Глава 18
Чучо все еще не повидал сеньора Ломбарде "Сеньор занят" - недовольно
косился на него и брезгливо сторонился замызганного коротышку Рамон. А Чучо
Акунья с таким нетерпением ждал этого свидания, хотел вернуть сеньору его
золотые часы и получить взамен деньги. Он уже за эти сутки узнал почти всех
обитателей виллы Ломбардо и всем, кто его спрашивал, кто он такой, отвечал:
тот, кто спас жизнь дону Антонио после аварии самолета... Так он
представился и Марсе-лино, став свидетелем, как охранник не выпустил из дома
Ракель и не пропустил Максимилиано - Чучо от удивления вытаращил глаза. Он
также познакомился и с доном Даниэлем, который скучал и предложил выпить с
ним холодного пивка, представившись тестем хозяина. Пожалуй, этот человек
один из всех обитателей дома был добр с Чучо, не погнал его, как это сделала
сестра дона Антонио, Камила, дворецкий Рамон и брат хозяина Максимилиано, -
Чучо их всех теперь даже знал по именам и удивлялся, какие странные события
происходят тут... Многое заметил он за то короткое время, что ждал свидания
с Ломбардо, - ведь Чучо, стреляный воробей. И все-таки, несмотря на то, что
он пришелся не по нраву дворецкому, Чучо все равно - от душевной широты -
пригласил Рамона отметить их знакомство, - вот только бы получить
вознаграждение от сеньора Ломбардо...
Поздно вечером позвонил из Гвадалахары Пабло. Антонио попросил
переключить телефон на кабинет. Несколько минут внимательно слушал, не
задавая вопросов, и, поблагодарив, положил трубку на место. Он не знал, что
думать: Пабло был у консьержки, адвоката, хозяина меблированных комнат. И
все в один голос утверждали, что никогда не видели человека, снятого на
фотографии, не имели с ним никаких дел... А он, Антонио, так много надежд
возлагал на эту поездку своего помощника. Так многое зависело от ее
результатов... Но у Пабло не создалось впечатления, что эти люди говорили
неправду, может быть, к ним приходил кто-то другой?..
Так он и Ракель сказал, когда позже увидел ее. И она, глядя на Антонио в
упор, спросила: "Значит, ты думаешь, что неправду говорила я?.. Посмотрим,
осмелится ли Макс отрицать все при мне!" - Антонио не узнавал тихой,
спокойной Ракель.
- Я не потерплю, чтобы все кругом обвиняли меня в том, чего я не
совершала! - в волнении говорила она. - Мне не нужно заботиться, как тебе, о
чести фамилии! Более того, пусть будет скандал! И чем больше, тем лучше!
Потому что с меня довольно! Ясно тебе, Антонио? Довольно!..
В гостиной, куда спустился Ломбарде, что-то оживленно обсуждали Виктория
с Оскаром. Рядом молча сидел Максимилиано, скептически оглядевший вошедшего
брата. При появлении Антонио разговор прекратился. "Говорили, конечно, о них
с Ракель. Что же еще могло так долго занимать обитателей этого дома?" -
подумал Ломбардо. Виктория снова и снова жалобно просила его о том, чтобы он
помирился с Максом: нет оснований обвинять брата столь жестоко и
несправедливо. Эта женщина лишила его разума...
Сколько раз все это он уже слышал...
- Хорошо, - наконец согласился Антонио, уставший от всех этих
разговоров. - Но берегись, Максимилиано, и заруби себе на носу: Ракель для
тебя не существует! - их взгляды встретились.
- Виктория права, - поддержал опасения мачехи Оскар. - Эта женщина и в
самом деле лишила тебя разума, ты не должен обращаться с ней, как со своей
женой, тем более навязывать ее общество семье Ломбардо.
Антонио очень доверял Оскару за его объективность в суждениях, широту
взгляда, образованность. Доверял и любил, поскольку Пласенсиа, как и он,
Ломбардо, свято чтил законы семьи, преклонялся перед мачехой, любившей
самоотверженно и нежно его покойного отца. Но бывали минуты, особенно в
последнее время, с тех пор, как в доме появилась Ракель, когда Антонио не
мог сдержать себя даже в разговоре с доктором: ему хотелось отстоять
невиновность жены, в которой он был уверен, защитить ее, такую нежную и
ранимую. Сколько можно терпеть вмешательства в его жизнь? - Антонио вскипел,
но, совладав с собой, лишь твердо произнес.
- Запомните раз и навсегда. Это мой дом, и я буду делать здесь все, что
мне заблагорассудится!..
...Чучо ликовал. Наконец-то состоялось его свидание с доном Антонио и
тот ему взамен часов отвалил триста пятьдесят тысяч песо. Целое состояние!
Будто выиграл в лотерею и даже билета не покупал... И еще сеньор сердечно
поблагодарил его... Все это Чучо рассказал дону Даниэлю, который
предостерег: с такой суммой денег ходить по улицам опасно, лучше, мол,
спрятать ненадежней. Например, в носок - оттуда их вору будет трудно
вытащить. В носок?.. Но у Чучо сроду не было носков!.. И тогда дон Даниэль
любезно предложил ему свои. И еще предложил свою рубашку и брюки - у Чучо
они были сильно поношены: куда ж в таком одеянии думать о ресторане или
каком-нибудь веселеньком местечке, куда Чучо пригласил еще вчера дона
Даниэля и тот с благодарностью согласился. Саманьего было хорошо тут, но он
нередко скучал в одиночестве: у дочерей была масса своих проблем, и нередко
он видел их всего минуты.
- Мы отлично проведем время, дон Даниэль! Клянусь, вы не раскаетесь! У
нас куча денег. Будем заходить в самые элегантные места, туда, где бывают
большие сеньоры...
Дон Даниэль с сомнением оглядел выцветшую, не первой свежести рубаху,
залатанные брюки... Да, хорошо Чучо будет смотреться. Они отправились в
город, долго бродили, выбирая где бы посидеть, пока им не приглянулся
какой-то небольшой подвальчик, куда они и вошли. Заняли столик, заказали
выпивку. Дон Даниэль все время чувствовал себя не слишком комфортно, ему и
пить уже ничего не хотелось, и есть - тянуло домой, в бунгало Ломбардо, где
он привык жить в одиночестве и где ему нравился покой и тишина, нарушаемые
лишь шумом океанского прибоя. Но Чучо от рюмки к рюмке все более входил в
раж. Ему уже не терпелось ехать куда-то еще... Они вышли на воздух, поймали
такси и снова отправились искать, где бы продолжить праздновать. Может,
варьете? - не унимался Чучо. - Там слишком шумно, возразил дон Даниэль: и он
предпочитал что-нибудь поспокойнее, хотя Саманьего видел, что его приятелю
давно пора остановиться... Но не тут-то было, Чучо был навеселе и,
рассчитавшись с таксистом, потащил дона Даниэля в какой-то маленький
ресторанчик, из открытых дверей которого доносилась громкая музыка...
Кажется, тут не грех и станцевать разок - отважился Акунья, когда они
устроились и заказали предложенный официантом напиток. "Похоже, вон та
растрепанная мне подмигивает!.." - и Чучо отправился на маленький пятачок,
где в такт музыке двигались несколько пар. Дону Даниэлю стало и вовсе не по
себе. Низенький, широкоплечий толстячок Чучо прижимал к себе партнершу,
вертлявую девицу с распущенными волосами, чуть ли не на голову выше
партнера... Но Чучо этого было мало - он хотел, чтобы старик Саманьего тоже
нашел себе пару. У вертлявой оказалась подруга, складная, уже не юная
женщина, лицо которой сразу понравилось дону Даниэлю.
- Присядьте со мной. Нет, нет, я не танцую, - решительно замотал
головой дон Даниэль. - Если хотите, закажу рюмочку и мы сможем поболтать. А
как вас зовут, сеньорита... сеньорита?
- Мерседес, - девушка скромно потупилась.
- Какое хорошее имя, - восхитился Саманьего. - Так звали Марию
Милосердную...
- Сеньор, а вы здесь, в Акапулько, впервые? - угадала Мерседес.
- Можно сказать и так. Вот пришел сюда, чтобы поглядеть да поболтать.
Дело в том, что моя дочь замужем за очень важным сеньором из этого города, и
они пригласили меня погостить... Дон Чучо, - обратился Саманьего к
подошедшему другу. - Я... осмелился пригласить за наш стол сеньориту...
- Ну, конечно, дон Даниэль! Для этого мы и тут! Вы... заказывайте!
Сколько с нас? - спросил Чучо подошедшего официанта. - Тысяча шестьсот песо?
Пожалуйста!.. - отсчитал он, широким жестом вынув из кармана рубашки пачку
денег. - А я пойду ополосну лицо... Сейчас вернусь!..
Дон Даниэль, болтая с Мерседес о том, о сем, не обратил внимания,
сколько времени прошло, как ушел Чучо. А когда официант поставил перед ним
три рюмки, увидел подходящего к столу друга. Вид у него был обескураженный,
рукав рубашки и карман были разорваны. Он чуть не плакал.
- Что случилось? - вскочил дон Даниэль.
- Меня обокрали! Негодяи взяли все мои деньги, сеньор Саманьего! -
упавшим голосом заявил Чучо и внезапно завопил: - Воры! Воры!
- Не надо скандалить, толстяк, - тихо посоветовал официант, - заплати
лучше по счету.
Но разгневанного Чучо уже ничто не могло остановить.
...До Луиса доносились отголоски того, что происходило в доме
Ломбарде, - сам он заглядывал туда не часто: не очень-то жаловал его сеньор
Ломбардо, видя в нем человека Максимилиано. Хозяин же старался не
афишировать отношения, особенно в последнее время, чтобы никто не видел их
вместе. Вот и теперь он вызвал Луиса по телефону к себе.
- Где ты был? Разыскиваю тебя уже целый час! - недовольно бросил
Максимилиано, когда появился наконец Луис.
- У машины сеньоры Камилы отказали тормоза, хотел исправить.
- Итак, вышло по-нашему? - пододвигая кресло гостю, довольно потирал
руки Альбенис.
- Как это, по-нашему? - не понял Луис.
- Антонио послал Пабло Мартинеса в Гвадалахару с моей фотографией,
чтобы тот показал ее консьержке, хозяину квартиры, которую я снимал, и
адвокату.
- Ну, и? - нетерпеливо спросил Луис.
- Что - и? Как они могли меня опознать, если с хозяином разговаривал
ты? Что, забыл?
- Да, да, вспомнил! А что консьержка?
- Консьержка... Я никогда с ней не говорил. А видела она меня только
издали. Она никогда не опознает меня.
- Ну и прекрасно!
- Антонио, конечно, хитрец! Большой хитрец, как о нем и говорят, но со
мной ему не тягаться...
- По поводу меня, как думаете, у него не возникло подозрений? - Луис
пододвинулся к Максу вместе с креслом.
- С какой стати? Ты служишь в доме, а не у меня...
- Хорошо бы так!.. И что мы теперь будем предпринимать?
- Что ж, пока можем особенно не дергаться... Что касается Антонио, то
он еще свое получит, придет время, за все заплатит! И Ракель была моей и
решила бросить меня. Но клянусь тебе Богом, Луис, клянусь, она от меня
просто так не отделается! Нужно все хорошенько продумать, чтобы на этот раз
не сорвалось... Чтобы никто не смог нас обвинить. Ни в чем! Надеюсь, ты еще
на моей стороне?
- Что за вопрос? Конечно! Но сколько я буду иметь? Ведь вам-то
достанется все...
- Как тебе... скажем... двадцать пять миллионов? А? По завершении дела,
естественно.
- Риск довольно большой. А мне бы хотелось бросить работу и зажить, как
миллионеру... Пусть будет пятьдесят миллионов.
- Хорошо! Договорились: пятьдесят миллионов.
- Итак, значит, по рукам?
- По рукам!..
Глава 19
Камила была оскорблена в лучших своих чувствах: ее никто не пригласил в
кабинет Антонио, а ведь из близких ему людей только ее, родную сестру,
исключили на этот раз из членов семьи. Макс, Антонио, Оскар, Виктория - все
там, кроме нее и Клаудио. Как это понимать?
Хорошо, что Камила встретила Рамона, который, правда, поморщился, когда
она стала выспрашивать его, кто там, за закрытой дверью. Сделав вид, что
уходит, она спряталась в тени раскидистой пальмы рядом с кабинетом и стала
невидна постороннему глазу. А Рамон, верный Рамон, рачительно соблюдавший
интересы Антонио, потеряв на мгновение бдительность, ушел на кухню.
И Камила услышала из своего укрытия все, что говорилось в кабинете.
Вечером они с Клаудио пили кофе в своей уютной гостиной, и Камила
рассказывала мужу о событиях дня. Зная свою жену, он улыбался и с иронией
заметил, что она, словно Нат Пинкертон, пользуется любой возможностью, чтобы
быть в курсе дел дома Ломбарде
- И то, что я услышала, было совсем не смешно, Клаудио. Поверь! -
обиделась она на шутку мужа. - Антонио говорил, что не хочет, чтобы в доме
оставался человек, который хотел убить его.
- Правда? - оживился муж.
- Да, правда, а потом Оскар сказал, что Ракель преступница. Антонио,
конечно, это отрицал и сказал, что не допустит, чтобы с. ней плохо
обращались.
- Значит, Оскар так и сказал, что Ракель преступница?
- Да, да, именно так, Клаудио. И еще добавил, что в этом нет никаких
сомнений.
- А кого имел в виду Антонио, когда говорил о человеке, который хотел
его убить?
- Я не расслышала... И вскоре Антонио вышел. Я потом спрашивала у
остальных, что случилось, но они ничего мне не сказали. У них были такие
лица! Клаудио... Антонио спустился с Ракель и опять ушел в кабинет. Ему
позвонил Пабло Мартинес из Гвадалахары. Ракель была сама не своя, словно
стыдилась чего-то. Виктория и Оскар с ней не разговаривали. А Макс все
смотрел на нее. Так смотрел!..
- А потом что? - любопытствовал Клаудио.
- Потом Антонио снова вышел из кабинета. Все будто ждали, что он
скажет. Оскар спросил, о чем он говорил с Пабло Мартинесом, и он ответил, -
ни о чем... Взял Ракель под руку и они ушли.
- Ладно... А что потом говорили остальные?
- Да, ничего... Оскар сказал, что у Антонио... с этой была какая-то
проблема. Но сколько я не настаивала, они мне ничего не сказали. Что бы это
все могло значить? Как ты думаешь?
- Знаешь, что я думаю, Камила?..
- Что?
- Что это Макс хотел убить Антонио.
- Ты в своем уме? - вскочила с кресла Камила. - Этого не может быть!
Антонио не понимал, как он мог так влюбиться в эту девчоику, продавщицу
магазина готового платья в Гвадалахаре. Он не раз думал об этом и приходил к
выводу: как же неисповедимы пути Господни... Еще пару месяцев назад он не
знал о ней ничего, а теперь его душа полна нежности к ней, ему хочется
носить ее на руках, быть предупредительным, делать ей все время что-нибудь
приятное. Он часто спрашивал Ракель, правда ли, что и ее чувство взаимно.
Она отвечала долгим горячим поцелуем на все его сомнения. Сколько раз он
влюблялся раньше - спросила его однажды Ракель. Как в нее - ни разу, потому
что никто прежде не значил для него столько, сколько значила она теперь. Ее
интересовало, как он поступит с Максимилиано. - Он останется здесь. Потому
что отец Антонио и Виктория очень любили друг друга. Когда Виктория с сыном
приехали в этот дом, ему, Антонио, едва исполнилось четырнадцать лет, а
Камила была маленькой девочкой. Виктория стала для них настоящей матерью и,
если он выгонит Макса, она будет очень страдать, чего нельзя допустить: она
не заслужила такого отношения... Верит ли он в вину Макса? К сожалению, нет
никаких доказательств. Есть только одни слова: слово Ракель против слова
Максимилиано. Он, Антонио, верит ей больше, чем ему... Но почему после этого
разговора плачет его любимая, почему?
- Потому что я люблю тебя, люблю, Антонио! - было ее ответом.
С каким трудом он оставлял ее объятия, их комнату, где все дышало их
любовью. Но, к сожалению, звали дела, офис, и он должен был оставлять ее.
Она проснулась от того, что он долгим взглядом смотрел на нее. Смотрел
на ее розовое ото сна лицо, разметавшиеся по подушке каштановые локоны,
длинные ресницы, пурпурный румянец на загорелом лице.
- Ты уже уходишь? - Ракель открыла глаза.
- Мне нужно на работу...
- Почему ты меня не разбудил, Антонио?
- Мне нравится думать, что моя жена еще в постели... Ты такая
красивая... Ракель.
Она нежно обвила его шею руками, приподнявшись с подушки.
- Я люблю тебя... Люблю...
- Лучше ничего не говори, а то я никуда не уйду.
- Я бы этого очень хотела.
- Я тоже...
- Антонио, это ведь не кончится, правда? - Ракель потерлась щекой о его
щеку.
- Нет, конечно. До свидания... Увидимся в полдень.
- Антонио, а что ты скажешь Виктории? - остановила она его своим
вопросом, когда он был уже около двери.
- Просто, что люблю тебя.
- Но, Антонио...
- Ни о чем не беспокойся... Прошу. Я все беру на себя.
Он шел от нее по лестнице, ведущей вниз, в гостиную, а в голове все еще
звучали ее слова: "Я люблю тебя... люблю", перед глазами стояло ее сияющее
от счастья лицо.
- Антонио, ты уже уходишь? - Блаженное состояние его души было прервано
вопросом сеньоры Ломбардо. Рядом с ней стоял Макс. Улыбка сползла с губ
Антонио, глаза сделались настороженными, ждущими. На брата он посмотрел, как
на пустое место.
- Да, я в офис, Виктория. Знаешь, ты и Оскар считаете, что Ракель не
заслуживает доброго отношения...
Я не хочу спорить с вами по этому поводу. Ты знаешь, что такое любить
кого-то. Ты любила моего отца больше двадцати лет... Я люблю Ракель, она
такая... а, ладно! - махнул рукой Антонио. - Я только хочу, чтоб ты знала, я
никогда еще не был так счастлив. Пожалуйста, не обижай ее, если не ради
нее... то ради меня.
Едва за Ломбарде закрылась дверь, как в гостиной зазвонил телефон. Макс
сорвался с места, прошипев вдогонку Ломбарде:
- Да он просто идиот! - и схватил телефонную трубку. - Посмотрим,
сколько продлится этот каприз!.. Да, да, я слушаю. Да, это дом Ломбарде Как
вы сказали? Тесть моего брата, сеньор Саманьего, в полицейском участке? Да,
спасибо! Мы сейчас же выезжаем!
На лице Максимилиано заиграла злорадная ухмылка. Арестован этот
забулдыжка, их новый родственничек дон Даниэль. Вчера вечером он задержан в
каком-то сомнительном заведении: кажется, у него не оказалось денег, чтобы
расплатиться, устроил скандал в пьяном виде.
- Боже, какой ужас! Чего ты смеешься, Макс? Нужно скорее что-то
делать! - торопила сына Виктория. - И постарайся, чтобы это не попало в
газеты... Какой ужас, как же так можно?
Виктория опустилась на диван.
О, с кем породнился ее сын, ее любимый Антонио... Виктория постучала в
дверь комнаты Ракель, сказала, что ее отец находится в полицейском
отделении - туда поехал Макс, чтобы все уладить. Как попал туда? Кажется,
решил повеселиться, задержали чуть ли не в каком-то притоне... Боже, какой
стыд!.. Нет, Антонио не знает, он тоже уехал...
- Что ты собираешься делать, Ракель? - спросила она, видя, как девушка
стала поспешно причесываться, пудриться.
- Нет, нет, тебе незачем ехать! Представляешь, какой разразится
скандал, если тебя увидят в полицейском участке?!
- Но это же мой отец, сеньора! Я не могу оставить его в беде! -
недоумевала Ракель, на ходу засовывая в сумочку носовой платок. - Простите,
но я беспокоюсь о своих родственниках не меньше, чем вы о своих.
Виктория присела в кресло, стараясь говорить как можно спокойнее и
дружелюбнее.
- Я понимаю... Но все равно, Ракель, тебе незачем ехать. Макс все
уладит, постарается, чтобы это не попало в прессу. Если же поедешь ты, может
быть только хуже. Уверяю, что и Антонио это бы не понравилось...
Зачем Чучо сделал это, зачем открыл полицейскому, кто он?.. Теперь всем
в Акапулько станет известно, что тесть сеньора Ломбарде, пьяница и дебошир,
задержан в компании с подозрительными людьми и отправлен в полицейский
участок. Простак Акунья считал, что он поступил совершенно правильно: кто им
сейчас поможет, если не богатые родственники дона Даниэля. Мент, как узнал,
кем приходится Саманьего дону Ломбарде, сразу побежал звонить. Ах,
неприятность какая, продолжал жаловаться Чучо дону Даниэлю, задержали и ту
миловидную худенькую Мерседес: она, вроде, пыталась защитить дона Даниэля...
Максимилиано, приехав в полицейский участок, разыскал дежурного
следователя и, пока о нем докладывали, увидел, что в приемной он не один, к
нему уже направлялись репортер с фотоаппаратом.
- Сеньор Альбенис?.. Это правда, что тесть дона Антонио Ломбарде
задержан?
- Да! - коротко кивнул Макс.
- Он, вроде бы, был в "Ла-Игере", говорят, изрядно навеселе?
- Да, похоже...
Дежурный следователь принял его тотчас же, сказал, что для освобождения
дона Саманьего необходимо внести залог. Считанные минуты ушли на операцию и
вот уже дона Даниэля в сопровождении полицейского вели в приемную.
- Я так огорчен, сеньор, так огорчен, - раскаивался, пряча глаза,
старик Саманьего.
- Ладно, дома будете оправдываться! - грубо оборвал Максимилиано. -
Собирайтесь, поехали.
- Одну минуту, сеньор! Дело в том, что я попал сюда не один, у меня тут
еще друг, тоже задержанный... И еще девушка... Оба ни в чем не виноваты...
Альбенис не выносил этого плачущего тона старика, не желал видеть его
умоляющих слезящихся глаз - с души воротило.
- Я не могу просить за всех преступников, которые сидят в участке.
Поехали! - сказал, как отрезал, он и подошел к выходу, а вдогонку ему
неслось:
- Дон Максимилиано, дон Максимилиане. Прошу вас... - лепетал бедный
старик, но Альбенис уже садился в машину.
Выходя из дома, Марта слышала, как Ракель спустившись почти следом за
нею по лестнице в гостиную, спрашивала Рамона, не видел ли он ее сестру. Да,
видел, почтительно ответил дворецкий, она ушла только что. Одна?.. Нет,
кажется, с Луисом... Это шофер, пояснил Рамон, и Ракель с досадой
поблагодарила его. Марта даже уловила недовольство в ее голосе. И ускорила
шаг.
Ее ждал Луис. Они договорились о встрече еще вчера.
А сегодня он обещал начать уроки по вождению автомобиля - Марте так
хотелось сесть за руль. Всякая уважающая себя женщина, считала она, должна
уметь водить машину. Тем более, Луис ей понравился с первой встречи.
Широкоплечий, почтительный, сильный, приятная внешность. Чем он хуже этого
Клаудио, мужа Камилы, который непрочь был за ней поволочиться. Но не такая
уж она дурочка, чтобы появляться с ним .на людях, в ресторане, дансинге, на
дискотеке. Тут же все моментально становится известным. То ли дело Луис.
Подумаешь, не сеньор, ну так что из этого? Зато проявляет к ней явный
интерес...
И Марта представила себе, как сегодня пройдет этот первый урок. Она
сядет на место водителя, Луис - рядом. Он положит руку ей на плечо, чтобы
она лучше чувствовала машину, будет объяснять, что делать... Ей, пожалуй,
понравятся эти уроки, подумала девушка, и, легко шагая в спортивных
кроссовках и брюках по утреннему саду, вышла за ворота усадьбы, где ее уже
ждал в автомобиле Луис...
А Ракель негодовала:
С утра до ночи пропадает где-то ее легкомысленная сестра. Теперь этот
охранник... Мало ей неприятностей, связанных с отцом, так теперь Марта...
Где они бывают, что делают? Никогда не скажет, заглядывая накоротке к Ракель
сестрица. Скрытная. Боится чего-то? Но чего?..
Ее мысли прервал неестественный, привлекающий внимание хохот вошедшей в
гостиную Мауры.
- Привет, Ракель! Как дела?..
- Прекрасно! А у тебя?
- Хорошо! Антонио дома?
- Нет, он в офисе.
- Слушай, Ракель, мне бы хотелось, чтоб мы подружились. Что было, то
было... Я ничего не знала о тебе, а ты обо мне. Так что если кто и виноват,
то это Антонио. Как думаешь? Почему ты молчишь?
- Я не думаю, что мы с тобой можем подружиться, Маура, - после
минутного раздумья неприязненно ответила Ракель. Но Маура будто не слышала
ее.
- Только не говори, что ревнуешь его ко мне.
- Нет, просто мне не нужна эта дружба, как и тебе. Если подумаешь, то
согласишься со мной.
- Нет, Ракель, это не так!
- Я тебе не нравлюсь! - обезоруживающе улыбнулась девушка. - К тому же
ты меня презираешь.
- Думаешь, потому что мы не одного круга? Да? Но я демократка, поверь,
и спокойно общаюсь с такими как ты.
Что-то задело Ракель в тоне гостьи.
- А я не хочу иметь ничего общего с такими, как ты.
- Но до сих пор у нас было кое-что общее с тобой, не так ли!
- Полагаю, ты говоришь об Антонио?
- О ком же еще? С Максимилиано у меня никогда ничего не было.
- Если ты думаешь, Маура, что я буду выслушивать твои... оскорбления,
ошибаешься.
- Брось, не принимай все так близко к сердцу. Не так уж это и страшно.
Все так делают... Камила, Клаудио,. Антонио, а теперь и ты... Только вот в
выборе ты ошиблась. Если бы это был любой другой человек, уверяю, Антонио
тебе бы и слова не сказал.
- Зачем ты мне все это говоришь, Маура. Мне неприятен этот разговор.
- А что такого, Ракель? Не будь старомодной. Кто кому верен в этом
мире? Да никто! Все этим занимаются, правда, некоторые втайне. Ты думаешь,
когда мы с Антонио встречались, он хранил мне верность? Нет, конечно. Тем
более он!
- Почему это тем более он? - возмутилась Ракель.
- Да потому что Антонио человек непостоянный. Он быстро увлекается, но
так же быстро и разочаровывается. Да спроси его сама, если мне не веришь!
Спроси, был ли он постоянен, посмотришь, что он ответит...
Как хорошо, что рано вернулся с работы Антонио и прервал болтовню своей
бывшей возлюбленной, потому что Ракель уже невмоготу было выслушивать
циничные откровения этой женщины. Между ними нет ничего общего, зачем она
так назойливо напрашивается в ее друзья. Ракель так трудно совладать с этой
назойливостью, может быть, она бывает даже и груба порою с Маурой, но ей так
неприятны эти поцелуи бывших любовников. В губы!.. Как может Антонио, если
говорит, что между ними давно ничего нет!.. Как может позволять такое?..
Нет, похоже, Ракель к такому обращению никогда не привыкнет.
- Не обращай внимания, - Ракель смотрела на улыбающееся лицо Антонио и
сердилась: его совсем не волновала столь оскорбительная для нее ситуация.
- Тебе бы понравилось, Антонио, если б твоя жена целовалась со всеми
подряд?.. Нет? Так почему же тебе можно, а мне нет? - спрашивала Ракель. -
Или ты, как настоящий мужчина, не можешь сказать нет ни одной женщине?..
Ревность Ракель была ему приятна, но он даже не знал, как ей, чистой и
наивной, можно объяснить поведение таких, как Маура. Поэтому лучшим способом
прервать ее мысли по этому поводу Антонио считал покаяние. Так и теперь. Он
обнял ее, долгим взглядом посмотрел ей в глаза, - взглядом от которого
Ракель терялась, и тихо сказал ей:
- Но ведь ничего же не было, Ракель... чего ты?.. Так в объятиях друг
друга и застал их Максимилиано,
злорадно хмыкнувший при виде этой сентиментальной картины. Из-за его
спины выглядывало виноватое лицо сеньора Саманьего. Отец и дочь бросились
друг другу навстречу.
- Папа! Как ты мог, как мог? - едва опомнившись, прошептала Ракель.
- А что тут случилось, пока меня не было? - Антонио с недоумением
услышал восклицание жены.
Ответил Максимилиано.
- Сегодня утром он вышел из дома, - кивок в сторону дона Даниэля, -
взял такси, доехал до центра. И вдруг вспомнил, что у него нет денег. Он мне
позвонил... Я поехал... Привез. Вот и все.
- Да, да, именно так все и было! Мне очень жаль, что так получилось, -
лепетал бессвязно Саманьего, и щеки Ракель покрылись краской стыда...
Антонио в этот момент позвали в кабинет к телефону. Когда он вернулся,
дон Даниэль выглядел жалко, словно побитая собака, он никогда не видел отца
Ракель таким. С чего это вдруг на Макса напала такая любезность, что он
поехал и привез сам старика сюда? Почему не послал кого-то из свободных
шоферов? И Ракель сама не своя, что с нею? Недоумение быстро рассеяла
Виктория, которая вошла в гостиную, на ходу быстро задавая вопросы:
- Сынок, ты уже приехал? Как хорошо! Ракель, я видела твоего отца. Он в
порядке, Макс внес штраф. Сынок, ты все уладил? Газетчики были?
- Объяснит мне, наконец, кто-нибудь, что произошло?
Воцарилась минутное молчание, никто не хотел первым попадать под горячую
руку Антонио. Отважилась Ракель.
- Папу продержали в полиции всю ночь... Кажется, он ходил играть
куда-то... и там... нет... не знаю, что там случилось, - умолкла она
подавленная, ничего не в силах объяснить, потому что и сама не знала истины.
- Да, он был в "Ля-Игере" и, когда принесли счет, у него не оказалось
денег расплатиться, а поскольку он был пьян, то наскандалил... - с
удовольствием высказался Макс.
- Ты уверен, - встревожился Антонио, - что не было газетчиков?
- Когда я пришел, не было ни одного, - не мигая, глядя в глаза Антонио,
солгал Максимилиано.
- Ракель, почему же ты мне не сказала ни слова? - убитым голосом
спросил Антонио.
Для Ломбардо во всей этой истории главным было то, что Ракель снова
утаила правду. Но почему, почему?.. Они говорили о Мауре, о своих чувствах,
она упрекала его за его поведение... А ее поведение? Что, Ракель снова
попросила Макса помочь? Нет? Тогда почему же она смолчала ?..
Сомнения разрывали сердце Антонио. Только что все было так прекрасно. А
утро! Какое было прекрасное нынешнее утро! Пробуждение рядом с любимой
женщиной, ее объятия, поцелуи, ее признание в любви... И все снова
зачеркнуто этой бессмысленной ложью.
Дон Даниэль заглянул в гостиную и увидел свою дочь с Антонио. По
выражению их лиц он понял, что снова между ними пробежала кошка. Наверняка,
теперь из-за него, из-за этого трижды проклятого их похождения. Ведь были
предчувствия у Саманьего, были, что все это добром не кончится. Так нет, не
хватило ему силы воли, чтобы вовремя остановить разгулявшегося Чучо. И вот
теперь его несчастная, дорогая, милая дочь расплачивается за.его дурацкое
слабоволие.
Он как-то боком, несмело вошел в гостиную и попросил Ракель оставить их
одних с Антонио, униженно попросил разрешения сесть, заговорил.
- Я очень устал, сеньор. Знаете, мне здесь у вас было очень хорошо,
очень. Только немного одиноко. Ракель с вами. Марту я тоже очень редко вижу,
а с другими... Никто не говорит со мной. И тут я познакомился с Чучо.
- Чучо? - уточнил Антонио. - Это тот, что нашел меня после аварии
самолета?
- Да, тот самый, сеньор. Он простой человек, но очень хороший и
симпатичный. Мне с ним было интересно. После того, как вы дали ему денег, он
пригласил меня в ресторан, и мне неудобно было отказаться. С ним, правда,
интересно поговорить. - Дон Даниэль собрался с мыслями. - Вы же знаете, что
у Чучо было много денег, он получил их от вас. Но там, где мы были, ему не
поверили. Они вызвали патруль и обвинили нас Бог знает в чем. Чучо даже
избили. И меня тоже. Вы можете спросить, зачем такой старик, как я, пошел в
такое место? Но, во-первых, я не знал, что это за место. А когда увидел, то
остался просто из интереса. Вы молоды и, наверное, меня не поймете, но когда
вам будет столько, сколько мне... Это очень интересно просто смотреть на
людей... Там была одна бедная девушка... Она подошла ко мне, чтобы... чтобы
поговорить. Бедняжка, когда я о ней думаю... Ее тоже забрали... Она
вступилась за нас, представьте, а когда ваш брат Максимилиано приехал за
мной, я просил его выручить их тоже... Но, наверное, это было уже слишком...
- А почему, дон Даниэль, вы не позвонили домой, а принялись
рассказывать следователю, что вы мой зять.
- Это не я ему сказал, уверяю вас. Более того: я не хотел, чтобы вы об
этом даже знали. Я думал поговорить с этим сеньором и убедить его, что мы ни
в чем не виноваты, но тут Чучо проговорился о вас... Вы меня презираете, да?
И. вы правы. Я старый ..., от которого всем только одни проблемы. Мне так
стыдно... особенно из-за дочери. Что она обо мне подумает? И вы тоже на нее
рассердились из-за меня.
- А чья была идея выдумать эту ложь?
- Я собирался сказать вам правду и еще попросить одолжить денег, чтобы
выручить Чучо и эту сеньориту Мерседес, но ваш брат по дороге домой запугал
меня, он мне столько наговорил... Я не собираюсь сваливать вину на сеньора
Максимилиано, наверное, он действовал из лучших побуждений, но вы видите,
вышло только хуже.
Как кур в ощип вляпалась Мерседес в эту историю, а все потому, что
жалость у нее в душе к людям. Ну, и как не пожалеть было этого доброго
старичка, который просто так предложил ей посидеть с ним за одним столиком -
поболтать, как он выразился. Вот и поболтали!.. Он-то освободился, за него
выкуп быстренько принесли, а она тут еще сидит, в полицейском участке, и
неизвестно, когда сможет вернуться домой. А там больной брат, который без ее
помощи и двинуться с места не может. Кто же его напоит-накормит, если его
непутевая сестра угодила в полицейский участок? Просила охранника дать
позвонить куме Хулии Эрнандес! Ну, что за человек! Не разрешил! Хотела
заплатить ему за это, но куда там. Предложила, может, он сам позвонит?
Больной брат... Будь он проклят, бездушный мент!..
Вот и ночь прошла. Господи! Бог услышал ее молитвы! Хулиа пришла!
Значит, узнала о ее беде, собственной персоной явилась.
- Хулиа! Кто тебе сказал, что я тут? - обрадованно засмеялась Мерседес.
- Как кто? Я зашла к тебе домой и нашла там только этого беднягу,
твоего брата, такого испуганного... Он сказал, что тебя нет со вчерашнего
вечера. Я пошла к тебе на работу в "Ла-Игере", и Лорето мне все рассказал.
Зачем ты только ввязалась в это дело, глупая?
- Да, просто разозлилась! Я видела, у этого толстячка было много денег,
целая пачка. И уверена, его обокрали, когда он ходил в туалет. Наверняка,
это были Кот и Педро. Они не в первый раз проделывают такое с клиентами.
Глава 20
Антонио еще более после этого случая укрепился во мнении, что отец
Ракель - седой ребенок, наивный и добродушный, которого в состоянии
облапошить первый встречный мошенник...
Доверчивый человек, не способный обидеть и мухи. Поэтому сразу после
ухода он позвонил в контору и попросил Пабло зайти в полицейский участок.
Там у них сидит Хесус Акунья, сказал он. За него надо заплатить, чтобы
выпустили. И еще там томится одна женщина по имени... кажется, Мерседес.
Нет, фамилии он не знает. Но ее взяли вчера вместе с Акунья. Ее надо
вытащить тоже.
Помолчав, Антонио спросил, звонила ли в контору его жена? Да, недавно.
Несколько часов назад. Звонила? И что она хотела? Не знаешь? Повесила
трубку?..
Антонио вспомнил их последний разговор. Он не понимал, почему Ракель
поддержала ложь Макса? - Да, стыдно за себя, за отца, сестру - они тут как
приживалы какие-нибудь, у которых нет права пользоваться всеми благами. И,
вдобавок, ведут себя так ужасно... И она чувствует себя любовницей,
содержанкой. И его родственники не хотят признавать ее в качестве жены
Антонио Ломбарде О, если бы они познакомились, как все нормальные люди, а
потом поженились, все было бы по-другому...
И он, не дослушав, легонько обнял ее за плечи, заглянул в глаза.
- Знаешь, пойдем куда-нибудь пообедать! Хватит об этом!.. Ты во многом
права, Ракель. Но ты мало меня знаешь, поэтому нам надо чаще бывать вместе,
стараться быть, как можно более искренними друг с другом. Я хочу убедиться,
что ты действительно такая, как я о тебе думаю... Хочу, чтобы ты поняла, что
я не тот людоед, которого ты боишься - засмеялся Антонио. - Согласна? Ну,
одевайся. Ты должна сегодня быть очень красивой. Чтобы все смотрели на тебя
и любовались.
- Ты меня смущаешь, Антонио!..
- Придется привыкнуть... Мне это доставляет удовольствие.
- Ты правда думаешь, что я красивая?
- Ты очень красивая, Ракель, и отлично знаешь это. Но ты может быть, не
знаешь, что в тебе есть какое-то особое очарование.
- Какое же? - влюбленно смотрела Ракель в глаза Антонио.
- А! Сеньоре захотелось комплиментов! Прекрасно!
- Нет, нет, я просто хочу чувствовать себя уверенной.
- В том, что я люблю тебя?.. Ракель, но что мне еще сделать, чтобы
убедить тебя в этом? Знаешь, ни с кем раньше я не был таким... рохлей, что
ли?
- Нет, Антонио, просто ты очень добрый и не представляешь, как я тебе
за это благодарна.
- Мне нужны не благодарности. Мне нужна твоя любовь, Ракель...
Луис с ворохом свежих газет ворвался в апартаменты Максимилиано.
- Вот, вы просили. Дневной выпуск. Тут все про инцидент в полицейском
участке. Про вашего...
- Ну и прекрасно! - перебил его Альбенис. - Кстати, я тебя уже давно
разыскиваю, где ты был, Луис?
- Учу водить машину сеньориту Марту.
- Значит, теперь ты развлекаешь сестру Ракель? Да?
- Вам это неприятно?
- Да нет, мне все равно.
- С вашего позволения... - собрался уходить Луис. ...Она выглядела в
тот вечер великолепно. Элегантный розовато-сиреневый шелк оттенял легкий
загар лица и открытых плеч, а переливы перламутровых крупных серег придавали
живость глазам. Антонио не сводил с нее взгляда, но при этом замечал, что
Ракель приковала к себе внимание многих. То, что жена Ломбарде была самой
неотразимой и самой красивой здесь женщиной, прежде всех заметила Маура и не
преминула испортить Ракель настроение, подойдя к их столику в перерыве между
танцами. Небрежно кивнув им обоим, она с очаровательной сочувствующей
улыбкой спросила:
- Антонио, это ведь неправда, что пишут газеты? Я говорю о той заметке
в дневном выпуске, где говорится об аресте твоего отца, Ракель, за скандал в
"Ла-Игере"... В его-то возрасте!.. Невозможно поверить!..
Настроение было испорчено. А Родриго, сопровождающий в тот вечер Мауру,
видя, что в своей ревности та не знает никакой меры, упрекнул ее в
неразумности поведения: если это тактика, чтобы вернуть Антонио, то, скорее
всего эффект будет обратный...
Щеки Ракель горели взволнованным румянцем: и эта лицемерка набивается в
подруги! Едва успокоившись от бестактного выпада Мауры, Ракель пережила
новый удар. Дома их встретила Виктория и тотчас спросила, видал ли Антонио
сегодняшние газеты? В них просто ужас, что такое! И она начала вслух читать
заметку об инциденте в "Ла-Игере". Антонио прервал ее, видя переживания
Ракель; она словно подсудимая, которой читают обвинительный протокол.
- С нами ничего подобного раньше не случалось! - нагнетала ситуацию
сеньора Ломбарде.
- Максимилиано должен был удостовериться, что информация не попала в
чужие руки, - с досадой, чтобы хоть что-то сказать, промолвил Антонио.
- Вот-вот, ты опять винишь его! Ну, наверное, он не смог, не
сообразил, - защищала сына Виктория.
- Не надо! Он отлично знает, что надо делать в подобных ситуациях, -
отрезал Ломбарде - Пойдем, Ракель! В любой семье бывают проблемы. Ты
думаешь, в моей их нет? Есть и гораздо более серьезные... Но я не хочу,
чтобы ты думала о неприятностях. Думай лучше обо мне...
- Я тебя люблю, - только и была в состоянии вымолвить женщина, с
благодарностью глядя на мужа.
Когда поздно вечером к ней зашла Марта, настроение Ракель было
по-прежнему подавленным, и она ничего не могла с собой поделать: слишком
сильное потрясение испытала она за минувшие сутки. Не радовала и сестра: с
самого раннего утра ушла с этим Луисом, Бог знает, где они были и чем
занимались... Хуже некуда: отец отправлен за пьяный дебош в полицейский
участок, у сестры роман с человеком из обслуги...
Марта возмутилась - чего от нее хочет Ракель? Ей скучно, никто не
обращает на нее внимания. Потом... она с ним не встречается, Луис ее только
учит водить машину. Просто так, для развлечения. Что тут плохого? И сеньора
Камила иногда просит его поехать с ней... Ну, как же не поймет
легкомысленная ее сестра, что их не должно интересовать, что делает Камила.
Они все трое - Марта, Ракель и отец - должны быть на высоте, не давать ни
малейшего повода быть скомпрометированными, хоть в малом. Не знала и не
догадывалась Ракель, что именно этого и добивался Максимилиано, и
центральной фигурой следующего скандала должна была стать скучающая Марта.
Но пока все обсуждали пьяный дебош тестя Антонио Ломбарде в притоне с
дурной репутацией, - в курортном Акапулько не часто случалось подобное, и
пройти мимо такого происшествия в знатном семействе было почти что
невозможно. Маура и Родриго, зашедшие поиграть в карты к Камиле, вскоре
забыли зачем появились здесь. Игра отошла на второй план, слишком
животрепещущей была тема разговора: что происходит с Антонио? Маура с
возмущением рассказывала о встрече в ресторане - он просто глаз не сводил с
этой... своей продавщицы. Но сколько благородное семейство собирается
терпеть скандалы, учиняемые родственничками? Как Антонио решился связаться с
ними?! Откуда они только взялись?! А что с аварией слышно, прояснилось
что-нибудь?.. Один из охранников - точно известно - показал, что в ту ночь
видел кого-то у самолета. Задержали техников, но поскольку доказательств
никаких, пришлось их отпустить: Антонио настоял.
Оскорбленное самолюбие не давало спокойно жить Мауре: такой кавалер и
потерян, очевидно, навсегда. Но со свойственным ей упорством, она решила
испробовать все способы борьбы за него, пользовалась малейшей возможностью
остаться наедине с Антонио, лишний раз напомнить о своей тоске по нему,
неразделенной любви.
На этот раз он позвонил сам и попросил о свидании. Может быть, в
ресторане, предложила Маура. Нет, он приедет к ней домой. Сердце обрадованно
забилось, но тон Ломбарде, каким это было сказано, не предвещал ничего
радостного.
И вот он рядом сдержанный, чуть ироничный, в спортивном светлом костюме,
который так элегантно сидит на его подтянутой фигуре. Нет, она его потеряла
безвозвратно, вещает сердце... Его первые слова подтверждают это.
- В ресторане ты спросила меня о доне Даниэле с явным желанием досадить
Ракель, ведь я тебя отлично знаю. А еще ты ей говорила как-то, что я
придерживаюсь свободных взглядов в любви, хотя знаешь, что это не так. Ты
лгала специально, ей назло.
Антонио не спрашивал, Антонио предъявлял счет. Она растерялась, пыталась
оправдываться, но в его глазах все это выглядело слишком жалко.
- Я был с тобою откровенен с самого начала. Сказал, что ты мне
нравишься, ни слова не говоря о любви... и ты приняла это. Я не обещал
хранить верность и от тебя этого не требовал.
- А ей обещал? - в нетерпении бросила Маура.
- Да. Ей обещал, - глядя ей в глаза, сказал Антонио.
- Значит, вы оба нарушили слово. Она ведь пыталась сбежать с Максом...
Когда жена бросает мужа и уезжает с другим, значит, тот, другой, ей более по
душе. А насчет верности... Говори, кому угодно, только не мне... Ее ты
обманывал всего за несколько дней до свадьбы. Тебе нечего мне возразить?
- Нет.
- Антонио, мы познакомились несколько лет назад, и независимо от всего
случившегося, я тебя уважаю и люблю. Ты всегда был уравновешенным человеком,
разумным, справедливым, но, мне кажется, что сейчас... сейчас ты поступаешь
неверно.
- Почему? Потому что Ракель бедна и не принадлежит к нашему кругу?
- Действительно, прочные отношения возникают только между людьми одного
класса. Разница в воспитании может быть тебе и неважна, пока ты увлечен, но
потом это все скажется.
- Ракель умная и хорошо воспитанная девушка. Так в чем же дело?
- Дело не в этом. Есть много других вещей... Например, привычки ее
отца... То, что он натворил вчера, никогда бы не сделал никто из нас. Если
воспитанному человеку хочется развлечься, он это делает негласно, в узком
кругу...
- Да, самый тяжкий грех сеньора Саманьего состоял в том, что у него не
было денег, чтобы снять номер в отеле для небольшой оргии в узком кругу...
Неважно, что ты делаешь, главное, чтобы все было шито-крыто, как у тебя.
Ведь так?
- Но это ведь тоже важно, это и есть воспитание.
- Воспитание? Такое воспитание меня не устраивает, Маура. Я простой
человек, как и мой отец, который сам себя сделал.
- Но он был благородный человек, да и твоя мать была из прекрасной
семьи...
- Я пришел не ради того, чтобы услышать все это. Хочу, чтобы тебе было
ясно - Ракель моя жена. Женщина, которую я люблю. И я не допущу, чтобы с нею
плохо обращались. Запомни это.
Когда Маура встала, чтобы проводить Антонио до двери, он уже исчез -
буквально на глазах. Около двери, за шкафом она увидела Карлу: конечно, как
всегда, ее сестра подслушивала. Не щадя самолюбия Мауры, заметила:
- Что поделаешь, дорогая! Он безнадежно влюблен в эту женщину.
- Но что он в ней нашел? Что? - не выдержала Маура, и злые слезы
брызнули из ее глаз.
Младшая сестра не отличалась сердечностью, а потому жестко поставила
диагноз:
- Говорят, любовь слепа. По правде сказать, ты довольно глупо вела себя
и с нею, и с ним. Пытаться очернить ее, этого мало: Антонио не поверит ни
мне, ни тебе, ни Камиле - никому из нас... Он знает, что мы не принимаем.
- У тебя есть какие-нибудь идеи? - заискивающе, с несчастными, полными
слез глазами посмотрела на сестру Маура.
- Пока ничего серьезного. Так... кое-что... с чего можно было бы
начать, - загадочно молвила хитроумная Карла...
В доме Ломбардо происшествие с отцом Ракель обсуждалось столь же бурно.
Виктория считала, что всем им нужно просто набраться терпения, Антонио рано
или поздно обязательно одумается и все поймет. Мать поддержал Максимилиано,
который тоже считал, что теперь не время приставать к Антонио: он сейчас
только о Ракель и думает, и они любым, даже самым незначительным выпадом
могут настроить его против себя: рано или поздно все образуется... Да, но
они могут подтолкнуть события, это в их силах, только надо все тщательно
продумать. Такое было мнение Камилы.
Бесполезно уговаривать Викторию, говорил Макс сестре, когда мать,
пожелав им спокойной ночи, ушла к себе. Она никогда не пойдет против
Антонио. Это не против Антонио, против Ракель, настаивала Камила. - А, ...
она, Камила, не понимает, что сейчас это одно и то же. Так что лучше ничего
матери больше не говорить... Но, если Камила хочет что-то делать... что ж,
пусть делает, но он, Макс, ей ничем помогать не станет. Это его последнее
слово: ничем.
Несмотря на житейские бури, которые в изобилии проносились над головами
влюбленных, они все более привязывались друг к другу, все нежнее становились
их отношения, все ярче горели глаза Ракель, когда она видела Антонио.
Ракель тяготилась домом, обществом молчаливо-осуждающей ее Виктории и
открыто ненавидящей Камилы. Она не раз просила Антонио взять ее с собой в
офис. - Что она там будет делать? - Просто смотреть на него, не будет ему
мешать. Ей это доставит удовольствие.
Они болтали о милых пустяках, и это доставляло им, как влюбленным всего
мира, несказанное удовольствие. Вспоминали, как начиналась их любовь -
совсем не так, как у всех. Но значит, суждена им была эта счастливая
встреча. Пусть столько неприятностей они переживают теперь, но ведь когда-то
это должно кончиться. Улягутся страсти, его родственники должны полюбить ее,
когда узнают ближе, как узнал и полюбил ее он, Антонио... Ракель вспоминала,
как впервые попала в дом Ломбарде: попросила Эсекьеля показать фотографию
Антонио. Умный, чужой, подумала она тогда, что может быть общего между
ними?.. И еще она решила, что Антонио очень красивый... Любимый плохо
подумает о ней, если она откроет ему одну маленькую тайну?.. Нет? Тогда вот
она, эта тайна: Ракель никогда не раскаивается ни в чем, она счастлива, что
встретила его...
Стук в дверь прервал их милое воркование. Рамон доложил, что к телефону
просят... Нет, не сеньора... сеньору Ракель. Кто это? Сообщили, что звонят
из Гвадалахары. Женский голос, телефонистка, сказала, что с сеньорой хочет
говорить... сеньор Роберто Агирре. Это какая-то ошибка: Ракель такого не
знает.
Глава 21
Всякий раз, когда дон Даниэль переступал порог великолепного дома семьи
Ломбардо, он испытывал робость, больше подходящую юноше, чем пожилому
человеку. Эта широкая лестница, покрытая небесно-голубым ковром, голубая
гостиная, постоянно сменяющиеся букеты в больших вазах - все, что так
поразило его в первый момент, теперь угнетало его. Восхищение первых дней
поблекло, зато усилилось чувство собственной неловкости и неуместности в
этом доме. А теперь еще эта история! Какой позор - тесть Антонио Ломбардо
посажен в полицейский участок за дебош в сомнительном заведении! И все-таки
сеньор Саманьего пересилил себя и вошел в дом - нужно поговорить о Чучо. Ему
хотелось, чтобы этому простому, веселому человеку нашлась бы работа в таком
богатом и таком холодном доме, где ему, Даниэлю, было очень одиноко.
Дон Даниэль с радостью увидел, что в гостиной была одна Ракель. Ему,
конечно, было неудобно и перед ней, он понимал, что подвел ее, но все-таки
она его дочь, свой человек, а не одна из этих высокомерных богачек. Дон
Даниэль вгляделся в лицо дочери - сердится или нет? Он вздохнул - Ракель
сердилась, дон Даниэль слишком хорошо знал это выражение ее лица - не злое,
но огорченное.
- Дочка, - умоляюще начал дон Даниэль. - Поверь. Моей вины нет в том,
что произошло. У Чучо украли деньги. Я так расстроен за него! Он опять
остался без гроша в кармане. А ведь это он нашел Антонио после аварии.
Ракель молча слушала отца. Она представила лица Виктории, Камилы, когда
они узнают о случившемся с ними. А главное, Антонио, которому так хочется,
чтобы она стала настоящей сеньорой Ломбардо! Антонио, делающий для нее
невозможное. Она опять позорит его! Но Ракель смотрела на стоящего перед ней
жалкого старого отца - по сути, доброго, милого ребенка, и чувствовала, что
не в силах укорять его.
- Антонио дал ему очень приличную сумму, - продолжал дон Даниэль. - И
эти деньги у него украли. Бедняга в полном отчаянии. Ему даже не на что
купить еду.
- Представляю, - кивнула головой Ракель.
Она действительно очень хорошо представляла себе, что такое настоящая
бедность - безденежье и голод. Ей было искренне жаль смешного, неуклюжего
Чучо.
- Ты хочешь, чтобы я попросила Антонио дать ему еще денег? - спросила
она отца.
- Нет, дочка, - замялся дон Даниэль. - Работу. Работу. Ракель, грустно
улыбнувшись, только покачала
головой. Как она может просить Антонио о таком одолжении! Кто она в этом
доме: хозяйка, боящаяся прислуги? А она так боится Рамона.
В доме скрыто бушевали страсти. Камила не могла заставить себя думать и
говорить о чем-либо, не касающемся Ракель. Обсудив все стороны и нюансы
происходящего с Клаудио, Камила явственно осознала, что во всей истории
каким-то образом замешан Макс. Но этого ей было мало - она жаждала найти
доказательства сговора Макса и ненавистной Ракель. Но пока она лишь
предполагала, что нищая продавщица из Гвадалахары - отъявленная мошенница.
Те же самые проблемы мучили и Антонио. Но устав от умозаключений, он
нуждался в умном собеседнике, которому без опаски и со всей полнотой можно
доверить свои сомнения. Оскар Пласенсиа, обладающий трезвым и скептическим
умом и логически мыслящий - вот с кем решил поделиться Антонио. Он говорил
долго, без утайки, называя все вещи своими именами. Только одно казалось ему
бесспорным - невиновность Ракель.
Доктор слушал Антонио и не верил. Он понимал, что тот влюблен в Ракель и
уже поэтому не может быть объективным. Влюбленные часто идеализируют предмет
своей любви. Самым правильным решением было бы узнать поточнее о ее прошлом.
Ракель может оказаться не той, за кого выдает себя.
- Нет, - с уверенностью сказал Антонио, и в голосе появилась
непоколебимость, свойственная ему, когда он твердо верил в свою правоту, -
Ракель такая, как я говорю. Искренняя, бескорыстная, благородная. Я не
мальчишка и кое-что понимаю в женщинах. Да, доказательств ее невиновности у
меня нет, как нет и доказательств вины Макса, но я уверен в этом. Разве
моего слова недостаточно?
Доктор прямо глядел ему в глаза. Он не хотел лицемерить и соглашаться
лишь для видимости.
- И все-таки эта девушка может тебя обманывать. Я не буду делать вид,
что соглашаюсь только из расположения к тебе. Ты меня понимаешь?
Антонио кивнул. Как бы то ни было, Но Оскар был честен с ним, а Антонио
всегда предпочитал правду лжи, какой бы неприятной эта правда не казалась.
За прямоту он и ценил Оскара. Значит, на стороне Ракель не было ни одного
человека среди его окружения - все настроены против нее. Как, должно быть,
плохо девушке в этой атмосфере неприязни! Но Антонио понимал, что исправить
это положение он не в силах. Нет доказательств, а если бы они и были, как бы
он решился обвинять Максимилиано, родного сына Виктории? И Антонио вдруг
захотелось немедленно увидеть девушку, быть с ней, просто слышать ее голос.
Он набрал номер и попросил Рамона соединить его с Ракель. И удивительно -
она сказала лишь несколько самых незначащих слов, но звук ее голоса
прозвучал для него, как прекрасная музыка. Он понял, что хочет быть с ней
сейчас, немедленно, черт с ними, с делами.
- Ракель, - неожиданно для самого себя сказал Антонио, - скажи Рамону,
пусть приготовит яхту. Давай покатаемся, ты согласна?
И вот ослепительно белая яхта закачалась на лазурных морских волнах. Это
было счастье. Это была одна из тех минут, которые память хранит вечно.
Счастье - безбрежное, как море. Антонио поднялся на крышу каюты и нырнул
прямо в прозрачную соленую глубину. И вот он уже поднимается на борт. Ракель
невольно залюбовалась его загорелым сильным телом. Любимый. И надо же было
так случиться, что судьба свела их вместе. Как бы угадав мысли Ракель,
Антонио подошел и мокрыми от соленой морской воды губами прижался к ее
губам.
- Ты сумасшедший, - только и смогла выдохнуть Ракель.
- Это ты свела меня с ума, - ответил Антонио, прижимая к себе девушку.
- Неужели это правда - мы вместе, - шептала Ракель. - Скажи мне, каким
ты был в детстве?
- Я был плакса, - засмеялся Антонио счастливым смехом. - Был очень
капризным и не любил делиться ничем своим. Я и сейчас не люблю делиться.
- Я тоже, так что берегись, - ответила Ракель между поцелуями.
А на берегу беседовала другая пара. Со стороны могло показаться, что эта
милая девушка и сильный, атлетического сложения мужчина мирно беседуют о
пустяках, загорая на солнце. Но все было гораздо сложнее. Марта не могла
оторвать глаз от мощных плеч Луиса. Ей нравилось в нем все - его сила, его
любезность, приятное лицо, но более всего - то, что он единственный из
обитателей этого дома обращал на нее внимание, видел в ней человека, а не
мусор, неизвестно как попавший в чистый дом. Да, Луис - прислуга, шофер, но
разве она сама не такая же простая бедная девушка? Почему она должна корчить
из себя важную сеньору и считаться с мнением тех, кто пренебрегает ею? Луис
приглашает ее на дискотеку - прекрасно, она не собирается отказывать этому
красавцу только из-за каких-то глупых предрассудков! Конечно, сестра снова
будет недовольна. Ну и пусть! Ей хочется жить, веселиться, а не изображать
из себя невесть что на радость Ракель... Она взглянула на улыбающегося
Луиса, и тот безошибочно понял - Марта согласна! Значит, то, что задумали
они с Максом, можно будет выполнить сегодня же. Нужного человека он уже
нашел - каскадер, работал в кино. Ну, соглашайся же, Марта! Она нравилась
Луису вполне искренне, но недостаточно для того, чтобы эта симпатия могла
остановить его. Раз надо, значит, надо. Теперь оставалось дать точные
указания Августину, он, безусловно, справится с этой несложной ролью.
- Луис! - раздался недовольный резкий голос Камилы. - Что с моей
машиной!
- Она готова, - вежливо ответил Луис, хотя в нем закипала злоба.
- Может, хватит бездельничать? - стала отчитывать его Камила. - Тебе не
за это платят!
- Видишь, - обратился Луис к Марте, когда Камила ушла. - Я для них
слуга, а не человек. Раб.
- Сама-то она больно много работает, - усмехнулась Марта. - Ей за что,
интересно, деньги платят?
Камила была тем человеком в доме, кого Марта ненавидела больше всех.