
     Даниэла покачала головой и мягко, стараясь не обидеть, сказала:
      - Не надо заблуждаться, мы встретились с тобой, когда каждому  из  нас
было очень тяжело. Но мы никогда не смогли бы быть вместе. У каждого из  нас
свой путь. Тебе надо дать жене шанс, - Даниэла вспомнила слова Моники,  -  у
человека должна быть возможность не только совершать ошибки, но и исправлять
их. Если ты простишь ее, то сделаешь счастливой  и  ее,  и,  самое  главное,
Карлитоса. Он-то свой выбор уже сделал.
     Алехандро молча выслушал ее, не отрицая и не соглашаясь.  Они  посидели
еще какое-то время в тишине, которую снова нарушил голос Алехандро:
      - Ты возвращаешься к Хуану Антонио? Даниэла покачала головой.
      - Вот уже несколько недель он  не  звонит,  не  появляется.  Мне  надо
перестать думать о нем, а я не могу...
      - Даниэла,  не  будь  мазохисткой.  Зачем   мучить   себя.   Гордость,
самолюбие, вот что получается главным в жизни. Но ведь это не так. Главное -
любовь, а ты ведь любишь его! Почему сама не придешь и  не  скажешь  ему  об
этом? А если все же ты передумаешь, я жду только твоего слова, - Алехандро с
надеждой посмотрел на нее.
      - Нет, Алехандро. Не стоит больше возвращаться к этому. Между нами все
уже ясно - мы будем с тобой добрыми настоящими друзьями, если,  конечно,  ты
не возражаешь.
     С тяжелым вздохом Алехандро кивнул и попрощался.
     Даниэла еще долго сидела в гостиной, погружавшейся в полумрак. Сидела и
думала о Хуане Антонио.
     "Где  же  он?  Почему  не  звонит?  Ведь  он,  наверняка,  знает,   что
презентация состоялась",  -  эти  вопросы  задавала  себе  Даниэла  вот  уже
несколько дней. Неужели права Джина, когда бранила ее за  то,  что  она  без
конца ставит терпеливому мужу свои условия. "Если  отец  перестал  приходить
сюда, - говорила разумная Моника, - то только потому, что ты сама не  хочешь
его видеть". - Что ж, горькая правда, высказанная  в  глаза,  больно  колола
сердце...
     Утром она поделилась своими горькими мыслями с Джиной.
      - Откуда твои сомнения7 - спросила  Джина.  -  Ведь  Хуан  Антонио  не
приходит к тебе лишь потому, что ты все время находила  какой-нибудь  повод,
чтобы не видеться с ним.. А теперь у тебя этих поводов нет? Скажи.
      - Кажется, нет, - неуверенно призналась Даниэла  У  нее  было  желание
позвонить в эти дни Сонии, но она так и не решилась  сделать  этого,  боясь,
словно девчонка, что трубку возьмет Хуан Антонио...
     А он, конечно, был в курсе всех  ее  дел.  Знал  о  большом  успехе  ее
презентации. Оглушительный успех! Он радовался за нее.  Мечтал  увидеть  ее.
Был уверен... и вдруг...
     В один из  вечеров  раздался  телефонный  звонок,  и  испуганный  голос
Летисии позвал на помощь. Он сейчас же выехал.
      - Как хорошо, что ты пришел. Мне так страшно! - она неловко  сидела  в
низком кресле, вытянув длинные ноги. На лице было страдание.
      - Ничего, ничего, все будет хорошо! - он приобнял ее. - Едем сейчас же
в больницу. Я  уже  предупредил  по  телефону  доктора  Карранса.  Вот  так,
осторожно, поднимайся... Он взял  подготовленную  сумку,  подхватил  ее  под
руку, помогая подняться. Летисия застонала: - Осторожней, осторожней...
      - Успокойся, обопрись на мою руку. Вот так.
     Лифт плавно спустился вниз. Поддерживаемая Хуаном Антонио, Летисия села
в машину. Всю дорогу Летисия тихо постанывала, сетуя на свою женскую долю.
      - Ну, почему рожать приходится нам, а не мужчинам?
      - Тут  уж  ничего  не  поделаешь,  -  отвечал  Хуан  Антонио.  -  Надо
торопиться, мало ли что... Я предупрежу твоих родителей.
      - Я думаю, их это не волнует... Лучше не звони. Доехали  быстро.  Хуан
Антонио проводил Летисию до дверей палаты, сел в вестибюле и  прикрыл  глаза
ладонью.
     Доктор Карранса просил его подождать. Прошло еще какое-то  время,  Хуан
Антонио не мог сказать, сколько. Он сидел все в  той  же  позе,  его  сердце
почему-то все время сжималось  в  не  добром  предчувствии.  Наконец,  вышел
Карранса  и,  сказав,  что  придется,  почти  наверняка,   делать   кесарево
сечение, - быстро удалился в операционную. Хуан Антонио сел в кресло и  стал
ждать.

     * * *

      - Ах, Мануэль, разве так ходят! - Сония переставила фигуру на  прежнее
место. - Вот, смотри. Можно только так.
     Это был приятный для обоих вечер. Мануэль, сняв пиджак, с удовольствием
смотрел и слушал Сонию, не забывая при этом изображать  шахматного  профана.
Они вдруг снова почувствовали себя молодыми. Да  и  разговор  был  у  них  о
молодых - о Долорес и Рафаэле.
      - Представляешь, теперь она курит сигары, одну за другой.
     Сония скорчила удивленную гримаску.
      - Я думала, она шутит - просто держит сигару во рту...
      - Шутит! Я боюсь за Тино, ведь он отражение Долорес... - глаза Мануэля
округлились от воображаемой картины: Тино с сигарой во  рту.  -  Я  чувствую
себя лишним, когда они все время обсуждают "кубинский вопрос"...
     Сония лукаво взглянула на Мануэля:
      - Когда тебе будет совсем невмоготу, приходи сюда. Обещаю, что не буду
курить сигары... Ой, Мануэль,  ты  снова  ошибаешься,  -  Сония  переставила
фигуры.
      - А ты знаешь, -  Мануэль  встрепенулся,  глаза  его  блеснули,  -  я,
пожалуй, не откажусь.
     Он быстро сделал ход.
      - Шах и мат!
      - Хитрюга! - Сония потянулась к Мануэлю, но телефонный звонок спас его
от "расправы".
     Улыбка сползла с лица  Сонии.  Она  повесила  трубку  и  повернулась  к
Мануэлю:
      - Звонил Хуан Антонио. С Летисией очень плохо. Я еду в больницу.
      - Я с тобой.
     Не в  силах  более  испытывать  состояние  полной  беспомощности,  Хуан
Антонио встал и подошел к стеклянным  дверям  операционной.  Он  видел  тени
передвигающихся фигур, слышал сквозь, бело-матовые двери громкие голоса.
      - Спокойно... Тужьтесь, сеньора, тужьтесь...
      - Доктор, пуповина... - тревожный женский голос.
      - В чем дело?
      - Доктор, инфаркт.
      - Массаж. Скорее.
      - Пришла в себя?
      - Нет. Сердце... остановилось.
      - Надо...
      - Безрезультатно, доктор.
     Через минуту вышла сестра, почти столкнувшись в дверях  операционной  с
Хуаном Антонио.
      - Я все слышал. Спасибо.
      - Девочка жива и здорова. Вы скоро сможете забрать ее...
     ... Хуан  Антонио,  Сония  и  Мануэль  сидели  на  ступенях  больничной
лестницы, не в силах опомниться от удара.
      - Как Летисия? - к ним навстречу спешил ее отец. Хуан Антонио поднялся
со ступенек:
      - Большое горе. Летисия умерла... Девочка жива, здорова.
     ...Панихиды не было. Сеньор Роберто, Хуан Антонио и
     Мануэль стояли у открытой могилы. Отец Летисии пришел без жены и сына -
они не захотели идти с ним. Он знал всегда: у жены каменное сердце...  Даже,
когда она узнала, что у ее родной дочери при родах остановилось сердце,  она
спокойно сказала, что это божье наказание... "Мне безразлично, - добавил  ее
брат, - я ничуть не огорчен"... И с этими  людьми  он  прожил  столько  лет.
Бедная, бедная его девочка, хорошо, что она уже не слышала этих слов...  Что
ж, со смертью Летисии кончилась и его семейная жизнь...
     Когда на следующий день Роберто пришел на кладбище, у  одинокой  могилы
дочери стоял молодой человек - Роберто не видел его на похоронах. Он плакал,
а уходя, положил на могилу розу. Может  быть,  хоть  этот  юноша  любил  его
несчастную дочь, горько вздохнув, подумал Роберто.

0

57

Глава 65

     Альберто вздрогнул всем телом: из зеркала на него смотрела,  не  мигая,
Даниэла. Потом донесся и ее голос: "Спасибо тебе  за  внука..."  Альберто  с
криком поднялся с кровати и приблизился  к  зеркалу.  Всклокоченные  волосы,
безумные глаза, раскрытый в крике рот, - Сауседо успокоился,  узнав  себя  в
зеркальном отражении.
     Он быстро оделся и вышел из номера. Но в его глазах по-прежнему  стояла
Даниэла со спокойной улыбкой на губах. "Нет! Я не успокоюсь, я не  дам  тебе
жизни. Ты сойдешь с ума от горя!.." Альберто вытер о рубашку влажные  ладони
и вошел в небольшой полутемный бар. Приглядевшись в полумраке, он подошел  к
столику, за которым сидел высокий мужчина. Альберто лихорадочно заговорил:
      - Хорошо, что ты  пришел...  Я  так  долго  искал  тебя...  Мне  нужен
паспорт, надоело быть Альберто Сауседо, - он дико захохотал,  -  носить  его
вещи, видеть его сны...
     Незнакомец прервал горячечную речь Альберто.
      - Я давно не занимался этим, но, если есть деньги, могу  найти  нужных
людей. У тебя есть большие деньги?
      - Сколько угодно, сколько угодно, .. Мне нужно  вернуться  в  Мексику,
кое-кто будет "очень рад" видеть меня...
      - Придется подождать...
      - Времени и денег у меня достаточно.
     Альберто вернулся в гостиницу. Открыв дверь номера, он замер на пороге:
Рубен лежал на постели и смотрел на него. "Что ты здесь делаешь?" - закричал
Альберто. - "Жду тебя, Чтобы спросить: зачем ты погубил меня? Ведь я же твой
маленький сын..." Альберто бросился душить Рубена, но постель была  пуста...
Он зарылся головой в подушку и вдруг отчетливо осознал, что сходит с ума...

     * * *

      - Бедная девочка, - Даниэла слушала со  слезами  на  глазах  печальный
рассказ Сонии о смерти Летисии. - Она была еще так молода,  ровесница  нашей
Монике.
     В кабинете Даниэлы собралось  много  народа:  Джина,  Моника  с  Хуаном
Мануэлем, Сония, Каролина...
      - Пусть меня простит Бог, но раз уж ее  нет,  ты,  Даниэла,  могла  бы
переменить свое отношение к Хуану Антонио, - Джина обняла Даниэлу, прижалась
щекой к ее щеке. - Теперь стало ясно, почему он пропал и не  пришел  к  тебе
после презентации...
      - А дочь Летисии - такая трогательная, хорошенькая малышка... -  Сония
приложила платок к глазам, на которых блеснули слезы. - Почему Хуан  Антонио
сразу не поставил вас в известность, не сообщил? Считает, что не должен  был
этого делать, он  чувствует  себя  очень  виноватым  перед  всеми.  С  одной
стороны, смерть Летисии освободила его, с другой стороны -  принесла  немало
проблем.
      - Если ты, мамочка, вернешься к папе, - Моника с  надеждой  посмотрела
на Даниэлу, - я смогу выйти за Л ало и буду спокойна, зная, что ты не  одна.
Он так просит тебя об этом. А бабушка Аманда дарит нам квартиру.
      - Я буду скучать по Хуану  Мануэлю,  -  загрустила  сразу  Даниэла.  -
Пойдемте к нам обедать, пригласила она всех,
      - Я поеду и буду ждать дома Хуана Антонио, - отказалась Сония.  -  Мне
бы не хотелось оставлять его сейчас одного.
      - А я должна встречать детей из школы,  -  Джина  засобиралась,  боясь
опоздать к концу уроков.
      - Ну, мамочка, пойдем, - Моника взяла на руки сына и подошла к матери.
Они вышли из Дома моделей и стали спускаться по ступеням.  Предзакатный  луч
упал  на  лицо  мальчика,  и   он,   проснувшись,   заплакал.   "Ему   нужны
солнцезащитные очки",  -  засмеялась  Моника.  Они  остановились,  поправляя
одеяльце ребенка.
      - Наконец, я рассчитаюсь с вами за все, я дождался своего часа!
     Женщины окаменели от ужаса, - на них  двигался  вооруженный  пистолетом
Альберто. Лицо его было искажено дикой,  нечеловеческой  гримасой.  Безумные
глаза, казалось, выскочат из орбит. Даниэла закричала  и  мгновенно  закрыла
собой Монику и ребенка.
     Раздался выстрел. Громко заплакал испуганный Хуан Мануэль. Мать и  дочь
увидели, как Альберто, шатаясь, вплотную приблизился к  лестнице  Дома,  где
стояли они.
      - Я еще жив, не надейтесь... - он пытался снова поднять пистолет.
      - Нет, ты уже мертв - крикнул Черт, укрывшись за деревом, и  выстрелил
в Альберто еще и еще...
     Мертвый Альберто сполз по парапету лестницы, оставив  на  сером  бетоне
кровавый след, тянувшийся к ногам женщин. Даниэла и Моника  с  ребенком  все
еще стояли,  тесно  прижавшись  друг  к  другу,  не  веря  в  смерть  своего
сумашедшего палача. Лишь вой полицейской сирены привел их в чувство,  и  они
увидели убегающую фигуру человека в черном плаще с капюшоном. Но полицейские
настигли его, и, уже падая на землю, он  сорвал  с  себя  капюшон,  встречая
смерть с открытым лицом. Лицом, обезображенным предательской пулей Альберто.

     * * *

      - У Альберто были поддельные документы на другое имя, поэтому мы и  не
знали, что он вернулся в Мексику, - рассказывал Херардо домашним подробности
драматических событий у Дома моделей.
      - Нам надо было догадаться, что именно так он и  поступит.  Подумайте,
что могло бы произойти с Даниэлой,  Моникой  и  маленьким  Хуаном  Мануэлем,
страшно представить - Каролина теснее прижалась к мужу.
      - К счастью, улыбнулся Херардо, - все  закончилось  хорошо.  Словно  в
сказке.
     Аманда перекрестилась:
      - Мертвые не воскресают., . И слава Богу!
      - И значит, - подняла свои огромные глаза  Луисита,  -  вы  теперь  не
будете расстраиваться?
      - Больше никогда, - успокоил ее отец. - Виновник всех наших  несчастий
умер и, как тут не вспомнить,  дорогая  Аманда,  ваши  слова,  помнится,  вы
сказали, что мы узнаем покой, тогда, когда умрет этот дьявол во плоти.

     * * *

     В один из дней Даниэла устроила у себя большой прием.  В  саду  накрыты
столики, за которыми вольготно расположились многочисленные друзья Даниэлы.
     Поводов для праздника было много: великолепная презентация, завершившая
собой долгий напряженный период работы; помолвка Моники и Лало;  предстоящее
бракосочетание Долорес и Рафаэля, и, наконец... освобождение от Альберто...
      - Да, что уж теперь говорить об Альберто, -  махнула  рукой  Джина.  -
Когда он давно в аду! И гореть ему не сгореть во веки за все его грехи перед
людьми... добрыми. Все потихонечку налаживается, встает на свое место...
      - Слушай, Мануэль, перегнулся через  стол  седой  красавец  Рафаэль  с
неизменной сигарой во рту. - Ты все еще сердишься за то, что я остановился в
вашем доме?
      - Я считаю это вполне естественным, - Мануэль осторожно  положил  свою
руку на руку Сонии, сидящей рядом с ним. -  Меня  только  беспокоит  акцент,
который переняли у вас Лолита и Тино.
      - Ах, дорогой,  -  Долорес  обвела  присутствующих  молодыми  лукавыми
глазами, - должна же я привыкнуть к образу жизни моего нового мужа!..
      - А я - моего нового дедушки, - подхватил непоседа Тино.
     Мануэль лишь вздохнул...
      - Послушай, сынок, Тино! - Рафаэль придвинулся к мальчику. - Ты  и  не
представляешь, какое чудо твоя бабушка. Настоящая конфетка! Я  тебя  обожаю,
мой бутончик в золотых кудряшках!  -  И,  обернувшись  к  Сонии  и  Мануэлю,
сказал: - Приглашаю вас на нашу свадьбу в Майами!..
     "Свадьба!" Это слово сегодня порхало от столика к столику.
      - Когда же, наконец, мы поженимся? - Лало не сводил влюбленных глаз  с
Моники. - Я умру от зависти к Рамону и Маргарите...
     Подошедшая незаметно Даниэла, ответила за Монику:
      - Скоро, теперь уже очень скоро.
     Моника окинула обожающим взглядом мать. Как  хороша  она  сегодня!  Как
идет ей это черное узкое платье! И шляпка - просто необыкновенная!
      - Мамочка! Сядь с нами.
      - Нет, нет, меня в доме ждет Мария...
     Но она не успела сделать и двух шагов, как к ней  подошли  Алехандро  и
Карлитос, держащийся за руку молодой эффектной женщины:
      - Познакомься, Даниэла. Это моя жена, Офелия.
      - Очень рада, что вы пришли к нам,  -  Даниэла  приветливо  улыбнулась
жене Алехандро, и та сразу  почувствовала  симпатию  к  этой  очаровательной
женщине. Но сын не дал сказать матери и слова, увлекая ее за собой.  И  лишь
спустя минуты, Офелия снова подошла к Даниэле.
      - Сеньора Даниэла, дорогая! Я не хотела, чтобы Карлитос слышал нас. Но
я вам очень благодарна за все, что вы для него сделали, пока...пока меня  не
было с ним и мужем.
      - Главное,  что  вы  все  вместе,  -  Даниэла  пожала  Офелии  руку  и
направилась к дому.
      - Ты заметила, как нервничает мама? - шепнула  Моника  жениху.  -  Она
ждет отца, которого я пригласила на праздник. Но его почему-то  до  сих  пор
нет. Жаль, если но не придет, - сегодня прекрасный день для того, чтобы  им,
наконец, помириться. Я только не понимаю, почему  папа  не  идет?  -  Моника
огляделась вокруг. Но ее взгляд упал  на  нарядную  Аманду,  которая  громко
интересовалась, по какому поводу они собрались у Даниэлы?
      - А разве обязательно должен быть  какой-то  повод,  донья  Аманда?  -
громко рассмеялась Джина, подошедшая к их столику. - У нас  столько  поводов
для веселья!..
      - Я поднимаю этот бокал за наше счастье, за  радость,  за  жизнь.  Это
говорю вам я, Долорес, а я понимаю толк в жизни! - Долорес осушила  бокал  и
поцеловалась с обнимавшим ее Рафаэлем.
      - Старуха явно с приветом, - проворчала на ухо дочери  Аманда.  -  Ишь
вообразила себя кубинкой! - и громко сказала:  -  Послушайте,  Долорес,  ваш
жених намного моложе вас, не так ли?
      - Всего-то на несколько десятков лет! Я  познакомлю  тебя,  Аманда,  с
братом Рафаэля, он настоящий красавец! Слушай, Рафаэль, я нашла невесту  для
твоего Гумерсиндо.
      - Да? Отличная получится пара. Он младше меня, ему лет сорок.
     Аманда поперхнулась соком:
      - Что?!
      - Мама, мама...
      - Оставь меня, Каролина.
     Джина легко подхватила затухающий разговор:
      - За нашим дружным столом не хватает только Хуана Антонио, и, если  он
немедленно не появится здесь, я сама поеду к нему и просто притащу его сюда,
у меня хватит сил! Нет, подумать только, я уже злюсь на него!
     На дорожке, ведущей к дому, Даниэлу обогнали  весело  скачущие  Тино  и
Луисита.
     "Все вместе!" - подумала  Даниэла.  Она  видела  обнимающихся  Джину  и
Филипе, склонившихся друг к другу Сонию и Мануэля, целующихся Монику и Лало,
танцующих Долорес и Рафаэля, лежащих на траве  Рамона  и  Маргариту!  Вместе
Каролина и Херардо, Алехандро и Офелия... А она  одна!  Даниэла  переступила
порог дома. К ней радостно обернулись Мария  с  Хуаном  Мануэлем  на  руках,
Дора, Марсело.
      - У вас прекрасный внук, сеньора Даниэла, - Дора потрепала  малыша  за
щечку.
      - Я боготворю его, Дора. Когда Моника и Лало поженятся, я  буду  очень
скучать без него.
      - О, сеньора, они нам время от времени  будут  его  подкидывать.  Дети
молоды и захотят иногда развлечься. - Мария прижала к себе ребенка.
      - Как хорошо,  Мария,  что  ваши  близкие  приехали  навестить  нас!..
Простите, я оставлю вас на минутку...
     Даниэла вдруг захотелось тишины. Она была рада видеть у себя  милых  ее
сердцу людей. Оказалось, их так много, - тех, кого любит она и кто любит ее.
Но не было среди них самого дорогого, самого  желанного.  Нет,  решила  она,
если он не придет сегодня, он вообще никогда не придет в этот дом.  И  жизнь
ее будет пуста, бессмысленна. И одинока.
     Смеркалось. В пустом доме было тихо. Лишь скрип открывающейся двери, да
звук чьих-то шагов нарушали мрачную тишину. Шаги приближались.
      - Даниэла! - Родной голос звал ее.
     Она подняла голову:  перед  ней  стоял  Хуан  Антонио  с  завернутым  в
одеяльце ребенком на руках.
      - Надеюсь, - тихо прошептал он, ты не будешь иметь  ничего  против...Я
пришел с малышкой. Мне не хотелось оставлять ее одну.
      - Нет, ты правильно сделал, Хуан Антонио.
      - Ее зовут Даниэла. Как тебя, дорогая... если  бы  ты  могла  полюбить
ее, - голос его охрип от волнения. - Если бы могла!.. Она очень одинока. Как
и я... Ты не согласилась бы быть ее второй мамой?
     Даниэла протянула к ним обоим руки, взяла у  Хуана  Антонио  девочку  и
молча прижала ее к своей груди.

КОНЕЦ

+1