Посвящается моей матери, столь же любящей и терпеливой, как мать наша Земля, и отцу, кроткому рыцарю без страха и упрека.

Ночью Кэсси приснился сон, слишком похожий на явь. Ей пригрезилось, что мама с бабушкой незаметно проникли в комнату, вытащили ее сонное тело из кресла, освободили его от одежды и переложили на кровать. Потом, склонившись над нею, скованной и будто застывшей, долго внимательно вглядывались в нее. Глаза матери смотрели на девочку темными бездонными омутами, исполненными беспокойства и загадки.
– Маленькая моя, – горестно вздохнула бабушка, – вот и ты с нами. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.
– Тсс! – оборвала ее мать. – Разбудишь.
Бабушка опять вздохнула.
– Ты же видишь, по-другому никак не получается…
– Да, – в голосе матери звучали опустошенность и смирение, – я вижу, что от судьбы не скрыться. И пытаться не стоило.
«Надо же, и я так думала! – искренне удивилась Кэсси, отмахиваясь от странного сна, как от назойливого насекомого. – От судьбы не скрыться».
Потом она наблюдала, как, удаляясь, размываются фигуры мамы и бабушки, слушала, как постепенно стихают их голоса, пыталась разобрать слова, но не могла, и все же одно – зловеще-шипящее – расслышала:
Жертвоприношение…
Некоторое время слово еще пометалось внутри ее черепной коробки, потом вроде бы угомонилось. И все же до тех пор, пока Кэсси не забылась новым, на этот раз бессюжетным и ничем не примечательным сном, шипение продолжало то и дело мучить ее своим мрачноватым рефреном: жертвоприношение… жертвоприношение… жертвоприношение…

1

На Кейп- Коде стояла удушающая жара, и это было нечестно: Кэсси заранее тщательно изучила путеводитель: в нем сообщалось, что здесь все должно быть идеально, как в эльфийском Лотлориэне.
В книжке, правда, вскользь упоминалось, что есть парочка вещей, способных отрезвить обалдевшего от сей благодати путешественника: во-первых, это растение под страшным названием ядовитый сумах , во-вторых, клещи, тля, какие-то ядовитые креветки и, напоследок, подводные течения в спокойных, на первый взгляд, водах.
В книге также отмечалось, что следует с осторожностью относиться к прогулкам по узким мысам, поскольку приливная волна может, сама того не желая, отрезать вас от берега. Хотя Кэсси, по правде сказать, ни о чем большем сейчас и мечтать не смела, кроме как о том, чтобы оказаться отрезанной от берега на далеко уходящем в Атлантический океан мысе – да где угодно, лишь бы Порция Бейнбридж осталась с другой стороны.
Никогда еще Кэсси не чувствовала себя так гадко.
– Так вот, мой второй брат, ну, тот, что состоит в дискуссионном клубе ЭмАйТи , тот, который два года назад ездил на чемпионат мира в Шотландию… – разглагольствовала Порция.
Кэсси ненадолго вынырнула из своего безотрадного ступора и сразу же вернулась обратно. Оба брата Порции учились в ЭмАйТи, и оба чертовски преуспели, причем не только на интеллектуальном поприще, но и на спортивном. Порция и сама чертовски преуспела, хотя, равно как и Кэсси, всего лишь перешла в 9-й класс. А поскольку любимой темой Порции являлась сама Пор-ция, весь прошедший месяц она щедро делилась с Кэсси всевозможной информацией об этом интереснейшем предмете.
– Так что, когда я заняла пятое место в категории «неподготовленное выступление» на соревновании Национальной судейской лиги, мой парень сказал:
«Ну, теперь-то ты, без вопросов, поедешь на чемпионат страны».
«Всего одна неделя, одна малюсенькая неделечка, и мы поедем домой».
Мысль о доме наполняла сердце девушки такой неизбывной тоской, что слезы сами собой начинали сочиться из ее грустных глаз. Домой, где друзья. Домой, где она не будет чувствовать себя лишней, нудной, бессмысленной. Где никто не сочтет ее тупой только потому, что ей неизвестно, что за птица этот венус . Где она сможет посмеяться над собственными рассказами о стремных каникулах на восточном побережье.
– И тогда папа сказал: «Послушай, давай уже, наконец, купим ее!», а я говорю ему – «Нет», хотя потом подумала, а почему бы и нет?…
Кэсси переключилась на изучение окрестностей.
Сам по себе Кейп-Код был очарователен: домики с черепичными крышами, белые изгороди, увитые розами, на крылечке – непременное кресло-качалка, на окнах – непременная герань: не вид – картинка! Прибавьте к этому тучные сельские пастбища, старинные здания школ и островерхие церквушки; Кэсси казалось, что ее посадили в машину времени и перевезли в другую эпоху.
И все бы ничего, но каждый чертов день приходилось общаться с Порцией. И хотя каждый божий вечер Кэсси придумывала по пачке разгромноостроумных комментариев к текстам болтливой приятельницы, она так ни разу и не блеснула ни одним из них. Хуже всего был даже не беспрерывный словесный поток, которым постоянно фонтанировала Порция, а тоскливое холодное чувство, охватывающее Кэсси при каждом их общении: чувство, будто она сама – чужая, случайная гастролерша не с того побережья, рыба, выброшенная на сушу. Неудивительно, что крошечный домик в родной Калифорнии казался ей раем.
«Всего одна неделя! – успокаивала себя девушка. – Потерпи капельку».
А тут еще мама, которая в последнее время кажется такой бледной и притихшей… Кэсси на секунду запаниковала, но тут же взяла себя в руки.
«С мамой все в порядке, внушала она себе, – просто ей, наверное, тоже не очень тут нравит-ся, хоть она и родом откуда-то из этих мест. Вдруг она так же, как и я, считает дни, оставшиеся до отъезда?!»
Ну, конечно, мама считает дни, и поэтому переживает, видя, как Кэсси скучает по дому, ко-рит себя за то, что притащила дочь сюда на каникулы, что преподнесла ей Кейп-Код в каком-то радужно лучезарном свете. Ничего, дома все образуется.
– Кэсси! Ау-у! Ты меня слушаешь или опять витаешь в облаках?
– А? Что? Конечно, слушаю, – Кэсси быстренько вернулась на землю.
– Тогда скажи, о чем я тут сейчас распиналась перед тобой битых пять минут.
Кэсси попала в затруднительное положение; извилины ее мозга скрипели, как старые уклю-чины: дискуссионный клуб, университет, Национальная судейская лига… Ее и раньше называли мечтательницей, но чтобы так часто, как здесь?!
– А говорила я о том, что таким людям на приличном пляже не место, особенно, если они с собаками, – нудела Порция. – Я понимаю, мы, конечно, находимся не в Бухте Устриц, но здесь, по крайней мере, чисто. Ты только посмотри! – Кэсси поглядела в ту сторону, куда указывал него-дующий перст Порции, но увидела всего лишь парня, неспешно прогуливающегося вдоль моря.
Она обратила к приятельнице полный непонимания взор.
– Он работает на рыболовецком судне, – все существо Порции полыхало праведным гневом, раздувшиеся от возмущения ноздри ходили ходуном. – Ты пойми, утром я видела, как он выгру-жал рыбу на пирсе. Спорим, он даже не переоделся с тех пор. Господи, какая мерзость!
Кэсси силилась, но никак не могла понять, чем именно заслужил такое отвращение бреду-щий по берегу высокий рыжеволосый улыбающийся парень, у ног которого радостно виляла хво-стом собака.
– Мы никогда не общаемся с теми, кто работает на рыболовецких судах, мы даже не смот-рим в их сторону – объясняла Порция особенности местного этикета.
И буквально через минуту, к своему вящему удивлению, Кэсси обнаружила, что приятель-ница не врет. На пляже в этот момент отдыхало около десятка девушек. Сбившись в группки по двое-трое, они занимались тем, что старались обзавестись ровным загаром. Некоторым повезло привести с собой молодых людей, но большинству приходилось довольствоваться подружками. Так вот, когда рыжий юноша проходил мимо любой из этих группок, девушки демонстративно отворачивались и начинали смотреть в другую сторону. Нет, они не манерничали и не играли в недоступных снежных принцессок, которые потом тают и провожают молодых людей детсадов-ским хихиканьем; они натурально отбраковывали его по классовому признаку. Парень шел по пляжу, как по минному полю, и с каждым шагом его улыбка угасала.
Наконец он приблизился к двум красоткам, раскинувшимся по соседству с Кэсси и Порцией; моментально отвернувшись, барышни презрительно фыркнули. Парень только плечами пожал: он уже понял, что здесь живут странные люди. Кэсси никак не могла взять в толк, чем так ужасен рыжий и что заставляет девиц воротить носы. На нем был обычный прикид – потертые джинсовые шорты, разношенная футболка – сейчас так одеваются все парни. Собака тихонечко брела рядом, дружелюбно повиливая хвостиком, никого не трогая, но контролируя ситуацию. Наша героиня переключилась на лицо молодого человека: что может быть интереснее, чем глаза у незнакомцев?!
– Глаза вниз! – тут же послышалось змеиное шипение Порции: рыжеволосый как раз порав-нялся с ними.
Подчинившись ее команде, Кэсси резко потупила взор. Вся ее сущность бурлила от возму-щения: «убого, уродливо, бессмысленно, жестоко»; стыд терзал добрую душу подростка, однако сопротивляться приказам надутой снобки-приятельницы пока не получалось.
Пытаясь отвлечься, наша героиня принялась за детальное изучение песка, который словно оживал под ласковыми лучами солнца. Белый издалека, при ближайшем рассмотрении песок ока-зывался пестрым, как радуга: тут были и крупицы темно-зеленой слюды, и пастельно-розовые сколы ракушек, и микроскопические гранаты красного кварца.
«Нечестно, – мысленно обратилась Кэсси к юноше, который, понятное дело, ее не слышал. – Прости меня, я знаю, что это несправедливо! Будь моя воля, все было бы по-другому, понима-ешь?…»
Вдруг в руку девушке ткнулось что-то мокрое и теплое.
Кэсси ойкнула от неожиданности. Пес, а это был именно он, снова с еще большей настойчи-востью защекотал ее ладошку. Устоять перед таким напором было невозможно, и она потянулась к жизнерадостному созданию, потрепала мягкую спинку, почесала ласково покалывающую паль-цы щетинку носа. Пес был большой и умный, с карими глазами и довольной мордой – немецкая овчарка или что-то в этом роде. Он подействовал на девушку расслабляюще и ободряюще, как всегда действуют на нормальных людей собаки и дети. Кэсси растроганно улыбнулась.
Потом быстро, чтобы успеть до очередного указания Порции, перевела взгляд на хозяина пса.
Впоследствии девушка будет часто вспоминать это мгновение: она, сидящая на песке, под-нимает к нему глаза, а он, стоящий рядом, опускает к ней свои. И сразу выясняется, что у него се-ро-голубые глаза, похожие на море в самые-самые загадочные мгновения. И что у него необыкно-венное лицо, чуждое расхожих представлений о привлекательности, но такое, что оторваться невозможно. Высокие скулы, волевой подбородок. Гордое, независимое, остроумное, утонченное лицо! Взгляд, брошенный парнем на Кэсси, явно поднял ему настроение, потому что в серо-голубых глазах сверкнули какие-то искры – будто солнце решило прогуляться по поверхности волн.
Наша героиня, как правило, стеснялась незнакомых мужчин, но этот был обыкновенным рыбаком, к тому же, незаслуженно обиженным, поэтому она вела себя с ним по-другому: ей хоте-лось сделать ему приятное, чтобы загладить стыд и неловкость. Но дело было не только в этом. Искорки, так неожиданно появившиеся во взгляде юноши, отразились бесовскими огонечками в глазах Кэсси, а улыбка, возникшая на лице рыжеволосого, вызвала у нее желание немедленно громко рассмеяться. И когда она, наконец, сделала это, между ними возникла маленькая тайна, их личный секрет, недоступный никому вокруг, кроме, может быть, собаки, которая носилась в полном экстазе, будто была в курсе происходящего.
– Кэсси! – злобное шипение Порции нарушило хрупкую идиллию.
Наша героиня опомнилась: оторвать взгляд от лица рыжего незнакомца оказалось совсем не просто.
– Радж! – парень сразу все понял и, оборвав смех, отозвал собаку.
Радж, продолжая бешено вилять хвостом, с явной неохотой оставил Кэсси и метнулся к хо-зяину, подняв маленькую песчаную бурю.
«Это несправедливо», – опять подумала девушка.
И вдруг произошло нечто из ряда вон выходящее.
– Жизнь вообще несправедливая штука, – произнес рыжеволосый.
Ее глаза, как испуганные птенчики, вспорхнули к загадочному лицу в поисках разъяснений. Но его мысли были уже далеко, а глаза потемнели, как море в непогоду. На секунду ей показалось, будто она заглянула туда, куда воспрещается смотреть смертным, туда, где заканчиваются пределы человеческого понимания и начинается неизвестность – мощная и чужая.
А потом он ушел, и собака потрусила следом… Он ни разу не оглянулся.
Кэсси осталась в полнейшем недоумении. «Как он услышал, ведь я не произнесла ни сло-ва?!» – думала девушка.
Порция нарушила ее раздумья, издав какой-то свистящий звук, и Кэсси съежилась, заранее зная, что скажет ее приятельница: у пса, конечно же, чесотка, блохи, понос и золотуха, поэтому полотенце Кэсси нужно выкинуть, а ее саму – сдать в инфекционную клинику.
Но Порция молчала, не менее пристально, чем Кэсси, вглядываясь в удаляющиеся фигуры юноши и собаки. Ее взгляд долго следил за тем, как они поднялись на дюну, свернули на зарос-шую тропку и побрели по дорожке вдоль пляжа. И, хотя в глазах снобки, как и прежде, читалось отвращение, в них появилось и нечто новое – то ли подозрение, то ли злой умысел. Во всяком случае, Кэсси впервые видела такое выражение на лице приятельницы.
– Порция, что случилось?
Глаза надменной барышни сузились до щелок.
– Мне кажется, – медленно процедила она сквозь плотно сжатые губы, – я его уже где-то раньше встречала.
– Сегодня утром на пирсе. Ты мне рассказывала.
Порция раздраженно затрясла головой.
– Не то. Замолкни и дай подумать.
Кэсси замолкла.
Порция еще некоторое время сверлила пространство въедливым взглядом, потом легонько кивнула головой, будто утвердилась в собственных догадках. Ее лицо пошло пятнами, имеющими мало отношения к загару. Продолжая кивать и бормоча что-то про себя, Порция резко вскочила. Она выглядела возбужденной; ее дыхание участилось, а глаза казались безумными.
– Порция?
– Я пошла, у меня срочное дело, – выдавила та и помахала приятельнице. – Оставайся здесь.
– Объясни, что-то стряслось?
– Ничего! – Порция жестко зыркнула на мечтательницу. – Ничего не стряслось. Не забивай себе голову. Пока! – она почти побежала к дюнам, в сторону своего дома.
Поразительно – еще десять минут назад Кэсси отдала бы все на свете, чтобы Порция испари-лась, но теперь ее уход не принес никакой радости. Девушка не знала, что делать, и чувствовала себя встревоженной, расстроенной и испуганной.
Еще одна деталь: перед тем, как исчезнуть, Порция пробурчала себе под нос нечто очень странное. Кэсси даже подумала, что ослышалась, настолько непонятным и невразумительным по-казалось ей это тихо произнесенное Порцией слово. Наверняка, приятельница сказала что-то вро-де: «эх-ма» или «тюрьма», или «дурман». Не могла же она, в самом деле, сказать про парня «ведь-ма»!
«Расслабься, – внушала себе кроткая героиня. – Don't worry, be happy . Ты наконец-то одна, сбылась твоя мечта».
Однако расслабиться не получалось. Кэсси встала, завернулась в полотенце и пошла по пляжу туда, куда ушел незнакомец.

3

Вскоре она опомнилась. Нужно идти – Джордан и Логан могут вернуться в любую секунду. Если они поймут, что она специально обманула их… Обозревая окрестности с вершины невысо-кой дюны, Кэсси загрустила: мир возвращался на круги своя – куда только подевались тайна и волшебство! Может быть, они ей снились, а теперь она проснулась? Но, Боже мой, что это был за сон! Какая-то галиматья про серебряные нити, судьбу, про удивительного, ни на кого не похожего парня. Бред! Камень в ее руке был просто камнем. А слова – просто словами. Даже парень… Каким образом он мог прочитать ее мысли?! Никаким, если только не найти этому логического объяснения…
Она еще крепче сжала подарок в кулаке. Ее ладонь, запястье, все, к чему прикоснулся удиви-тельный юноша, пели «Ave Maria» и славили прекрасный мир, в котором есть он. Будь что будет, эти воспоминания навсегда останутся с ней.
Кэсси вошла в дом, прикрыла входную дверь и остановилась. С кухни доносился мамин го-лос, и по тону чувствовалось: что-то стряслось.
Миссис Блейк разговаривала по телефону, стоя спиной к двери и прижимая трубку к уху. Кэсси не переставала удивляться тому, как выглядела ее мать. Стройная, как тростинка, с длин-ными темными волосами, собранными в пучок на затылке, она напоминала подростка и вызывала желание защитить ее. Иногда дочери казалось, что мать на самом деле – она.
Кэсси не стала прерывать разговора. По тому, как миссис Блейк односложно переходила от сухого «Да» к настороженному «Понимаю», чувствовалось, что она расстроена.
Дочь направилась в спальню, подошла к окну, выглянула на улицу и пространно порассуж-дала про себя о возможных причинах материнского огорчения. Но, честно говоря, она не могла по-настоящему думать ни о чем, кроме рыжеволосого.
Даже если Порция знает, как его зовут, она на сто процентов никогда этого не скажет. Как отыскать человека, не зная имени?!
Никак. Вот и вся история. Да и узнав его имя, Кэсси не стала бы за ним бегать – она просто этого не умеет. Не обучена.
– А через неделю я уеду, – прошептала грустная поэтесса.
Впервые эти слова не принесли ни утешения, ни надежды. Маленький кусочек халцедона с легким стуком лег на тумбочку.
– Кэсси, ты что-то сказала?
Девушка обернулась и увидела стоящую в дверях мать.
– Мам, я не знала, что ты уже закончила, – и добавила, отвечая на вопрос, застывший в гла-зах матери: – Я просто думала вслух. О том, что в конце следующей недели мы поедем домой.
Выражение лица матери резко изменилось: будто боль, надежно скрытая, на секунду вырва-лась из плена. Огромные черные глаза матери были обведены темными кругами; эти глаза обша-ривали комнату, будто не зная, куда спрятаться.
– Мам, в чем дело? – Кэсси почуяла недоброе и решила, наконец, прояснить ситуацию.
– Я говорила с бабушкой. Ты же помнишь, мы собирались навестить ее на следующей неде-ле?
Как тут забудешь! Когда она пыталась рассказать Порции, что они с мамой поедут к бабушке на машине по побережью, Порция рявкнула, что здесь, дескать, это не называется побережьем. Оказывается, от Бостона до Кейп-Кода пролегает южный берег, от Бостона до Нью-Хэмпшира – северный, если вдруг кому-то взбредет в голову отправиться в Мэйн, он поедет на восток, а если к ее бабушке… А где бабушка, кстати, живет? Кэсси не знала, где, поскольку мать ей этого никогда не говорила.
– Конечно, – сказала девушка, – я помню.
– Ты даже представить себе не можешь, как она сдала. Совсем плохо себя чувствует, гораздо хуже, чем я предполагала.
– Бедная бабушка! – Кэсси никогда не только бабушку, но даже фотографию бабушки не ви-дела и, тем не менее, по-настоящему сочувствовала ей. Женщины не общались примерно с тех пор, как родилась Кэсси. Это было как-то связано с уходом матери из дома, но в подробности се-мейной драмы ребенка не посвящали. Правда, в последние годы возобновился вялый обмен пись-мами, позволяющий Кэсси надеяться, что в душе они все-таки любят друг друга. Так что познако-миться с бабушкой ей очень хотелось. – Мам, мне, правда, очень, очень ее жалко, – произнесла она. – Ты думаешь, она поправится?
– Не знаю. Она там совсем одна в огромном домище… а теперь еще это воспаление вен! Она почти не ходит.
Лучи солнца разлиновали лицо матери полосками света и тени. Речь ее лилась ровно, но вы-мученно, будто она сдерживала рвущиеся наружу эмоции.
– Доченька, мы с бабушкой не очень ладили, но мы ведь одна семья, и, кроме нас, у нее ни-кого. Настало время забыть о ссорах, – никогда раньше она не говорила о разрыве так открыто.
– Мам, а что все-таки между вами произошло?
– Теперь это не важно. Она хотела, чтобы я… скажем, выбрала путь, который мне казался неприемлемым. Она считала, что поступает правильно… Как и я… Теперь она беспомощна и оди-нока.
Кэсси почувствовала легкий холодок. Что это – беспокойство о неведомой бабушке или что-то еще? Кошки скребли на душе все сильнее: выражение лица матери не предвещало ничего хо-рошего, это было лицо человека, готовящегося сообщить дурные новости, но, хоть убей, не знаю-щего, как это сделать.
– Кэсси, я все взвесила и вижу только одно решение. Мне очень тяжело говорить об этом, потому что для тебя это будет настоящей катастрофой. Тебе придется сложнее всего… но ты мо-лодая – привыкнешь. Я знаю – привыкнешь.
Кэсси занервничала:
– Мамочка, не беспокойся, – затараторила она. – Оставайся здесь и делай все, что потребует-ся. К школе я подготовлюсь сама. Это же нетрудно: Бет и миссис Фриман помогут мне… – мать только отрицательно мотала головой.
Девушка вдруг почувствовала, что единственный шанс прорваться – это законопатить зияю-щую дыру туманного будущего бессмысленным потоком слов.
– Новой одежды для школы мне не потребуется…
– Кэсси, доченька, прости меня. Милая, я хочу, чтобы ты попробовала понять и отнеслась к этому по-взрослому. Я знаю, как сильно ты будешь скучать по друзьям. Нам обеим придется сми-риться с ситуацией и постараться извлечь из нее максимальную пользу. – Мать бессмысленно ус-тавилась в окно, не способная вынести взгляда дочери.
Кэсси взяла себя в руки:
– Мам, объясни все-таки, что ты пытаешься сказать?
– Я пытаюсь сказать, что домой в Резеду мы не поедем. Мы поедем туда, где я родилась, в дом бабушки, и будем жить с ней. Мы нужны ей, и поэтому остаемся там.
Кэсси оцепенела, все ее чувства притупились. Она смогла только пролепетать, как будто это теперь имело хоть какое-то значение:
– Где «там»?! Где находится дом бабушки?!
Впервые за время разговора мать оторвалась от бессмысленного разглядывания окна. Кэсси никогда не думала, что ее глаза могут быть такими огромными и чернущими.
– В Нью-Салеме, – спокойно произнесла мама. – В городке под названием Нью-Салем.
Прошло несколько часов, а Кэсси все так же сидела у окна, тупо уставившись в пустоту. Ее мысли беспомощно носились по замкнутому кругу.
Остаться здесь… в Новой Англии… Кошмар…
Вдруг на фоне полнейшей бесперспективности забрезжило осознание благой вести:
«Он тоже здесь. Я знал, что вы еще встретитесь», – заявлял, откровенно радуясь, некий внут-ренний голос.
Но на этот оптимистичный голос находились десятки других, менее обнадеживающих, ве-щавших громко и слажено.
«О’кей, остаемся. Не возвращаемся в Резеду. Допустим даже, он где-то неподалеку в Масса-чусетсе. Но ты же не знаешь, ни как его зовут, ни где он живет. Дудки – тебе его ни за что не най-ти».
«Но хоть шанс есть!» – хваталась за соломинку Кэсси. На что голос, звучащий из самой глу-бокой глубины глубин, тот, который обрадовался, что они остаются в Новой Англии, прошептал: «Это не шанс. Это твоя судьба».
«Судьба!!! – глумились прочие голоса. – Не смеши людей! Твоя судьба теперь – провести лучшие годы в долбаной Новой Англии. Где ты никого не знаешь. Где ты будешь одна».
«Одна, одна, одна», – скандировали новые присоединившиеся голоса.
Единственный светлый глубинный голос исчез, поверженный вражеской мощью. Кэсси чувствовала, что вместе с ним ускользает и ее последняя надежда нити, увидеть рыжего юношу. Похоже, ей было уготовано только отчаяние.
«Я даже не смогу сказать друзьям „до свидания»«.
Она умоляла мать отпустить ее ненадолго, просто чтобы попрощаться. Но миссис Блейк ска-зала, что на это нет ни времени, ни средств. Билеты они сдадут, а вещи переправит мамин при-ятель.
– Понимаешь, ты изведешься, если поедешь, – мягко втолковывала ей мать. – А так – резкий и бесповоротный разрыв. Поверь мне, это легче. С друзьями увидишься следующим летом.
Следующим летом?! До следующего лета было как до Луны. Кэсси представила ребят: доб-родушная Бет, сдержанный Кловер, главная острячка класса Мириам; прибавьте сюда стеснитель-ную мечтательницу Кэсси, перемешайте и получите их незамысловатую компашку. Может быть, не суперзатусованную, зато очень веселую: они дружили с младших классов, и им всегда было хорошо вместе. Ну скажите – как прожить без них до следующего лета?!
Но мать была так бледна и расстроена, а глаза ее блуждали так озабоченно и отстраненно, что у Кэсси не хватило духа устроить скандал. Хотя ей ужасно этого хотелось. Если честно, в ка-кой-то момент у нее даже возникло желание обнять мать, успокоить и сказать, что все будет хо-рошо. Однако пламенеющий в груди уголек негодования не дал доброму чувству захлестнуть де-вушку. Как бы ни расстраивалась миссис Блейк, блестящая участь пойти в незнакомую школу за три тысячи миль от дома была уготована не ей.
Не ей, а Кэсси. «Э-хе-хе!» – переживала девочка: новые коридоры, новый шкафчик, новые классы, новые парты. Новые лица взамен друзей, знакомых с первого класса. Это казалось ужас-ным.
Она не накричала на мать и не обняла ее. Просто тихо отвернулась к окну и просидела так довольно долго, наблюдая, как медленно угасает день, и небо сперва окрашивается в перламутро-во-розовый, затем в фиолетовый и только потом – в черный цвет.
Девушка не ложилась допоздна; только безысходно скрючившись на кровати, она вспомни-ла, что у нее есть халцедон удачи. Протянув руку, бедняжка взяла с тумбочки камень и переложи-ла его под подушку.
Прогуливаясь мимо их дома, Порция задержалась, заметив, что Кэсси с матерью грузят вещи в машину.
– Вы уже домой едете? – спросила она.
Кэсси как раз пыталась впихнуть в багажник безразмерную хозяйственную сумку. Она вдруг четко осознала: приятельница не должна знать, что они остаются в Новой Англии. Девушка не вынесет, если вдобавок ко всему эта претенциозная девица прознает о ее несчастье – тогда мерзкая снобка окончательно почувствует себя победительницей.
В результате, когда героиня вытащила голову из глубин багажника, на лице ее сияла одна из самых радужных улыбок:
– Да, – ответила девушка, бросив беглый взгляд в сторону матери, занятой утрамбовкой ве-щей на заднем сиденье автомобиля.
– По-моему, вы собирались уезжать в конце следующей недели.
– Мы передумали, – девочка взглянула в карие очи Порции и ужаснулась, увидев, какие они холодные и страшные. – Не потому, что не понравилось. Было здорово, – как-то глуповато и скомканно добавила она.
Порция смахнула со лба прядь желтых волос.
– Думаю, тебе лучше держаться подальше от восточного побережья, – процедила она. – Мы здесь лгунов не любим.
Кэсси не ожидала такого поворота; щеки залились краской.
«Значит, они поняли, что я наврала на пляже».
Казалось бы, наконец-то настал момент для одного из бесчисленных разгромно-искрометных комментариев, сочиняемых ею тоскливыми кейпкодовскими вечерами, но она опять не смогла выдавить из себя ни словечка, лишь покрепче сжала губы.
– Хорошего путешествия, – пожелала на прощание вежливая, но несносная местная обита-тельница, смерив пропащую мечтательницу, будем надеяться, последним из своих холодных взглядов, и отвернулась.
– Порция! – горючая смесь напряжения, смущения и злости делала общение с бывшей зна-комой почти невыносимым, но спросить было необходимо, ведь другого шанса не представит-ся. – Подожди, можешь мне одну вещь сказать?
– Какую?
– Сейчас уже, конечно, не важно… мне просто интересно… я подумала… вдруг ты знаешь, как его зовут.
– Кого?
Кэсси почувствовала, как новая порция крови прилила к и без того пунцовым щекам, но продолжала упорствовать.
– Ну, того рыжего парня. Которого мы на пляже видели.
В карих глазах ничто не дрогнуло, они смотрели прямо на Кэсси, зрачки сжались до крошеч-ных точек. В этих глазах девушка прочитала: «Оставь надежду всяк сюда входящий…»
И не ошиблась.
– Какого еще рыжего парня? – бесстрастным голосом отчеканила Порция, демонстративно развернулась на каблуках и удалилась.
На этот раз Кэсси ее не останавливала.
Много зелени – вот что бросалось в глаза по дороге на север. По обеим сторонам от шоссе рос лес: в Калифорнии за такими гигантами пришлось бы в национальный парк ехать…
– Это сахарные клены, – откликнулась мать с преувеличенной жизнерадостностью, увидев, что Кэсси вроде бы заинтересовалась группой особенно изящных деревьев за окном. – А те, что пониже, – красные клены. Ты даже представить себе не можешь, какими они становятся осенью! Не просто красными, ослепительно красными, как закат. Ты увидишь, это бешеная красотища!
Кэсси молчала; ей было наплевать на любые, пусть и очень красивые, здешние деревья ле-том, осенью и в прочие времена года, потому что ей вообще не хотелось здесь находиться.
Они миновали Бостон и направились по побережью на север – «извините-простите, на север по северному берегу», – поправилась Кэсси с остервенением.
Мимо проплывали причудливые городки, причалы, скалистые пляжи; девушка подозревала, что мать специально везет ее живописным маршрутом. Это тоже бесило; почему нельзя просто доехать и покончить с этим раз и навсегда?!
– А покороче нет дороги? – спросила она, открыв бардачок и достав карту, которой их пре-дусмотрительно снабдила прокатная компания. – Мы можем поехать по первому шоссе… или по девяносто пятому.
Мать смотрела вперед.
– Я давно здесь не ездила, знаю только этот путь.
– Если здесь уйти на Салем… – Кэсси проследила взглядом, как они благополучно мино-вали нужный съезд, и сказала: – Ладно, Бог с ним.
Во всем Массачусетсе, пожалуй, только Салем вызывал ее живой интерес. Мрачная история этого местечка чертовски соответствовала ее настроению.
– Они же здесь, вроде бы, ведьм сжигали? А Нью-Салем так назван в честь этого Салема? Там тоже сжигали? – спросила дочь.
– Никто никого не сжигал. Их повесили. И ведьм среди них не было. Просто невинные лю-ди, которым случайно не повезло с соседями, – мать говорила устало, но терпеливо. – Поселения времен колонизации часто называли Салемом. В честь Иерусалима.
Карта плыла перед глазами Кэсси.
– Где же этот город? Я его не вижу.
Ответу предшествовала короткая пауза.
– Это маленький городок, его довольно часто не указывают на картах. Он находится на ост-рове.
– На острове?!
– Не волнуйся. К нему ведет мост.
Теперь у Кэсси появились новые темы для треволнений:
«Остров? Какой-то бред, я буду жить на острове, в городе, которого даже на карте нет».
Указателя перед поворотом на Нью-Салем тоже не было. Но миссис Блейк уверенно повер-нула руль, машина переехала мост, и они оказались на острове. Кэсси ожидала, что городок будет крошечным, и приободрилась, когда он оказался вполне приемлемого размера. Помимо туристи-ческих лавок, скучковавшихся там, где, вероятно, располагался так называемый центр, здесь име-лись и обычные магазины. В свои кофейно-пончиковые хоромы заманивал «Dunkin' Donuts»  – плакат над «International House of Pancakes» возвещал о скором официальном открытии. Перед означенным заведением танцевало нечто, наряженное гигантским блином.
Кэсси потихонечку легчало: там, где есть танцующий блин, есть и жизнь.
Однако вскоре мать свернула; дорога шла вверх и с каждым футом становилась все пустын-нее, оставляя «огни большого города» позади. «Наверное, мы едем к краю утеса», – догадалась Кэсси. Солнце вспыхивало красным в окнах домов на вершине. Девушка внимательно следила за их приближением – сначала с беспокойством, затем с тревогой, и, наконец, с тошнотворным ужа-сом.
Дома были старые. Очень старые и не миленько-антикварные, а доисторические. И, хотя от-дельные строения казались свежеотреставрированными, остальные выглядели так, будто в любую минуту готовы обрушиться и задавить случайных прохожих.
«Ну умоляю, пусть этот дом окажется нашим!» – упрашивала Кэсси не пойми кого, концен-трируя всю волю и желание на хорошеньком желтом доме с башенками и эркерами.
Но мать проехала мимо, не снижая скорости. Потом мимо следующего, и мимо следующего за следующим, и так до бесконечности.
Наконец остался всего один дом – последний дом на утесе. К нему и направлялась машина. С каждым ярдом ощущения Кэсси становились все более тягостными. Формой развалюха напоми-нала плотненькую перевернутую букву Т: одно крыло выходило на дорогу, другое просто оттопыривалось назад. Поскольку подъехали они именно сзади, сразу обнаружилось, что это крыло отличается от переднего, как собака от попугая. У него была крутая крыша и мелкие асимметрично разбросанные окна с ромбовидными стеклами. Эту часть дома даже не потрудились покрасить, просто обшили досками, теперь уже серыми и трухлявыми.
Переднее крыло красили, но один раз и давно, остатки былой роскоши облезали полосками. Две имеющиеся трубы не внушали доверия, казалось, они вот-вот развалятся, да и вся шиферная крыша будто бы прогнулась под тяжестью времен. Окна переднего крыла смотрелись менее оди-озно, но тряпки, воды и мыла они тоже не видывали уже несколько столетий.
В молчании Кэсси уставилась на дом: она в жизни не видела более удручающего зрелища. «Это не он!»
– Вот, – произнесла мать все с той же нарочитой веселостью, сворачивая на гравиевую до-рожку, – дом, в котором я выросла. Мы приехали.
Кэсси оцепенела. Пузырь ужаса, гнева и обиды в тайниках души раздулся до громадных раз-меров, и девушке показалось, что он сейчас лопнет.

5

«И все- таки: серый кашемировый свитер или синий с белым вязаный кардиган?»
Вопрос стоял ребром, а Кэсси – напротив зеркала в позолоченной раме, держа перед собой оба трикотажных изделия. «Синий кардиган», – решила, наконец, девушка: синий был ее люби-мым цветом, к тому же подчеркивал голубизну ее глаз. Пухлые херувимы, примостившиеся в верхнем углу старинного зеркала, кажется, соглашались – во всяком случае, улыбались с одобре-нием.
Он настал – первый день учебного года, и Кэсси с удивлением обнаружила, что пребывает в состоянии возбуждения, носящего скорее радостный характер. То есть, безусловно, она мандра-жировала, но не испытывала и доли того холодного и беспросветного ужаса, которого ждала от себя. Все-таки новая школа – это интересно. А вдруг это начало новой жизни? Вдруг она станет другим человеком? Старые друзья описали бы ее как «милую, но застенчивую» или: «прикольную, но такую… спокойную». Но здесь-то этого никто не знал. Что, если в этом году она вдруг сделается «Кэсси Экстравертом» или «Кэсси Тусовщицей»? Может, тогда она сгодится в подруги златовласке? От этой мысли у Кэсси сладостно щемило сердце.
Встречают по одежке. Важно правильно начать. Кэсси натянула синий кардиган и придирчиво проинспектировала отражение в зеркале.
Нарекания вызывала прическа: мягкие волосы ниспадали легкой волной, однако хотелось большего. Хотелось, чтобы было как у девушки на рекламе; Кэсси бросила взгляд на обложку ле-жавшего на туалетном столике журнала – специально приобрела его в городе, чтобы посмотреть, что приготовила для школьников в этом сезоне переменчивая мода. Больше ни разу не ходила она к желтому дому, хотя не единожды нарезала медленные круги вокруг него на стареньком бабуш-кином «Фольксвагене-кролике», надеясь «случайно» натолкнуться на златокудрую красавицу.
«Да, завтра уложу волосы назад, как у девушки в рекламе», – решила Кэсси.
Она собралась было отойти от туалетного столика, но тут взгляд упал на заголовок соседней страницы, где размещалась колонка гороскопов. Ее знак – Рак – прямо уставился на нее: делать нечего, пришлось читать.
«Вы опять поддались предательскому чувству – неуверенности. Настало время мыслить по-зитивно! Попробуйте, а если и это не поможет, вспомните, что ничто не вечно под луной. На лич-ном фронте постарайтесь в этом месяце обойтись без взлетов и падений. У вас и без того дел будет предостаточно».
«Какой все-таки мусор эти гороскопы! – размышляла Кэсси, гневно захлопывая журнал. – Мама всегда так говорит, и она чертовски права. Надо же, «предательское чувство – неуверен-ность»! Скажи кому-нибудь, что он не уверен в себе, и он сразу же таким станет! Никакой тебе мистики».
Но если в мистику она не верит, что тогда кусок халцедона, якобы приносящий удачу, делает во внешнем кармане ее рюкзака? Стиснув зубы, Кэсси достала камень из кармана, переложила его в коробку с бижутерией и пошла вниз прощаться с родственниками.
Школа – потрясающе величественная постройка красного кирпича – стояла на холме. Она производила настолько мощное впечатление, что подойти было страшно. К вершине холма вели несколько узких тропок, по одной из которых после некоторого колебания Кэсси заставила себя подняться. Оказавшись наверху, она обомлела.
Бог мой, это скорее напоминало здание старого университета или чего-то в этом роде. Не школа, а историческая достопримечательность! Надпись на большом камне гласила: «Высшая средняя школа Нью-Салема », а ниже, на архитектурной детали вроде полки, было нацарапано: «Город Нью-Салем, основан в 1693 году ». Простите, сколько этому городу лет?! В Резеде самому старому зданию было от силы пятьдесят.
«Я не тихоня, – подумала девушка, – я – Кэсси Абсолютная Уверенность в себе».
От дикого грохота она резко обернулась, и лишь врожденный инстинкт самосохранения за-ставил ее отпрыгнуть в сторону и не пасть случайной жертвой аварии в первый же день занятий. Сердце бешено колотилось, а она стояла и, разинув рот, смотрела на монстра, чуть не лишившего ее жизни. Было на что посмотреть: по велосипедной дорожке смертоносным назгулом пронесся мотоцикл; но Кэсси поразил не он, а водитель – за рулем сидела девушка в облегающих черных джинсах и мотоциклетной куртке. Честно говоря, вся ее подтянутая фигура в описанной выше экипировке смотрелась жестковато. Поэтому, когда мотоциклистка оглянулась, запарковав свой байк рядом с велосипедным рейлингом, Кэсси была приятно удивлена ее фарфоровым изящным личиком. Эту прелесть, окаймленную задорными темными кудряшками, портило только угрюмое агрессивное выражение.
– Чего вылупилась? – потребовала объяснений незнакомка.
Кэсси вздрогнула: ну да, она и вправду вылупилась. Девушка сделала шаг вперед, и Кэсси почувствовала, что невольно отступает.
– Простите, я просто… – она пыталась отвести взгляд, но у нее не очень получалось. Под курткой у злюки красовался откровенный черный топ, из-под которого выглядывало нечто, похо-жее на татуировку, татуировку в виде полумесяца. – Извините, – опять безнадежно произнесла Кэсси.
– Извиняю. И держись от меня подальше, усекла?
«Да ты меня почти задавила, стерва!» – негодовала героиня.
Но что она могла?! Она лишь неловко закивала, и злюка, видимо, удовлетворенная реакцией, удалилась.
«Кошмар! Вот это я понимаю – чудесное начало первого дня в новой школе! – сокрушалась героиня, заходя в здание. – Какая жуткая девица! Надо же мне было так вляпаться! Но есть и плю-сы: хуже этого уже точно ничего не случится, так что теперь ситуация будет только улучшаться».
Вокруг Кэсси стоял гул взаимных приветствий, объятий, поцелуйчиков, дружеских пинков. Подростки веселились; как не веселиться, когда ты окружен друзьями?
Только новенькая не могла разделить их радости. Она рассматривала стильные стрижки пар-ней, новые тряпки девушек, вдыхала слишком насыщенные ароматы духов и слишком пока бес-смысленные запахи лосьона после бритья и чувствовала себя страшно одинокой.
«Иди! – приказала она себе. – Хватит стоять на месте, выискивая девушку с золотыми воло-сами, лучше посмотри, где у тебя будет первый урок. Может, там ты встретишь кого-нибудь, кто так же одинок, и поболтаешь с ним. Хочешь, чтобы люди думали, что ты экстраверт, будь им».
Первым уроком была журналистика – факультативная дисциплина из курса английского языка. Кэсси радовалась, что выбрала этот предмет: она любила сочинять, а в «Учебной програм-ме» говорилось, что ученикам, посещающим занятия по журналистике, представится возможность публиковать свои произведения в школьном литературном журнале. В старой школе девушка тру-дилась в редакции школьной газеты и надеялась, что, может, и здесь для нее найдется местечко.
В «Программе» также указывалось, что на курс журналистики нужно записываться за полго-да до начала занятий; Кэсси до сих пор не понимала, как бабушке удалось сделать это за полнеде-ли до их начала. Может, у нее были какие-то особые связи в администрации школы или еще где-нибудь?
Девушка без особых проблем нашла нужную аудиторию и скромно села за парту в конце класса. Комната наполнялась, и общения всем, похоже, хватало; во всяком случае, в Кэсси никто не нуждался. Она принялась усердно чиркать ручкой по обложке тетради, делая вид, что поглоще-на этим занятием до умопомрачения и что ей абсолютно по барабану, заговорит с ней кто-нибудь или нет.
– Ты новенькая?
Парень, сидящий спереди, обернулся. Он оказался обладателем открытой ослепительной улыбки, которую омрачала разве что ее чрезмерная самоуверенность. Сразу чувствовалось – кра-савчик знает, как действуют его чары. К улыбке прилагались вьющиеся каштановые волосы и не-сомненный даже в положении сидя высокий рост.
– Значит, новенькая, – ответил он на собственный вопрос.
– Да, – произнесла Кэсси, злясь на собственный голос, который предательски поблеивал. Все же парень был чертовски привлекателен… – Меня зовут Кэсси Блейк. Мы переехали сюда из Калифорнии.
– А меня Джеффри Лавджой, – представился красавчик.
– А! – Кэсси среагировала так, будто много о нем слышала, поскольку, похоже, он того и ждал.
– Центровой баскетбольной команды, – пояснил парень, – и капитан, до кучи.
– Здорово! – только и сказала девушка.
«Надо же, какая идиотка! Ничего получше не могла придумать?» Она казалась себе полной дурой.
– Наверное, это жутко интересно!
– Ты интересуешься баскетболом? Может, обсудим как-нибудь? – Кэсси почувствовала при-лив благодарности к этому существу: он общался с ней, невзирая на ее сконфуженность и ущерб-ность.
Ну и пусть, пусть ему нравится, когда им восхищаются, что с того? Он милый, и к тому же капитан баскетбольной команды. Дружба с ним откроет многие двери – в этом можно было не сомневаться.
– Было бы здорово, – произнесла она, отчаянно желая сыскать в своем словаре хоть какое-нибудь другое слово. – Давай за обедом?
В этот момент на девушку словно бы пала тень. Кэсси неожиданно ощутила чужое присутствие и плавненько притихла, а потом подняла голову.
Рядом с ней стояла особа убийственной внешности: крупная, красивая, с ростом, с формами. С роскошной копной иссиня-черных волос и бледной кожей, источающей уверенность и силу.
– Привет, Джеффри, – поздоровалась она, конечно, не с Кэсси.
Ее голос был низковат и хрипловат для девушки, но его тембр и богатые интонации завора-живали.
– Фэй, – на фоне предыдущего оратора голос Джеффри заметно тускнел; в нем не было и те-ни энтузиазма. Чувствовалось, что парень напрягся. – Привет.
Пышная красотка склонилась к юноше, приобняв рукой спинку его стула, и до Кэсси донесся пьянящий аромат духов.
– Тебя совсем не было видно во время каникул, – произнесла она. – Где тебя носило?
– Везде, – вроде бы легко произнес Джеффри.
Однако улыбка его была вымученной, а тело – натянутым, как струна.
– Зачем так прятаться, хулигашка? – Фэй склонилась еще ниже, а поскольку одета она была в майку со спущенным плечом, вернее, с низко спущенными обоими плечами, взору Джеффри предстало приличное количество оголенной плоти. С чем Кэсси его и оставила, а сама сконцен-трировалась на удивительном лице: у чаровницы был крупный чувственный рот и необыкновен-ные медовые глаза, казалось, источающие искрящееся жидкое золото. – Знаешь, в «Капри» на этой неделе новый ужастик будут показывать, – сообщила она. – Джеффри, я о-бо-жа-ю ужастики!
– Не уверен, что разделяю твои симпатии, – ответствовал Джеффри.
Фэй хохотнула – раздался яркий резкий звук.
– Ты просто с правильной девушкой их не смотрел, – промурлыкала она. – При надлежащем подходе ужастики очень даже… воодушевляют.
Кэсси почувствовала, как ее накрывает душная волна стыдливости. Джеффри облизнул губы: соблазн был силен, одинаково «воодушевляя» и пугая; обольстительница действовала на парня, как удав на кролика.
– Мы с Салли собирались на выходных в Глостер, – выдавил он наконец.
– А ты скажи Салли, что… скажи, что появились дела, – Фэй буравила его взглядом. – Тогда забери меня в субботу в семь.
– Фэй, я…
– И, умоляю, не опаздывай: терпеть не могу, когда парни опаздывают.
За все это время знойная брюнетка ни разу не обернулась. Зато теперь, выпрямившись и со-бираясь уходить, она одарила Кэсси лукавым полузагадочным и торжествующим взглядом, будто говоря: «Милая, слышала, как у взрослых бывает? Слабо так?!» И, повернувшись обратно к Джеффри, сказала:
– Кстати, она тоже из Вороньей Слободки.
У Джеффри отвисла челюсть; он еще секунду с нескрываемым ужасом и отвращением изу-чал новенькую, потом резко развернулся и уставился прямо перед собой. По пути к своей парте проказница Фэй от души хохотала.
«Что происходит?» – мысли Кэсси двигались хаотично, как молекулы в пресловутом бро-уновском движении. Какое ему дело до того, где она живет?
Не прошло и пяти минут, а от Джеффри-Ослепительной-улыбки осталась только прямая спина. Удачный старт.
Появился преподаватель, и раздумья пришлось отложить на потом. С виду это был мягкий мужчина с седеющей бородкой и в очках. Он представился как мистер Хамфрис.
–…И поскольку за время летних каникул вы должны были устать от разговоров, сейчас мы будем писать, – сообщил он. – Я хочу, чтобы вы написали стихотворение, прямо так – с ходу. От-дельные работы мы зачитаем вслух. Стихотворение может быть о чем угодно, но если вы испыты-ваете сложности с темой, пишите о снах.
В классе послышались охи-вздохи, постепенно затихшие и перешедшие в задумчивое поже-вывание ручек. В отличие от многих, Кэсси обрадовалась и склонилась над тетрадью с сильно бьющимся сердцем. Из сознания вынырнул недавний сон, тот, в котором мама с бабушкой разго-варивали у ее кровати, но писать о снах не хотелось. Хотелось – о нем.
Через несколько секунд в тетради появилась строка. Когда мистер Хамфрис объявил, что время вышло, там уже было целое стихотворение, которое, при повторном прочтении, обнадежи-вало. Оно вышло хорошим… или казалось таковым…
Что, если учитель попросит ее прочитать написанное вслух перед всем классом? Ей было и страшно, и радостно: ведь если все-таки она прочитает стихотворение, и оно кому-нибудь очень понравится, то этот кто-то может захотеть поболтать с ней после урока. И может ненароком поин-тересоваться, кто он – герой ее произведения, и тогда она сможет поведать собеседнику загадоч-ную и романтическую историю их знакомства. Ну а тогда у нее самой, может быть, появится ре-путация загадочной и романтической натуры. И вот уже тогда молва вполне может достичь ушей незнакомки из викторианского желтого дома…
Мистер Хамфрис спросил, есть ли желающие, и прошелся взглядом по рядам, не увидев, как и следовало ожидать, ни одной поднятой руки, пока не добрался до конца класса.
Он медлил: Кэсси обернулась и увидела, что поднятую руку венчают длинные алые ногти.
– Фэй Чемберлен, – решился, наконец, мистер Хамфрис.
Он присел на край своего стола; высокая эффектная девушка подошла и встала рядом. Соз-давалось впечатление, что, будь его воля, он бы отодвинулся. В комнате что-то набухло и навис-ло; все взоры обратились к Фэй.
Она перекинула богатую черную гриву на спину и повела плечами, отчего ее откровенно соскальзывающий топ соскользнул еще ниже. Запрокинув голову назад, красотка расплылась в ленивой кошачьей улыбке и поднесла листок к глазам.
– Хочу прочитать вам стихотворение, – произнесла она спокойно, с хрипотцой, – про огонь.
Кэсси в шоке опустила глаза на собственное сочинение. Потом всем ее вниманием завладел голос Фэй.

Я мечтаю об огне:
языки пламени ласкают меня,
волосы пылают факелом,
Тело горит тобой.
Прикоснись к моей коже,
и ты не сможешь оторваться –
ты превратишься в уголь,
но, умирая, будешь улыбаться.
И тогда, любимый, ты тоже станешь огнем.

Пока весь класс наблюдал за ней, пребывая в состоянии, близком к гипнотическому, Фэй достала спичку и каким-то образом – Кэсси не очень поняла, каким – зажгла ее. Она поднесла го-рящую палочку к листку со стихотворением и подожгла его. Потом, медленно ступая, подошла к парте Джеффри Лавджоя и нежно помахала горящей бумажкой перед его носом.
Что тут началось! Гиканье, улюлюканье, битье кунаками по столам. Часть парней казались испуганными, но большинство, понятное дело, пребывало в диком восторге. Девушки от зависти кусали локти, мечтая хоть раз в жизни отважиться на что-либо подобное.
Слышались выкрики:
– Видишь, Джеффри, как везет симпатягам вроде тебя!
– Давай, чувак, не дрейфь.
– Осторожно, Джеф, Салли стопудово узнает!
Джеффри молчал, только его шея постепенно багровела.
Когда листок почти догорел и вознамерился обжечь красивые пальцы, Фэй, покачивая бед-рами, продефилировала прочь от Джеффри и небрежно выбросила догорающую поэзию в метал-лическую корзину для мусора, стоявшую рядом с учительским столом. В корзине что-то вспыхну-ло, но мистер Хамфрис даже глазом не моргнул, чем заслужил искреннее восхищение нашей героини.
– Спасибо, Фэй, – ровным тоном произнес он. – Друзья, то, что мы с вами сейчас видели, можно назвать примером… предметной поэзии. Завтра я познакомлю вас с более традиционными жанрами. Урок окончен.
Фэй вышла из класса. Через секунду все как с цепи сорвались – начался просто массовый ис-ход. Джеффри схватил тетрадь и умчался.
Кэсси посмотрела на свое стихотворение. Огонь: они с Фэй обе написали об огне…
Она со злостью разорвала свое произведение и, скомкав его в шарик, кинула в рюкзак. С мечтами о романтическо-загадочном имидже, наверное, покончено: если есть такая девушка, то кому нужна Кэсси?
«Хотя, такое ощущение, что ее боятся, – размышляла Кэсси. – Даже учитель. Почему он ни-как не среагировал: не оставил ее на разговор после урока, не сделал ничего подобного? Или жечь костры в мусорных ведрах во время уроков считается в Нью-Салеме нормой?
Почему Джеффри не остановил ее? Не говоря уже о том, почему это для него так важно, где я живу?!»
Выйдя в коридор, она постаралась собраться и спросила, где расположен класс С310.
– На четвертом этаже, – пояснила проходящая мимо девушка. – Все математические классы находятся там. Ты можешь подняться по этой лестнице…
– Йо! Поберегись! С дороги, все! – их беседа была прервана зычными выкриками.
Что- то с шумом неслось по коридору, сметая всех и вся на своем пути. Что-то, представлен-ное в двух экземплярах.
Глазам обалдевшей героини предстали два шизика на роликах, которые жизнерадостно во-пили, прорываясь сквозь толпу. Перед Кэсси промелькнула лохматая блондинистая шевелюра и слегка раскосые сине-зеленые глаза, и потом все то же самое – еще раз. Парни были похожи друг на друга как две капли воды только на футболке у одного красовался «Меgadeth», а у другого – «Motley Crue» .
Они несли хаос – выбивали из рук книги, хватали девчонок за коленки. В конце коридора один из них радостно уцепился за мини-юбку симпатичной рыженькой школьницы и ловко задрал ее аж до талии; несчастная завизжала и бросилась прикрывать позор.
– Почему никто им по шее не надает? – вырвалось у Кэсси. – Почему в этой школе столько чокнутых? Почему их никто не остановит, не сообщит администрации, не сделает хоть что-нибудь?…
– Смеешься, что ли?! Это же братья Хендерсоны, – произнесла девушка и тут же поспешила покинуть Кэсси ради своей приятельницы, явно более осведомленной.
До Кэсси долетел обрывок диалога:
–…даже про Клуб не знает… – констатировав этот вопиющий факт, обе девушки бросили на бедняжку сочувствующий взгляд и удалились.
Что еще за Клуб? Девушка произнесла это слово с таким придыханием, будто речь шла ни много ни мало о тайной масонской ложе. Как может какой бы там ни было клуб прикрывать на-рушителей школьной дисциплины? Что это за безумное местечко, в конце-то концов?
Звонок возвестил о том, что Кэсси опаздывает на урок; не медля больше ни секунды, она за-бросила рюкзак на плечо и понеслась вверх по лестнице.
К обеду, несмотря на все старания героини, весь урожай, собранный ею на почве светского общения, составлял несколько жалких «Приветов» и «Здравствуйте». Девушка с сияющими воло-сами не появлялась; впрочем, это не удивляло, учитывая, сколько в здании было этажей и аудито-рий. К тому же Кэсси чувствовала себя настолько жалко и неуверенно, что встретив златовласку сейчас, она бы ни за что не решилась подойти к ней. В груди поселилось гнетущее чувство ущербности.
Она посмотрела на столовую, полную радостных лиц, и еще больше расстроилась.
Нет, это ей не по зубам.
Девушка обхватила себя руками и отправилась восвояси. Через центральный вход она вы-бралась на улицу, пошла куда-то, кое-как, не зная, зачем, потом увидела сочную зеленую травку на холме и остановилась.
«Вот и хорошо, – решила она, – поем здесь».
Ниже по склону из травы высовывалось несколько глыб; Кэсси присмотрела уютную лож-бинку в тени дерева рядом с одной из них. Получалось, что камень закрывает школу от нее и ее от школы, создавая сладкую иллюзию, будто никакой школы нет и в помине. Отсюда открывался довольно приятный вид на каскад извилистых ступенек, ведущий к подножию холма, и на дорогу внизу. Главное, что сверху Кэсси невозможно было увидеть. Она сидела в своем домике, смотрела на траву, утыканную шапками одуванчиков, и напряжение уходило. Даже если утро не задалось, днем все наладится: даже чистое голубое небо, казалось, без устали твердит ей об этом.
За валуном – знаменитым новоанглийским красным гранитом – она чувствовала себя уве-ренно, «как за каменной стеной». Странное дело, ей показалось, что она слышит гул внутри глы-бы, напоминающий многократно ускоренное сердцебиение. Гул жизни. «Что произойдет, если я прикоснусь к нему щекой?» – радостно гадала выдумщица.
Вдруг ее эйфорию нарушил голос; Кэсси в ужасе присела на корточки, выглянула из-за вер-хушки камня и замерла.
Да, это была Фэй, а с нею – еще две девушки, одной из которых оказалась байкерша, чуть не задавившая героиню с утра пораньше. Другая была рыжеватой блондинкой, аппетитной клубнич-кой с невероятно тонкой талией и самой красивой грудью, которую толь ко можно было себе представить у женщины подросткового возраста. Они весело болтали, неторопливо спускаясь вниз по ступенькам – прямо к Кэсси.
«Я просто встану и поздороваюсь», – решила девушка, но почему-то не сделала этого: вос-поминание о неспокойных медового цвета глазах остановило ее.
Она сидела, как мышь, уповая на то, что они пройдут мимо, спустятся к подножию холма и скроются за территорией школьных владений.
Вместо этого девушки уселись на ступеньках, расположенных чуть выше дислокации Кэсси, свесили ноги и достали пакеты с обедом.
Они расположились так близко, что Кэсси видела, как вспыхивает в лучах солнца красный камень на шее Фэй. Сейчас случайная наблюдательница скрывалась в тени, но стоило ей сдви-нуться хотя бы на дюйм, ее бы заметили. Судьба подстроила ловушку.
– Кто-нибудь шел за нами, Дебора? – лениво спросила Фэй, роясь в пакете.
Байкерша фыркнула:
– Дураков нет.
– Хорошо, потому что то, о чем мы сейчас будем говорить, суперсекретно. Не хочу, чтобы сами-знаете-кто услышал, – произнесла Фэй. На колени лег блокнот в красной обложке. – Так, давайте посмотрим, с чего бы нам стартануть? Охота что-нибудь реально злобненькое отчебучить.
– Ну, Джеффри… – произнесла клубничка, которую, как выяснилось из предыдущего разго-вора, звали Сюзан.
– Уже занимаюсь этим, – отреагировала Фэй. – Ты же знаешь, я резвая.
Сюзан засмеялась. Когда она хихикала, ее удивительная грудь хихикала вместе с ней, и сразу становилось ясно: под свитером абрикосового цвета нет ничего, кроме тела.
– Для меня по-прежнему остается загадкой, чем вас так прикалывает этот Джеффри Лавд-жой, – нахмурившись, произнесла байкерша.
– Тебя вообще парни не вставляют. Это твоя главная проблема, Дебора, – сказала Сюзан.
– Зато тебя, кроме парней, ничто не вставляет, – отрезала Дебора. – Просто Джеффри – это вообще кранты. У него зубов больше, чем извилин.
– А мне его извилины совершенно ни к чему, – задумчиво проговорила Фэй. – Ты, Сюзан, с кого начнешь?
– Ой, даже не знаю… Такой выбор богатый… Есть, например, Марк Флемминг и Брант Йе-гервуд. Еще этот, Дейвид Дауни – мы вместе с ним английский подтягиваем: Боже, что за тело у парня!!! Ну и потом, всегда есть Ник…
Дебора даже хрюкнула от удивления:
– Наш Ник?! У тебя есть только один шанс привлечь его внимание – оснастить себя четырь-мя колесами и сцеплением.
– Не говоря уже о том, что он занят, – проговорила Фэй с улыбкой крадущейся рыси.
– Ты же сказала, что возьмешь Джеффри…
– Я найду применение обоим. Заруби себе на носу, Сюзан: у нас с Ником… договоренность. Поэтому просто отвали и найди себе прелестного задрота, хорошо?
Последовало секундное замешательство, после которого блондинка легонечко пожала пле-чами и сказала:
– Ладно, возьму Дейвида Дауни. Нужен мне ваш Ник! Он на игуану похож.
Дебора вскинула взор:
– Он мой двоюродный брат!
– Все равно игуана. Когда он поцеловал меня на вечеринке в честь окончания восьмого класса, мне показалось, я целуюсь с пресмыкающимся. Ужас, он такой скользкий!
– Мы можем заняться делами? – Фэй вернула разговор в прежнее русло. – Кто у нас в черном списке?
– Салли Уолтман, – не раздумывая, выпалила Сюзи. – Она такое о себе возомнила! Думает, раз она президент класса, то может теперь с нами тягаться, ха-ха-ха! А если ты Джеффри забе-решь, она просто с катушек скатится.
– Салли… – размышляла Фэй. – Да, для дорогуши Салли нужно будет придумать что-нибудь особенное… Дебора, в чем дело?
Дебора напряглась; ее глаза смотрели вверх, в сторону школы.
– Незваные гости, – ответила она. – Целая делегация.
Кэсси тоже увидела группу школьников, спускавшихся вниз по ступенькам. Слава Богу, к ней спускалась надежда: пока Фэй с подружками будут разбираться с непрошеными визитерами, она сможет ускользнуть незамеченной. В надежде на спасение сердце билось как сумасшедшее.
Первым заговорил широкоплечий парень, видимо, лидер этой группы.
– Слушай, Фэй, в столовке не протолкнуться; мы хотели тут поесть. Ты не против? – его ин-тонация, уверенно-наступательная вначале, под конец увяла до смиренного вопроса.
Фэй не спеша возвела к нему очи и улыбнулась своей ленивой красивой улыбкой.
– Нет, – сладенько, но жестко произнесла она. – Я против, – и продолжила завтрак.
– Как же так! – парень отчаянно пытался сохранить мужское достоинство, придав голосу ис-кусственную твердость. – В прошлом году ты нам разрешала.
– То, что было в прошлом году, – ответствовала Фэй, – осталось в прошлом году. Тогда мы были недостаточно зрелы, а теперь мы – старшеклассницы. И. притом, злющие. Злобствуем, как пожелаем.
Дебора и Сюзан одобрительно захихикали. У Кэсси затекло все тело. До сих пор ей не пред-ставилось ни единого шанса сбежать, ведь для этого все три девушки должны были одновременно отвернуться.
«Ну давайте же, миленькие!» – мысленно умоляла она.
Участники делегации постояли еще минуту-две, недовольно переглядываясь, а потом раз-вернулись и побрели обратно к школе. Впрочем, одна девушка задержалась.
– Фэй, мне тоже уйти? – спросило хорошенькое возбужденное юное создание.
«Наверное, восьмиклассница», – подумала Кэсси. Она ждала, что малышка будет отшита, как и прочие, но, к ее удивлению, Фэй постучала по ступеньке, приглашая гостью присесть.
– Ну что ты, Кори! – произнесла она. – Ты, конечно же, можешь остаться. Просто нам пока-залось, что ты хочешь обедать в компании с Мисс Святостью и прочими паиньками.
Девушка присела.
– Иногда от доброты тоже начинает подташнивать, – проговорила она.
Фэй закинула голову и широко улыбнулась.
– Да-а, а я-то, дура, считала тебя жеманной святошей, – сказала она. – Что ж, знай, что ты всегда желанная гостья в нашем кругу. Ты же почти одна из нас, ведь так?
Кори кивнула и с гордостью добавила:
– Мне через две недели уже пятнадцать исполнится.
– Ну вот, видишь, – и Фэй обратилась к остальным. – Она почти готова. Ну, и о чем мы говорили? Да-да, о новом ужастике.
– Именно, – ответила Дебора, демонстрируя недобрый оскал. – Так вот, хозяин бара в этом фильме пропускает людей через мясорубку и готовит из них специи к салатам.
Сюзан как раз снимала фантик с конфеты Твинки.
– Дебора, умоляю, меня сейчас вырвет.
– А меня сейчас вырвет от этой гадости, – парировала злюка. – Ты постоянно их жрешь. Ты знаешь, что это у нее за хрень? – обратилась она к Кори, указывая на грудь Сюзан. – Это две ги-гантские Твинки. Если произойдет несчастье, эту дрянь вдруг перестанут выпускать, громадины превратятся в прыщи.
Фэй рассмеялась своим томным горловым смехом, и даже Сюзан захихикала. Кори тоже улыбалась, но чувствовалось, что ей несколько не по себе.
– Кори! Мы не смущаем тебя? – воскликнула Фэй, широко распахнув свои золотые глазищи.
– Не говори глупостей. Меня не так-то легко смутить, – ответила Кори.
– М-да, с такими братцами, думаю, это непросто. И все же, – продолжала Фэй, – ты такая молоденькая, и, понимаешь, как будто… целомудренная. Ну, вероятно, это обманчивое впечатле-ние. Я права?
Теперь пришла очередь Кори краснеть. Три старшие девушки смотрели на нее вкрадчивыми любопытными взглядами.
– Ну, да, это я и… имела в виду, ну… что я просто произвожу такое впечатление. Не такая уж я и… молоденькая, – выдохнула Кори в полном и абсолютном смущении. – Все прошлое лето я встречалась с Джимми Кларком, – так закончила она свою защитную речь.
– Ой, расскажи скорее, как интересно! – замурлыкала Фэй.
Кори смутилась еще больше.
– Мне уже, наверное… мне пора. У меня физкультура после перерыва, нужно еще до корпу-са Е добежать. Увидимся позже, ладно? – И малышку как ветром сдуло.
– Странно, даже завтрак оставила, – протянула Фэй, сладко жмурясь. – Что ж, – она достала из пакета Кори упаковку кексов и метнула ее хихикающей Сюзан.
Только Дебора не смеялась.
– Фэй, неловко вышло с девочкой, а она нам понадобится, причем, очень скоро – недели, эдак, через две. Одно свободное место, один кандидат – догоняешь?
– Согласна, – не стала спорить Фэй, – обещаю все исправить. Не волнуйся, когда придет срок, она будет на нашей стороне.
– По-моему, нам тоже пора, – сказала Сюзан, и Кэсси от облегчения даже прикрыла глаза. – Мне, блин, еще на четвертый этаж на алгебру подниматься.
– Да, этот подъем может занять целую вечность, – злобно констатировала Дебора. – Но не спеши думать о трудах праведных раньше времени. Сначала придется кое с кем пообщаться.
– С кем еще? – не поворачивая головы, в изнеможении вздохнула Фэй. – Куда еще нужно спрятаться, чтобы нас хоть ненадолго оставили в покое?
– К нам направляется мадам Президент Класса собственной персоной. А из ушей ее валит пар.
Раздражение вмиг покинуло лицо Фэй, уступив место выражению намного более прекрасному и бесконечно более опасному. Она довольно улыбнулась и поиграла длинными краснющими ногтями, точно кошка, разминающая когти.
– А я уж было подумала, что день пройдет скучно и бесцветно, – проворковала она, прищел-кивая язычком. – В очередной раз убеждаюсь, человек предполагает, а Господь располагает… Ну здравствуй, Салли, – произнесла она уже громче, вставая и одним плавным движением разворачиваясь навстречу спускающейся девушке. – Какой приятный сюрприз! Как провела лето?
– Фэй, не трать зря энергию, – ответила вновь пришедшая.
Она была на голову ниже черногривой и потоньше, но вся какая-то жилистая и жесткая; она так сжала кулаки, будто готовилась к драке.
– Я пришла не светские беседы вести.
– Как знаешь. Мне просто кажется, мы давно не болтали. Ты что-то с волосами сделала? Так… необычно смотрятся.
Кэсси взглянула на волосы Салли: они были покрыты какой-то ржавчиной, будто их пере-жгли во время мелирования. Салли, видимо, тоже не понравилось, как ее покрасили, потому что слова Фэй задели ее за живое: в бессознательной попытке защититься, она прикрыла голову рукой, и это настолько рассмешило героиню, скрывающуюся за камнем, что не будь она в таком двусмысленном положении, точно бы расхохоталась.
– И не прически обсуждать! – отрезала Салли.
Говорила она визгливым противным голосом, повышавшимся с каждой фразой.
– Я пришла потолковать о Джеффри. Оставь его в покое!
Улыбка Фэй расплывалась медленно и плавно.
– Но почему?! – промурлыкала она. На фоне Саллиного визга ее голос звучал ниже и чувст-веннее обычного. – Ты в нем не уверена? Не знаешь, на что сподобится зайчик, если тебя вдруг не окажется рядом, и ты не будешь держать его за ручку?
– Ты ему не нравишься!
– Это он тебе так сказал? Хм, утром мне показалось, что нравлюсь и даже очень. Мы с ним идем тусоваться в субботу вечером.
– Это ты его заставила.
– Заставила?! Я правильно тебя понимаю? Ты хочешь сказать, что большой мальчик Джеф-фри не в состоянии отказаться, если ему что-то не по душе? – Фэй покачала головой. – И еще во-прос: почему в таком случае не он со мной объясняется? Знаешь, что я скажу тебе, Салли, – прого-ворила хитрая обольстительница, и голос ее при этом опустился до будуарных тонов. – Он не очень-то сопротивлялся сегодня утром. Вернее, совсем не сопротивлялся.
Рука Салли рванула назад, как бы замахиваясь для удара, но замерла.
– Ты привыкла, Фэй, что тебе все с рук сходит. Тебе и всем в вашем чертовом Клубе! Пора положить этому конец. Нас много, много больше, чем ты предполагаешь, и нас достали ваши бес-конечные выходки. Кто-то должен, наконец, дать вам отпор.
– Я так понимаю, этим кем-то станешь ты, – с нехорошей приятцей в голосе проворковала Фэй.
Салли рыскала глазами, как собака, ищущая, куда бы примоститься, и в итоге встала на край выступа, повернувшись спиной к сбегающим вниз ступеням.
– Да! – дерзко выкрикнула она.
– Забавно, – продолжила Фэй свое муррррчанье, – только объясни, как ты собираешься да-вать отпор из положения лежа? – с этими словами красотка сделала движение, будто собираясь вцепиться десятью длинными красными ногтями в лицо оппонентке.
Они не коснулись Салли: Кэсси, не упускавшая ни малейшей детали в надежде улучить мо-мент для побега, могла бы подтвердить это под присягой.
И все же Салли что-то ударило: что-то невидимое и тяжелое. Ее жилистое тельце дернулось и отчаянно забултыхалось в попытке сохранить равновесие на краю выступа. Миг, на протяжении которого она молотила руками по воздуху, колотясь, как рыба об лед, раскачиваясь из стороны в сторону, длился целую вечность. И лучше б он никогда не кончался, потому что потом она рухнула.
Кэсси не поняла, как очутилась в гуще событий: только что она сидела за камнем – скрючен-ная, но целехонькая и никем не обнаруженная – и вот уже бросается наперерез летящему телу, чтобы выбить его от каменных ступеней вбок, на траву. На мгновение ей показалось, что сейчас они обе кубарем покатятся вниз, но этого не произошло. Все закончилось банальной свалкой, в самом низу которой оказалась каша наиблагороднейшая героиня.
– Отпусти! Ты порвала мне кофту, – завизжала только что поднявшаяся Салли… и заехала Кэсси кунаком прямо в живот.
Добрая девушка только рот от удивления разинула: помогай после этого людям…
– Ты же, Фэй Чемберлен, пыталась меня убить! Но ты свое получишь, и очень скоро.
– И твое я тоже получу, Салли, – Фэй сумела сохранить свою коронную улыбку, но чувство-валось, что она скрежещет зубами от злости.
– Погоди! Найдут кого-нибудь из вас однажды у подножия этой лестницы со сломанной ше-ей, – с этими словами Салли подошла к ступенькам и начала свое горделивое восхождение, насту-пая на каждый каменный выступ с таким видом, будто она наступала на физиономию Фэй.
Она ни разу не обернулась и, похоже, так и не осознала, что Кэсси ее спасла.
Едва встав на ноги, неоцененная спасительница взглянула на крутой каскад лестницы, веду-щей вниз, и взвесила шансы Салли. Без вариантов: визгливой девице крупно повезло бы, сломайся к моменту приземления только ее шея. Но кому действительно повезло, так это Кэсси: на ступеньках ее ожидало настоящее веселье…
В виде трех взрослых девушек.
Врожденные легкость и изящество не изменили им, но за очаровательным фасадом притаи-лась ярость. Кэсси разглядела ее во враждебном сумраке глаз Деборы, в злобном изгибе рта Сю-зан, но больше всего – в хищном прищуре Фэй.
Неожиданно и явно не вовремя в голову пришла мысль, что она никогда не видела трех та-ких красавиц сразу. Дело было не в идеальной коже, лишенной малейших следов юношеских гор-мональных проблем; и не в шикарных волосах – темных непослушных кудрях Деборы, чернющей гриве Фэй и рыжевато-золотистом облаке Сюзан. И даже не в том, как безупречно они дополняли друг друга: яркая внешность каждой не умаляла, а лишь подчеркивала красоту подруг. Было здесь что-то иное – идущее изнутри. Уверенность и самообладание, не свойственные девушкам шестна-дцати-семнадцати лет. Внутренняя воля, энергия. Сила. Страшная сила.
– Таааак, и кто тут у нас? – хрипло произнесла Фэй. – Шпион? Или маленькая серая мышка?
«Беги», – умоляла себя Кэсси.
Но ноги не слушались.
– Я ее уже утром видела, – сказала Дебора. – Она терлась у велосипедного рейлинга и пяли-лась на меня.
– Ну что ты, Дебби! Я видела ее намного раньше, – откликнулась Фэй, – еще на прошлой не-деле рядом с домом номер 12. Соседушка.
– Значит, из наших, – вставила Сюзан свои пол-цента.
– Именно.
– Не важно, кто она и откуда, теперь она труп, – заявила Дебора.
Ее очаровательное лицо перекосилось от злости.
– Зачем торопиться, – промурлыкала Фэй. – Каждой мышке можно найти подходящую нор-ку. Кстати, и долго ты там пряталась?
Ответ напрашивался сам собой; Кэсси постаралась сдержаться, поскольку сейчас был явно не подходящий момент для иронии, но, не придумав ничего лучше, ответила именно так:
– Достаточно долго, – произнесла она и пожалела саму себя.
Фэй медленно спустилась на ступеньку и встала рядом с бедняжкой.
– И часто ты подслушиваешь чужие разговоры?
– Я пришла сюда раньше вас, – Кэсси пыталась сохранять выдержку.
Только бы Фэй отвела взгляд: медовые глаза излучали жутковатое неземное сияние; они ла-зером буравили Кэсси, отнимая всю волю, выжимая все соки. Создавалось ощущение, что Фэй чего-то добивается от нее, пытается как-то на нее воздействовать. Этот взгляд начисто лишал Кэсси самоконтроля, равновесия и сил.
Помощь пришла неожиданно в виде мощного энергетического потока, поднимавшегося от-куда-то из-под ног. Или, скорее, из земли, из глубин красной гранитной скалы, наполненной жиз-нью. Кэсси успокоилась, собралась; позвоночник распрямился ровно настолько, чтобы она смогла, наконец, поднять подбородок и не мигая посмотреть в золотистые глаза.
– Я первая пришла, – вызывающе заявила осмелевшая девушка.
– Вот и чудесно, – замурлыкала Фэй; в глазах ее что-то неуловимо поменялось. Потом она повернула голову. – В рюкзаке что-нибудь интересненькое нашли?
Дебора бесцеремонно обыскивала рюкзак, выбрасывая по очереди все содержимое.
– Не особо, – ответила байкерша, отшвырнув сумку с такой силой, что оставшееся добро разлетелось по склону.
– Прекрасно! – Фэй опять нацепила одну из своих самых неприятных улыбок, производя-щую еще более пугающее впечатление в комбинации с жестким изгибом рта. – Думаю, ты все же права, Дебора. Она труп. – Фэй взглянула на Кэсси. – Ты здесь недавно, поэтому пока не понима-ешь, какую ошибку совершила. А у меня, прости, нет времени тебе объяснять. Сама все узнаешь. В свое время… Кэсси.
Фэй протянула руку и взяла Кэсси за подбородок. Девушка пыталась отстраниться, но мыш-цы застыли и не повиновались. Сильные пальцы с длинными чуть загибающимися устрашающе красными наконечниками находились прямо у лица.
«Настоящие когти, – подумала Кэсси, – хищные когти».
Зато теперь она могла внимательно рассмотреть красный камень на шее у Фэй: звезда, встав-ленная внутрь, напоминала звездчатый рубин; она так блестела и играла на солнце, что ото-рваться было невозможно.
Фэй ни с того ни с сего рассмеялась и выпустила бедняжку.
– Пошли, – сказала она подругам, после чего все трое развернулись и отправились наверх, в школу.
Кэсси выдохнула с таким облегчением, будто была воздушным шаром, который только что проткнули. Ее трясло. Что это было?… Что?! Это… это… что-то такое…
Возьми себя в руки.
«Она просто-напросто заводила в банде подростков, – успокаивала себя настрадавшаяся ге-роиня. – С Клубом, во всяком случае, разобрались – обыкновенная шайка-лейка. Ты же слыхала о бандах. Ну и что с того, что в твоей прежней школе их не было. Не беси их, держись подальше, и все будет ОК.»
Самовнушение действовало, но не очень: последние слова Фэй прозвучали как угроза. Вот только чем она угрожала?
Вернувшись домой, Кэсси не обнаружила мамы на первом этаже. Побродив по комнатам и вдоволь накричавшись, она увидела бабушку, которая с нехорошим выражением лица ожидала ее прямо на лестнице.
– Что произошло? Где мама?
– Она наверху, в своей комнате, неважно себя чувствует. Только не беспокойся…
Кэсси промчалась вверх по старым скрипучим ступенькам прямо в зеленую комнату. Мать лежала в огромной кровати с балдахином; ее глаза были прикрыты, а бледное лицо покрывала испарина.
– Мама?
Большие черные глаза приоткрылись, мама сглотнула слюну и натужно улыбнулась: чувст-вовалось, что ей больно.
– Наверное, легкий грипп, – произнесла она слабым голосом, звучащим как будто издалека, таким же безжизненным, как ее блеклое от недуга лицо. – Милая, день-два, и все пройдет. Как школа?
Лучшая сторона Кэсси боролась с желанием худшей поделиться грузом несчастий с ближ-ним. Мать легонечко вздохнула, прикрыла глаза, не в силах смотреть на свет.
Лучшая сторона победила: Кэсси впилась ногтями в ладони и спокойно произнесла:
– Отлично.
– С кем-нибудь интересным познакомилась?
– Ну, в общем-то да.
Бабушку она тоже не хотела беспокоить, но за обедом, когда та спросила, почему внучка та-кая пришибленная, слова будто сами выскочили из нее:
– В школе есть девушка – ее зовут Фэй – она жуткая. Настоящий Аттила в юбке. В первый же день умудрилась так вляпаться, что теперь она меня ненавидит… – и рассказала все, как было.
В конце рассказа бабушка с озабоченным видом заглянула в камин.
– Все наладится, Кэсси, – проговорила она.
«А что, если не наладится?» – подумала девочка, но вслух сказала:
– Конечно, я тоже так думаю.
Вслед за этим бабушка повела себя довольно странно: осмотрелась, будто опасаясь, что их могут подслушивать, и наклонилась к внучке:
– Нет, все действительно наладится, уж я-то знаю. Понимаешь, у тебя есть одно… объектив-ное преимущество. Совершенно уникальное… – она перешла на шепот.
Кэсси в свою очередь склонилась к ней и тоже невольно зашептала:
– Какое?
Только бабушка открыла рот, как в камине раздался хлопок; она отвлеклась и пошла поправ-лять дрова.
– Какое, бабушка?
– Сама все узнаешь. В свое время.
Кэсси недоумевала: эти слова она уже сегодня слышала.
– Бабушка…
– Во-первых, у тебя есть голова на плечах, – произнесла бабушка, и в голосе у нее появились бодрые нотки, – а во-вторых, пара здоровых ног. Отнеси-ка лучше матери бульон. Она за целый день ни крошки не съела.
Ночью Кэсси не спалось: то ли со страху ей чудилось, что дряхлый дом скрипит и скрежещет сильнее обычного, то ли звуков и вправду прибавилось. В любом случае, как только она начинала засыпать, ее моментально вышвыривало из сна в бодрствование. Время от времени она залезала рукой под подушку и трогала свое сокровище – халцедон удачи: вот бы заснуть… и во сне увидеть его…
Она резко села.
Вылезла из кровати, протопала босыми ступнями по паркету, взяла рюкзак, принесла его об-ратно и расстегнула; один за другим из сумки появлялись предметы, подобранные ею на склоне: карандаш за карандашом, книга за книгой. Девушка разложила имущество на одеяле и окинула хозяйским взором.
Так и есть, она не ошиблась. Не спохватилась вовремя, слишком занятая мыслями об угрозах Фэй, а стихотворения, написанного ею утром и в гневе скомканного, и след простыл.

7

– Это ты прислала записку, – сказала Кэсси.
Фэй улыбнулась своей жуткой томной улыбочкой.
– Что-то мне подсказывало, что, если я подпишусь собственным именем, ты не придешь.
«А я- то, дура, купилась! – ругала себя Кэсси. – Она надоумила Тину, вдолбила ей все, что нужно сказать, а я и схавала».
– Тебе понравились наши подарочки?
Кэсси разрыдалась – как еще можно было ответить на этот вопрос?! Она была выпотрошена, выжата и абсолютно беспомощна. Господи, где была ее голова?!
– По-моему, ты не высыпаешься, – Фэй продолжала невинное хрипловатое лепетание. – Вы-глядишь неважно. Все мечтаешь, наверное.
Кэсси обернулась, чтобы просчитать варианты отступления, но выход был надежно блоки-рован более чем сформировавшейся грудью Сюзан.
– Прости, нам не хочется отпускать тебя так рано, – мурлыкнула Фэй. – Во всяком случае, мне.
Кэсси посмотрела ей прямо в глаза.
– Фэй, оставь меня в покое.
– Даже не мечтай, – подбодрила ее Дебора и злобненько рассмеялась.
Вначале Кэсси не могла сообразить, к чему все это, но вскоре поняла: красные коготочки придерживали листик бумаги, когда-то скомканный, а теперь почти гладенький.
«Мое стихотворение!!!!!» – в ужасе осознала она.
Гнев оказался настолько мощным, что пересилил усталость. На секунду у Кэсси закружилась голова от переизбытка вредной энергии: она набросилась на Фэй с кулаками и воплем:
– Это мое!
Фэй оказалась не готова к такому развитию событий: она отпрянула и стала уворачиваться от атак Кэсси, держа бумажку высоко над головой. Учитывая ее неслабый рост, у нашей невысокой героини не было шансов: прыгай – не прыгай, все равно останешься с носом.
Неожиданно Кэсси почувствовала, что кто-то схватил и сжал ее руки.
– Благодарю, Дебора, – Фэй дышала чуть чаще обычного. Она посмотрела на Кэсси. – Види-те, даже у маленькой серой мышки бывают моменты, когда она мнит себя большой зубастой кры-сой. Что ж, впредь будем умнее. А сейчас, – продолжала она, смакуя каждое слово, – нас ждет не-большой поэтический экспромт. Хочу сразу принести извинения за, скажем так, не вполне подобающую обстановку, но что поделаешь? Было время, когда здесь преподавались естественно-научные дисциплины, но все изменилось – и изменилось после того, как Крис и Даг Хендерсоны допустили крохотную оплошность при проведении химического эксперимента. Ты, конечно, ви-дела братцев Хендерсонов: их сложно не заметить. Славные ребята, но слегка безответственные: они нечаянно изготовили бомбу.
Как раз к этому моменту глаза Кэсси окончательно привыкли к яркому свету, и она увидела, что стены черны от копоти.
– Естественно, находятся такие, кто считает, что здесь небезопасно, – поясняла Фэй, – по-этому держат корпус на замке. Но нас, как ты понимаешь, такие мелочи никогда не останавли-вали. Здесь так уединенно: шуми, сколько влезет, никто не услышит.
Дебора стискивала руки Кэсси волчьей хваткой.
– Бооооольно, – стонала пленница, но сдаваться но собиралась.
Как только Фэй, прокашлявшись, поднесла листок к глазам, Кэсси рванула руки с новой си-лой и опять, увы, безрезультатно.
– Так, дайте-ка взглянуть… «Мечты»… стихотворение Кэсси Блейк. Кстати сказать, назва-ние не лишено определенного изящества.
– Ты не имеешь права! – гнула свою линию Кэсси, но Фэй уже ее не слышала, она стояла на подмостках, огни рампы светили ей в лицо, зал только ждал момента, чтобы разразиться бурной овацией.
– Не сплю ночами, думаю о нем…
– Это личное, это нельзя читать вслух! – кричала Кэсси.
–…О том, кто разбудил во мне желанье…
– Отпусти меня!
–…А дни мои – сплошь выжжены огнем…
– Гадины!
– Попыткой оживить воспоминанья, – Фэй оторвалась от листка, посмотрела на подруг. – Вот и все. Что думаешь, Дебора?
– Отстой, – откликнулась добрая девица и еще немного подкрутила кисти Кэсси, чтобы той мало не показалось. – Дешевка.
– Знаешь, не вполне согласна: мне понравились отдельные образы – огонь, к примеру. Тебе нравится огонь, детка?
Кэсси замерла: в тягучем хриплом голосе появилась новая нотка, нотка, которую она уже чуяла за версту – опасность.
– Ты часто думаешь об огне, Кэсси? Тебе снится огонь?
От волнения у измученной героини пересохло во рту; медовые глаза напротив пылали жаром и безумием.
– Хочешь, фокус с огнем покажу?
Кэсси затрясла головой с неистовством, граничащим с ужасом: она начинала понимать, что есть вещи пострашнее унижения; впервые за всю эту нескончаемую неделю ее волновало не со-хранение чести, а спасение жизни.
Фэй хватило одного взмаха руки, чтобы лист со стихотворением превратился в хлипкий бу-мажный кулек, в верхнем углу которого неожиданно занялось пламя.
– Кэсси, расскажи нам о нем. Что за красавчик так тебя разбередил – кто он? Нам же инте-ресно!
Кэсси пришлось проявить чудеса реакции, чтобы увернуться от маленького факела, очутив-шегося прямо перед ее носом.
– Осторожно, – Дебора играла в этом спектакле роль доброго полицейского, – не надо слиш-ком близко к волосам подносить.
– Позволь, но что такое «слишком»? – философски рассуждала Фэй. – Так – это слишком? – вопрошала она, пронося факел в сантиметре от волос плененной героини. – Или, может, так – это слишком? – пламя все ближе подступало к волосам.
Слишком – это когда огонь коснется Кэсси. Чтобы этого не произошло, девушка крутилась, как юла. Тлеющие клочки бумаги разлетались по закоулочкам. Пространство, в котором развора-чивалось действие, накалилось до предела: в воздухе пахло жареным.
– О-йо-йой, вот это я понимаю. Действительно, близко. Хотя реснички все равно у нее чу-ток длинноваты, можно и подкоротить. Как считаешь, Дебора?
Кэсси пыталась вырваться, но силачка Дебора не поддавалась на мелкие провокации: чем больше сопротивлялась пленница, тем крепче она держала.
– Да отпусти же ты! – воскликнула героиня.
– А мне казалось, огонь тебе по душе. Посмотри на него. Что ты там видишь?
Кэсси, конечно, не хотела следовать указаниям черногривой бестии, но огонь действительно манил; она посмотрела на пламя. По-хорошему, бумага уже давно должна была догореть, но по-чему-то она все еще полыхала.
«Желтым, – подумала девушка. – Желтым и оранжевым. Вовсе не красным, как это обычно описывается».
Все ее органы чувств сейчас были настроены только на огонь, каждый по-своему: осязание наблюдало за тем, как жар пощипывает щеки; слух подмечал едва уловимый звук скручивания догорающей бумаги; обонянию предоставлялась возможность наслаждаться сомнительным запа-хом гари; зрение тоже полностью сосредоточилось на маленькой огненной феерии.
Серо- желтое пламя, снизу синее, как на зажженной газовой горелке, менялось каждую се-кунду своего существования, и каждую же секунду устремлялось ввысь, посылая в небо потоки энергии.
«Огонь – это энергия», – подумала Кэсси.
Она почти физически почувствовала сущность «красного цветка»: та не походила ни на бес-крайний покой неба и моря, ни на затаившуюся целостность земли – нет, то была энергия дейст-вия, сила натиска и захвата.
– Да, – прошептала Фэй, соглашаясь с мыслями героини.
Ее хрипловатый голос вывел Кэсси из транса.
«Соберись!» – скомандовала себе девушка…
И все – огненным фантазиям пришел конец.
«Вот что происходит, когда не спишь ночами. Начинаешь быстро уставать, силы уходят, а глюки приходят».
Из глаз опять градом хлынули слезы: они беззастенчиво заливали скулы, щеки, подбородок.
– Ой-ой-ой, она же совсем еще ребенок! – защебетала Фэй, но в голосе ее появились новые нотки, теперь в нем чувствовалось отвращение. Отвращение и что-то, напоминающее разочарова-ние. – Давай, малышечка, я знаю, ты можешь пошибче… наплачешься всласть, все горести и вы-текут.
Кэсси не нужно было уговаривать: слезы лились не переставая, и капали, капали на подсту-пающую все ближе горящую бумагу: капали и шипели, капали и шипели… Мысли отступили, остался один только ужас: загнанное животное, жалкое загнанное животное, без права на надеж-ду…
Почти труп… труп…
– Что ты делаешь?! Отпусти ее сейчас же!
Голос явился из ниоткуда и еще пару секунд нимало не заботил героиню; куда больше сей-час ее занимал огонь: он ярко вспыхнул и потух, в мгновение ока превратившись в горстку груст-ного серого пепла. В руках у Фэй остался лишь обугленный ошметок бумажного кулька.
– Я сказала, отпусти ее! – рядом с Деборой вспыхнуло что-то яркое: не огненной природы – прохладнее, и не солнечной – спокойнее, скорее лунной – яркое, ровное свечение, похожее на то, что озаряет землю в полнолуние, приносит тепло, спокойствие и надежду.
Это была она.
Диана, викторианская принцесса, девушка с золотыми волосами. Кэсси пребывала в таком шоке от бешеной череды последних событий, что смотрела на златовласку так, будто видела ее впервые. И изучала.
Ростом та была почти с Фэй, но на этом их сходство заканчивалось: Фэй была пышной, Диа-на – стройной; брюнетка носила красное, златокудрая – белое; у Фэй была густая черная грива, у Дианы – длинный, гладкий, струящийся шлейф волос, заливающий близлежащие окрестности солнцелуноподобным сиянием.
И, что говорить, Диана была красива до неприличия: красива по-настоящему, вблизи – еще лучше, чем издалека. Ее оппонентка, как уже неоднократно упоминалось, тоже была непозволи-тельно хороша, однако красота их была настолько разного свойства, что для сохранения правды жизни пришлось бы придумать второе слово. Удивительные медовые глаза Фэй пленяли, не делая пленника счастливым; от нее хотелось бежать – немедленно и, желательно, подальше.
Диана же, на контрасте, была сама легкость и прозрачность, словно мозаика тончайшей ве-нецианской работы. Ясные зеленые глаза казались подсвеченными изнутри, подернутые розова-тым румянцем щеки сияли свежестью, которой не купишь ни за какие деньги и, тем более, не добьешься косметикой. Все свое, натуральное, стопроцентное.
Возмущение ее не знало пределов: глаза сверкали молниями, голос, оставаясь чистым и му-зыкальным, кипел от негодования.
– Я сразу почуяла неладное, как только узнала, что ты передала через Тину записку, – воз-мущалась она. – Но чтобы до такой степени!!! Дебора, в последний раз повторяю, отпусти ее!
Хватка неохотно, но верно ослабевала.
– Ты что, не видишь? Ты ей чуть руку не вывихнула! – гневалась добрая фея. Непонятно от-куда взявшимися бумажными платками она стала оттирать пепел, а заодно и слезы с лица Кэсси. – Как ты себя чувствуешь? – тон ее постепенно смягчался.
Чудо! Произошло чудо: златовласка пришла ей на помощь. Как она могла себя чувствовать?!
– Она до смерти напугана, – сделала свои выводы Диана и, обернувшись к Фэй, произнесла: – Фэй, объясни мне, что это? Как можно быть такой жестокой?
– Ты же знаешь, временами я просто не могу сдержаться, такая уж уродилась, – промурлы-кала черноволосая бестия. Она наблюдала за происходящим со зловещим прищуром, приближаясь по уровню агрессивности к своей подружке Деборе.
– Ну а ты, Сюзан? Ты меня удивляешь. Разве ты не видишь, что это ужасно?!
Сюзан пробормотала что-то невнятное, глядя в сторону; вероятно, она делилась своими оп-равдательными соображениями со стенами.
– И потом, что она вам сделала? Кто она вообще такая? – приобняв Кэсси за плечи и погру-зив ее тем самым в блаженное состояние защищенности, Диана переводила вопросительный взгляд с одной бандитки на другую.
Последние безмолвствовали.
– Меня зовут Кэсси, – выручила всех пострадавшая. Потом опять занервничала – скорее все-го, по инерции, но сразу же успокоилась, почувствовав теплую руку Дианы на своем плече. – Кэсси Блейк. Я переехала сюда всего пару недель назад к бабушке, ее зовут миссис Ховард.
Девушка казалась искренне удивленной.
– Миссис Ховард? Из двенадцатого дома? Ты живешь в двенадцатом доме?!
Кэсси напряглась: она вспомнила, как нелепо отреагировал на ее адрес Джеффри Лавджой, и подумала: если златокудрая фея воспримет это так же, она повесится. Но что делать, она же действительно там живет! И, не придумав ничего лучше правды, она обреченно кивнула.
Златовласка с новыми силами накинулась на Фэй.
– Она еще и соседка, к тому же! Одна из нас! – добавила она с возмущением.
– Не вполне, – произнесла брюнетка с несколько надменной интонацией.
– Она всего лишь полукро… – начала было Сюзан.
– Заткнись! – прорычала Дебора.
– Она наша соседка, – светловолосую фею трудно было сбить с выбранного курса; она пере-вела взгляд на Кэсси. – Очень жаль, что я не знала о твоем переезде. Если б знала, – гневный взор на Фэй, – обязательно зашла бы познакомиться. Я живу в самом начале Вороньей Слободки, в до-ме номер 1, - она снова приобняла Кэсси. – Пойдем. Хочешь, я отвезу тебя домой?
Кэсси радостно закивала: за этой девушкой она бы и с девятого этажа спрыгнула.
– Прости, забыла представиться, – опомнилась златокудрая на пути к лестнице. – Меня зовут Диана.
– Я знаю.
Открывая дверь синей «Акуры Интегры», Диана опомнилась, стукнула себя по лбу и спро-сила, не нужно ли Кэсси что-нибудь в шкафчике.
Спасенная и обогретая лаской бедняжка нервно задергалась и отчаянно замотала головой, не желая даже мыслями возвращаться в недавнее жуткое прошлое.
– Почему нет? Что случилось?
После секундного колебания, во время которого Кэсси, как обычно, размышляла над мо-рально-этическим вопросом, стоит ли обременять собеседника своими бедами или нет, она все-таки поддалась искушению и рассказала абсолютно все – от начала и до конца.
Диана слушала внимательно: руки ее были сложены на груди, нога постукивала о коврик со скоростью, увеличивающейся по мере того, как набирали обороты события в рассказе Кэсси. В зеленых глазах появились признаки надвигающейся бури.
Тем не менее, по окончании рассказа она сказала лишь:
– Ничего страшного. Я позвоню и попрошу, чтобы в твоем шкафчике прибрались. Поехали. Нечего тебе здесь делать.
И тронулась с места, добавив, что о «Кролике» беспокоиться не стоит.
– Мы его потом заберем, – и Кэсси верила: раз Диана говорит, что заберем, значит, так оно и будет.
От созерцания красоты тяжело оторваться. Присутствие Дианы лишний раз подтверждало эту истину: ее длинные шелковые локоны струились, как воды огромного водопада, в котором лучи луны и солнца ежеденно и еженощно преломляются в волшебную радугу. Кэсси вдруг показалось, что она уже где-то видела волосы, сочетающие в себе массу оттенков, но вспомнить, где именно, не смогла, поэтому легко забыла о случайном воспоминании, отвлекшись на более интересные предметы.
Ей страшно хотелось дотронуться до волос, чтобы почувствовать, какие они шелковистые, но вышло бы неловко, поэтому она только смотрела и слушала.
–…понимаешь, на Фэй иногда что-то находит. В эти моменты она не контролирует себя, не ведает, что творит, – объясняла Диана.
Кэсси аккуратно перевела взгляд с волос на лицо спасительницы: с последним утверждением она согласиться не могла, ей казалось, Фэй прекрасно понимает, что делает. Но девушка предпочла оставить свое мнение при себе. В этот момент они как раз подъехали к хорошенькому дому в викторианском стиле.
– Выходи, – заявила красавица, вылезая из машины. – Домой я тебя в таком виде не отпущу: сначала отмоемся.
«Отмоемся?!» Только увидев свое отражение в зеркале старомодной ванной, расположенной на третьем этаже, Кэсси поняла, что имелось в виду: ее серый свитер, джинсы, руки – все было в саже; прическа напоминала взрыв на макаронной фабрике; лицо покрывал боевой камуфляж на грязевой основе с полосками от слез. Она была похожа на обездоленную сиротинушку военного времени.
– Пока мы будем приводить твои вещи в божеский вид, ты можешь надеть вот это. А тебя в божеский вид мы приведем здесь, – Диана хлопотала вокруг Кэсси, совершая кучу действий одновременно и с невероятной скоростью: пускала в ванну горячую воду, добавляла в нее что-то сладко-ароматическое и бурляще-пузырящееся, доставала полотенце, мыло и шампунь. Наконец, повесив на дверной крючок пушистый белый халат, она сказала:
– Как разденешься, брось одежду за дверь, а после ванны надень халат. Ну, вроде разобра-лись. Чувствуй себя как дома.
Она вышла, оставив Кэсси в полнейшем недоумении от нежданно свалившегося на нее сча-стья. За что ей такая радость? Героиня еще раз посмотрела на свое жалкое отражение в запотев-шем зеркале, проинспектировала ноющие, застывшие от нервного напряжения внутренности, и с огромным удовольствием залезла в горячую, манящую сладким ароматом ванну.
Блаженство, кайф. Она наслаждалась до тех пор, пока тепло не добралось до косточек, а сладкий запах не заполнил легкие. Казалось, эта паточная вода вымывает из головы все старое, нехорошее; Кэсси чувствовала в себе новые силы, новую жизнь.
Мочалка с ароматным шампунем помогли ей освободиться от боевой раскраски. Через пол-часа, стоя в большом белом махровом полотенце посреди ванной комнаты, героиня чувствовала себя чистой, согревшейся, а главное, совершенно расслабленной – а такого с ней не случалось, пожалуй, с Резеды.
Ванная комната выглядела старомодной, «но не по-уродски», – решила Кэсси. Ее украшали очаровательные мелочи в виде разноцветных баночек с солью для ванн, ароматических смесей из сухих цветов, пестрых полотенец и прочих удачно расставленных банных принадлежностей.
Кэсси влезла в уютные белые тапочки, предусмотрительно оставленные Дианой, и прошле-пала в коридор. Дверь напротив была приоткрыта: девушка робко постучалась и, не дождавшись ответа, толкнула ее, вошла и смущенно остановилась на пороге.
Диана сидела у окна, разложив на коленях свитер Кэсси. С верхней рамы окна свешивались светоотражающие кристаллы: когда солнце попадало на одну из их граней, по комнате разлета-лись маленькие переливчатые фигурки – фиолетовые, зеленые и алые дужки. Они скользили по стенам, танцевали на полу, порхали по рукам и волосам Дианы, будто помещая ее в центр калей-доскопа. Вся комната искрилась и переливалась.
Диана оторвалась от работы, подняла глаза на Кэсси и улыбнулась.
– Заходи, я пытаюсь привести в порядок твой свитер.
– Ох, он же кашемировый; боюсь, это будет сложно.
– Не беспокойся, станет как новенький, – Диана сняла с дивана какой-то приличного раз-мера талмуд и переложила его в стоящий у стены шкаф. Кэсси обратила внимание, что она сразу же заперла шкаф на ключ. Потом вышла из комнаты вместе со свитером.
Кэсси окинула любопытствующим взором рабочее место у окна, где только что трудилась Диана: ни малейших следов пятновыводителя – лишь пакетик сухих цветов да кучка камушков с пляжа.
Потом она стала рассматривать комнату. Та была бесподобна: симпатичная мебель антик-варного образца так уместно соседствовала в ней с современными предметами интерьера, что ка-залось, прошлое и настоящее живут здесь в абсолютной гармонии.
На кровати лежало покрывало небесно-голубого цвета с узором в виде молодых стелющихся побегов, легких и воздушных. На стенах, вместо привычных афиш и постеров, висели художест-венные репродукции. Все вместе выглядело, как бы это лучше выразиться, – первоклассно. Ком-ната была стильной, элегантной, артистичной и, что немаловажно, комфортной для проживания.
– Тебе нравятся репродукции?
Обернувшись, Кэсси обнаружила, что Диана вернулась и стоит у нее за спиной. Бедняжка кивнула, мучительно отыскивая в своей бедовой головенке какую-нибудь умную фразу, чтобы сказать ее новой знакомой, которая, конечно же, интеллектуально была на двадцать пять голов выше, чем она сама.
– Кто здесь изображен? – она наконец выдавила из себя гениальный вопрос, уповая на то, что ответ на этот вопрос не должен быть известен любому первокласснику.
– Это греческие боги, вернее, богини. Вот Афродита, богиня любви. Видишь, вокруг нее вьются голубки и херувимы?
Кэсси принялась разглядывать женщину на картинке: она полулежала на некоем подобии кушетки, красивая и томная; что-то в ее позе или, может, в откровенно неприкрытой груди напо-минало Сюзан.
– А это Артемида, – Диана повернулась к другой репродукции, – богиня охоты. Ни разу не была замужем; если мужчина заставал ее во время купания, она спускала своих собак, и те разры-вали несчастного на кусочки.
Изображенная девушка была стройна и грациозна; ее руки и ноги слегка смуглели от загара; она стояла на одном колене, натянув тетиву лука. Темные локоны струились по спине легкими непослушными волнами. Вся ее поза отражала сосредоточенность и вызов. Кэсси подумала, что так иногда выглядит Дебора. Потом перевела взгляд на следующую картинку и ахнула.
– А это кто?
– Царица богов, Гера. Она могла быть иногда довольно… деспотичной.
«Оно и видно», – подумала Кэсси. В высокой горделивой молодой женщине чувствовалась неуемная жажда власти. Кэсси поразили глаза царицы: градус страсти, воли и опасности в них настолько зашкаливал, что казалось, еще немного, и они прожгут картину. Страшные глаза краду-щейся рыси.
Девушка вздрогнула и отвернулась.
– Ты в порядке? – забеспокоилась Диана.
Кэсси кивнула, хотя чувствовала себя неважно. Как ни странно, теперь, когда она оказалась в безопасности, страхи стали возвращаться: события уходящего дня, прошлой недели, вся боль, все унижение. Одноглазая кукла в шкафчике, «шутка» с резиновой змеей, игры в «картошку» с ее рюкзаком, отверженность…
– Кэсси? – теплая рука коснулась ее плеча.
И стала той каплей, которая переполнила чашу: захлебываясь от рыданий, наша героиня бросилась в объятия Дианы.
– Все хорошо. Все будет очень хорошо, правда. Не бойся… – Златокудрая красавица обни-мала ее и успокаивающе похлопывала по спине.
Все слезы, которым не удалось вылиться ни перед мамой, ни перед бабушкой, обрушились на едва знакомого, но уже близкого человека. Кэсси вцепилась в Диану и плакала навзрыд, как малое дитя.
Она вдруг опять почувствовала себя семилетней девочкой, которую успокаивает мама. Так же, как тогда, в библиотеке. И, как по щучьему веленью, по Дианиному хотенью, неожиданно появилась уверенность, что все действительно наладится.
Рыдания пошли на убыль, сначала уменьшившись до икоты и похрюкиванья, а потом и вовсе прекратившись.
– Знаешь что? – сказала старшая подруга, протягивая Кэсси платок. – Оставайся-ка ты на ужин. Папа приходит поздно, он у меня адвокат. Я позову подружек, закажем пиццу. Как тебе мысль?
– Она мне нравится, – пробормотала Кэсси, от смущения покусывая губы. – То есть безумно нравится!
– Надень вот это, пока твои вещи не высохнут. Может, окажется слегка великовато, но не смертельно. Потом спускайся, – Диана остановилась, сфокусировав взгляд изумрудных глаз на Кэсси. – Что не так?
– Да нет… ничего, просто… – бедняжка запуталась и, рассердившись на себя, затрясла голо-вой. – Просто… я не понимаю… почему ты так добра ко мне? – выпалила она быстро, чтобы не застесняться еще больше.
Еще несколько секунд Диана пристально смотрела на новую подругу, потом улыбнулась – только глазами, губы при этом оставались серьезными – и ответила:
– Не знаю… просто мне показалось, что ты хороший человек, достойный хорошего отноше-ния. Если хочешь, я могу попробовать относиться к тебе похуже.
Кэсси снова затрясла головой, на этот раз уже вовсе не сердито.
– Кроме того… – Теперь Диана смотрела куда-то в космос, взгляд ее зеленых глаз словно видел нечто нездешнее, далекое. – Мы все сестры, понимаешь?
Кэсси затаила дыхание.
– Ты так думаешь? – прошептала она.
– Да, – убежденно промолвила златовласка, все еще пребывающая в далеких далях, – сестры. Невзирая ни на что, – потом вернулась на землю. – Маме можешь позвонить вот с этого телефо-на, – сказала она Кэсси, указывая на трубку, – а я пойду вниз и закажу пиццу, – и вышла.

9

В эту пятницу Кори обедала вместе со старшими в задней комнате. Она благоговела перед «взрослыми», и даже к Кэсси, по незнанию, отнеслась уважительно, что было чертовски приятно. А вот об уважительном отношении со стороны Сюзан или Деборы говорить не приходилось. Светло-рыженькая в упор не замечала Кэсси, пока ей не нужно было что-нибудь взять или отдать, а байкерша, напротив, замечала ее слишком часто, лучше бы пореже, и, замечая, не сводила с девушки угрюмых глаз. С тех пор, как Кэсси стала обедать в задней комнате, Дебора и Даг – второй брат-близнец – появились там лишь раз, и все время провели в споре о какой-то хэви-метал груп-пе. Ни Фэй, ни Ник – темноволосый холодный красавец, выручивший Кэссин рюкзак, – за целую неделю так туда и не наведались.
Как ни странно, Кори Хендерсон оказалась чудесной девочкой. Поскольку теперь Кэсси зна-ла ее фамилию, она находила в ней черты Криса и Дага: те же светлые волосы и зелено-голубые раскосые глаза, эффектно подчеркнутые кулоном и кольцом с бирюзой, которые девочка носила, не снимая. Похожа, но не очень – не бешеная, как ее безумные братцы. Она казалась обычной приветливой девочкой, которой вот-вот стукнет пятнадцать.
– Я так долго ждала этого момента, что вот он почти настал, а мне даже не верится! – захле-бываясь от восторга, рассказывала она ближе к концу обеда. – Только представьте, в следующий вторник мне исполнится ПЯТ-НАД-ЦАТЬ! Папа разрешил даже вечеринку на пляже устроить… ну, во всяком случае, он не запретил… и я хочу сделать нечто совсем особенное, ни на что не похожее, ведь это еще и наш праздник… – она вдруг резко смолкла. Кэсси проследила за тем, куда посмотрели виноватые глаза девочки, и увидела, как Диана почти незаметно, легонечко с неодобрением покачала головой.
«Разве Кори сказала что-то не то?» – удивилась Кэсси. А затем ее осенило: она впервые слышит про вечеринку, хотя чувствуется, что остальные давно о ней знают. Значит, ее не зовут.
– И что, эээ, как ты думаешь, Адам успеет вовремя к… к… ну, я имею в виду, ты не знаешь, когда Адам вернется? – запинаясь, пролепетала Кори.
– Не знаю. Очень надеюсь, что скоро, но… – Диана пожала плечами. – Разве можно что-то загадывать?
– Кто такой Адам? – спросила Кэсси, твердо решив ни за что не показывать, что ей безумно хочется побольше узнать про вечеринку.
– Ты хочешь сказать, что она тебе еще не рассказала про Адама?! Диана, твоя скромность не знает границ, – недоверчиво произнесла Мелани.
Щеки Дианы залились краской.
– Как-то речь не заходила… – начала она, но Лорел с Мелани заулюлюкали.
Кэсси поразилась: она и не представляла, что Диану можно смутить.
– Нет, правда, – сказала она. – Кто он? Твой парень?
– Да… всего каких-нибудь последних шестнадцать лет, – сказала Лорел. – Они вместе с пе-ленок.
– А где он сейчас? В колледже? Какой он?
– Нет, он… навещает кое-каких людей, – сказала Диана. – Он старшеклассник, просто еще не вернулся из поездки и поэтому пока не появился в школе. А насчет того, какой он… ну, он милый. Он тебе понравится, – Диана улыбнулась.
Кэсси посмотрела на Лорел в надежде услышать больше. Лорел помахала в воздухе кусочком цукини, нанизанным на вилку:
– Адам…
Кори подхватила:
– Да, он…
Даже Мелани не нашла подходящих слов.
– Его надо видеть, – просто сказала она.
Это интриговало.
– А у тебя есть его фотография? – спросила девушка златокудрую подругу.
– Представь себе, нет, – ответила та и, увидев разочарованное лицо Кэсси, решила пояснить. – Понимаешь, у нас в округе бытует множество глупых суеверий, в том числе одно, касающееся фотографий: тут их не жалуют. Поэтому мы почти не фотографируемся.
Кэсси попыталась притвориться, что считает такую точку зрения совершенно нормальной и даже, более того, широко распространенной. «Боже, да они просто аборигены какие-то! – изумля-лась она. – Неужели они всерьез полагают, что фотик может украсть чью-то душу?! И это в конце двадцатого века!»
– Но, знаешь, он симпатичный, – пылко заявила Кори.
Сюзан, до этого увлеченная поглощением ланча, оторвалась от тарелки и чувственно провозгласила:
– А какое тело!
– А какие глаза! – продолжила Лорел.
– Девочки, можно потактичнее, – улыбаясь, проговорила Мелани. – Вы так Диану с ума сведете еще до его возвращения.
– Может, пусть сводят, может, тогда и у других шанс появится, – высунулся Шон.
Девушки обменялись снисходительными взглядами.
– Шонушка, только когда рак на горе свистнет, – предположила Лорел.
Но, будучи по природе своей девушкой доброй, произнесла это довольно тихо.
Мелани весело объясняла Кэсси:
– Адам и Диана вообще не замечают других особей противоположного пола; им никто, кроме друг друга, не нужен. Например, долгое время Адам считал нас мальчиками.
– Что в случае с Сюзан потребовало очень богатого воображения, – вставила Лорел.
Сюзан фыркнула и бросила презрительный взгляд на плоскую грудь Лорел:
– А в некоторых других случаях не потребовал вообще никакого.
– А ты, Кэсси? – прервала начинающуюся ссору Диана. – Там, в Калифорнии, ты с кем-нибудь встречалась?
– Не особенно, – ответила героиня. – Хотя, этим летом мне понравился один парень. Он был… – Она остановилась, не хотела рассказывать о нем при Сюзан. – Он был… ничего такой. А как прошло свидание Фэй с Джеффри? – внезапно спросила она у рыженькой.
Во взгляде Сюзан читалось, что так легко ее не проведешь, но поболтать хотелось, поэтому, усмехнувшись, она ответила:
– Рыбка попалась на крючок. Теперь все, что требуется от рыбака – это смотать леску.
Потом раздался звонок, и разговор о парнях и свиданиях пришлось прекратить. Но еще целый день видела Кэсси в глазах Дианы особенное выражение: нежное и мечтательно-тоскующее.
После уроков «приемные сестры» вместе возвращались в Воронью Слободку. Проезжая дом Хендерсонов, самый запущенный из всех в округе, Кэсси отметила, что Диана нервно покусывает нижнюю губу.
Младшей показалось, что ей известна причина беспокойства подруги.
– Я не расстраиваюсь из-за вечеринки Кори, – тихонечко произнесла она, и Диана посмотре-ла на нее с удивлением. – Нет, правда, – настаивала Кэсси. – Я ведь ее почти не знаю. До сегодняшнего ланча я ее видела всего только раз – тогда, на лестнице, когда все случилось. Она еще с Фэй разговаривала. Что тебя так взволновало? – быстро переспросила она, увидев, что лицо Дианы вытянулось еще больше.
– В тот день, на ступеньках, Кори обедала с Фэй и компанией?!
Да… Она пришла позже, когда девицы уже заканчивали трапезу. И пришла не одна, а с ку-чей народа, но только ей Фэй разрешила остаться. Она сказала, что…
– Что именно сказала Фэй? – голос Дианы опять прозвучал обеспокоенно.
– Она сказала: «Я думала, ты опять будешь обедать в столовой вместе с прочими паинька-ми», – про мисс Святость Кэсси решила не упоминать.
– Хм. И что Кори ей на это ответила?
Кэсси стало неуютно.
– Она сказала, что от переизбытка доброты тоже можно заскучать. Однако долго она с ними не просидела. Мне показалось, что Фэй и Сюзан пытались сконфузить ее.
– Ммм, – протянула Диана.
Она снова начала покусывать губу.
– Короче говоря, – продолжила Кэсси, – я ничуть не переживаю, что меня не пригласили на вечеринку, но как ты думаешь… у меня есть хоть малюсенький шанс когда-нибудь стать членом клуба?
Зеленые глаза Дианы немножечко расширились:
– Кэсси, малышка. Зачем тебе это? Ты же не хочешь быть в клубе, – произнесла она.
– Да, раньше я действительно так говорила, потому что не знала. Но ведь ты сама сказала мне не судить о клубе по Фэй, вот я и не сужу. Мне нравишься ты, мне нравится Мелани, и Лорел, и Кори – и даже Сюзан сгодится для сельской местности. Да даже Крис Хендерсон, похоже, ничего себе. Поэтому я подумала, может быть… – ее речь плавно сошла на нет, она опять разнервничалась.
– Я о другом, – ответила Диана. – Ты говорила, что при малейшей возможности вернешься домой в Калифорнию. Разве это не так? Говорила, что хочешь поступать там в колледж.
– Возможно, со временем, но сейчас… – Кэсси действительно так говорила в первый вечер у Дианы дома. Но с тех пор столько воды утекло! – А как это связано со вступлением в клуб? – спросила она. – Это же не на всю жизнь!
Диана не отрывала глаз от дороги.
– Так сразу не объяснишь, – мягко проговорила она. – К тому же, боюсь, членство в клубе некоторым образом ограничено.
Неожиданно Кэсси вспомнила, что сказала в тот день Дебора после того, как Кори, смутившись, убежала от взрослых девиц. «Одно свободное место – один кандидат». Ну, конечно, Кори – часть этой жизни, она здесь выросла, Крис и Даг – ее братья. Она не пришлая абы кто, взятая в круг исключительно по воле Дианы и существующая здесь на птичьих правах, не щенок, подобранный на улице.
– Я понимаю, – выдавила из себя Кэсси.
Она пыталась сделать вид, что все нормально, что ей безразлично, попадет она в клуб или нет. Но у нее не получалось.
– Нет, ты не понимаешь, – пробормотала Диана. – Но это и к лучшему. К лучшему, поверь мне, Кэсси.
– Ну что ж такое! – воскликнула Диана. – Забыла скотч. Наверное, закатился под сиденье в машине. Подожди меня здесь, я только до машины и обратно. – Она развернулась и поспешила к парковке.
Этим утром они приехали в школу пораньше. На кануне Диана с Лорел нарисовали здоровенный плакат, возвещавший «С Днем Рождения, Кори!», который они намеревались повесить над главным входом. Кэсси предложила свою помощь: ей показалось, что такой поступок будет воспринят как благородный самоотверженный, учитывая тот факт, что на вечеринку ее так и не пригласили. К тому же, так она планировала продемонстрировать полнейшее безразличие к происходящему.
В ожидании Дианы девушка рассматривала здание школы, до смерти напугавшее ее всего две недели назад.
Какие- то две недели, а сколько событий. Первая неделя прошла как в тумане: она вдруг стала изгоем прокаженной, той, с которой и заговорить-то стран но, вдруг Фэй разгневается! Зато вторая…
«Диана, – размышляла Кэсси, – влияет на судьбы людей не с помощью страха. Она действует более тонко – через любовь». Звучало это смешно и приторно, зато отражало правду. Все – и стар и млад – любили Диану, и многие пошли бы за нее в огонь и в воду. Став названой сестрой Дианы, Кэсси тут же оказалась в положении, какого никогда на свете не достигла бы сама. Теперь она входила в «сливки» школы, и, хотя формально частью этих сливок не являлась, знали-то об этом только свои.
«Ты почти одна из нас», – вспомнила она слова Фэй, обращенные к Кори.
Итак, сегодня у Кори день рождения, значит, сегодня пятнадцатилетняя девочка станет од-ной из них. Не почти, а полностью. Сегодня Кори вступит в клуб.
А Кэсси это не светит. Никогда.
Героиня съежилась, пытаясь гнать от себя противные мысли, но они не уходили. Ей стало зябко. Чтобы унять озноб, она обхватила себя руками. Девушка, приехавшая из теплой Калифорнии, не привыкла к позднесентябрьской прохладе. Все выходные напролет Лорел с Мелани только и говорили, что об осеннем равноденствии, которое тоже выпало на сегодня. Мелани объяснила Кэсси, что равноденствие – это когда день длится столько же, сколько ночь. И что этот праздник символизирует приход осени. Интересно, что природа может распоряжаться своими состояниями: хочет, становится холодной, хочет – расцветает. Все вокруг только и говорили о том, что скоро листва начнет менять цвет.
Мелани с Лорел замучили разговорами о равноденствии. Оно казалось им таким важным, а почему, Кэсси не понимала. Очередная загадка Нью-Салема. Еще немного, и вся эта мистика сведет ее с ума.
Она снова вспомнила о холоде и принялась расхаживать взад-вперед, потирая руки.
Перед ней простирался холм. Подпрыгивая на цыпочках, чтобы согреться, героиня доскакала до верхних ступенек лестницы. Стояло ясное, холодное утро, пестрящее цветами осени, перемешанными с буйной зеленью уходящего лета. Кустарник, росший по другую сторону тропинки, – как там его называла Лорел? Сумах? Так вот, этот сумах стал красным. И сахарный клен уже начал покрываться золотым напылением. А внизу, у подножия холма, листья алели еще больше…
Кэсси нахмурилась, забыв даже потереть руки. Что-то насторожило ее: она сделала несколь-ко шагов вперед, наклонилась, всматриваясь. Красный цвет у основания лестницы выглядел чересчур красным, даже слишком. Разве листья бывают такими яркими? Что-то было не так.
Дрожь не унималась. Господи, как же холодно! Что бы это ни было, оно наполовину при-крыто кустами, и это не растение. Скорее свитер или что-то в этом роде.
Кэсси подумала, что на влажной земле свитер может отсыреть и сгнить: безалаберный вла-делец вряд ли обрадуется.
Она сделала еще шаг вперед: может, это и не свитер никакой, а выброшенная за ненадобно-стью куча рванья.
Но на рванье куча не походила – у объекта имелась форма: Кэсси показалось, что она раз-глядела рукав. В целом, красный сгусток напоминал даже не свитер, а ворох одежды. Вон там, вроде бы, джинсы торчат.
Внезапно у Кэсси дух перехватило.
Странно… очень странно, на секунду ей почудилось, будто это человек. Но зачем лежать на холодной сырой земле? Ведь так и замерзнуть недолго…
Она неслась вниз по лестнице.
Глупо… чем ниже она спускалась, тем больше объект напоминал человека.
«Вот ноги. Желтое – это, наверное, волосы. Возможно, он уснул, но кому придет в голову спать вот так, у дороги? Конечно, из-за травы и прочей растительности не то чтобы очень видно, но…»
Она почти уже добежала, как вдруг, в одну секунду, все замедлилось, все, кроме ее лихора-дочно мелькающих мыслей.
«Слава тебе Господи! Не человек – просто чучело, похожее на хеллоуинских мертвецов, ко-торых вставляют перед домом, чтобы попугать народ. Вон как оно изогнулось… человек так не может, сколько ни старайся, а шея выглядит так же, как у куклы из моего шкафчика. Будто кто-то вырвал ее из туловища».
Тело Кэсси вело себя странным образом: грудь подымалась, поджилки тряслись, дрожь в ко-ленных чашечках мешала стоять на ногах. Она чувствовала себя на грани обморока.
Какое счастье, что это не человек!.. Но, подождите, разве у чучел бывают такие руки?… С розовым маникюром… Разве чучела носят кольца с бирюзой?
Где- то она видела это кольцо. Посмотри внимательнее – нет, нет, не смотри, не надо!.. Но она уже рассмотрела: рука, негнущаяся, будто обледеневшая, принадлежала человеку. А кольцо принадлежало Кори Хендерсон.
Только добежав до середины лестницы, Кэсси услышала собственный крик. Она неслась вверх и отчаянно вопила:
«На помощь! На помощь! На помощь! Из горла вырывалось лишь жалкое повизгивание; не-мудрено, что зов ее оставался без ответа. Все происходило, как в классическом кошмаре, где, ори не ори, никто не придет, ведь голосовые связки твои парализованы ужасом.
И все- таки ее услышали. С вершины холма к Кэсси неслась Диана: она обняла бедняжку за плечи.
– Что? Что стряслось?
– Кори! – выдавила Кэсси задушенным голосом. Она еле говорила: – Диана, помоги Кори! Она ранена! С ней приключилась какая-то неприятность…
Она прекрасно понимала, что с Кори случилось нечто намного более ужасное, чем неприят-ность, но не могла выговорить нужные слова.
– Пожалуйста, помоги ей!
– Где? – резко спросила Диана.
– Там внизу. У подножия холма. Не ходи туда! – Кэсси сбивалась; ее предложения тоже не блистали логикой.
Господи, она полностью потеряла самообладание, и ничего не могла с этим поделать. Она только знала, что нельзя бросать Диану, нельзя оставлять ее одну – наедине с этим.
Златовласка молнией слетела по ступенькам вниз. Кэсси на трясущихся ногах последовала за ней. Она увидела, как старшая подруга подошла к месту трагедии и нагнулась.
– Она… – Кэсси сжала кулаки.
Диана выпрямилась. Ее жесткая напряженная поза говорила сама за себя.
– Она холодная. Она мертва.
Затем старшая девушка обернулась: лицо ее побелело, зеленые глаза горели. Что-то в выра-жении ее лица странным образом придало Кэсси сил, и она, спотыкаясь, спустилась по оставшим-ся ступенькам, бросилась к Диане и обняла ее.
Диана дрожала; не удивительно – Кори была ее подругой, не Кэссиной.
– Все будет хорошо. Все будет хорошо, – бессмысленно твердила Кэсси.
Хорошо уже не будет, никогда. А в голове ее снова и снова звучали слова:
«Когда- нибудь они найдут кого-нибудь из вас у подножия этой лестницы со сломанной ше-ей». «Когда-нибудь они найдут кого-нибудь из вас…»
И действительно, шея Кори была сломана.
К такому заключению пришел судмедэксперт. Тот день прошел как в тумане. Появились взрослые и занялись делами: представители школы, полиция, врачи задавали вопросы, помечали что-то в своих блокнотах. Все это время школьники стояли в сторонке и молча наблюдали за про-исходящим. Они не принимали участия в действиях взрослых; у них у самих накопилась куча во-просов.
– Чего мы ждем? Почему мы просто не схватим ее? – выпытывала Дебора у собравшихся в задней комнате в момент, когда Кэсси вошла туда.
Время было неурочное: в этот день правил не существовало.
– Мы все слышали, как она произнесла эту фразу, – продолжала Дебора, – Сюзан, Фэй, я, даже она это слышала, – сказала злюка, указывая на Кэсси, пытающуюся негнущимися руками достать из автомата банку сока. – Сучка сказала, что сделает, и сделала! Так чего же мы ждем?!
– Правды, – спокойно и холодно ответила Мелани.
– От них?! От чужаков?! Ты шутишь. Они никогда не признаются, что это сделала Салли. Полиция говорит, что это несчастный случай. Несчастный случай!
«Отсутствуют следы борьбы, – говорят они, – она поскользнулась на мокрых ступенях».
А знаешь, что говорят те, другие? Они говорят, что это сделал один из нас!
Лорел оторвалась от кипятка, которым она заливала очередной травяной сбор. Кончик ее но-са порозовел от слез.
– Может, это и вправду сделал кто-то из нас, – произнесла она.
– И кто, например? – вспыхнула Дебора.
– Например, тот, кто не хотел, чтобы Кори вошла в Клуб. Тот, кто опасался, что она примет не ту сторону, – предположила Лорел.
– И всем нам хорошо известно, какая именно сторона этого опасалась, – заявил новый голос, услышав который Кэсси так дернулась, что чуть не уронила сок.
Это явилась Фэй собственной персоной. Кэсси никогда еще не видела ее в задней комнате, но вот она пришла, золотые глазищи полуприкрыты, в них медленно тлеет огонь.
– Ну, стороне Дианы нечего было беспокоиться, – заявила Лорел. – Кори боготворила Диану.
– Да что ты говоришь! Почему же тогда всю прошлую неделю она обедала со мной? – спро-сила Фэй хрипловатым голосом.
Лорел уставилась на Фэй в изумлении, она колебалась. Но уже через несколько секунд лицо ее прояснилось, и она покачала головой.
– Мне безразлично, с кем и когда она обедала; ты никогда не заставишь меня поверить в то, что Диана смогла бы причинить вред Кори.
– Она права, – к удивлению Кэсси встряла Сюзан. – Диана не смогла бы.
– К тому же, мы знаем, кто смог, – резко подытожила Дебора. – Это Салли… или ее парень-придурок. Мы должны их схватить – немедленно!
– Я согласен, – поддержал Дебору Шон.
Лорел посмотрела сначала на него, потом на Дебору, затем на Фэй.
– А ты что думаешь, Мелани? – наконец спросила она.
Голос Мелани оставался по-прежнему холодным и отстраненным.
– Я думаю, что нужно провести собрание, – ответила мудрая.
Шон быстро кивнул.
– Я – за!
В этот момент в комнату зашла Диана, за ней брели близнецы Хендерсоны. Оба выглядели опустошенными и сбитыми с толку, будто бы не могли понять, как такое могло с ними случиться. Глаза Криса покраснели.
При виде братьев все подобрались, и они уселись за стол в полнейшей тишине. Затем Фэй повернулась к Диане; ее золотые глаза сверкали, как золотые языки пламени.
– Сядь, – решительно сказала она. – Нам нужно поговорить.
– Да, – тихо согласилась Диана.
Она села, Фэй последовала ее примеру, Лорел, поставив две чашки с горячим живительным отваром перед близнецами, сделала то же самое. Дебора дернула стул и резко опустилась на него. Сюзан с Мелани этого делать не пришлось – они и так сидели.
Все повернулись к Кэсси.
Их лица казались такими странными – чужими, неузнаваемыми: светлый эльфийский лик Лорел не лучился; холодные глаза Мелани стали еще отрешеннее обычного; выпяченные губы Сюзан плотно сжались; Дебора еле сдерживала ярость. Даже привычно вороватое выражение Шона выражало беспрецедентное достоинство. Диана выглядела бледной и мрачной.
Стеклянные двери отворились, и вошел Ник. Лицо его, как обычно, ничего не выражало и походило на холодный красивый камень. Он прошел в глубь комнаты и сел рядом с Дагом.
Кэсси стояла посреди холодной пустыни отчужденности. Она смотрела на них, членов клуба, а они – на нее, лишнюю. Какие тут слова! Она развернулась и вышла.

11

Диана резко повернулась к Деборе.
– Ритуал прерывать нельзя!
– Не может быть никакого ритуала, – Дебора просто кипела от злости: ее лицо потемнело, все мышцы напряглись.
– Но ты же согласилась на собрании…
– Я согласилась с тем, что мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы усилить себя. Но… – Дебора замолчала и нахмурилась.
– Но некоторые из нас до конца не верили, что она пройдет испытание, – улыбаясь, объяснила Фэй.
Диана стояла бледная и сердитая. Диадема словно прибавляла ей роста, так что теперь она выглядела выше Фэй. Лунный свет мерцал в волосах.
– Но она прошла испытание, – произнесла она холодно. – А ты прервала ритуал, нарушила его, вмешалась в обращение к Силам. Есть ли у тебя на это веская причина?
– Есть, – ответила Дебора. – Она не является одной из нас. Ее мать вышла замуж за чужака.
– И что ты предлагаешь? – спросила Диана. – Ты хочешь, чтобы мы остались без полного Круга? Ты же знаешь, нам нужно двенадцать человек, чтобы Круг работал. Что нам делать? Ждать, пока твои родители или родители Хендерсонов заведут еще одного ребенка? У всех ос-тальных только по одному родителю осталось. По одному – понимаешь?! – Диана повернулась ко всем, стоящим в Круге, и окинула их пристальным взглядом. – Мы последние, – произнесла она. – Последнее поколение в Новом Свете. И если мы не сможем замкнуть Круг, значит, на нас все закончится. На нас.
Заговорила Мелани. На ней была обычная одежда, а поверх нее – зеленая бахромчатая шаль, совсем ветхая и почти прозрачная от старости.
– Наши родители и родители родителей были бы рады, – произнесла она. – Они хотят, чтобы мы оставили все это в прошлом, так же, как в свое время сделали они. Они не хотят, чтобы мы копались в старых традициях и пробуждали Древние Силы.
– Трусы, – презрительно бросила Дебора.
– Они были бы счастливы узнать, что мы не можем завершить Круг, – продолжила Мела-ни. – Ты этого хочешь? – она взглянула на Фэй.
– Настоящая личность может достичь многого, даже опираясь только на собственные си-лы, – пробормотала Фэй сквозь зубы.
– Но гораздо меньше, – парировала Лорел, – чем если она опирается на Силы Круга. Если только, – добавила она, – кто-то из нас не планирует прибрать к своим рукам Инструменты Мас-тера и использовать их в одиночку.
Фэй послала ей томную, ослепительную улыбку.
– Вот это точно не обо мне, – произнесла она.
– Мы отвлеклись от главного, – резко прервала их Диана. – Вопрос заключается вот в чем: хотим мы завершить Круг или нет?
– Хотим, – сказал один из братьев Хендерсонов.
«Даг? Нет, Крис», – поправила себя Кэсси. Внезапно она научилась различать близнецов: в лунном сиянии оба брата выглядели бледными и напряженными, но в глазах Криса злобы было все-таки меньше. – Мы сделаем все, что потребуется, чтобы найти убийцу Кори, – закончил Крис.
– И прикончить его, – вставил Даг.
Он рассек воздух рукой.
– Значит, нам нужен полный Круг, – сказала Мелани. – А для этого необходим двенадцатый человек, причем женского пола. Кэсси подходит под оба условия.
– И она прошла испытания, – повторила Диана. – Ее мать была одной из нас. Да, она уехала, но теперь вернулась и привезла с собою дочь именно тогда, когда мы в ней так нуждаемся. Имен-но тогда.
Но Дебора оказалась упрямой.
– Кто сказал, что она вообще может использовать Силы? – спросила она.
– Я, – твердо ответила Диана. – Я чувствую в ней это.
– И я, – неожиданно вступилась Фэй.
Дебора уставилась на нее, и Фэй широко улыбнулась ей в ответ.
– Я бы сказала, что она может взывать к Земле и к Огню; в остальном я пока не уверена, – продолжила Фэй до неприличия спокойным голосом. – Я бы даже рискнула предположить, что у нее есть дар.
«И почему, – с изумлением подумала Кэсси, – мне стало так не по себе от этих слов?»
Пока Фэй говорила, Диана внимательно, насупив брови, смотрела на нее. Потом повернулась к Деборе.
– Тебя удовлетворили эти доводы?
Секундная заминка – как сильно бьется сердце!
Затем Дебора угрюмо кивнула и отступила.
– Итак, – сказала Диана, скрывая таящийся внутри гнев за спокойной вежливостью, – мы можем, наконец, продолжить?
Как только она вернулась на прежнее место, все отступили к границе круга. Диана снова подняла кинжал к небу, снова обратила его ко всем частям света и снова направила его на Кэсси. Потом опять произнесла слова, от которых Кэсси вся покрылась мурашками. Но на этот раз Диану никто не прерывал.

Пламя и воздух, земля и вода,
Все посмотрите скорее сюда.
Светом солнца и мраком луны
Как повелю я, так сделайте вы.
Дочь ваша вызов судьбы приняла
И испытанье лихое прошла.
Плотью и кровью она поклялась,
В Круг наш Кэсси навечно влилась.

– Вот и все, – мягко проговорила Лорел за спиной Кэсси, – теперь ты с нами.
«С ними. Я с ними».
Кэсси охватило дикое веселье. Она почувствовала: ничего уже не будет, как прежде.
– Кэсси.
Диана сняла с себя серебряное ожерелье: Кэсси посмотрела на кулон в виде полумесяца – та-кой же, как на диадеме, такой же, как на татуировке Деборы.
– Это символ твоего членства в Круге, – объяснила Диана, застегивая цепочку на шее Кэсси.
Затем она обняла Кэсси: не спонтанно, от избытка чувств, нет – в ее жесте чувствовалась ри-туальность. Она развернула девушку лицом к остальным и сказала:
– Силы приняли ее. Я приняла ее. Теперь каждый из вас должен сделать это.
Лорел подошла первой: лицо ее было необыкновенно серьезным, но уголки глаз светились искренним теплом и дружелюбием. Она обняла Кэсси и чмокнула ее в щеку.
– Я рада, что ты одна из нас, – прошептала она и отошла.
Ее длинные светло-каштановые волосы порхали, подхваченные легким ветерком.
– Спасибо, – прошептала Кэсси.
Следующей приблизилась Мелани: эти объятия показались более сдержанными, а холодные умные глаза взрослой девушки до сих пор страшили Кэсси. Но потом мудрейшая сказала:
– Добро пожаловать в Клуб, – и в этой фразе чувствовалась искренняя радость.
За ней шла Дебора. Обнимая Кэсси, она страшно хмурилась, а обнимала так сильно, будто хотела сломать пару ребер. Она не произнесла ни слова.
Шон практически мчался навстречу объятию, которое в итоге затянулось и показалось Кэсси чересчур интимным, так что ей пришлось высвобождаться силой.
Юноша сказал:
– Я рад, что ты с нами, – и при этом так впился взглядом в Кэссину ночнушку, что девушка искренне пожалела, что на ней батист, а не проверенная бабушкина фланель.
– Я вижу, – тихонько сказала она себе, отступая, и Диане пришлось сдержаться, чтобы не за-смеяться.
В обычных обстоятельствах братья Хендерсоны повели бы себя еще хуже, но сегодня им было по барабану, кого обнимать – девушку или вязанку дров. Они машинально по очереди обня-ли новенькую и отступили, чтобы снова уставиться в пустоту злющими, отсутствующими гла-зами.
Потом пришла очередь Ника. Кэсси почувствовала, как внутри у нее что-то сжалось. Не то, чтобы он ей нравился, но… когда она смотрела на него, то ощущала легкую дрожь, с которой ни-чего нельзя было поделать. Он казался таким красивым, и холод, окружавший его тонкой искря-щейся коркой из темного льда, только усиливал впечатление от его внешности. Он стоял в стороне и смотрел на церемонию с такой отчужденностью, будто все это его не касалось.
Даже объятие его казалось неопределенным – бесполым, будто он просто механически со-вершал действия, думая при этом о чем-то другом.
«Руки у него, однако, сильные… ну, естественно, – подумала Кэсси, – любой парень, у кото-рого с Фэй… договоренность, обязан быть сильным».
От Сюзан пахло духами, и, когда она поцеловала Кэсси, героиня сразу поняла, что на щеке останется вишневый след от помады. Обнимать ее было все равно что обнимать надушенную по-душку.
Наконец настала очередь Фэй: ее глаза с поволокой загадочно сияли, словно она понимала, в каком смятении пребывает Кэсси, и наслаждалась этим.
Кэсси только и могла думать, какая Фэй высокая, и как ей, Кэсси, хочется пуститься наутек и оказаться подальше от этой страшной девушки. У героини возникло паническое убеждение, что Фэй сейчас выкинет какую-нибудь гадость… Но Фэй только прошептала, отступая:
– Значит, маленькая серая мышка храбрее, чем кажется. Я готова была об заклад биться, что ты не доживешь до конца церемонии.
– А я и не уверена, что дожила, – проворчала Кэсси.
Она умирала от желания сесть и подумать. Так много всего произошло… и так быстро… за-то теперь она в клубе. Даже Фэй приняла ее. Да уж – дела!
– Хорошо, – тихо сказала Диана, – ритуал посвящения окончен. Обычно после этого мы уст-раиваем празднование или что-то в этом роде, но… – она взглянула на Кэсси и подняла руки. Кэсси кивнула, – сегодня праздновать было бы безбожно. Поэтому, думаю, мы должны офици-ально развеять Круг и продолжить вечер стандартным собранием, в ходе которого Кэсси узнает все, что ей необходимо знать.
По кругу пронесся вздох облегчения, и все закивали. Диана зачерпнула пригоршню песка и стала сыпать его на линию. Остальные последовали ее примеру – каждый сыпал песок на свой участок: сначала контуры стали смазанными, а потом линия и вовсе исчезла. Затем члены клуба рассеялись среди догорающих свечей: кто сел на песок, кто – на торчавшие из песка камни; Ник остался стоять с сигаретой во рту.
Диана терпеливо ждала, пока все замолчат и посмотрят на нее, а затем обернулась к Кэсси. Лицо ее было степенно, а зеленые глаза смотрели серьезно.
– Теперь, когда ты стала одной из нас, – сказала она обыденным тоном, – пришло время рас-сказать тебе, кто мы.
У Кэсси перехватило дыхание: с тех пор, как она перебралась в Нью-Салем, произошло столько всего необъяснимого и парадоксального! Неужели сейчас она услышит объяснение? Но поразительно: ей вдруг показалось, что в объяснениях она больше не нуждается. С той минуты, как ее притащили сюда, картинка стала проясняться. Маленькие странности Нью-Салема, сотни мелких секретов, которые она не могла постичь, – мозг собрал все это воедино, и теперь…
Она взглянула на лица, освещенные мириадами звезд и свечей.
– Мне кажется, – медленно произнесла героиня, – что я уже понимаю, – природная честность заставила ее добавить: – во всяком случае, отдельные вещи.
– Да что ты?! – Фэй приподняла брови. – Может, расскажешь нам?
Кэсси взглянула на Диану, и та кивнула.
– Ну, во-первых, – произнесла она, – я вижу, что вы не фэн-клуб Микки-Мауса.
По кругу пошли смешки.
– Уж поверь, – пробурчала Дебора. – И даже не объединение девочек-скаутов.
– Я знаю… – Кэсси приостановилась, – я знаю, что вы можете зажигать огонь без помощи спичек. И что девичью траву вы используете не только для приготовления салатов.
Фэй с невинным видом разглядывала собственные ногти, а Лорел уныло улыбалась.
– Я знаю, что вы можете заставить неодушевленные предметы двигаться.
На этот раз улыбнулась Фэй; Дебора и Сюзан обменялись самодовольными взглядами, и Сюзан прошипела: «Ссссшшшшш»… Прямо как змея…
– Я знаю, что в школе вас все боятся. Даже взрослые. Они боятся любого, кто живет в Во-роньей Слободке.
– Они еще не знают, что такое страх, – сказал Даг Хендерсон.
– Я знаю, что вы используете камни в качестве пятновыводителя…
– Кристаллы, – пробормотала Диана.
–…и что кладете в чай не только чайные листья. И еще я знаю, – Кэсси вздохнула, но смело продолжила: – что вы можете толкнуть человека, не коснувшись его, а он тем не менее упадет.
После этого замечания воцарилась полная тишина. Некоторые посмотрели на Фэй; та горде-ливо задрала подбородок и взирала на океан сквозь прищуренные глаза.
– Ты права, – проговорила Диана. – Ты многое узнала, просто наблюдая… а мы, ну, мы не-сколько расслабились и недостаточно надежно охраняли свои секреты. Но, мне кажется, тебе нужно услышать всю историю – с самого начала.
– Если можно, я расскажу, – предложила Фэй и, увидев сомнение в глазах Дианы, добавила: – А что, собственно, такого? Я хорошо рассказываю истории, а уж эту я знаю назубок.
– Ладно, – согласилась Диана. – Только не могла бы ты сразу перейти к делу? Знаю я, как ты рассказываешь, Фэй.
– Конечно, – сказала Фэй вежливо. – А теперь, дайте-ка подумать, с чего начать? – Она некоторое время раздумывала, склонив голову набок, а затем улыбнулась. – Давным-давно, – начала она свое повествование, – была на свете забавная деревушка под названием Салем. И жи-ли в ней забавные пуританишки: типичные американцы – трудолюбивые, честные, храбрые и очень правильные…
– Фэй…
– Прямо, как некоторые, не будем показывать пальцем, – сказала Фэй, не обращая внимания на то, что ее прерывают.
Она стояла, потряхивая своей шикарной гривой, явно наслаждаясь тем, что находится в цен-тре внимания, а сзади бушевал океан – лучшей декорации и придумать невозможно. От ходьбы взад и вперед ее блузка сползла с одного плеча. Картина маслом.
– Эти пуритане размышляли только о чистом – ну, большинство из них. Конечно, были и та-кие, кто не вполне радовался скучной пуританской жизнишке: нескончаемая работа без отдыха и развлечений, одежда по сюда, – она показала на свою шею, – и шесть часов церкви по воскресень-ям…
– Фэй, – попробовала урезонить рассказчицу Диана, но Фэй ее проигнорировала.
– Ну и, конечно, соседи, – продолжала она. – Все эти соседи, наблюдающие за каждым твоим шагом, обсуждающие тебя, блюдущие, чтобы, не дай бог, на твоем платье не обнаружилась лишняя пуговка, или чтобы ты случайно не улыбнулась по дороге на собрание. В те дни нужно было быть покорной, не поднимать глаз и делать то, что тебе говорят, не задавая вопросов. По крайней мере, если ты была девочкой. Ты даже в куклы играть не могла, ведь куклы считались посланницами Дьявола.
Вопреки собственной воле, Кэсси завороженно наблюдала монотонное расхаживание Фэй и снова сравнивала ее с рысью – загнанной в клетку. «Да, если б Фэй жила в те дни, – подумала Кэсси, – ох, задала бы она всем жару».
– И предположим, что некоторым юным созданиям это не нравилось, – сказала Фэй. – Кто знает? Но, так или иначе, в одну из зим несколько девочек собрались вместе, чтобы погадать. Ес-тественно, это запрещалось – великий грех, – но они все равно гадали. У одной из них в доме жила рабыня из Вест-Индии, которая владела искусством гадания. Это занятие помогало им коро-тать длинные и скучные зимние вечера. – Она бросила многозначительный взгляд из-под ресниц в сторону Ника, будто бы говоря ему, что сама смогла бы предложить куда более занимательные вещи.
– Но это терзало их бедные пуританские умишки, – продолжила Фэй, выглядя опечален-ной. – Их мучила вина. И в итоге у одной из них случился нервный срыв: она заболела и в бреду во всем призналась. Их рассекретили. Все остальные девочки оказались в сложном положении: в те дни не принято было баловаться со сверхъестественным, взрослым это не нравилось. Так что бедненьким пуританским девочкам пришлось перевести стрелки на кого-нибудь другого.
Фэй подняла свой длинный, тонкий палец, заканчивающийся алым ногтем, обвела им всех сидящих вокруг, словно пистолетом, и указала на Кэсси.
Кэсси перевела взгляд с пальца на лицо Фэй.
– И они это сделали, – радостно сообщила Фэй. Она убрала палец, будто вставляя меч в нож-ны, и продолжила. – Они указали на рабыню из Вест-Индии и на парочку других старых женщин, которые им не шибко нравились – женщин с плохой репутацией в деревне. И, указывая на них, называли их… – она остановилась, чтобы добавить моменту драматизма, устремила лицо к висев-шему в небе полумесяцу, затем опять посмотрела на Кэсси и закончила: – называли их… ведьма-ми.
По группе прокатилась волна возбуждения – смеси горького скептицизма с раздражением; на многих лицах читалась гадливость. Кэсси почувствовала, что ей становится страшно.
– И знаете что? – Фэй окинула слушателей чарующим взглядом, затем медленно улыбнулась и прошептала: – Это сработало. Никто не винил девочек за забавы с гаданием: все принялись ис-кать ведьм. Единственной проблемой, – продолжила рассказчица, презрительно вздернув брови, – стало то, что эти пуританишки не знали, как отличить ведьму от не ведьмы. Они искали женщин необычных, или слишком независимых, или… богатых. У осужденных ведьм конфисковывали имущество, так что это стало очень даже прибыльным делом. А настоящие ведьмы все это время находились у них прямо перед носом. – Потому что, понимаете ли, – мягко продолжила Фэй, – в Салеме действительно жили ведьмы. Но не те бедные женщины и мужчины из числа осужденных, среди которых не было ни единой настоящей колдуньи или колдуна – а другие, взаправдашние; они смотрели на это безобразие, и оно им не нравилось: слишком близко и слиш-ком болезненно. Некоторые из них даже пытались остановить процессы над ведьмами, но это только вызывало ненужные подозрения, ведь в то время даже дружить с заключенными было опасно.
Она замолчала. Стояла тишина; с лиц вокруг Кэсси ушла веселость, от них веяло холодом и злостью. Будто то, что рассказывала Фэй, до сих пор резало по живому, будто это была не сказка, старая, как покрытое паутиной содержимое бабушкиного сундука, а вечное предупреждение.
– И что случилось потом? – спросила Кэсси сдавленным голосом.
– С обвиненными? Их казнили. По крайней мере, тех, кому не повезло – тех, кто так и не признался. Прежде чем вмешался губернатор и положил этому конец, они успели повесить девят-надцать человек. Последняя публичная казнь состоялась как раз триста лет назад… 22 сентября, в день осеннего равноденствия, в году 1692. Да, у бедных осужденных ведьм шансов не было. Но настоящим ведьмам… – улыбнулась Фэй, – настоящим ведьмам удалось уйти после того, как шу-миха улеглась. Тайком, естественно. Они тихо собрали вещички и переселились на север, чтобы основать свою собственную деревеньку, где никто не будет показывать на них пальцем, потому что там все одним миром мазаны. И назвали они свою деревеньку… – она взглянула на Кэсси.
– Нью-Салем, – закончила героиня.
Она тут же вспомнила надпись, выбитую на камне рядом со зданием школы.
– Основана в 1693 году, – добавила она тихонько.
– Да. Ровно через год после того, как закончились процессы. Так что теперь ты знаешь, как был основан наш городок – двенадцатью членами шабаша и их семьями. А мы, – Фэй грациозно обвела рукой группу, – это то, что осталось от тех двенадцати семей; мы – их единственные по-томки. В то время как остальные отбросы, которых ты видишь в школе и в городе…
– Такие, как Салли Уолтман, – вставила Дебора.
–…являются потомками слуг. Помощников, – ласково, но немилосердно пояснила Фэй, – или чужаков, которых сюда занесло и которым разрешили остаться. Но двенадцать домов в Во-роньей Слободке – это дома двенадцати первых семей. Наших семей. Они вступали в браки друг с другом и сохраняли кровь чистой – большинство из них, по крайней мере. И в конце концов, они явили миру нас.
– Ты должна понять, – произнесла Диана, – что часть того, о чем рассказывала Фэй – всего лишь легенды. Мы не знаем точно, что послужило началом охоты на ведьм в 1692, зато достовер-но известно, что случилось с нашими предками, потому что сохранились их дневники, их записи, их книги заклинаний. Их Книга Теней. – Она повернулась, подняла что-то с песка, и Кэсси узнала книгу, которую видела на подоконнике в тот день, когда Диана чистила ее свитер.
– Это, – сказала Диана, поднимая ее, – принадлежало моей прапрабабушке. Книга досталась ей от ее мамы и так далее. Каждая из них записывала в книгу все, что делала: заклинания, ритуа-лы, важные моменты их жизни, и передавала книгу последующему поколению.
– Так продолжалось примерно до времени наших прабабушек, – включилась Дебора. – Лет восемьдесят или девяносто назад они решили, что все это слишком страшно.
– И слишком грешно, – вставила Фэй с сияющими глазами.
– Они упрятали Книгу и постарались стереть из своей памяти древние знания, – продолжила Диана. – Они стали учить своих детей, что быть другим – неправильно, что хорошо быть нормальным, таким, как чужаки.
– Они ошибались, – проговорил Крис. Он наклонился вперед, скулы его напряглись, лицо исказилось болью. – Мы не можем быть, как они. Кори знала это. Она… – Он замолчал и замотал головой.
– Успокойся, Крис, – мягко сказала Лорел. – Мы знаем.
Шон выпятил грудь и горячо заговорил:
– Они спрятали древнее барахло, но мы его отыскали. Мы не любим, когда нам говорят «нет».
– Действительно, не любим, – проговорила Мелани, бросив на Шона удивленный взгляд. – Конечно, некоторые из нас еще играли в Бэтмена, пока старшие пытались оживить древнюю тра-дицию.
– И некоторым из нас от рождения дано больше, чем другим, – добавила Фэй. Она растопы-рила пальцы, наслаждаясь видом своих длинных красных ногтей. – Некоторым дано… взывать ко всем Силам.
– Это правда, – сказала Лорел. Она подняла брони и многозначительно посмотрела на Диа-ну. – Некоторым.
– У каждого из нас свой исключительный дар, – сказала Диана. – И чувствовать его мы начали чуть ли не с пеленок. Даже наши родители не могли закрывать на это глаза: они старались оградить нас от использования Сил, но со временем многие из них бросили эту затею.
– Кое-кто даже помогал нам, – сказала Лорел. – Например, моя бабушка. Но большинство знаний мы все же почерпнули из древних книг.
Кэсси подумала о своей бабушке. Пыталась ли она помочь внучке? Кэсси чувствовала, что да.
– Или из собственных голов, – дополнил Даг. Он улыбнулся бешеной красивой улыбкой и на мгновение снова превратился в мальчишку, несущегося на роликах по коридорам школы. – Это инстинкт, понимаешь? Чистый инстинкт. Основной.
– Наши родители ненавидят эту затею, – продолжила Сюзан. – Мой отец твердит, что мы только накличем на себя беду; он говорит, что чужаки разделаются с нами.
В лунном свете зубы Дага сияли белизной.
– Это мы разделаемся с ними, – сказал он.
– Они не понимают, – мягко проговорила Диана. – Даже среди нас не все осознают, что Си-лы можно использовать во имя добра. Но мы – те, кто может взывать к Силам, знаем это. И это главное.
Лорел кивнула.
– Моя бабушка говорит, что всегда найдутся чужаки, которые будут нас ненавидеть. С этим ничего не поделаешь, остается только держаться от них подальше.
Кэсси неожиданно вспомнила директора и то, как брезгливо он держал за край платья пове-шенную куклу. «Как это уместно среди ваших», – помнится, сказал он. Что ж, немудрено, если он уже тогда считал ее одной из них.
И тут ее осенило.
– Ты хочешь сказать, – спросила она, – что даже взрослые знают, кто вы… кто мы такие? Взрослые чужаки?
– Только местные, – ответила Диана, – те, кто вырос на острове. Они всегда это знали, но молчали. Если они хотят тут жить, им приходится молчать. Так было всегда.
– Несколько последних поколений чужаков поддерживали с нашей общиной хорошие отно-шения, – сказала Мелани. – По крайней мере, так говорят наши бабушки с дедушками. Но мы все здесь взбаламутили. Чужаки не будут вечно держать язык за зубами; они могут попытаться нас остановить.
– Могут?! Они уже пытаются, – сказала Дебора. – Что, по-вашему, случилось с Кори?
Тут же поднялся шум – одновременно заговорили братья Хендерсоны, Шон, Сюзан и Дебо-ра.
Диана подняла руку.
– Достаточно! Сейчас не время, – проговорила она. – Что случилось с Кори, мы обязательно выясним с помощью Круга. Теперь, когда он полный, мы сможем это сделать. Но не сегодня. Пока я стою во главе…
– А вот это временно. До ноября, – прервала ее Фэй.
–…пока я временно стою во главе, мы будем делать все тогда, когда я скажу, и не будем то-ропиться с выводами. Договорились?
Диана посмотрела на лица окружающих: некоторые казались замкнутыми, ничего не выра-жающими, другие, как у Деборы, выглядели откровенно враждебными, но большинство членов Круга кивали или какими-то иными способами демонстрировали свое неохотное согласие.
– Договорились. И сегодня у нас посвящение Кэсси, – Диана посмотрела на Кэсси. – У тебя есть вопросы?
– Ну… – Кэсси все не давало покоя чувство, что она должна спросить о чем-то, о чем-то важном, но вот о чем, она, убей, не понимала, – члены Круга… Как вы себя называете? Я имею в виду, вы ведуны, или чернокнижники, или кто там еще?
– Нет, – ответила Диана. – «Ведун» – устаревшее слово, оно означает «ведающий, мудрый человек, который обычно работает один». А «чернокнижник» происходит от «промышляющий черной магией» – злобный волшебник, черный маг. Ведьма – самое подходящее слово для всех нас. Парней, если хочешь, можешь называть ведьмаками. Что-нибудь еще?
Кэсси отрицательно покачала головой.
– Тогда продолжим, – сказала Фэй. – Теперь, когда ты услышала нашу историю, у нас к тебе только один вопрос, – она уставилась на Кэсси со странной полуулыбкой и проговорила фальши-вым сладеньким голосочком: – Ты хочешь стать доброй ведьмой или злой?

13

Размером и формой череп походил на человеческий, но полностью состоял из кристаллов. Лунный свет отражался в их гранях и пронизывал череп насквозь. Он скалил свои кристальные зубы, а пустые глазницы, казалось, зыркали прямо на Кэсси.
На мгновение время остановилось, а затем Фэй рванулась вперед, чтобы схватить череп.
– Э-не, – сказал Адам, отводя руку с черепом подальше от Фэй, – руки прочь.
– Где ты его взял? – спросила Фэй. В ее голосе больше не было томности, только с трудом сдерживаемое возбуждение.
Даже своими онемевшими чувствами Кэсси ощутила, что интерес Фэй не сулил ничего хорошего; потом она увидела, как Адам с Дианой быстро переглянулись. Затем юноша повернулся к Фэй и ответил:
– На острове.
– На каком острове?
– Не знал, что ты так заинтересуешься; раньше тебя это не трогало.
Фэй злобно уставилась на Адама.
– Я все равно узнаю, Адам.
– Там, где я его нашел, больше ничего нет. Поверь мне, там этот Инструмент Мастера оказался единственным.
Фэй сделала глубокий вдох, расслабилась и улыбнулась:
– Что ж, хотя бы позволь каждому из нас осмотреть его.
– Нет, – вступила в разговор Диана. – Никто к нему пока что не притронется: мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он использовался старым шабашем – самим Черным Джоном, а значит, он крайне опасен.
– Известно ли нам доподлинно, что это тот самый череп, о котором писал Черный Джон? – спросила Мелани тихо и, как всегда, рассудительно.
– Да, – сказал Адам. – По крайней мере, он точно совпадает с описанием, содержащимся в старых записях. И нашел я его в месте, похожем на то, что описывал Черный Джон. Мне кажется, он настоящий.
– Значит, сначала его нужно очистить и изучить, – сказала Диана, повернувшись к Кэсси. – Черный Джон был одним из лидеров первого шабаша, – объяснила она. – Он умер через некоторое время после того, как основали Нью-Салем, но перед этим он успел спрятать самые могущественные Инструменты Мастера – якобы для сохранности, но на самом деле для того, чтобы в одиночку использовать их для собственной выгоды и мести, – сказала она, многозначительно посмотрев на Фэй. – Черный Джон был злым человеком, и все, к чему он прикасался, напитывалось отрицательной энергией. Мы не будем пользоваться черепом, пока не убедимся, что это безопасно.
«Если Черный Джон имел хоть какое-то отношение к этому черепу, значит, он действительно был плохим», – подумала Кэсси.
Каким- то необъяснимым образом девушка учуяла мрак, исходящий от артефакта. Если б не ее подавленное состояние и головокружение, она бы сказала об этом остальным, но, наверное, все ощущали то же самое.
– Первый шабаш так и не нашел Инструменты Мастера, – заговорила Лорел. – Они искали, потому что Черный Джон оставил кое-какие подсказки об их местонахождении, но все поиски оканчивались неудачей. Тогда они создали новые Инструменты, но те оказались не такими могущественными.
– А теперь у нас в руках один из Инструментов Мастера, – сказал Адам; его серо-голубые глаза светились волнением.
Диана легонько коснулась его руки, той, что держала череп. Златовласка улыбнулась своему рыцарю, и перевода не требовалось: она разделяла его гордость и триумф. Это был их совместный проект, над которым они трудились многие годы и который наконец-то принес плоды.
Сердце пронзила такая острая боль, что Кэсси пришлось стиснуть зубы.
«Они заслужили право побыть наедине друг с другом», – подумала она.
Надломленным и натужно веселым голосом она произнесла:
– Знаете, я устала. Думаю, пора уже…
– Конечно, – сказала Диана, тут же забеспокоившись, – ты, должно быть, валишься с ног. Да все мы устали. Давайте обсудим остальное на завтрашнем собрании.
Кэсси кивнула, и никто больше не возражал. Даже Фэй. Но пока Диана передавала новоявленную ведьму на поруки Мелани и Лорел и просила их проводить ее до дома, героиня случайно встретилась взглядом с Фэй. В золотых глазах черноволосой бестии читалась странная, расчетливая мысль. В обычных обстоятельствах это насторожило бы Кэсси, но в данный момент ей было все равно.
Несмотря на то, что первые проблески зари еще не раскрасили небо над океаном, в доме ослепительно горели все лампы. Девушки вошли вместе с Кэсси и обнаружили, что мама с бабушкой сидят в чопорной старомодной гостиной передней части дома. Они были в ночных сорочках и халатах, с неприбранными волосами.
По их лицам Кэсси сразу же поняла, что они знают.
«Так вот для чего они меня сюда привезли? – подумала девушка. – Чтоб я стала частью Круга?»
Ни малейшего сомнения не оставалось: она оказалась здесь специально для этого.
Но голоса молчали – даже самые глубинные голоса – и это беспокоило.
Она отбросила ненужные треволнения – не сейчас. Кэсси посмотрела на лицо своей матери: осунувшееся и встревоженное, оно было исполнено скрытой гордости и надежды. Как если бы она сидела на олимпийском стадионе и смотрела, как ее дочь только что прыгнула с трамплина, сидела и с замиранием сердца ждала решения судей. Бабушка выглядела аналогичным образом.
Внезапно, несмотря на саднящую боль в сердце, Кэсси почувствовала, как она их любит, как хочет их защитить. Прямо с порога Кэсси улыбнулась и спросила:
– Итак, ба, где наша Книга Теней?
Женщины рассмеялись, и остатки напряжения улетучились.
– Я о ней слыхом не слыхивала, – ответила бабушка, – но как только надумаешь, мы сразу же хорошенько осмотрим чердак.
Собрание на следующий день выдалось напряженным: все сидели как на иголках, а Фэй определенно плела паутину интриг. Она хотела говорить только о черепе: по ее словам, они должны воспользоваться им, и незамедлительно; ну ладно, если не воспользоваться, тогда хотя бы проверить. Попробовать его пробудить; посмотреть, какие на нем остались следы и так далее.
Диана по- прежнему твердила «нет». Нет проверке, нет пробуждению. Они должны сначала очистить его, познакомиться с ним. Фэй прекрасно знает, что, если очищать его должным образом, на это уйдут недели, если не месяцы. И пока Диана главенствует…
Фэй сказала, что в таком случае Диана долго не проглавенствует. По сути, если Диана продолжит так настойчиво и глупо отказываться от проверки черепа, Фэй может созвать новое голо-сование, не дожидаясь ноября. Диана этого добивается?
Кэсси не понимала ни слова. Как можно проверить череп? Или ознакомиться с ним, или очистить его? Но на этот раз спор вышел таким яростным, что никому и в голову не приходило отвлекаться на объяснения новенькой.
Она провела все собрание, стараясь не смотреть на Адама, который, в свою очередь, попы-тался заговорить с ней перед началом; ей посчастливилось на редкость удачно избежать разговора. Кэсси мрачно цеплялась за принятое ею решение, несмотря на то, что усилия, которые она тратила, чтобы не замечать парня, стоили ей полжизни. Она запретила себе смотреть на его волосы, отросшие с момента их первой встречи, на рот, такой же красивый и улыбчивый, как и прежде; она отказывалась думать о его теле, которое видела на пляже Кейп-Кода и которое хорошо запомнила, – прекрасное тело с сильными мышцами и длинными ногами; но главное – она отказывалась смотреть ему в глаза.
Из этого собрания Кэсси вынесла только одно: положение Дианы шатко. Статус «временно-го» лидера означал, что шабаш мог в любой момент собрать голосование и сместить ее, хотя официальное время для голосования приходилось почему-то на ноябрь. И Фэй явно искала поддержки, чтобы перехватить власть. Она переманила на свою сторону братьев Хендерсонов, сказав, что они смогут воспользоваться черепом, чтобы найти убийцу Кори; на Шона она воздействовала, как водится, угрозами; Дебору и Сюзан уговаривать не пришлось, они, понятно, поддерживали ее с самого начала.
Шесть человек. На стороне Дианы тоже было бы шестеро, если бы Ник не остался в воздержавшихся. Он заявился на собрание, но все время курил и мыслями пребывал где-то не здесь. Когда его спросили, что он думает, он ответил, что ему нет дела до того, будут они использовать че-реп или нет.
– Итак, ты видишь, что нас больше, – заявила Фэй Диане, и медовые глаза заполыхали пред-чувствием триумфа. – Либо ты разрешаешь нам использовать череп, либо… я прямо сейчас созываю голосование, и мы проверим, выберут ли тебя снова лидером или нет.
Диана сдвинула брови и поджала губы.
– Ладно, – решительно заявила она наконец, – мы попробуем пробудить его в эту субботу – только пробудить и ничего более. До субботы дотерпишь?
Фэй грациозно кивнула. Она победила, и знала это.
– Итак, в субботу ночью, – провозгласила она и хитро улыбнулась.
Похороны Кори состоялись в пятницу. Кэсси стояла с остальными членами клуба и плакала вместе с ними. После на кладбище произошла драка между Дагом Хендерсоном и Джимми Клар-ком – парнем, с которым Кори встречалась предыдущим летом. Их разнимали всем клубом. Взрослые, казалось, боялись даже близко подойти к ним.
Суббота выдалась ясной и прохладной. Кэсси провела ее, уставившись в книгу и делая вид, что читает. Она нервничала из-за предстоящей церемонии с черепом, но еще больше она переживала из-за своих чувств к Адаму. Что бы ни случилось, сказала она себе, никто не должен узнать об этом.
«Даже если этой тайне суждено загнать меня в гроб, пусть – я унесу ее с собою в вечность».
Вечером она отправилась к Диане; старшая «сестра» выглядела уставшей, словно мало спала в последнее время. Впервые с момента посвящения – с того самого дня, как появился Адам, – девушки остались наедине. Когда Кэсси вот так сидела в чудесной гостиной Дианы и смотрела на призму в окне, она была почти готова поверить, будто Адам вовсе не приезжал, будто его не существовало. Тогда все вставало на свои места: она просто жила и радовалась тому, что находится рядом с Дианой.
На этот раз девушка обратила внимание на новые репродукции, напоминающие те, которые она рассматривала, когда впервые попала в желтый особняк в викторианском стиле.
– Эти тоже богини? – спросила девушка.
– Да. Вот Персефона – дочь богини плодородия, – Диана говорила тихим усталым голосом, но взглянув на картину, оживилась. На репродукции была изображена стройная смеющаяся девушка, собирающая цветы. Вокруг нее цвела весна, и все ее лицо сияло радостью молодости и жизни.
– А это кто?
– Это Афина – богиня мудрости. Она тоже не была замужем, как и Артемида – богиня охоты. Зато обладала редким умом, поэтому все прочие боги приходили к ней за советом.
Афина оказалась высокой женщиной, с широким лбом и ясными спокойными серыми глаза-ми. «Ну, естественно, у нее серые глаза – репродукция-то черно-белая», – сказала себе Кэсси.
Но почему-то она чувствовала, что даже если бы картина была цветной, глаза остались бы серыми: серыми вдумчивыми колодцами здравого смысла.
Кэсси повернулась к следующей картине.
– А это?…
В это мгновение внизу послышались голоса.
– Эй, наверху, есть кто? У вас дверь не заперта.
– Поднимайтесь, – позвала Диана. – Папа на работе, как всегда.
– Вот, – сказала Лорел, появляясь на пороге. – Я подумала, они тебе понравятся, по дороге нарвала. – Она протянула Диане целую охапку разнокалиберных цветов и трав.
– Ух ты! Мыльная трава. Они такие розовенькие, я могу их засушить и потом мыло сделать. И львиный лев, и сладкий донник. Пойду вазу принесу.
– Я бы еще сюда несколько роз из сада добавила, но мы их все на очищение черепа пустили.
Мелани улыбнулась Кэсси.
– И как поживает наша новенькая ведьма? – спросила она; серые глаза оставались холодными, но черствыми они не были. – Полностью сбита с толку?
– Ну… только немного. В том смысле, что… – Кэсси выбрала первую попавшуюся непонят-ную тему: – Как можно очистить череп розами?
– Ты лучше об этом у Лорел спроси – она у нас эксперт по растениям.
– А Мелани, – сказала Лорел, – эксперт по камням и кристаллам, а череп этот, между прочим, и есть один большой кристалл.
– Тогда что такое кристалл? – спросила Кэсси. – Если вы думаете, что для меня это очевидно, то ошибаетесь.
– Ну…
Мелани присела на краешек Дианиного стола, Лорел и Кэсси приземлились на диван, Диана вернулась с вазой и начала возиться с цветами. «Новенькая ведьма» действительно хотела понять, чем оперируют члены Круга, чтобы творить магию. Ведь теперь она ведьма – несмотря даже на то, что никогда не сможет сотворить то единственное заклинание, ради которого стоит быть ведь-мой. И тут уж ничего не попишешь.
– Хм, кристаллы иногда называют «окаменелой водой», – Мелани начала свой рассказ притворно-лекторским тоном. – Вода соединяется с элементами, позволяя им расти. Но я люблю думать о них как о пляже.
Лорел фыркнула, а Кэсси моргнула:
– Прости, о пляже?
Мелани улыбнулась.
– Да. Пляж – это вода и песок, так? А песок – это кремний, так? Если ты соединяешь кремний с водой, то при определенных условиях он превращается в диоксид кремния – то бишь кристалл кварца. Так что вода, плюс песок, плюс тепло, плюс давление равно кристалл. Остатки пляжа Юрского периода.
Кэсси была заворожена.
– Так вот из чего сделан череп?
– Да, из прозрачного кварца. Существует много видов кварца разных цветов. Аметист, на-пример, фиолетовый. Лорел, ты носишь аметист?
– Еще спрашиваешь! Сегодня уж точно надела, по такому-то случаю, – Лорел откинула длинные русые волосы назад, чтобы продемонстрировать Кэсси свои уши: в каждом из них висело по темно-фиалковому удлиненному кристаллу. – Я люблю аметисты, – объяснила цветочница, – они успокаивают и уравновешивают. А если носить их вместе с розовым кварцем, это поможет привлечь любовь.
У Кэсси внутри все сжалось: обсуждайте что угодно, только не трогайте любовь.
– Какие еще бывают кристаллы? – спросила она у Мелани.
– О, их великое множество: в семействе кварца есть цитрин – любимый камушек Деборы. Он желтый и помогает в достижении спортивных результатов: связан с энергией, с фитнесом, с такого рода вещами.
– Ей бы поменьше энергии, – пробурчала Лорел.
– Я, допустим, люблю нефрит, – продолжила Мелани, поворачивая свое левое запястье, что-бы показать Кэсси изумительный браслет. В центре браслета красовался бледно-зеленый полупрозрачный камень овальной формы. – Нефрит умиротворяет и успокаивает. И помогает сохранять ясность ума.
Кэсси заговорила с легким сомнением:
– Но… они и вправду действуют? В смысле, я слышала, что все поклонники нью-эйджа увлекаются кристаллами, но…
– Кристаллы никакого отношения к нью-эйджу не имеют, – Мелани произнесла эту фразу, уничтожающе глядя на готовую вступить в спор Лорел. – Драгоценные камни использовались с начала времен еще нашими древнейшими предками – и, кстати сказать, иногда даже грамотно ис-пользовались. Проблема заключается в том, что камни хороши ровно настолько, насколько хорош сам человек. Они аккумулируют энергию, но помочь взывать к Силам они могут только тому, у кого есть дар. Так что большинству людей от них ни жарко, ни холодно.
– Но это не про нас, – сказала Лорел. – Хотя иногда они срабатывают неожиданным об-разом, выходят из-под контроля. С ними надо держать ухо востро. Помнишь, когда Сюзан вся обвешалась сердоликом, на нее чуть толпа не накинулась на футбольном матче? Я думала, там вооруженный мятеж начнется.
Мелани засмеялась.
– Сердолик – оранжевый и очень… стимулирующий, – объяснила она Кэсси. – Если неправильно его использовать, можно серьезно перевозбудить публику. Сюзан всего лишь пыталась привлечь внимание полузащитника, а в итоге чуть не провела ночку со всей командой в полном составе. Я никогда не забуду, как она в туалете срывала с себя грозди сердолика. – Представив эту картину, Кэсси расхохоталась.
– Красные и оранжевые камни нельзя носить постоянно, – с ухмылкой добавила Лорел. – Но, естественно, Сюзан плевать на это хотела. Как и Фэй.
– Точно, – сказала Кэсси, припоминая. – У Фэй в ожерелье красный камень.
– Это звездчатый рубин, – сказала Мелани, – очень редкий камень, а тот, что она носит на шее, еще и очень могущественный. Он способен быстро усиливать страсть или злость.
Кэсси хотела спросить еще кое о чем, вернее, даже не хотела, а должна была – вне зависимости от собственного желания.
– А что за камень… этот… как его… халцедон? – спросила она максимально будничным то-ном. – Он может на что-нибудь сгодиться?
– Еще бы. Он защищает: он может оградить тебя от жестокости мира. Слушай, Диана, а ты не отдала…
– Да, – сказала Диана, которая тихо сидела у окна и слушала. Она слегка улыбнулась воспоминанию. – Я отдала розу халцедона Адаму, когда он уезжал в начале лета. Это особенный камень, – объясняла она Кэсси. – Он ровный и круглый, и на нем есть такой спиралевидный рисунок, напоминающий лепестки розы. А еще по всей поверхности камня разбросаны вкрапления сверкающего кварца.
«И маленькие черные ракушки на обороте», – подумала Кэсси, и тут ей стало дурно.
Даже подарок, который он ей сделал, и тот принадлежал Диане.
– Кэсси? – теперь они все смотрели на нее.
– Простите, – произнесла девушка, заставив себя открыть глаза и растянуть губы в фальши-вой улыбке, – все нормально. Просто я… немного на взводе от того, что нам сегодня предстоит. Я даже предположить не могу, на что это будет похоже.
Они мгновенно засуетились, стараясь поддержать неопытную ведьму. Диана угрюмо кивнула, но тоже оживилась.
– Я сама беспокоюсь, – сказала она. – Это происходит слишком рано. Сейчас еще не время, но у нас нет выбора.
Мелани пояснила Кэсси:
– Понимаешь, череп впитывает в себя энергию того, кто его использовал последним. На нем как бы остаются отпечатки, говорящие о том, кто и что творил с его помощью. Вот мы и хотим увидеть эти отпечатки. Поэтому сегодня ночью мы все сконцентрируемся на черепе и посмотрим, что он нам покажет. Конечно, есть шанс, что мы вообще не сможем его пробудить: бывает, что это доступно только одному человеку в мире, или нужен специальный световой или звуковой код, или особая комбинация движений. Но если у нас все-таки получится, и окажется, что он безопасен, мы сможем в будущем использовать его энергию, чтобы видеть то, что нас интересует. Например, увидеть того, кто убил Кори.
– Чем крупнее кристалл, тем больше в нем скапливается энергии, – сказала Диана бесцветным голосом. – А это очень приличный кристалл.
– Но почему старый шабаш высек из него череп? – спросила Кэсси.
– Это сделали не они, – сказала Мелани. – Мы не знаем, кто это сделал, но этому артефакту намного больше трехсот лет. По свету разбросаны другие черепа-кристаллы; никто не знает, сколько их всего. Большинство из них хранятся в музеях и тому подобных заведениях: один, Британский Череп, находится в Музее Человечества в Англии; Тамплиеровский Череп принадлежит какому-то тайному обществу во Франции. Наш старый шабаш каким-то образом раздобыл один из этих черепов и пользовался им.
– Им пользовался Черный Джон, – поправила ее Диана. – Лучше бы Адам нашел другие Инструменты Мастера. Череп принадлежал лично Черному Джону, и я думаю, что он использовал его, чтобы убивать. Я боюсь, что сегодня… не знаю, но боюсь, что случится нечто ужасное.
– Мы этого не допустим, – новый голос вклинился в дискуссию – новый голос, звучащий от двери.
Сердце Кэсси громко заколотилось, а к лицу прилила кровь.
– Адам, – пропела Диана.
После того, как он прошел к окну, поцеловал ее и сел рядом, ей заметно полегчало. В его присутствии она всегда казалась одновременно и более умиротворенной, и более светящейся.
– Мы будет держать сегодняшнюю церемонию под строгим контролем, – проговорил он. – Если начнет происходить что-то страшное, мы просто тут же все остановим. Ты приготовила га-раж?
– Нет, я ждала тебя. Теперь мы можем отнести это вниз, – Диана открыла большой ящик, и Кэсси увидела кристальный череп, лежащий на блюде для запекания, заполненном розовыми лепестками.
– Похож на голову Иоанна Крестителя, – прошептала она.
– Для очистки я использовала соль и дождевую воду, – сказала Диана. – Но по-хорошему, ему необходимо пройти курс кристаллов и цветочных эссенций, а потом полежать пару недель во влажном песке.
– Мы примем все меры предосторожности, – произнес Адам. – Тройной круг защиты. Все будет в порядке. – Он поднял череп, к которому прилипла пара лепестков роз, и вместе с Дианой спустился в гараж.
Кэсси смотрела, как они уходят.
– Не нервничай, – успокаивала ее Мелани, – тебе и делать-то особо ничего не придется во время церемонии. Ты просто не сможешь: люди годами учатся смотреть в магический кристалл. Все, что от тебя потребуется, это находиться с нами и не разрывать Круг.
Кэсси попыталась не обращать внимания на снисходительный тон мудрой сероглазой девушки.
– Слушайте, может меня кто-нибудь подбросить домой и сразу обратно? – спросила она. – Мне нужно кое-что взять.
Гараж Дианы стоял пустой, по крайней мере, машины в нем отсутствовали. На чистом полу тоже ничего не было, кроме нарисованного мелом белого круга.
– Простите, что заставляю всех сидеть на бетоне, – начала Диана, – но я хотела провести церемонию в помещении, чтобы не беспокоиться о том, что ветер может задуть свечи.
В центре круга, образуя круг поменьше, стояли белые свечи. В центре этого более мелкого круга на коробке для обуви лежало нечто, обмотанное черной тканью.
– Хорошо, – обратилась Диана ко всем собравшимся, – тогда приступим.
Она переоделась в белую рубаху-платье и надела драгоценности. Глядя на них новыми глазами, Кэсси подумала, что диадема и браслет и, может быть, даже подвязка имеют какое-то магическое значение. Она смотрела, как Диана «создает» круг: обходит пространство с кинжалом, за-тем с водой, потом с ладаном и, наконец, с зажженной свечой. Земля, вода, воздух и огонь. Произносились какие-то заклинания, которые новенькая ведьма старательно пыталась запомнить. Но как только молодые люди заполнили круг и сели коленом к колену, как наказала Диана, у Кэсси пропал весь интерес к церемонии.
Она оказалась между Фэй и Адамом. Непонятно, как это произошло: она стояла в линии за Шоном и должна была сидеть рядом с ним, но Фэй каким-то образом встряла и оказалась перед ней. Может, она не хотела сидеть с Адамом? Уж кто этого точно не хотел, так это Кэсси, хотя по совершенно иной причине.
Колено Адама упиралось в ее колено – Диана наказала им сидеть именно так. Влюбленная умирала от ощущения его тепла, силы и ни о чем другом не могла думать. С другого боку Фэй дурманила ее своими безумными тропическими ароматами, и от всего этого голова у Кэсси шла кругом.
Затем погас свет.
Героиня не уследила, как это произошло: она была уверена, что никто не вставал со своего места в Круге. Но, так или иначе, лампы дневного света над ее головой неожиданно вырубились. В гараже стало темно, хоть глаз выколи. Единственным светлым пятном оставалась горящая свеча в руках Дианы: она освещала только ее лицо. А больше не было видно ни зги.
– Итак, – промолвила предводительница, – мы просто посмотрим последние оставленные отпечатки. Ничего не предпринимаем, глубже не копаем, пока не поймем, с чем имеем дело. И я надеюсь, нет нужды напоминать вам, что Круг нельзя разрывать ни при каких обстоятельствах, что бы ни случилось. – Хотя Диана не смотрела при этом на Кэсси, нашлись такие, кто смотрел, как бы намекая, что некоторым напомнить все же следует.
Пламенем своей свечи Диана коснулась свечи Мелани, и пламя удвоилось. Затем Мелани потянулась, чтобы зажечь свечу Деборы, и желтых языков стало три. Огонь шел по кругу, пока, наконец, не добрался до Адама. Рука Кэсси преступно дрожала, готовясь принять пламя от рыжеволосого. Девушка надеялась, что это спишут на ее нервное состояние. Наконец, все двенадцать зажженных свечей заняли места на полу, приклеенные к нему расплавленным воском. Они давали свет – каждая в меру собственных сил – и отбрасывали на стены тени – огромные сумрачные двойники сидящих вокруг людей.
Диана протянула руку в круг свечей и стянула черную материю с предмета в центре. Кэсси резко вдохнула: череп уставился прямо на нее своими пустыми глазницами. Но не это показалось ей самым страшным: он ярко светился. Пламя двенадцати свечей играло на хрустальных гранях; кристалл отражал его, преломляя свет. Череп как будто ожил.
В кругу все резко встрепенулись и напряглись.
– А теперь, – сказала Диана, – сосредоточьтесь на какой-нибудь точке внутри черепа. Вглядитесь в нее, выискивайте в ней детали. Затем вглядитесь еще внимательнее. Продолжайте всматриваться, пока не почувствуете, что вас затягивает в кристалл.
«На какой-нибудь точке внутри черепа?» – безучастно подумала Кэсси.
Но, внимательно присмотревшись к светящемуся черепу, она обнаружила, что кристалл не везде одинаково прозрачен. Внутри него были какие-то штуки, напоминающие дрожащую на ветру паутинку или легкий дымок. Там были трещины, разломы, в которых виднелись миниатюрные пейзажи. И чем внимательнее вглядывалась Кэсси, тем больше деталей она подмечала.
«Вон то выглядит как спираль или вихрь, – подумала девушка, – а это – почти как дверь. А вот лицо…»
Она резко отвела взгляд, чувствуя, как внутри нее все перевернулось.
«Не дури – это всего лишь дефекты камня… и освещения», – сказала она себе.
Она почти боялась опять смотреть в него. Однако остальные не выглядели испуганными: их тени мерцали-трепетали на стенах, а глаза были прикованы к черепу.
«Посмотри на него!» – скомандовала себе девушка.
Туманного лица она больше не видела.
«Вот, это еще раз доказывает, что тебе приглючилось», – подумала Кэсси.
Но к тому моменту у черепа появилось еще одно тревожное свойство: казалось, внутри него что-то движется. Как будто он состоял из воды, заключенной под тонкую кожицу, а в воде этой что-то медленно плавало.
«Ну прекрати ты. Выбери уже себе какую-нибудь деталь и сосредоточься на ней, – велела она себе. Дверь, например. Смотри на нее: она, во всяком случае, не двигается».
Кэсси уставилась на небольшую треугольную трещину в левой глазнице, как раз там, где мог бы находиться зрачок. Трещина походила на чуть приоткрытую дверь, из-за которой лился свет.
«Вглядывайся. Подмечай детали».
Тропический аромат Фэй пьянил и кружил голову. Кэсси смотрела, просто смотрела. Она видела дверь. И чем тщательнее она всматривалась, тем дверь становилась… ближе. Или сама Кэсси приближалась к двери. Да, ближе… еще ближе… ближе некуда. Кэсси постепенно теряла чувство пространства. Череп рос и не имел уже ни границ, ни формы. Он окружил ее и стал ее миром. Дверь оказалась прямо перед ней. А сама она оказалась внутри черепа.

15

Кэсси следовало его оттолкнуть, следовало убежать от него. Но вместо этого она, задыхаясь от счастья, уткнулась ему в плечо, в уютный толстый ирландский свитер. Ее окружило тепло, его тепло: оно поддерживало и защищало. Он так вкусно пах: осенними листьями, лесными пожара-ми, океанским ветром. Ее сердце билось как сумасшедшее.
Тут- то Кэсси и узнала, что значит запретная любовь. А значила она вот что: желать до не-возможности сильно, чувствовать себя при этом прекрасно и знать, что это неправильно. Она по-чувствовала, как Адам слегка отстранился. Она посмотрела на него и поняла, что он ошеломлен не меньше, чем она.
– Мы не можем, – сказал он неожиданно сиплым голосом. – Мы не можем…
Героиня смотрела на него и видела только глаза: они были такого же цвета, как океан в ту страшную ночь, когда он заманивал девушку в свою пучину. Губы Кэсси раскрылись, чтобы произнести беззвучное «нет».
И тут Адам ее поцеловал.
В эту же секунду мысли улетучились у нее из головы. Ее унесла соленая волна ощущений; будто быстрина подхватила ее, накрыла с головой, швыряла вверх и вниз, не останавливаясь; она погибала, но так сладко.
Она безвольно дрожала: если б он ее не держал, она бы рухнула. Ни с одним парнем она та-кого не чувствовала: в диком и мощном смятении она могла только подчиниться, отдать себя полностью.
Каждый прилив нежности был слаще предыдущего. Она не чувствовала уже ничего, кроме удовольствия, и не хотела больше сопротивляться. Ее не пугала его бешеная, необузданная энергия – она доверяла ему. Он вел ее, маленькую девочку с одичалым от изумления взором, в мир, о существовании которого она и не догадывалась.
И целовал, целовал ее: они как будто оба с ума сошли, одурманенные и потрясенные. Она знала, что щеки и шея ее безбожно горят; она чувствовала жар, исходящий от их тел.
Непонятно, сколько они так простояли в объятиях, способных растопить разбросанные во-круг камни.
Только через некоторое время Кэсси поняла, что Адам, не размыкая рук, усадил ее на кусок гранита. Ее дыхание стало замедляться, и она снова уткнулась ему в плечо.
И обрела там спокойствие. Бешеная страсть сменилась теплой и ленивой негой. Теперь она в безопасности – она нашла свое место. Это казалось так просто, так красиво.
– Кэсси, – произнес он голосом, которым никогда раньше с ней не говорил и от звуков которого душа ее растворилась и отделилась от тела, покидая его через ступни, ладони и кончики пальцев.
Она никогда больше не будет такой, как прежде.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Она закрыла глаза, не произнеся ни слова. Она почувствовала, как он приоткрытыми губами коснулся ее волос.
Серебряная нить свила вокруг них светящийся кокон и стояла как неподвижная, наполненная лунным светом вода. Неистовству пришел конец – настало время тишины и умиротворения. Кэсси почувствовала, что может парить так целую вечность.
«Моя судьба, – подумала она, – ты, наконец, нашла меня. Каждый миг моей жизни вел меня именно сюда. Почему я так боялась, почему так хотела этого избежать? Здесь ведь только радость. Мне больше никогда не придется бояться…»
И вдруг она вспомнила.
Ударная волна чистого ужаса окатила ее.
«О боже, что мы наделали?!» – подумала девушка.
Она отшатнулась так резко, что ему пришлось подхватить ее, чтобы она не упала назад.
– О боже! – сказала она, чувствуя ужас, сметающий все на своем пути. – Господи, Адам, как мы могли? – прошептала она.
Еще мгновение его глаза оставались рассредоточенными, открытыми, но не видящими, будто бы он не мог понять, зачем ей понадобилось разрушать их красивый транс. Но затем она увидела, что к нему приходит осознание, и его серебряно-голубой взор разбился вдребезги. В глазах поселилась необузданная боль.
Все еще в его руках, все еще рядом с ним, Кэсси зарыдала.
Как они могли позволить этому случиться? Как она могла поступить так с Дианой? С Диа-ной, которая спасла, стала ее другом, доверяла ей. С Дианой, которую она любила.
Адам принадлежал Диане. Кэсси знала, что Диана не мыслит своей жизни без Адама, что все мечты и надежды Дианы включают его. Диана и Адам созданы друг для друга…
Кэсси внезапно вспомнила, каким светом загорелись обеспокоенные зеленые глаза Дианы, как только она увидела Адама; она вспомнила, какой нежностью и сиянием наполнялся Дианин взгляд каждый раз, когда она просто говорила о нем.
Адам все еще любил Диану. Это было ясно, как день. Адам идеализировал Диану: он поклонялся ей с той же чистой, сильной и нерушимой любовью, с какой Диана боготворила его.
Но Кэсси видела, что ее Адам тоже любит. Разве можно любить двоих? Разве можно быть влюбленным в двух людей одновременно? И, что бы она там себе ни говорила, нельзя было отрицать ни стремительную химию, возникшую между ними, ни особенное взаимопонимание на грани взаимопроникновения, ни связь, соединившую их навеки. Так что, видимо, любить двоих возможно.
Но первенство принадлежало Диане.
– Ты все еще любишь ее, – прошептала Кэсси, зачем-то требуя подтверждения сей грустной истины.
Внутри зарождалась горечь.
Адам закрыл глаза.
– Да, – его голос стал резким. – Господи, Кэсси, прости.
– Нет, все хорошо, – сказала она. Она узнала эту горечь – то была боль потери, боль пустоты, и она усиливалась. – Потому что я тоже люблю ее. И не хочу, чтобы она страдала. Поэтому я по-обещала себе, что никто из вас никогда не узнает…
– Это моя вина, – промолвил Адам, и она ощутила, как сильно он себя корит. – Мне следовало раньше понять, следовало самому разобраться с моими чувствами. Вместо этого я насильно втянул тебя в историю, которую ты так старательно пыталась предотвратить.
– Ты никуда не втягивал меня, – мягко и искренне сказала Кэсси. Она говорила тихо и спокойно. Все снова встало на свои места, и теперь она знала, что делать. – Будем считать, что ошибка была общей. Но, что было, то было, главное, чтобы это больше не повторилось. Вот над этим нам и нужно поработать.
– Но как? – обреченно спросил рыжеволосый. – Мы можем сколько угодно сожалеть, я могу ненавидеть себя, но если мы снова окажемся наедине, я не знаю, что случится.
– Значит, нам нельзя оставаться наедине. Никогда. И мы не должны сидеть рядом, касаться друг друга и даже позволять себе думать об этом, – она проговаривала все это и не боялась: она чувствовала, что это правильно.
Его глаза опять потемнели.
– Я восхищен твоим самоконтролем, – голос казался ей еще более удрученным.
– Адам, – проговорила она, чувствуя, как потоки нежности заливают все ее существо, когда она просто произносит вслух его имя, – понимаешь, мы должны. Когда ты вернулся во вторник ночью, сразу после моего посвящения, когда я поняла, что вы с Дианой… Той ночью я поклялась, что Диана никогда не будет страдать из-за моих чувств к тебе; я поклялась, что никогда не предам ее. Ты хочешь предать ее?
Стояла такая тишина, что Кэсси слышала, как тяжело он дышит. Она чувствовала, что его разрывает на части. Затем Адам выровнял дыхание и снова прикрыл глаза.
Когда он открыл их, ответ уже не требовался: девушка почувствовала, как его руки освобо-дили ее; как он сел чуть поодаль, и как холодный воздух, ринувшийся в пространство между их телами, наконец, разделил их.
– Нет, – сказал он.
И в голосе появилась новая сила. А на лице – новая решимость. Они снова взглянули друг на друга, но уже не как любовники, а как воины. Как товарищи по оружию, крайне решительно настроенные на достижение некой общей цели. Они подчинили свою страсть и спрятали так глубоко, что никто не смог бы ее найти. Они вышли на новый уровень близости, возможно, даже более сокровенный, чем тот, который обычно устанавливается между встречающимися парнем и девушкой. Что бы ни случилось, чего бы им это ни стоило, они не станут больше обманывать девушку, которую оба любят.
Глядя прямо ей в глаза, он спросил:
– Какую клятву ты принесла той ночью? Ты взяла ее из Книги Теней?
– Нет, – ответила Кэсси и задумалась. – Я не знаю, – заключила она. – Мне казалось, что я сама ее сочинила, но сейчас я думаю, что она является частью чего-то более длинного. Я произнесла: «Ни словом, ни взглядом, ни поступком».
Он кивнул:
– Я читал одну с такими словами. Она старая и сильная. С помощью этой клятвы ты взываешь ко всем четырем Силам, чтобы они стали твоими свидетелями, и, если ты хоть раз нарушишь клятву, они могут подняться против тебя. Готова ли ты снова поклясться? Со мной?
От внезапности вопроса у нее перехватило дыхание. Но, гордая собой, она почти без тени промедления ответила:
– Да.
– Тогда понадобится кровь, – он встал и вынул из заднего кармана нож.
Кэсси удивилась было, а потом подумала, что удивляться нечему: каким бы милым парнем ни казался Адам, он бывал во всяких передрягах.
Без лишних слов он разрезал себе ладонь. Кровь казалась черной в полумраке серебристого света. Затем он протянул нож ей.
Кэсси втянула в себя воздух. Смелость не являлась ее сильной стороной, она ненавидела боль… Но она сжала зубы и приложила лезвие к ладони.
«Просто подумай о боли, которую ты могла бы причинить Диане», – утешила себя она и резким движением двинула нож вперед. Больно, но она не проронила ни звука.
Она посмотрела на Адама.
– Теперь повторяй за мной, – сказал он и поднял ладонь к звездному небу. – Огонь, Воздух, Земля, Вода.
– Огонь, Воздух, Земля, Вода…
– Внимайте и узрите…
– Внимайте и узрите, – несмотря на примитивность обращения, Кэсси почувствовала, что стихии проснулись и прислушиваются.
Ночь внезапно будто ожила от тысяч электрических разрядов, и звезды над головой, казалось, тоже включились и стали светить еще холоднее и ярче. Кожа девушки покрылась мурашка-ми.
Адам повернул руку ребром к земле, и черные капли упали на чахлую траву и холодный пе-сок. Кэсси смотрела как завороженная.
– Я, Адам, клянусь никогда не нарушать доверия, не предавать Диану, – отчеканил он.
– Я, Кэсси, клянусь никогда не нарушать доверия… – прошептала она и посмотрела, как ее собственная кровь стекает по ладони.
– Ни словом, ни взглядом, ни поступком, ни в ясном рассудке, ни во сне, ни разговором, ни молчанием…
Она шепотом повторяла слова.
–…ни на этой земле, ни на любой другой. Если нарушу клятву, то пусть огонь сожжет меня, воздух задушит, земля поглотит, а вода покроет мою могилу.
Она повторила все в точности. Как только она произнесла последние слова «и вода покроет мою могилу», послышался едва уловимый треск, будто что-то зашевелилось. Будто бы пространственно-временное покрывало разорвалось на какое-то мгновение, а теперь опять сходится. Затаив дыхание, Кэсси еще раз прислушалась.
Затем взглянула на Адама.
– Все кончилось, – прошептала она, имея в виду не только клятву.
Его глаза светились темнотой, окаймленной серебром.
– Все кончилось, – подтвердил он, протягивая ей свою окровавленную ладонь.
После секундного замешательства она пожала его руку. И почувствовала, или ей только по-чудилось, что, падая на землю, их кровь смешивается. Символизируя то, что никогда не случится.
Затем, медленно, он отпустил ее.
– Ты отдашь розу Диане? – спросила она спокойно.
Он достал из кармана кусок халцедона и подержал его на все еще мокрой от крови ладони.
– Я отдам ей кристалл.
Кэсси кивнула. Она не могла сказать ему того, что подразумевала, а именно, что камню место там же, где и Адаму, – рядом с Дианой.
– Спокойной ночи, Адам, – вместо этого мягко сказала она.
Она посмотрела, как он стоит на краю обрыва, а за спиной его раскинулось звездное небо. Затем развернулась и пошла в направлении светящихся окон бабушкиного дома. И на этот раз он не окликнул ее.
– Ах да, – сказала бабушка Кэсси, – я нашла это утром в прихожей. Наверное, кто-то просунул сквозь почтовую щель, – и протянула Кэсси конверт.
Они завтракали, а в окно светило радостное воскресное солнце. Кэсси поразилась, насколько все хорошо и спокойно.
Но одного взгляда на конверт хватило, чтобы разрушить идиллию. На нем крупным, размашистым почерком было написано ее имя. Естественно, красными чернилами.
Ожидая, пока хлопья напитаются молоком, героиня разорвала конверт и уставилась на за-писку. И вот что она прочитала:
«Кэсси,
видишь, на этот раз я использую свое собственное имя. Приходи ко мне домой (номер шесть) сегодня в любое время. Я хочу обсудить с тобой кое-что очень необычное. Поверь, это твой шанс.
Люблю, целую,
P. S. He говори никому из Клуба, что встречаешься со мной. Поймешь сама, когда придешь».
Нельзя сказать, что Кэсси не всполошилась. Естественно, первым делом она решила позвонить Диане, но потом подумала, что если та не спала всю ночь, очищая череп, то, наверное, жутко измотана, и нечего ей в таком состоянии общаться с Фэй.
«Ладно, я не буду ее беспокоить, – мрачно подумала Кэсси, – сама пойду и посмотрю, что затеяла Фэй. Наверняка что-то, связанное с церемонией. А может, она хочет созвать голосование».
На фоне прочих развалюх Вороньей Слободки дом Фэй смотрелся очень изящно. Кэсси впустила домработница, и девушка вспомнила слова Дианы о том, что мать Фэй умерла. Здесь жило много неполных семей.
Спальня Фэй выглядела как комната богатой девчонки: беспроводной телефон, комп, телик и видик, куча CD дисков. Ее украшал орнамент из гигантских сочных раскидистых цветов; даже кровать и мягкие подушки были покрыты тканью, расшитой цветами. Дожидаясь появления Фэй, Кэсси присела на диван у окна. На тумбочке стояли незажженные красные свечи.
Внезапно плед на кровати зашевелился, и из-под него высунулась мордочка маленького ры-жего котенка. За ним тут же появился точно такой же, но серый.
– Ой, какая прелесть, – несмотря на специфику ситуации, Кэсси пришла в полный восторг от котят.
Она никогда бы не подумала, что Фэй кошатница. Девушка сидела спокойно, не дергаясь, поэтому крохотные создания бесстрашно вылезли из-под пледа. Забравшись на Кэссин диванчик, они стали ходить по нему, мурлыча, как маленькие моторные лодки.
Кэсси хихикнула и даже пискнула от счастья, когда один из котят храбро вскарабкался по ее свитеру и непрочно устроился на плече. Котята были обворожительные: рыжий – пушистый и всклокоченный, а серый – гладенький и опрятный. Когда они исследовали Кэсси, их малюсенькие коготочки покалывали ее кожу, как иголочки. Рыжий забрался ей на голову, слепой мордашкой уткнулся в ухо, и она снова засмеялась.
Он пытался добыть мамино молочко, обнимая ее своими крохотными лапками за шею; девушка чувствовала, как посапывает холодный носик звереныша. Серый пытался проделать то же самое с другой стороны. «Ой, какие миленькие, какие маленькие…»
– Аи! – запричитала она. – Ой-ой-ой – не делай так! Слезь! Слезь ты!
Она потянула за маленькие тельца, пытаясь отодрать их от себя. Они запутались в ее волосах и повисли, цепляясь когтями… и зубами. Когда Кэсси, наконец, удалось от них освободиться, она чуть не бросила их на пол. Затем ее руки взметнулись к шее.
Пальцы нащупали что-то мокрое: она в шоке уставилась на капли крови.
Они укусили ее, маленькие монстры. А теперь они сидели на полу и сосредоточенно слизывали кровь с когтей. Кэсси охватило отвращение.
Фэй, незаметно вошедшая в комнату и наблюдавшая за сценой, ухмыльнулась.
– Может, в кошачьем корме недостаточно витаминов и минералов, – предположила она.
Этим утром она выглядела ошеломляюще красиво: ее спутанные чернющие волосы еще не высохли и струились вниз каскадами натуральных крупных локонов, влажная кожа блестела на фоне бордового халата.
«Ох, не нужно было приходить», – подумала Кэсси, чувствуя приближение безотчетного страха.
Но Фэй не посмеет навредить ей сейчас: узнает Диана, узнает Круг. Должна же Фэй пони-мать, что ей это так просто не сойдет.
Фэй уселась на кровать.
– Ну, как тебе понравилась церемония прошлой ночью? – обыденным тоном спросила она.
Ну вот, она так и знала.
– Все шло хорошо, пока не произошла какая-то фигня, – ответила Кэсси и снова взглянула на Фэй.
Та засмеялась глубоким, ленивым смехом.
– Да, Кэсси. Ты мне нравишься. Действительно нравишься. Я сразу заметила в тебе нечто особенное.
Я знаю, что мы не очень-то хорошо начали, но, думаю, все изменится. Сдается мне, мы ста-нем добрыми друзьями.
Кэсси на мгновение потеряла дар речи. Затем выдавила:
– Вот уж не думаю, Фэй.
– Зато я так думаю, Кэсси. И важно именно это.
– Фэй… – Почему-то после прошлой ночи Кэсси обнаружила в себе смелость говорить в ли-цо такие вещи, которые до этого не смела и вымолвить. – Фэй, я не думаю, что у нас с тобой много общего. Я даже не уверена, что хочу с тобой дружить.
Фэй только улыбнулась.
– А жаль, – сказала она. – Потому что, видишь ли, мне кое-что известно. И, по-моему, это тот секрет, который ты хотела бы разделить только с очень близким другом.
Земля ушла у Кэсси из-под ног.
Только не это… откуда ей знать… только не это… Кэсси трепетала от испуга, но сомнений, увы, не оставалось. Она уставилась на старшую девушку, чувствуя, что вот-вот превратится в соляной столб.
– Видишь ли, – продолжила Фэй, – у меня полно всяких друзей. Они рассказывают мне много интересного о том, что видят и слышат в округе. И знаешь что? Прошлой ночью один из этих друзей заметил кое-что на утесе.
Кэсси сидела, почти ослепнув от потрясения.
– Он увидел двух людей на утесе рядом с домом номер двенадцать. И эти двое… ну, скажем так, они очень-очень сблизились. Произошла довольно горячая сцена, насколько я слышала.
Кэсси попыталась заговорить, но не смогла вымолвить ни слова.
– И ты ни за что не поверишь, кто были эти двое! Я сама бы этому не поверила, если бы не вспомнила стих, который однажды прочитала. Как же он звучал? Лежу ночами, думаю о нем…
– Фэй! – Кэсси вскочила на ноги.
Фэй улыбнулась.
– В общем, ты поняла. Диана не слышала тот маленький стихотворный экзерсис, верно? Скорее всего, нет. Что ж, Кэсси, если ты не хочешь, чтобы она его услышала, или узнала, что случилось вчера на утесе, я бы посоветовала тебе подружиться со мной, и быстро, чуешь?
– Все не так! – воскликнула Кэсси. Она пылала и горела от ярости и страха. – Ты совсем ни-чего не поняла…
– Конечно же, я поняла. Адам очень привлекательный. И я всегда подозревала, что эта их «верность друг другу до гроба» – всего лишь игра. Я не виню тебя, Кэсси. Это вполне естествен-но…
– Все не так. Между нами ничего нет…
Фэй ухмыльнулась:
– Прости, но из того немногого, что я слышала о вчерашней ночи, напрашиваются совсем другие выводы. Нет, честно, я хочу тебе верить, Кэсси, но задумайся, а поверит ли тебе Диана? Особенно после того, как узнает, что ты намеренно не упомянула, что встретила ее парня на каникулах этим летом – это когда он разбудил в тебе желание, я полагаю. Как там опять в этом стихотворении?
– Нет… – прошептала Кэсси.
– И потом, как ты на него посмотрела, когда он появился вдруг после твоего посвящения! Правда, Диана этого не видела, но я должна тебе сообщить, что у меня уже тогда возникли подозрения. Маленькая сценка на утесе гармонично вписалась в общий сценарий. Когда я расскажу Диане…
– Ты не расскажешь, – отчаянно проговорила Кэсси, – не сможешь сказать ей. Пожалуйста, Фэй. Она не поймет. Все совсем не так, но она не поймет.
Фэй цокнула языком.
– Но, Кэсси, Диана моя двоюродная сестра, кровный родственник. Я обязана ей рассказать.
Кэсси почувствовала себя крысой, лихорадочно бегающей по лабиринту в поисках выхода, которого не существует. Паника отстукивала барабанный бой у нее в висках: Фэй не должна сказать Диане; этого нельзя допустить. Как будет выглядеть Диана, если узнает, и каким взглядом она посмотрит на Кэсси.
И на Адама. Это еще хуже. Она подумает, что они оба предали ее, что Адам с Кэсси по-настоящему ее предали. И как она будет тогда выглядеть… как будет выглядеть Адам…
Кэсси могла выдержать что угодно, кроме этого.
– Ты не сделаешь этого, – прошептала она, – не сделаешь.
– Послушай, Кэсси, я уже тебе, кажется, говорила. Если мы станем друзьями, настоящими добрыми друзьями, я, возможно, сохраню этот секрет. Диана и я, конечно, сестры, но для друзей я готова пойти на что угодно. И, – акцентировала Фэй, а ее золотые глаза ни на секунду не поки-дали лица младшей девушки, – я, разумеется, ожидаю, что друзья пойдут на что угодно ради меня.
Только сейчас до Кэсси дошло, куда она клонит. Все вокруг нее замерло; сердце сделало один мощный удар и пошло ко дну, как какое-нибудь грузило. Ниже, ниже, еще ниже, а вот уже и дно.
Со дна она спросила Фэй безжизненным голосом:
– Что нужно сделать?
Фэй улыбнулась. Она откинулась на кровати, расслабилась; халат распахнулся, обнажив од-ну ногу.
– Таак, давай посмотрим, – произнесла она медленно, растягивая удовольствие от момента, купаясь в нем. – Я же знаю, было что-то… а, точно! Я очень хочу заполучить тот череп, который нашел Адам. Я уверена, ты знаешь, где Диана его хранит. А если не знаешь, то я уверена, для тебя не составит труда узнать это.
– Нет, – ужаснулась Кэсси.
– Да, – сказала Фэй и снова улыбнулась. – Я хочу этого, Кэсси. Чтобы ты доказала, какой из тебя хороший друг. А как ты хотела?!
– Фэй, ты же видела, что случилось прошлой ночью. Этот череп – зло. Из-за него на свободу вырвалась какая-то страшная сущность; если ты снова его разбудишь, кто знает, что может про-изойти? – Заторможенный мозг Кэсси неожиданно задался вопросом, а действительно, кто знает, что Фэй планирует с ним делать? – Для чего он тебе? – выпалила она.
Фэй терпеливо покачала головой.
– А это мой маленький секрет. Может быть, если мы станем достаточно хорошими подруга-ми, я покажу тебе позже.
– Я не стану этого делать. Не могу, не могу я, Фэй.
– Что ж, весьма грустно, – Фэй подняла брови и сжала свои пухлые губы. – Потому что это значит, что я должна позвонить Диане. Я думаю, моя кузина имеет право знать, чем в свободное время занимается ее парень. – Она достала телефон и стала тыкать в кнопки ухоженным пальцем, увенчанным красным ноготочком.
– Привет, Диана. Это ты?
– Нет! – закричала Кэсси и схватила Фэй за руку.
Фэй отключила микрофон.
– Это означает, что мы Договорились? – спросила она Кэсси.
Кэсси не могла выдавить ни «да», ни «нет».
Фэй потянулась и взяла девушку за подбородок, как в самый первый день на ступеньках у школы. Кэсси ощутила крепость ее длинных ногтей, холод и силу ее пальцев. Фэй пристально смотрела на Кэсси своими странными глазами цвета меда.
«У соколов желтые глаза», – подумала Кэсси, ощущая всю дикость этого сравнения.
Пальцы Фэй схватили ее, как когти. Выхода не было – как у крысы в лабиринте. Ее пойма-ли: так хищная птица ловит серую полевую мышку.
Золотые глаза продолжали пристально смотреть на нее, залезая прямо в душу. Она чувство-вала страх, головокружение, и не было рядом камня с древним гулом внутри, на который можно было бы опереться. Она находилась в спальне Фэй, на втором этаже, вдали от помощи.
– Так мы договорились? – переспросила Фэй.
Выхода нет. Помощи нет, уже почти нет зрения – все расплылось в глазах Кэсси и поблекло. Она с трудом слышала голос Фэй, прорывающийся сквозь гул в ушах.
Она ощущала, как последний оплот сопротивления, воли рушится.
– Ну же? – пытала Фэй своим хриплым фальшивым голосом.
С трудом понимая, что творит, Кэсси слегка кивнула. Фэй освободила ее и снова включила микрофон.
– Прости, Диана, я набрала не тот номер. Хотела позвонить в ремонт посудомоек. Пока-пока, – и с этими словами Фэй повесила трубку.
Она потянулась, как гигантская кошка, кладя телефон на тумбочку, и улеглась на спину. За-тем положила руки под голову и, улыбаясь, посмотрела на Кэсси.
– Прекрасно, – сказала она. – Перво-наперво ты достанешь мне череп. А после… об этом я подумаю после. Ты поймешь, что отныне я владею тобой, Кэсси.
– Я думала, – прошептала Кэсси, все еще ничего не видя сквозь серый туман, – что мы стали друзьями.
– Это не более чем красивые слова. Правда в том, что отныне ты моя пленница. Я теперь владею тобой, Кэсси Блейк. Я владею твоим телом и душой.