О сериалах и не только

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Беллисима

Сообщений 1 страница 20 из 55

1

Беллисима

Глава 1

Ежегодный показ мод самого престижного в стране Дома моделей «Тропибелла» — «Тропическая красавица», как всегда, собрал многолюдную и блестящую публику. Помост пока пустовал, но сама публика представляла не менее интересное зрелище: знаменитые актеры, политики, спортсмены, красивые женщины и просто богачи, толпы журналистов, алчущих сенсаций, — все явились в «Тропибеллу» не только посмотреть новые модели, но и показать себя, встретить знакомых, узнать самые свежие новости. Блеск туалетов, драгоценностей, бижутерии и обнаженных плеч затмевал сияние люстр и свечей.
— Телезрители, конечно, знают большого специалиста в мире моды, журналиста, одного из владельцев фирмы и основателя благотворительного фонда, Рикардо Линареса Рикона...
Пока ведущая перечисляла все его многочисленные титулы, Рикардо медленной, чуть ленивой походкой приблизился к телекамере — и подарил ей одну из своих самых лучезарных и обаятельных улыбок. Этот среднего роста, крепко сбитый мужчина лет тридцати был красив не изнеженной и слащавой, а особого рода мужественной красотой, которая не оставляет равнодушной ни одну женщину.
Он умел непринужденно держаться на публике и перед телекамерой, отличался красноречием и безукоризненным воспитанием. Все телезрительницы от пятнадцати до семидесяти лет, прикованные в эту минуту к экрану, любовались им и про себя или вслух вздыхали: какой приятный молодой человек! Он обладал счастливым талантом нравиться женщинам. С мужчинами его отношения складывались сложнее, но благодаря добродушному характеру, широкой и слегка легкомысленной натуре Рикардо привлекал к себе немало друзей и приятелей.
— Мы приготовили модели не только для богатых и праздных женщин, но и для тех, кто работает, учится и не может потратить лишнее на туалеты, — заявил Рикардо, очень гордившийся своим демократизмом. — Кроме того, вас ожидают некоторые сюрпризы среди новинок сезона.
Сам законодатель мод всегда одевался просто, но безукоризненно. Его дорогие, добротные костюмы никогда не грешили легкомысленными деталями, не притягивали внимания пестрым галстуком или рубашкой. Он предпочитал темные тона, и это как-то не вязалось с его жизнерадостной натурой и национальными традициями. Такая манера одеваться наводила на мысль о затянувшемся трауре.
Мать Рикардо сеньора Эльвира уверяла, что у сына добрейшее сердце и он неустанно заботится о благе других и только потом о своем собственном. Это по его инициативе был основан благотворительный фонд, и теперь все доходы от проводившихся демонстраций моды поступали приюту для сирот.
Поговаривали о какой-то драме, пережитой в прошлом Рикардо Линаресом. О богатых и видных людях всегда ходит много слухов, в которых правда густо перемешана с ложью. Самый взыскательный и придирчивый взгляд не отыскал бы на цветущем лице Рикардо даже следов скорбных мыслей и воспоминаний. Может быть, он просто умело скрывал их.
Большинство знакомых уверяли, что все это — сущий вздор: никакие печали Рикардо не гложут, он типичный плейбой, живущий в свое удовольствие. Среди его нескольких удачных коллекций одежды, завоевавших весь мир, коллекция покоренных женских сердец занимает особое место. Наверное, он все же более известен как коллекционер такого рода.
—Чем объясняется твоя неустанная забота о детях, Рикардо? — не преминула спросить ведущая, чтобы тронуть сердца телезрителей. — Возможно, дети — твоя страсть?
—Настоящая и единственная моя страсть — красивые женщины, — шутливо и уклончиво ответил Рикардо. — А сироты вызывают у меня сострадание и желание помочь, как у всякого нормального человека.
Как только камера отвернулась от них, чтобы еще раз обозреть блестящую публику, Рикардо подтвердил свою репутацию донжуана, с ходу пригласив ведущую поужинать с ним вечером.
—Только если ты пригласишь и моего жениха, — рассмеялась красавица.
—Ну вот еще! — ничуть не огорчился отказом Рикардо. — Я подожду, пока ты его бросишь, и повторю свое предложение.
Просторные залы и холлы «Тропибеллы» все наполнялись зрителями, которые начинали проявлять нетерпение. К самому началу демонстрации появилось семейство Линаресов, привлекшее всеобщее внимание. Сеньора Эльвира тут же отыскала глазами сына. Ее обожаемый Рикардо и неумолимо бегущие годы — вот все, что интересовало ее в жизни. Она не в силах была признаться даже себе, что ей скоро пятьдесят. По официально принятой версии, сеньоре Эльвире едва перевалило за сорок, и редко кто осмеливался ей в этом перечить...
Федерико Линареса не волновал его возраст. Этот стройный, как юноша, безукоризненно одетый сеньор величественно нес седую голову и свои пятьдесят пять лет. Он был настоящим джентльменом, невозмутимым, со всеми одинаково вежливым и ровным, и только супруга могла иной раз вывести его из себя. По обыкновению, супруги Линарес тихо переругивались. Когда Эльвире не удавалось втянуть в перебранку мужа, она принималась яростно шпынять дочерей. В семье Линаресов никогда не было мира и согласия.
— Вот так всегда, — шептала сестра Рикардо Ванесса, с ненавистью глядя в спину матери. — Начинается с пустякового разговора потом они ссорятся, и папа уходит.
Мария-Фернанда — тихая, ласковая девочка лет четырнадцати, совсем не похожая на строптивую сестру, грустно кивнула в ответ. Обе они оживились, когда подошел Рикардо поболтать с ними. В Рикардо Линаресе, несомненно, была какая-то загадка. Едва ли он сам знал себя до конца — все свои лучшие и далеко не лучшие качества. Но одной из его несомненных добродетелей была любовь к семье. Этот легкомысленный прожигатель жизни и любимец дам слыл хорошим семьянином. Он ухитрялся ладить с матерью, которую явно точил изнутри бес раздора, обожал отца, баловал сестер и кузин, был ласков и почтителен с тетушками и дядюшками. Какие бы ни были проблемы и беды у родных, они несли их Рикардо, просили совета и помощи. А проблем в этой семье хватало.
Поздоровавшись с семейством, Рикардо поспешил за кулисы — в последний раз убедиться, что все в порядке.
— Ну как вы, мои куколки? — ласково приветствовал он манекенщиц, входя в уборную. — Ты почему еще не одета, Эстрелья? Оскар, поторопись с платьем. А ты выглядишь божественно, детка. Поправь здесь. Быстрее, быстрее! Повернись-ка! Все замечательно.
Он сам вникал во все мелочи костюмов, проверял и перепроверял работу модельеров и портных, но при этом не считался занудливым и придирчивым начальником. Его величали «шефом» и искренне любили коллеги за отзывчивый к чужим бедам и ровный характер. Правда, его благожелательность к красивым манекенщицам порой переходила все границы дозволенного, но он не был в этом виноват. Женщины осаждали Рикардо, и он просто уступал их домогательствам, чтобы обидами не портить добрые отношения с подчиненными.
Наконец на помосте появились три манекенщицы в экстравагантных пляжных костюмах, не столько скрывающих прелести их бронзовых и белоснежных тел, сколько умело обнажающих и подчеркивающих их. Глухой вздох изумления эхом прокатился по залу. Публика поспешила занять стулья вдоль помоста и мягкие диваны, не отрывая глаз от манекенщиц: женщины — с ревнивым любопытством, мужчины — с искренним восхищением.
Вероятно, это был один из сюрпризов, обещанных Рикардо Линаресом. Действительно, кто-то был повергнут в приятное изумление, кто-то шокирован, но никто не остался равнодушным. В девушках — превосходно вышколенных профессионалках — все было обольстительно. Не только внешность, но и походка, плавные, изящные жесты.
Ведущая Вивиана с воодушевлением повела телезрителей в увлекательное путешествие по миру моды:
— Сегодня вы увидите новую коллекцию пляжных костюмов, а также деловой и повседневной одежды. Эти купальники, конечно, потрясут и лишат покоя каждую женщину.
Но слова были излишни, потому что модели говорили сами за себя. Яркие ткани купальников заставляли вспомнить о солнечных пляжах и радости, которую приносит пышная тропическая природа.
— Уделяйте особое внимание деталям в нынешнем сезоне, особенно если отправитесь отдыхать на знаменитые курорты, — настойчиво рекомендовала телезрительницам Вивиана. — Смелее дополняйте бронзовый загар вот такими экстравагантными купальниками — яркими, бьющими в глаза, передающими вашу чувственность. Смешанные стили и цвета зовут вас выйти на солнце и дать волю вашей энергии.
Под аккомпанемент волнующей, но не навязчивой мелодии и темпераментных комментариев ведущей публика созерцала этот парад мод и красоты, то и дело награждая манекенщиц и сами модели аплодисментами. Но эти аплодисменты не тешили самолюбия Рикардо Линареса. Стоя в сторонке, он критически и оценивающе наблюдал за помостом, чуть склонив голову к плечу и, по обыкновению, засунув руки в карманы. Эта поза красноречивей слов  говорила не только о вдумчивой и сосредоточенной работе, но и о явном недовольстве собой и увиденным.
— Чего-то не хватает, чего-то недостает. Чего? Не знаю, — бормотал он.
С самого начала вечера с ним рядом или поблизости как бы случайно появлялась Роксана, одна из ведущих модельерш фирмы. Эти как бы случайные встречи были так часты, что уже не оставляли сомнений в их преднамеренности и тщательной спланированности. Роксана так явно и активно осаждала Рикардо, что коллеги вовсю начали сплетничать, подшучивать на их счет. Роксана до неприличия активна, ядовито замечали подружки, а Рикардо лишь снисходительно принимал ее ухаживания, впрочем всегда готовый, чтобы не испортить добрые отношения в коллективе, сдаться на милость победителя. Этот производственный роман обещал в будущем немалые осложнения: Роксана была замужней дамой, а ее муж отличался ревнивым и буйным нравом.
В этот вечер Роксана не оставляла Рикардо в покое. Вот и сейчас она появилась за его спиной и услышала недовольное бормотание.
—Ты серьезно чем-то недоволен, Рики? Чего это тебе не хватает?
—Мне не хватает подлинной, естественной красоты. Нам нужны настоящие красавицы.
—Настоящие? — удивленно подняла брови Роксана. Сама она к этому типу «естественной красавицы» явно не относилась. О таких женщинах обычно говорят — «интересная, элегантная». Элегантность Роксаны создавалась годами, была терпеливо «сделана», продумана, натренирована. Да и юношеская свежесть давно покинула ее, она явно перешла границу, отделяющую сеньориту от сеньоры.
—То, что мы делаем, всего лишь показ пластичных тел и накрашенных лиц! — все более увлекаясь, рассуждал Рикардо. — Все это тысячи раз было. Ничего нового. Новизной может стать только природная, естественная красота и свежесть.
Фирма как будто бы процветала, их коллекции имели успех. Но Рикардо давно мучили сомнения. Он интуитивно чувствовал, что в моде начался застой. Явно не хватало новых идей, движения вперед. Посредственность, средний уровень воцарились в мире моды.
Но Роксану такие глобальные проблемы совсем не занимали. Она ревниво следила за красивыми манекенщицами, восходящими на помост. Она не без основания подозревала, что кое-кто из них или были или оставались до сих пор небезразличны Рикардо и пользовались взаимностью. И в эти минуты, ей казалось, он поглощен только ими, ведь он не в силах пропустить ни одну красивую женщину.
—Перед вами звезда «Тропибеллы», самая красивая манекенщица в стране, Эстрелья! — торжественно представила новую модель Вивиана.
—Только не говори, что она тебе не нравится! — не смогла сдержать раздражения Роксана.
—Ну почему нее, как женщина она мне очень нравится, — рассеянно ответил Рикардо.
«Как бы я хотела завоевать тебя хоть на один вечер, — думала Роксана, со всей страстью впившись глазами в Рикардо, — чувствовать, что ты принадлежишь только мне и никому больше». Женское чутье подсказывало ей, что сегодня вечером что-то произойдет и решится в ее судьбе. Только бы не упустить случай! Она нравилась ему, но не больше других его куколок и кошечек, и именно поэтому должна проявить инициативу. «Когда показ завершится, приглашу его поужинать, — решила она. — Как удачно получилось, что муж как раз в отъезде».
—Чтобы уверенно чувствовать себя в современной жизни с ее бешеными ритмами, нужна практичная, удобная, элегантная одежда, особенно для деловой женщины, — бодро представляла Вивиана телезрителям деловые костюмы, но это была уже натужная, усталая бодрость.
Показ завершился, и чувствовалось, что яркое, праздничное возбуждение этого вечера начинает переходить в усталое утомление. Через полчаса Рикардо, поднявшись на пустой помост под громкие рукоплескания и поздравления с успехом, поблагодарил зрителей за внимание и пригласил на фуршет. Всеобщее оживление усилилось, и публика направилась в соседний зал, где были накрыты столы с обильными изысканными закусками.
Между тем сам Рикардо тут же исчез, предварительно шепнув что-то на ухо отцу. Эльвира напрасно отыскивала на банкете сына и беспокойно вопрошала мужа, где Рикардо.
— Гм... У него какие-то дела. Да, он мне говорил какие, но я что-то забыл. Извини, совсем из головы вылетело.
Эльвира метнула на него недовольный взгляд. Она метала свои тяжелые взоры и могла «убить» ими кого угодно, но только не привычного ко всему и невозмутимого Федерико. Эльвира ревновала к нему сына: между ними давно существовали доверительные, мужские отношения, Рикардо всем делился с отцом, а с ней — никогда.
За соседним столиком хихикали и перемывали всем косточки Эстрелья и другие манекенщицы: наконец-то эта нахалка добилась своего... увела его как покорного барашка на веревке... эта крепость быстро пала, она чуть ли не каждую неделю переходит из рук в руки.

0

2

Глава 2

Никто из коллег Рикардо Линареса не разделял его беспокойства: фирма процветала, их модели имели шумный успех. О каком застое, кризисе в моде могла идти речь? И все же у Рикардо были единомышленники, тоже полагавшие, что мода зашла в тупик и ее срочно нужно спасать, обновлять, вливать в нее свежие силы.
В одно время с блестящим парадом мод в «Тропибелле» в столичных колледжах проходили не менее важные для многих события — выпускные вечера. Юная выпускница колледжа легкой промышленности, будущий модельер Габриела Грубер увлеченно высказывала подруге Еве свои взгляды на моду и грандиозные планы на будущее:
— Я чувствую свое призвание и займусь чем-нибудь важным, на что не жалко потратить силы. Меня интересует Мода с большой буквы, а не просто моделирование одежды. У нас привыкли сидеть и ждать, когда мода придет к нам из-за границы. Большинство наших модельеров — жалкие плагиаторы, только подражают иностранным образцам. Я же буду создавать нечто принципиально новое, в чем выразится моя индивидуальность и национальные традиции...
Это была любимая тема Габриелы, о моде она могла говорить часами. Но Ева слушала ее вполуха, с нетерпением поглядывая на дверь: они ожидали мать Габриелы с сестрами и братьями, но те запаздывали.
—Сейчас выступают преподаватели, потом директор, а потом ты, потому что тебе, вот увидишь, дадут диплом с отличием. Давай вернемся, они сами найдут дорогу в зал, — торопила она Габриелу.
—Едва ли я получу диплом с отличием, — стараясь не выдать голосом свои затаенные надежды, отвечала Габи. — Подождем еще немного, они, наверное, попали в пробку.
На самом деле диплом занимал все ее мысли вот уже несколько дней. В ее годы девушки мечтают о любви, счастливом замужестве. Габриела Грубер была на удивление честолюбива для юной и красивой девушки. Она с увлечeниeм занималась современной модой и была уверена, что пробьется и сделает головокружительную карьеру в этой области. Диплом с отличием был немаловажной вехой в начале ее пути.
Ева не заглядывала так далеко вперед, ее волновали виды на будущую работу: не так-то просто найти себе место с приличным жалованьем. Габриеле легче: она отличница, несомненный талант, у нее уже есть кое-какие рисунки, идеи, наработки. Она пойдет с рекомендациями колледжа в ту же «Тропибеллу» или другой Дом моделей, и ее, конечно, примут на работу. А вот ей, Еве, сложнее найти место, она может работать только на подхвате, ассистенткой с каким-нибудь видным модельером. Это ее мечта.
И девушки в который раз принялись с жаром обсуждать все возможности пристроиться если не в Домах моделей, то хотя бы в модное ателье, на фабрику одежды. Ева настойчиво советовала подруге поработать манекенщицей.
—Ты не представляешь, какие деньги они зарабатывают, Габи! — восхищенно всплеснула она руками. — А какую бы ты произвела сенсацию, ведь ты красавица. Такой фигуры я ни у кого не видела, даже у самых знаменитых актрис и манекенщиц.
—Что? Я буду торговать своим телом на помосте! — изумрудные глаза Габриелы даже потемнели от гнева. — У меня есть способности, ум, и я найду им лучшее применение. Да, мне нужны деньги, чтобы содержать семью, но я заработаю их другим способом.
И Габриела возмущенно тряхнула копной темно-каштановых волос с рыжим отливом. Спорить с ней было пустым делом, и Ева только снисходительно махнула на нее рукой, как на неразумное дитя. Они, будучи во всем полными противоположностями, хорошо ладили друг с дружкой. Ева восхищалась подругой и обожала ее, тем не менее часто позволяла себе критические замечания и не раз остужала излишний пыл и романтические устремления Габриелы.
Наконец подошло такси, и почти в полном составе семейство Консуэло Грубер высыпало на тротуар. Можно было только подивиться, как оно поместилось в такси. Консуэло рассеянно искала кошелек, как всегда неведомо куда подевавшийся, девочки поправляли платья, а Левша, так с детства прозвали Сесара, — галстук. Левша надел галстук, провалявшийся где-то в шкафу лет двадцать. Габриела не выдержала и расхохоталась.
— Какая я счастливая, ой! — то и дело повторяла сияющая Консуэло. — Ваши дети тоже получают сегодня диплом? — невпопад обращалась она ко всем встречным.
Сегодня в семье был праздник, все это чувствовали и как могли принарядились по этому случаю. Маоисоль умело подкрасила мамочку, и в новом платье та выглядела на десять лет моложе. Консуэло все еще оставалась стройной и привлекательной женщиной, хотя жизнь не баловала ее. Она была создана для любви и самопожертвования. Она искренне любила своих мужей, рожала им детей, а они предавали, бросали ее, безжалостно пользовались ее трудом.
Старшая, Габриела, не знала своего отца, о нем никогда не упоминалось в доме. Отец Марисоль, Эстер и Левши несколько лет назад нашел себе новую подругу, молодую и более выгодную. Нынешнего мужа Консуэло тоже нельзя было назвать подарком судьбы. Уже который месяц он не работал и сидел на ее шее. Потихоньку воровал деньги из ее кошелька на выпивку. И сейчас сидит он, наверное, где-нибудь на бульваре с дружками и потягивает пиво.
Но Консуэло нужно было любить кого-то — детей, мужчину, весь мир. Тогда энергия ее кипела, душа была спокойна, и она работала день и ночь не покладая рук. Она по-женски привязалась к своему непутевому Рамиро, отцу Рубена и малышки Йоли. И она совершенно искренне считала себя счастливой. Ее дети были, конечно, лучшими детьми в мире. Сегодня Габриела получала диплом, но это только начало. Младшим Консуэло тоже мечтала дать образование.
— А ты знаешь, Габи, какую замечательную свинину принес сегодня Артуро, — тут же сообщила сестре новость Йоли. — Вечером у нас будет праздник.
— Да, а где Артуро? — спохватилась Габриела.
Нет, эту семейку трудно собрать, мы опоздаем на вручение дипломов, с досадой подумала Ева. Артуро не был родственником, он с дядей много лет жил по соседству с Груберами. А это в их окраинном бедном районе считалось выше родства. Дионисио с Консуэло величали  друг друга кумами, а Габи с Артуро были друзьями. Артуро уже вбегал с букетом цветов в просторный холл колледжа.
Наконец-то все самые близкие и дорогие ей люди были в сборе, и они маленькой толпой двинулись к актовому залу. Когда Груберы собирались все вместе, то напоминали улей с его шумом, суетой, невинными ссорами — дружный семейный улей с общими заботами.
Вручение дипломов еще не началось. Выступали с поздравлениями директор колледжа и преподаватели. Побледневшая Габриела сосредоточенно ждала. Встреча с родными лишь ненадолго отвлекла ее от лихорадочной тревоги по поводу диплома с отличием.
—Сегодня мы вручаем диплом нашим выпускникам, — торжественно начал церемонию директор, — и надеемся, что они достигнут выдающихся успехов в своей деятельности...
Габриеле казалось, что она не дышит. Каких трудов стоило ей держаться непринужденно!
—Единственный в этом году диплом с отличием вручается нашей лучшей студентке Габриеле Грубер.
Наконец напряжение последних минут спало, и Габриеле захотелось плакать. Она шла к кафедре, но ног под собой не чуяла. Вокруг хлопали в ладоши, поздравляли ее — все звуки сливались в счастливую музыку. Впервые она узнала, что такое успех, настоящая удача. Будущее рисовалось ей в самых радужных красках. Теперь, с дипломом и рекомендациями колледжа, ее возьмут в любой престижный Дом моделей. Такова была традиция.
Когда она повернулась лицом к залу, прижимая к груди диплом, ей бросилось в глаза счастливое лицо матери. Габриела родилась в самом бедном столичном квартале и училась на медные гроши. Свою мать, портниху-надомницу, она помнила склоненной над швейной машиной и днем и ночью. Марисоль чтобы помогать семье свести концы с концами, работала по ночам в баре. Учеба стоила недешево, и теперь она прежде всего вернет им долги. Марисоль больше не будет работать по ночам, матери она не позволит слепнуть за машинкой.
— Я так взволнована, — начала она, наконец обретя дар речи. — Этот диплом сегодня получаю не только я, его получает вся моя семья, и родные, и друзья, которым я обязана всем.
Поначалу никто не обратил внимания на странные звуки, доносившиеся с улицы: кто-то бил в барабан, терзал скрипку, дудел в трубу. Эту какофонию никому бы и в голову не пришло назвать музыкой. Тем не менее чей-то пьяный голос пытался напевать под эти дикие звуки. Впрочем, и пением это мог бы назвать только тот, кому еще в детстве медведь наступил на ухо.
Прошла минута, другая, звуки приближались. К ним прибавились увещевания служителей, пытавшихся вразумить непрошеных певцов и музыкантов. И вот, когда Габриела уже направилась к родным с драгоценным дипломом, дверь распахнулась и на пороге во всей своей красе предстал ее отчим Рамиро, растерзанный, взлохмаченный, сильно навеселе. За ним ввалились его дружки еще более неприглядного вида с какими-то убогими музыкальными инструментами.
— Здорово, Габи! — заорал с порога Рамиро. — Она мне как родная, я ее вырастил, воспитал, она мне как дочь, — объявил он присутствующим, орудуя локтями и пробираясь прямо к кафедре. — Будем веселиться по такому поводу, я и музыкантов привел.
От неожиданности зал онемел. Щеки бедной Габриелы покрылись пунцовой краской. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта немая сцена и растерянность, если бы не решительность Артуро. Артуро, по общему мнению, был хорошим полицейским. Он даже в нерабочее время не мог пройти мимо уличного хулиганства или какого-нибудь беспорядка.
—Убирайся отсюда! — решительно вытолкал он Рамиро за дверь. — Я бы набил тебе морду прямо здесь, да Консуэло жалко. Вон отсюда, подонок!   
—Это тебе так не пройдет, я пойду жаловаться в участок! — грозился Рамиро.
Мгновенно были выдворены и «музыканты», требовавшие за труды четыре тысячи боливаров. Вместо четырех тысяч Артуро предложил им три месяца тюрьмы и штраф за нарушение общественного спокойствия. Музыканты предложение обдумали — и исчезли. Спокойствие было восстановлено. Но Габриела так и не смогла прийти в себя от потрясения, ее мучил стыд перед преподавателями и однокурсниками за своего пьяницу-отчима. Первый большой праздник в ее жизни был безнадежно испорчен.
Но неприятности для нее вовсе не закончились скандалом в колледже. Дома их поджидал Рамиро и с порога завопил:
—Я хозяин в этом доме, понятно, и требую уважения! Уважать надо хозяина! А эта полицейская ищейка что здесь делает, пускай идет к себе!
—Папочка, дорогой мой, может быть, ты пойдешь спать, — увещевала супруга Консуэло, но увещеваниям он давно не поддавался. Рамиро желал принять участие в празднике и требовал уважения.
Он с каждым днем становится все более невыносимым. Выпив свою ежедневную порцию спиртного, становился буйным, капризным и драчливым. Дочери требовали от Консуэло прогнать его, но Консуэло и слышать ничего не хотела.
— Он человек неплохой, только пьет много, — неуверенно твердила она. — К тому же вам, девочки, этого не понять: без мужчины в доме трудно.
Семейство уже сидело за столом, и Консуэло подавала праздничный ужин и свое коронное блюдо — свинину с овощами, а Рамиро все не унимался.
- Пускай этот полицейский убирается, не хочу его видеть! Кто здесь хозяин?!
—Из этого дома уйдете вы, а не он, вы! — вскипела Габи. — Мама, сколько можно терпеть его!
—Ого, наша выпускница уже показывает коготки. Она хочет выгнать меня из собственного дома, эта долговязая! — разозлился Рамиро. — Я тебе сейчас такую оплеуху закачу!
И перегнувшись через стол, Рамиро тут же выполнил свое обещание — влепил падчерице звонкую затрещину. Все произошло так неожиданно, что никто не успел ему помешать. Габриела сидела, помертвев от унижения, возле нее хлопотали сестры и мать, а Артуро уже решительно направился к обидчику. Легко приподняв грузного, оплывшего Рамиро, он зловеще приговаривал:
— Нельзя бить женщин, а Габи тем более, больше ты никого здесь пальцем не тронешь, свинья!
Он резким движением бросил Рамиро на пол. Тот тяжело рухнул, увлекая за собой стулья, салфетку с тарелками. Грохот, звон посуды, крики женщин и плач Йоли сопровождали его сокрушительное падение. Распластавшись на полу, Рамиро вдруг замер, то ли притворяясь бесчувственным, то ли в самом деле ударившись затылком о край стула.
Консуэло, минуту назад хлопотавшая возле своей обожаемой Габриелы, вдруг с криком бросилась к распростертому мужу, запричитала над ним, как безутешная вдовица над телом горячо любимого супруга:
— Рамиро, папуля, любовь моя, очнись! Что вы наделали! А ты приходишь в наш дом и так обращаешься с моим мужем! — вдруг набросилась она на Артуро. — Уходи, немедленно уходи отсюда.
Консуэло была вне себя от горя и осталась глуха и к упрекам дочерей, и к разумным доводам Артуро:
—Сеньора, в чем я виноват? Разве не это животное только что ударило вашу дочь? Или это был дух святой?
—Это наше семейное дело, оно тебя не касается, ты здесь лишний, — в сердцах выговаривала она Артуро.
Между тем Рамиро быстро очнулся и, злобно отталкивая жену, посылал на голову обидчика самые страшные проклятия и угрозы завтра же отобрать у него жетон полицейского и отправить в тюрьму. Удрученному Артуро ничего не оставалось, как уйти, но, услышав проклятия ожившего Рамиро, он вернулся от двери и склонился над все еще распростертым телом, пообещав лишить его жизни, если он когда-нибудь ударит женщину, особенно Габи. В доказательство Артуро поднес к его носу свой внушительный кулак. Консуэло снова запричитала, умоляя его уйти, Рамиро изрыгнул новый поток ругательств и проклятий. Артуро наконец удалился. Но и после его ухода Рамиро не угомонился, и в семье не воцарилось мира и согласия.
Дочери хором упрекали Консуэло, и эти упреки больно ранили ее. А главное, на них трудно было найти оправдания.
—Как ты могла так обидеть Артуро, ведь он нам не чужой, — со слезами в голосе выговаривала ей Габриела. — Артуро водил меня в школу и заботился о нас, когда ты уходила на работу. А сейчас он защищал нас от твоего бесноватого мужа.
—Я отныне знать не желаю этого мерзавца? - брезгливо скривила губки Марисоль.
Но самый безжалостный удар нанесла Эстер:
— Однажды ты прозреешь. но будет уже поздно, мама. Сегодня ты выгнала Артуро, а завтра придется выгнать их дома нас.
Консуэло хранила упрямое молчание.
На утро Рамиро, гонимый жаждой мести, отправился в полицейский участок. Чтобы эту жажду вполне удовлетворить, ему мало было испортить Артуро карьеру. Нет, он мечтал посадить его в тюрьму, ни больше ни меньше.
Но дома Габриела, Эстер и Марисоль уже стро¬или планы контратаки: разве могли они позволить испортить карьеру Артуро, своему единственному другу и защитнику. Они шептались в своей комнатке, чтобы не услышала мать. Доверчивые и откровенные отношения Консуэло с детьми были нарушены.
Стоя на пороге, Консуэло кричала вслед мужу:
—Что ты задумал, жизнь моя, куда ты пошел?
Комиссар Лопес, начальник Артуро, сразу понял, что дело плохо, свидетелей того, что Рамиро терроризировал семейство и избивал падчерицу, не было. Артуро явно превысил свои полномочия и нарушил закон. При всей его слабости к Артуро, Лопес ничего не мог сделать, закон для него был превыше всех личных симпатий, даже превыше истины. И все же он попытался уломать Рамиро:
—Сеньор Рамиро, давайте уладим все мирным путем. Индеец немного погорячился. Индеец, я уверен, ты извинишься и пообещаешь, что подобное больше не повторится, правда?
—Ладно, Рамиро, хорошо. Клянусь, я тебя убью, если ты еще...
—Вот видите! — взвизгнул Рамиро. — Это дикий полицейский. Он меня чуть не убил. Если вы его не посадите в тюрьму, я дойду до президента, а вы будете соучастником, клянусь!
Лопес устал от воплей Рамиро и потерял последнее терпение: Индеец был, как всегда, упрямей осла, и склонить его к миру с этим скандалистом невозможно. Он с угрюмым видом предложил Артуро сдать жетон и удостоверение — другого выхода у него не было. Артуро за годы службы привык ко всему: он видел торжествующую несправедливость, когда преступники выходили сухими из воды, а невиновных осуждали по недоразумению. Он в сердцах бросил на стол жетон полицейского и удостоверение:
—Ты меня выгоняешь, Лопес, а эта скотина будет спокойно разгуливать на свободе. Может, еще медаль ему навесишь?
И вот когда, казалось бы, положение было безнадежным, Рамиро торжествовал и ухмылялся в лицо Индейцу, Лопес впал в мрачную угрюмость, а Индеец собирался уйти из участка, может быть, навсегда, в дверях кабинета неожиданно появилась Габриела. Она встала в дверном проеме, как сама статуя Возмездия — прямая, с каменным лицом, на котором была написана такая гордая решимость, что все присутствующие невольно оцепенели и с изумлением уставились на нее.
—Комиссар, — громко объявила Габи. — Я пришла подать жалобу на этого человека. Он избивал меня и устроил скандал в колледже — общественном учреждении...

0

3

Глава 3

Жизнь в этом доме становится невыносимой, с горечью раздумывала Габриела, торопливо шагая по улице. Только что она простилась с Артуро в полицейском участке. Она не могла не прийти туда и оставить его в беде, ведь он защищал их вчера, он — единственная их надежда.
Она невольно улыбнулась, вспоминая свое появление и участке. Комиссар, несмотря на свою величавую официальность, так обрадовался, что не сумел этого скрыть. Все быстро уладилось. Рамиро испугался и пошел на попятную. Габриела представила себе, как отчима запирают в тюремной камере, хотя бы на полгодика. Какой отдых для всей семьи, как бы все обрадовались! Но нет, для матери это будет большим ударом. Если бы не ее злополучная теория о том, что без мужчины в доме не проживешь! Как раз без этого мужчины их семья была бы самой счастливой в районе.
Она старательно гнала от себя эти грустные размышления, но они упорно возвращались. Сегодня у нее еще более знаменательный день. Еще с вечера она собрала в папку свои лучшие рисунки и наброски и теперь несла их в знаменитую «Тропибеллу», вся трепеща от волнения. Ей представлялась большая толпа модельеров, которые сойдутся из многочисленных кабинетов и студий «Тропибеллы» взглянуть на ее модели. Она была готова и к высокомерным поучениям, но всей душой надеялась на чье-то благосклонное внимание. Самого главы фирмы или его сына, их, кажется, двое. Если ее идеи понравятся «Тропибелле» — карьера обеспечена. Свои успехи она всегда связывала только с талантом и работой, но никогда — с внешностью.
Как только мечты ее устремились в будущее, все семейные неурядицы сами собой выветрились из головы. Но уже в пустынном холле Дома моделей и в приемной ее ждали первые разочарования. Там не было ни души. Только секретарша сиротливо дожидалась возле телефона. Она даже обрадовалась Габриеле:
—Вчера у нас был ежегодный показ и банкет. Перебрали, конечно. Но с минуты на минуту народ начнет подходить. Подожди, я отлучусь на минутку выпить кофе.
Габриела уже немало времени провела в пустой приемной, когда там появился Рикардо. Она сразу узнала знаменитого законодателя моды: не раз видела его по телевизору и на демонстрациях, которые студенты ее колледжа старались не пропускать. Габриела даже не мечтала так запросто повстречаться со знаменитостью и надолго лишилась дара речи.
Рикардо окинул ее быстрым взглядом и, видимо, остался доволен.
—Ты ищешь работу? Проходи, проходи, — ласково приглашал он Габриелу в свой кабинет.
Ободренная таким приемом, она несмело вошла.
—Вот, я принесла рекомендации из колледжа. А здесь мои рисунки, сеньор. — лепетала она, протягивая ему папку.
— Рикардо Линарес, но для таких девочек, как ты, просто Рики, — представился он, но на рисунки упорно не обращал внимания. — Давай-ка лучше посмотрим тебя. Повернись. Пройдись немного, пожалуйста. Шарма тебе явно не хватает. Улыбнись, покажи зубы. Ты как будто только что от плиты, Даже не подкрасилась, никаких украшений. Но и без всяких ухищрений ты очень красивая. Какая свежая кожа, замечательные глаза. Фигура, грудь — чудо! Из тебя может что-то получиться, красавица моя. Иди сейчас в фотоотдел. Работа, кажется, для тебя найдется.
Какого рода работу приготовил для нее сеньор Линарес, она еще не догадывалась. Но когда он, любезно провожая ее до дверей, даже не игриво, а скорее отечески похлопал ее ниже спины, она очнулась, обрела дар речи, и весь ее пыл вылился в возмущение.
—Нахал, циник, как вы смеете! — машинально ее рука поднялась и отвесила Рикардо звонкую пощечину.
Никто и никогда не позволял себе с ней таких вольностей, и ей не приходилось раздавать пощечины.
—Ты что, с ума сошла, девочка! — отпрянул изумленный Рикардо.
—Не смейте называть меня девочкой, нахал. Вы пользуетесь случаем, злоупотребляете служебным положением.
Рикардо искренне недоумевал: что он такого сделал, ну хлопнул ее, как по мячику. Его девочкам это даже нравилось. А эта ненормальная пришла просить у него работы, следовательно, хочет стать одной из его куколок.
—Давайте разберемся: вы сейчас в моей конторе, ищете работу, — перешел на официальный тон Рикардо, но в глазах его плясали веселые искры, эта ситуация его чрезвычайно забавляла. — Я трачу время, терпеливо разглядываю вас, изучаю ваши возможности, дорогая, а вместо благодарности получаю пощечину и кучу оскорблений. Совершенно незаслуженных. Откуда вы взялись, непорочная дева, из каких племен? Вы выбрали себе эту профессию — соответствуйте ей.
—Не приближайтесь ко мне и не смейте меня трогать. Не понимаю, почему вы смеетесь, что здесь смешного? — грозно сдвинула брови Габриела, заслоняясь от него папкой как щитом. — А профессия у меня очень достойная.
—Очень достойная, — согласился Рикардо, осто¬рожно приближаясь к ней. — Но она непосредственно связана с женской красотой — красотой тела, кожи, с обольщением. Ты очень обольстительна!
Он был прав. В эту минуту Габи — раскрасневшаяся от гнева, с горящими зелеными глазами — была бесподобна. Немногим женщинам к лицу гнев. Габриела была хороша и грустной, и разгневанной, и деловитой — во все минуты своей жизни, может быть, потому, что не ведала притворства и лжи. Большой знаток не только женской красоты, но и женской психологии, Рикардо сразу почувствовал чистую, бескорыстную и гордую душу Габриелы. А ее строптивость его очень забавляла. Девчонка притягивала его как магнит. Перед женской красотой Рикардо Линарес был беззащитен.
Отобрав у Габриелы папку, ее единственное оружие, он терпеливо пытался ее вразумить и объяснить тайные приемы обольщения, такие важные в их деле. Так получалось само собой, что, когда он учил ее держать голову, ходить и улыбаться, она то и дело оказывалась в его объятиях. Но подобные хитрости могли пройти с кем угодно, только не с Габриелой, она поняла, что этот избалованный женщинами молодой ветрогон просто играет с ней, как кошка с мышью, и тут же взбунтовалась.
—Отпустите меня немедленно! — отбивалась она от его нежных, ласковых рук. — Развратник, самый отвратительный, неотесанный мужлан, каких я только знала. Я честная девушка и не заслуживаю такого обращения...
—Я в этом нисколько не сомневаюсь, куколка. Успокойся, пожалуйста, не нервничай! Что ты делаешь, ненормальная?
Неожиданно распахнулась дверь и вошла с подносом Магали, секретарша Рикардо, невозмутимая Магали, которая не обратила ни малейшего внимания на необычную потасовку шефа с новенькой и проследовала к столу с дымящимися чашечками кофе. Зато Габриела готова была провалиться сквозь землю от стыда.
—Так, что ты там принесла, посмотрим твои эскизы, — вдруг с головой углубился Рикардо в папку с рисунками Габриелы. — Спасибо, Магали, мое сокровище, ты так внимательна. Вот этот рисунок интересен, это неплохо.
Магали часто заставала шефа в самые занимательные моменты его «работы» с манекенщицами и знала, что он умеет мгновенно переключаться на де¬ловые разговоры, особенно когда к нему входит отец, сеньор Линарес-старший или кто-то из родни. С непроницаемым лицом Магали удалилась. И как только дверь за ней захлопнулась, Габриела вцепилась в свою папку, намереваясь немедленно, навсегда покинуть эти стены. Но этот нахал так серьезно углубился в ее рисунки, даже отпустил несколько одобрительных замечаний, что сердечко ее дрогнуло.
Рикардо Линарес даже присвистнул про себя, когда сделал это открытие: девчонка невероятно честолюбива. Сомнений не могло быть: ее лицо так изменилось и из гневного приняло взволнованно-сосредоточенное выражение. Это качество никогда не встречалось ему в женщинах. Обычно они заботились только о своей внешности и мечтали о любви. Работа у них всегда на десятом месте и лишь средство быть на виду. На этой слабости Габриелы он тут же решил сыграть. Упускать эту красотку он не собирался, еще вчера на просмотре он мечтал именно о таком экземпляре для «Тропибеллы».
—Неплохо, есть интересные детали, — бормотал он, — но в твоих моделях нет страсти, экспрессии, они слишком робки. Знаешь, они похожи на тебя, боятся быть самими собой.
Смуглое, с ярким румянцем лицо Габриелы побелело, пока она слушала эту небрежную отповедь, так сильно ее ранившую. Ведь в колледже она привыкла к похвалам, привыкла быть первой. Но она умела справляться с волнением и казаться невозмутимой, неуязвимой:
—Сожалею, но не могу разделить вашего мнения, сеньор Линарес. Это хороший материал, пускай и не доработанный. Он произведет революцию. Вы не способны это оценить, потому что у вас лишь копируют зарубежные фирмы — из Парижа, Рима, Нью-Йорка. Так что оставайтесь при своих копиях, а мой путь — поиск и настоящее искусство. Верните мне мои работы и прощайте!
Рикардо сам себе ни за что не признался бы, как уязвила его несносная девчонка. Он — копировальщик! Он потому и разозлился, что сам давно украдкой подумывал об этом. Глава фирмы может себе позволить сомнения. Но чтобы кто-нибудь из служащих высказал мнение, не совпадающее с его собственным, а тем более позволил себе критику — такого Рикардо не помнил. Он тоже привык к поклонению, похвалам — искренним и притворным.
—Произведут революцию, говоришь? Вот эти мо¬дели? — как он ни старался, раздражительные нотки в голосе прорывались. — Но что в них принципиально нового, сеньорита? Вот эта модель, например. Зачем эта линия, чего вы добиваетесь?
—Я хотела создать тропическую линию, с национальным колоритом, чтобы... Верните эскизы, — Габриела с досадой поняла, что он выбрал самое слабое ее место, а она словно оправдывается. Не будет этого.
Она вцепилась в папку, но Рикардо тоже не желал с ней расставаться. Так они стояли лицом к лицу. Эта яростная схватка двух самолюбий затянулась, никто не мог выйти победителем. Габриела уже все решила: «Тропибелла» — не единственный Дом моделей, она все равно добьется своего, но в другом месте.
—Признаться, я не верю, что красивая женщина может быть еще и умной и талантливой. Это перебор. Но у тебя есть шанс меня переубедить. — Эта идея пришла в голову Рикардо неожиданно: конечно же надо задеть ее самолюбие, она не успокоится, пока не докажет ему своего превосходства. — Я бросаю тебе вызов, принимай его. Дерзай, создавай свою тропическую линию в моде. Начни с этого рисунка. Поработай ночь, а завтра утром я жду от тебя по-настоящему яркую, потрясающую модель. Идет?
Габриела уже готова была отказать этому нахалу, но когда речь зашла о ее работе — почему бы и нет? Ее уже охватил творческий азарт, она так любила работать ночами, ночь приносила ей истинное вдохновение и дарила удачи. Этот тип словно видел ее насквозь, все ее слабости, и бил наверняка.
—Ну что, по рукам? — лукаво переспросил Рикардо, боясь, что она все еще колеблется и порывается уйти. — Докажи мне, что красивая женщина может быть талантливой и умной — и я извинюсь перед тобой. Завтра в восемь я жду эскиз.
—Завтра в восемь, если хотите.
—Браво! — вскричал Рикардо. — Вот это женщи¬на, вот это напор. В семь, красавица моя, прелесть моя...
Но Габи, кивнув, демонстративно вышла вон, чтобы не слышать этих ласковых прозвищ. После ее ухода Рикардо в изнеможении опустился в кресло: даже вчерашняя демонстрация и вчерашние похождения не измотали его так, как получасовая беседа с Габриелей Грубер. Завтра он предложит ей работу, предварительно сбив с нее немного спеси. Дальнейшую линию поведения с ней он обдумает позднее. Сейчас на это просто нет сил.
—Доброе утро, любовь моя! Ты меня еще не поцеловал сегодня, — в дверь заглянула счастливая Роксана.
Не таким представляла себе Габриела поход в «Тропибеллу». И приема ожидала какого угодно, но только не с игривыми похлопываниями и откровенными приставаниями. Но интуиция все же подсказывала ей, что она будет принята на работу. Она заставит этого бабника держаться с ней строго официально и не допустит никаких вольностей. Слишком много чести для него — отказываться от прекрасной работы из боязни его домогательств. Она умеет не только создавать оригинальные модели, но и отваживать назойливых ухажеров.
— Ну как, доченька, ты получила работу? — с нетерпением спросила ее мать.
Увидев взволнованное, озабоченное лицо матери, Габриела тут же забыла свою досаду на нее за вчерашнее. Несмотря ни на что, мать была ей самым родным человеком. На ней держался дом, временами она одна кормила всю семью. Как хорошо, когда есть кому излить свои неприятности. И Габриела рассказала ей все: что немедленно садится за работу, чтобы завтра утром представить главе фирмы эскизы — от этого зависит, получит ли она место. Она не утаила ничего:
—Представляешь, мама, он меня шлепнул.
—Что? По какому месту, дочка?
—Вот по этому, мама.
—Больно шлепнул, любовь моя?
—Да нет же, мама, дело не в этом. Он просто выказал неуважение ко мне, наговорил мне всяких вещей, пытался меня обхаживать. Но я сумела за себя постоять.
Консуэло вздохнула: все они скроены на один лад, эти мужчины. А Габи с ее внешностью нигде не удастся избежать приставаний, поэтому главное — уметь себя держать. И она тут же прочла дочкам небольшое наставление па этот счет, которое они, как и многие другие ее наставления, пропустили мимо ушей. Втайне они считали мать неудачницей, которую всю жизнь обманывали и использовали мужчины. Чему она может их научить? Марисоль и Габи были уверены в себе, они кому угодно могут дать отпор.
—А вы знаете, кто такие Линаресы? — болтали между собой сестры.
—Ну конечно, кто их не знает? — отвечала Марисоль. — Мы же смотрим телевизор, читаем газеты. Их «Тропибелла» в светской хронике упоминается чуть ли не каждый день.
Так вот, младший, Рикардо Линарес, — это и есть тот нахал, которому я сегодня влепила пощечину. А старшего мне показала секретарша. Он мне гораздо больше понравился — такой элегантный вежливый старик. Совсем не похож на сынка.
Они не обратили внимания, как переменилась в лице мать и, поспешно отвернувшись к столу, загремела тарелками. Марисоль уже приготовила сестре кофе и понесла наверх: Габи будет работать всю ночь, надо поддержать ее силы. Консуэло осталась одна и все никак не могла опомниться. Она задумчиво смотрела в окно, забыв про плиту, где возмущенно клокотала кастрюля. Прошло двадцать два года. Она думала, что навсегда вычеркнула Федерико Линареса из памяти, но оказалось, прошлое всегда возвращается, от него не скроешься.
Хорошо, что Консуэло зашел проведать кум Дионисио, дядя Артуро, а то бы похлебка ее выкипела, а лепешки сгорели. Консуэло давно поджидала кума: хотела попросить его подыскать работу для Рамиро, вот уже который месяц тот не приносил в дом ни гроша. Но сейчас она забыла про Рамиро, все ее мысли были заняты другим.
— Кум, у меня такая беда! Посоветуй, что делать?
И она рассказала куму, как неожиданно вернулся в их жизнь Федерико Линарес Рикон. Дионисио вырос вместе с Консуэло и, конечно, помнил ее первую любовь. Девушкой она работала на фабрике Риконов, которая нынче выросла в фирму и носит громкое название «Тропибелла». Федерико высмотрел хорошенькую швею и долго ухаживал за ней. Вскружить ей голову было нетрудно: ей льстило, что в нее влюбился такой красивый, воспитанный, богатый мужчина. Но об их романе проведала его жена, явилась прямо на фабрику и с позором выгнала Консуэло вон. Наверное, она и дома устроила большой скандал, потому что Федерико больше не появлялся. Консуэло ждала его, чтобы сказать о ребенке. Ждала дни, недели, месяцы. Она была слишком горда, чтобы пойти к нему.
—Надо же, какая прихотливая дама — судьба, — ахнул Дионисио. — значит, она будет работать вместе с отцом. Может быть, он и не знает, что у него есть дочь, ведь ты ему не сказала.
—Но это еще не все, кум. У Федерико есть старший сын, весь в папашу, такой же бессовестный. Сегодня он уже увивался за Габи.
- Они же брат и сестра. Послушай, что я тебе скажу Консуэло, — размышлял Дионисио. — Сегодня же расскажи все Габи, не доводи до беды.
-Тебе легко говорить, кум, вспылила Консуэло. – Габи столько лет жила в уверенности, что ее отец умер, а тут он вдруг свалится ей на голову, и не  кто иной, как сам Федерико Линарес.
- Ты сама во всем виновата, кума! — вынес Дионисио свой суровый приговор. — Ты давно должна была сказать Габи, кто ее отец.

0

4

Глава 4

Конечно, Габриела была слишком серьезной и здравомыслящей девушкой, чтобы поверить в чудесное создание модели за одну ночь. Новую линию надо искать недели, даже месяцы. Она согласилась не сгоряча: на последнем курсе она положила немало сил для рождения своей любимой тропической линии. В эту ночь она собрала все старые эскизы и рисунки и старательно выбирала лучшие.
И теперь торжественно направилась в «Тропибеллу» Она достаточно профессиональна, чтобы оценить эти работы на твердое «хорошо». Но главное, в них есть свежесть, своеобразная новизна, все, от чего давно отвыкли эти жалкие подражатели.
—Сеньора Линареса сегодня не будет, — объявила Магали. — Приходите завтра утром.
—Этого не может быть, — не поверила Габриела. — Мы условились о деловой встрече.
—Ничем не могу вам помочь, сеньорита. Сегодня он играет в гольф с отцом в своем клубе, — с сочувствием смотрела на нее Магали.
Наконец-то Габриела окончательно спустилась с небес на землю и осознала, как небрежно, бесчеловечно с ней обошлись. Ведь он просто забыл о ней и о своем обещании посмотреть эскизы. Он играет в гольф!
— Передайте своему шефу, Магали, что он — самый безответственный человек. Я работала всю ночь, чтобы успеть подготовить ему рисунки. Прощайте, сеньорита.
У нее хватило выдержки гордо удалиться, но на улице слезы ручьем хлынули из глаз. Ее обманули, предали, унизили. Она плакала, как обиженный ребенок. А мечты, которые она лелеяла все эти дни, — о своей карьере, о просторной квартире, где они будут жить без пьяницы Рамиро, — все рухнуло. Завтра она пойдет искать другое место.
Яркое, праздничное утро было в разгаре, и улочки их квартала давно опустели. Обитатели пораньше устремились в центральные богатые районы в поисках грошовых заработков. Окраины поставляли дешевую рабочую силу для самых черных и грязных работ. Даже солнце не красило эти голые, без единого деревца и куста, узкие улицы с убогими домишками, словно склеенными из картона. Но это была еще благопристойная бедность. На дальних окраинах простирались нищие кварталы с настоящими лачугами и вконец опустившимися, отчаявшимися людьми, которым едва ли предстояло выбраться со дна.
Габриела вдруг с такой острой тоской осознала всю пропасть между их кварталом и роскошной улицей, откуда она возвращалась, — с ее кремовыми и розовыми особняками, утопавшими в садах, где журчали прохладные фонтаны и щебетали птицы. Она не завидовала и не роптала на судьбу, потому что давно обдумала свое будущее: богатство ее не привлекало, она будет много работать и жить достойно и хорошо. И даже если разбогатеет, то никогда не позволит себе так небрежно, по-хамски обращаться с людьми, как обошлись сегодня с нею.
Возле своего дома Артуро возился с колымагой, в надежде, что она побегает еще немного. Марисоль болтала с ним, небрежно облокотившись на капот, в старом халатике и непричесанная. Это были единственные праздные обыватели квартала: Артуро получил отгул, а Марисоль работала с позднего вечера до утра.
Марисоль полетела навстречу сестре. С первого взгляда на Габриелу она поняла — случилось что-то неприятное. Габи уже успокоилась, только губы ее предательски дрожали, когда она поведала Мари о своем походе в «Тропибеллу».
—Ведь я уже подсчитывала, сколько буду получать, — с горечью шутила она над своей наивностью. — Планировала, как отправлю младших ребят в платную школу. Ну ничего, завтра иду искать работу. Чтобы выбраться отсюда, соглашусь на любую — буду продавщицей в магазине модной одежды или манекенщицей. А заниматься своим делом я могу и по вечерам.
—Ты представляешь, Артуро, этот тип вчера лапал нашу Габи, ухлестывал за ней, а ее работы его не интересуют, — возмущалась Марисоль. — А она, как ..., всю ночь корпела за столом.
—Мари! — укоризненно сдерживала сестру Габриела. Ее коробили словечки Марисоль, где она их только собирала для своего весьма пестрого словарного запаса. Вот почему она так мечтала, чтобы Мари поскорее бросила свой бар и нашла приличную работу.
Голова Артуро мгновенно показалась из-под его видавшего виды автомобиля.
—Что это за тип, объясните мне! — прорычал Индеец. — Он тебя обидел, Габи? Я его убью!
Индеец готов был убить каждого, кто приблизится к Габриеле с нечистыми помыслами. Марисоль давно уже, посмеиваясь, наблюдала, как неровно дышит к сестричке Артуро. Как в ее присутствии он становится кротким и ласковым, словно ягненок. Индеец свято верил, что Габи с ее умом и талантом всего добьется и у нее будет работа, дом, хороший муж и детишки. О детишках Габриела и слышать не хотела: с нее младших братьев и сестер довольно, которых нужно учить и выводить в люди. И с семьей одни проблемы. Артуро очень не нравились такие суждения о семье. Втайне он сам мечтал когда-нибудь стать мужем Габриелы. Уж он-то сумеет сделать ее счастливой. Но Габи даже не замечала его чувств, ей и в голову не приходило такое.
Габриела, небрежно швырнув папку с эскизами на крышу автомашины, отправилась спать. Артуро с paзводным ключом снова исчез под своей колымагой. Только Марисоль не торопилась домой. Она задумчиво собирала и разглядывала эскизы, потом аккуратно завязала тесемки на папке и вдруг задала Артуро странный вопрос:
- Эй, Индеец, ты не знаешь, где находится этот ихний клуб, в котором они играют в гольф?
Рикардо с отцом только что закончили партию и заказали себе холодный лимонад.
- Займись чем-нибудь другим, папа, — снисходительно советовал Рикардо, собирая клюшки. — Например, теннисом или бильярдом, ты все равно никогда у меня не выиграешь.
- После вчерашней попойки и похождений ты в coстоянии не только стоять на ногах, но и играть, — Подтрунивал в ответ Федерико.
Отец и сын, несмотря на разницу в возрасте, были большими друзьями, любя посмеивались друг над другом. Но Федерико больно было видеть разгульную жизнь сына. Мальчик в прошлом много пережил, но это не оправдание. Когда же, наконец, он встретит хорошую женщину, с которой будет счастлив, вечерами станет просиживать с газетой, вести размеренную семейную жизнь? Рикардо хохотал, когда отец описывал ему прелести семейной жизни. Но каждый раз после очередного загула клялся ему, что это в последний, самый последний раз.
Рикардо первый заметил красивую девушку, решительно направлявшуюся к ним.
—Посмотри, отец, какая красотка!
—Это одна из твоих манекенщиц или просто знакомая? — рассеянно обернулся Федерико.
Официант указал Марисоль столик в саду, за ко¬торым сидели Линаресы. Пыл ее не остыл, она все еще была настроена воинственно против этого высокомерного богача, который так обошелся с Габи. Но, увидев большие зеленые лужайки, по которым бродили хорошо одетые, праздные люди с клюшками, клумбы с чудесными цветами, она оробела. После тесных улочек с обшарпанными домиками этот роскошный особняк с парком показался ей сказочным раем. Раньше она любовалась такими дворцами только с улицы, через решетку ограды.
Но Марисоль вспомнила, зачем она здесь, и быстро прогнала лирическое настроение.
—Это вы сеньор Рикардо Линарес? — на всякий случай спросила она у того, кто помоложе, хотя по газетным снимкам и телепередачам помнила его лицо.
—Я, красавица моя! — с готовностью вскочил Рикардо из-за стола, как истинный джентльмен. — Можешь мною располагать.
—Негодяй, эксплуататор — вот ты кто. Ты думаешь, если у тебя деньги и власть, ты можешь безнаказанно издеваться над бедной девушкой? — тут же обрушила на него Марисоль свою суровую отповедь. —Ты знаешь, чего стоило Габриеле получить этот диплом? Не думаю, что у тебя есть совесть, но я специально пришла, чтобы швырнуть тебе в физиономию эти рисунки, над которыми она просидела всю ночь.
И она тут же исполнила свою угрозу — рисунки полетели Рикардо в лицо и рассыпались по лужайке. А сама Марисоль уже стремительно удалялась по дорожке, как вихрь, случайно взметнувшийся над этим тихим райским уголком.
— Что это значит, Рикардо? Объясни наконец, — опомнился Федерико.
- Это значит, отец, что я мерзавец и подонок. Ты прав, так жить дальше нельзя: я так завертелся, что забыл… Эта рыженькая... Она ждала меня утром. О, какой же и мерзавец!
Hа стук к двери подошла малышка Йоли, давно уже выполнявшая роль дворецкого в семействе Груберов: она умело выспрашивала о цели визита, не открывая дверь, отваживала неугодных посетителей и вежливо принимала гостей.
- Мы - католики Римской апостольской церкви...
Ничего не покупаем и не продаем, — скороговоркой сообщала Йоли заученные слова, то прикладывая ухо к двери, то приникнув к замочной скважине. — Если вы налоговый инспектор, то дома никого нет.
- Я тоже ничего не покупаю и не продаю, хорошая моя, и я не налоговый инспектор, — заверил ее Рикардо, стоя по ту сторону двери. — Мне нужна Габриела по важному делу.
То, что удалось разглядеть Йоли в замочную скважину, убедило ее, что посетитель — человек вполне приличный. Задав для порядка еще несколько вопросов, она впустила Рикардо и предложила сесть, а сама закричала во все горло: «Габи, Габи!» Так она обычно докладывала о посетителях и вызывала своих домочадцев.
Рикардо сразу же решился на этот шаг и дорогой готовил всевозможные, очень убедительные оправдания, но теперь ему было не по себе. До сих пор ему не доставляло труда разговаривать с женщинами и убеждать их в чем угодно, но Габриела Грубер, он чувствовал, была не совсем обычным экземпляром женской породы и требовала особого подхода. Увидев Рикардо Линареса, она не поверила своим глазам:
—Это еще что такое? Зачем вы пришли? Рикардо тут же мобилизовал все свое обаяние,
красноречие, но этого было мало. На его лице отобразилось такое глубокое раскаяние, сознание своей вины и горячее желание ее загладить, что ни одно женское сердце не выдержало бы и смягчилось. Но только не непреклонная Габриела Грубер.
Он пробовал было разжалобить ее рассказами о своей нечеловеческой занятости и загруженности, о толпах модельеров, портных и тысяче дел, которые он вынужден держать в памяти. Вот она и подвела, память. А тут еще ежегодная демонстрация моды.
—Вас задержали не дела. Вы ведь отправились в клуб играть в гольф, — отрезала Габриела и вдруг заметила папку. — Откуда у вас мои работы?
—Ваша сестра привезла мне их в клуб, — сдержанно сообщил Рикардо, стараясь, чтобы только легкая нотка укора прорвалась в его голосе.
Габриела очень смутилась.
—Что она натворила в клубе? Может быть, устроила скандал? Она у нас немного взбалмошная.
Рикардо искренне аттестовал Марисоль как чрезвычайно милую девушку. Он уже понял, что каяться бесполезно. Он умел влиять на людей. Большой опыт и талант обольстителя подсказали ему верный путь.
- Я недооценил ваших способностей, Габриела. Такую работу невозможно сделать за одну ночь, я думал, что вы принесете рисунки через неделю, две недели. Теперь я признаю: в вас действительно сочетается ум, талант и красота. Примите мои извинении.
Как и в прошлый раз, Габриела тут же поддалась на эту уловку:
- Я понимаю не хуже вас, что создать целую линию за одну ночь невозможно. Я собрала все свои pаботы, сделанные за год на кафедре моделировании, - и в ее голосе уже не было прежней враждебности, хотя она старалась держаться сухо-официального тона. — Я не собиралась больше возвращаться к вам с этими работами не только из-за вашей бесцеремонности, сеньор Линарес. Я умею критически оценивать свои модели: они еще несовершенны.
- Нет-нет! Мне очень поправились ваши работы!- горячо протестовал Рикардо. — Но чтобы не переборщить с лестью и быть более правдоподобным, добавил: - В них есть, конечно, недоработки. Я бы не решился тотчас поставить их на конвейер, но ваши свежие идеи и глаза нам сейчас очень нужны. Считайте, что с сегодняшнего дня вы работаете в нашей фирме, Габриела. Согласны?
Габриела слабо возражала, но он не хотел слышать т. никаких возражений. Он пошел в атаку: прочил ей большое будущее, да, она станет одним из лучших модельеров страны, у нее столько фантазии, ну а ошибки и неудачи неизбежны для тех, кто делает первые шаги. Она недолго сопротивлялась и сдалась. Они почти помирились. Втайне Габи утешала себя тем, что дала согласие работать в фирме, а не с Рикардо Линаресом.
Рикардо возвращался домой в приподнятом состоянии духа. Это было чувство исполненного долга и тайной гордости, что он совершил благородный поступок. Вот одно из условий счастья, думал он, — жить со спокойной совестью в мире с самим собой и окружающими. В прошлом он пережил столько передряг, но и в будущем, что-то подсказывало ему, их предстоит немало.
О Габриеле он вспоминал как о ребенке — с теплотой и нежностью. У этой сеньориты твердый характер, и, кажется, между ними намечаются затяжные военные действия. Что ж, первое сражение Рикардо как будто бы выиграл.

0

5

Глава 5

Первые дни работы в «Тропибелле» оставили в памяти Габриелы пестрый калейдоскоп новых лиц, событий и мелких происшествий. До обеда они с Рикардо, и ведущими модельерами Оскаром и Роксаной обсуждали предстоящий вскоре показ, делали наброски, отбирали манекенщиц и модели. К великой гордости Габриелы, несколько ее новых идей были приняты весьма благосклонно. И Роксане понравились ее эскизы.
- Я предлагаю подиум сделать чуть длиннее обычного, в форме буквы П, — предложила Габриела. – Тогда мы сможем разместить на нем всех манекенщиц сразу и они будут отовсюду хорошо видны.
- Это интересно, замечательно придумано, — загорелся Рикардо. — Все дело в том, успеем ли мы соорудить такой помост.
А недавно в голову Габриеле пришла мысль начинать показ не с купальников, как обычно делали в «Тропибелле», а с нижнего белья. Она второй год разрабатывала эту коллекцию, и у Роксаны давно дожидались своего часа десятки эскизов. Всем очень понравилось это предложение: без сомнения, такое начало вызовет самый жгучий интерес публики.
Их совещание то и дело прерывалось телефонными звонками и потоком бесконечных посетителей к главе фирмы. Габи поняла, что Рикардо не преувеличивал, когда жаловался ей на чрезмерную занятость. Он умел работать с азартом, погружаясь в дела с головой. Но в первые же дни Габриеле открылся совершенно новый, незнакомый Рикардо Линарес.
Падре Лопес звонил ему, чтобы сообщить об очередном заседании благотворительного фонда для сирот. Рикардо был представителем этого фонда и занимался строительством приюта для бездомных детей! Габриела искренне изумилась, узнав об этом, и не смогла скрыть своего изумления.
— Да, я занимаюсь благотворительностью. У меня есть сердце. Это только ты считаешь меня неисправимым злодеем, — шутил Рикардо.
Габриела рассказала ему о бездомных детях из их квартала. У них нет ни отца, ни матери, ютятся они в шалашах, сделанных из картонных коробок, и должны сами зарабатывать себе на пропитание. Рикардо слушал внимательно, даже переспрашивал, и в его гла¬зах она прочла искреннее сострадание и горечь.
— Через год-полтора, когда мы закончим строительство приюта, таких детей больше в городе не будет, — твердо пообещал он.
Отношения между ними чуть потеплели, однако она мягко, но решительно отклонила все попытки Рикардо сблизиться — приглашения подвезти ее домой или пообедать вместе.
Она часто слышала, как он говорит по телефону с матерью, сестрами. Оказывается, он был не только защитником сирот, но и примерным сыном, любящим братом. Габриелу не могло это не тронуть, ведь она сама любила свою семью. В обеденный перерыв, когда все модельеры пили кофе и отдыхали в бассейне, он отправился в магазин купить младшей сестре ранец и все школьные принадлежности.
- Я ее совсем избаловал, мою сестренку, — беспомощно признался он. — Но в этом возрасте столько проблем, не меньше, чем в нашем.
Габриела уже совсем было растаяла, когда он вспомнил Йоли и передал ей привет. Йоли тоже его вспоминала, они успели понравиться друг другу за несколько минут, проведенных у дверей их дома. Даже шестилетнюю девчонку он очаровал, положительно, у него дьявольское обаяние, думала Габриела. Рикардо в ее глазах поднялся на несколько ступенек. Она даже разговаривать с ним стала почти дружелюбно.
Но на другой день она, легонько постучав, вошла в его кабинет с ворохом эскизов и застала его с Эстрельей, красоткой манекенщицей. Они страстно целовались и даже не слышали ее стука. Габриела, лепеча извинения, стремглав выбежала из кабинета. В догонку ей Эстрелья крикнула:
- Стучаться надо громче, дорогая.
Рикардо Линарес был поистине двуликим Янусом.
Он поворачивался к ней то своей доброй, то дьявольской стороной. Черное и белое мирно в нем уживались. Габриела была озадачена, но не собиралась долго ломать голову над причудливым характером своего шефа. У нее были дела поважнее.
Кое какие штрихи к портрету Рикардо Линареса прибавили рассказы Роксаны. Габриела нашла ее в дамском туалете — горько рыдающей. Какой жалкой и потерянной выглядела эта элегантная дама, внушавшая ей робость.
- Придется теперь заново делать макияж, какой ужас, - вглядывалась Роксана в свое отображение в зеркале.
Габриела искренне предложила свою помощь. Какие невзгоды могли обрушиться на эту уверенную, преуспевающую женщину, что могло с ней случиться?
— То же, что обычно случается со всеми нами, дурами, когда мы влюбляемся, теряем голову, безоглядно верим, — отвечала Роксана, окончательно придя в себя. — Он прекрасный любовник, но любить не способен, как кот — гуляет только сам по себе. Но хуже всего то, что мы все с ума по нему сходим.
Габриела сначала не поняла, о ком идет речь. Роксане хотелось с кем-то поделиться, и она была очень откровенна с новенькой. Едва ли у нее были близкие подруги, только соперницы. Своего мужа она никогда не любила, а в последнее время с трудом выносит. После того, как Рикардо стал ее любовником.
Она добилась своего и хотела, чтобы он принадлежал только ей, а она — ему. Собиралась все рассказать мужу. Но Рикардо и слышать об этом не захотел. Этот циник объяснил ей, правда очень тонко и деликатно, что они были лишь партнерами в сексе, дарили друг другу радость и отдых, но никаких обязательств он на себя не брал и брать не собирается. Посоветовал ей не рвать с мужем и пожелал счастья в семейной жизни.
— Как хорошо было бы Рикардо Линареса и всех бабников бросить в унитаз и спустить воду, — задумчиво смотрела Роксана на струю воды, как будто уже видела своего обидчика путешествующим по канализации. — И тебя я хочу предостеречь, Габи, как твоя подруга, берегись его. Ты думаешь, ему нравятся твои работы? Наивная! Ты ему понравилась, и тебя он решил сделать очередной жертвой.
— Этого ты могла бы мне не говорить. Я никогда не стану его куколкой! — гордо заверила Габи.
Роксана уже заканчивала накладывать свой сложный макияж, попутно вразумляя Габи на правах старшей и опытной приятельницы, когда появилась красотка Эстрелья. Отношения у них с Роксаной были далеко не дружеские. Габи пока не знала причины вражды. Но Эстрелья тоже не внушала ей симпатии. Не только потому, что в первый же день, небрежно взглянув на ее эскизы, сказала:
- Это твои модели? В жизни бы не надела ничего подобного.
Эстрелья, несмотря на свою изящную внешность, была вульгарна и груба, а порой очень агрессивна. Роксана предостерегала Габриелу:
- Будь с ней осторожна. Эта змея способна на все, на все. Она ревнует меня к Рикардо... И пригрозила недавно, чтобы я оставила его в покое, а то мне придется пожалеть.
Эстрелья никогда не упускала случая уколоть Роксану намеком или насмешкой. То она простодушно просила передать ее мужу привет и пожелание лучше следить за женой, то с негодованием рассуждала о неверных женах. Сложные и запутанные отношения были в женском коллективе «Тропибеллы», потому что, как уверяла Роксана, почти все его представительницы составляли длинный список жертв Рикардо. Габриеле не хотелось верить в это.
Конечно, она постарается держаться подальше от ядовитой Эстрельи, но и с Роксаной не станет поддерживать дружеских отношений. Близких подруг у нее здесь не будет. Хорошо бы со временем найти работу в фирме для Евы.
Но очень хороший друг, совершенно неожиданно для Габриелы, у нее вскоре появился. Как-то к Рикардо заглянул его отец, Федерико Линарес, тот самый величественный старик, который так понравился Габриеле. Она оробела, когда ее представляли самому президенту фирмы.
— Очень рад, что вы работаете у нас, — слегка пожал ей руку старший Линарес. — А я уже познакомился с вашей сестрой. Очень боевая девчонка.
У него были ласковые глаза и безукоризненно вежливые манеры. Истинная интеллигентность всегда покоряла Габриелу, она так редко встречается. Рикардо, несомненно, хорошо воспитан, но ему далеко до отца.
Габриела сама удивлялась, как просто и незаметно сложились у них добрые отношения. Сначала Линарес-старший пригласил их с Рикардо на чашку кофе, потом стал приглашать одну Габриелу. Она заметила, что он внимательно вглядывается в нее, как будто что-то вспоминает:
— У меня такое чувство, что я вас где-то встречал, Габриела. Может быть, вы работали манекенщицей?
Он внимательно расспросил ее о семье, братьях и сестрах, учебе в колледже. От Габриелы не ускользнуло, что ее фамилия заставила его чуть вздрогнуть. Но что могло связывать их семьи? Ей даже в голову не могло прийти такое.
Рикардо как-то увидел их увлеченно беседующими за столиком в бассейне. Служащие фирмы любили посидеть там за чашкой кофе в обеденный перерыв. Как быстро они нашли общий язык — то ли ревность, то ли зависть кольнула Рикардо. Не осталась незамеченной их дружба и окружающими.
— Умная девчонка! Мало ей сына, так она взялась еще и за отца, — сплетничали Роксана с Эстрельей, заключившие по этому поводу короткое перемирие.
Перемыв косточки Габриеле и Линаресу-старшему, они принялись подзуживать Рикардо. Ему неприятны и тяжелы были эти намеки. Он не мог понять, почему его так раздражают отношения отца с Габи. И не мог удержаться от глупых упреков.
— Никогда не думал, что ты испытываешь слабость к зрелым мужчинам, — ядовито заметил он как-то Габриеле.
— Меня не интересуют романы с мужчинами любых возрастов, — отрезала Габриела.
Неужели отец и в самом деле положил на нее глаз, недоумевал Рикардо. Конечно, он тоже мужчина и имеет на это право. Нет, не может быть, она же ему в дочери годится, решил он. Эти сомнения больше и не вернулись бы к нему, если бы к нему, если бы не ехидные насмешки Эстрельи и Роксаны.
- Он просто боится, — хихикали они в присутствии Рикардо, — что отец уведет у него из-под носа очередную жертву.
Спустя несколько дней отец изумил Рикардо странным разговором: он потребовал раз и навсегда оставить Габриелу в покое:
- Она чистая девушка, у нее прекрасные лицо и душа. У тебя достаточно девочек для радостей, так что держись от нее подальше.
Рикардо не верил своим ушам. С каких это пор взрослому мужчине дают указания, как вести себя?! Он забыл, что всегда делился с отцом любовными похождениями, и никогда не обижался, если тот журил его за легкомыслие, называя юбочником и донжуаном. А тут вдруг обиделся, с чего бы это?
- Вот что, папа, - вдруг в раздражении вырвалось у него. - Это не просто любовное похождение. В этой девушке есть какой-то вызов, что волнует меня больше ее женской прелести. Я не могу не при¬нять его. Ты знаешь мое слово: оно тверже гранита. Через неделю Габриела будет моей.
- Не смей, не смей, негодяй! — вдруг сорвался на крик Федерико, что редко с ним случалось. — Я запрещаю тебе обижать ее.
Но если бы неприятности в «Тропибелле» ограничивались женскими интригами и склоками, недоразумениями между старшим и младшим президентами, то внутреннюю жизнь этого приюта мод можно было бы считать вполне обычной и мирной. К сожалению, здесь порой разыгрывались подлинные трагедии и драмы, которые только по счастливой случайности не заканчивались кровопролитием и смертоубийством. Габриела вынуждена была в них уча¬ствовать.
Этот день начался как обычно и не предвещал неприятных неожиданностей. Габриела с Роксаной собирали свои рисунки и готовились к ежедневному черновому просмотру, когда в их кабинет ворвалась обезумевшая Магали.
— Шефа убивают! — вскричала она не своим го¬лосом. — Я его не пускала... У него пистолет.
Возле президентского кабинета боязливо толпились сотрудники «Тропибеллы», но входить никто не решался. Особенно после рассказов Магали, которая, придя в себя, в который раз повторяла историю о том, как к Рикардо ворвался разъяренный Омар, этот сумасшедший муженек Роксаны, наставил на шефа револьвер и закричал:
— Настал час расплаты. Ты ответишь за свое предательство там, на небесах. И этот Иуда был моим другом!
— О какой расплате ты говоришь, я ничего не понимаю?! Успокойся, Омар, — попытался урезонить его Рикардо. — Будь осторожен с этой штукой, она стреляет.
Предлагали вызвать полицию, но Роксана не хотела и слышать об этом. Это значит, завтра же история попадет в газеты и станет всеобщим достоянием.
— Конечно, если твой муж убьет Рикардо, все об этом узнают, — возмутилась Габриела. — Нужно что-то делать, немедленно!
После ее призыва толпа у кабинета быстро и незаметно растеклась по сторонам. Исчезла и Роксана. Только Габриела ринулась на спасение шефа. Впрочем, угодливости перед начальством в этом поступке не было: точно так же она бы бросилась на помощь любому человеку, даже постороннему. Омар был вне себя от горя и бешенства. Утром ему позвонила какая-то женщина, назвала рогоносцем и сообщила, что младший президент «Тропибеллы» —любовник своей ассистентки.
- А кто твоя ассистентка? — чуть ли не рыдал Омар. — Это моя жена.
- Что здесь происходит? — вошла в кабинет Габриела. — Почему у вас пистолет?
— Не беспокойся, дорогая, это недоразумение! — вдруг неожиданно спокойным голосом заговорил с ней Рикардо, надо признаться, державшийся без тени страха. — Спрячь пистолет, Омар, ты не умеешь им пользоваться, недолго до беды. Ты ошибся. Моя ассистентка — вот эта сеньорита. Правда, Габи? Она моя невеста.
— Да, но... — открыла было рот Габи. Рикардо не дал ей договорить. Он привлек ее к себе и держал в объятиях, демонстрируя Омару степень их близости. Лицо Омара выражало недоверие. Тогда Рикардо надолго приник к ее губам. Поцелуй длился бы до бесконечности, если бы не сопротивление Габриелы. Но, как видно, в поцелуе было достаточно страсти и искренности — Омар заколебался. В его глазах блеснула надежда, бедняга так хотел поверить!
— Это правда, сеньорита, вы его ассистентка? — виновато спросил он.
— Да, но... — неуверенно произнесла Габи.
— Ты понимаешь, что ты натворил, Омар! — перешел из обороны в наступление Рикардо. — Габи — моя невеста, эту девушку я люблю больше всего на свете. Поцелуй меня, радость моя, пускай он увидит, как мы влюблены.
— Простите меня, сеньорита, мне так стыдно, — пробормотал побагровевший Омар и стремглав вы¬бежал вон.
Габриела медленно приходила в себя, все еще не веря, что удалось избежать смертоубийства, и удивляясь то ли легкомыслию, то ли мужественному легкомыслию шефа. А Рикардо выразил Габриеле признательность за помощь и хитро добавил:
— Ты просто прекрасна, дорогая, а поцелуй был изумительный.
— Наглец, циник! — мгновенно воспламенилась Габриела. — Я вместе с тобой обманывала этого несчастного, но по справедливости такого бесстыдника нужно было бы пристрелить. Скажи, тебе не стыдно обманывать друга?
Нет, она не может оставаться здесь ни минуты, сгоряча решила Габриела. Ей вспомнились интриги и ехидные уколы Роксаны и Эстрельи. Эта «Тропибелла» какое-то гнилое болото, и она не хочет, чтобы оно засосало и ее.
Габриела исчезла еще стремительней, чем Омар. Рикардо не смог ее удержать и опутать новой сетью своих убедительных и логичных объяснений.
Дома Габриеле вновь предстояли тягостные объяснения с родными. Как ей рассказать матери, что Рикардо ее поцеловал? Ведь она обещала, что у нее ничего не будет с этим бабником и она сумеет за себя постоять. Она объяснит матери, что этот поцелуй был совершенно деловой, он спас от обезумев¬шего Омара этого бесстыдника.
Так оно и случилось. До Консуэло не сразу дошли невразумительные объяснения дочери.
— Ты позволила ему дотронуться до себя, Габи? — почему-то страшно разволновалась мать. — Я же предупреждала тебя. Скажи, почему ты ему разрешила?
— Да ладно тебе, мама, раздувать такой пожар из-за одного поцелуя, — заступилась за сестру Эстер; но вредная девчонка не преминула добавить: — Тем более, слепому ясно, что этот тип Габи очень нравится.
Габриела в который раз все отрицала — и свой интерес к развратному чудовищу, и поцелуй: поцелуй был насильно сорван и носил деловой характер. В доказательство она пообещала завтра же подать заявление об уходе. И просила больше не упоминать имени Линареса в доме — этот сеньор отныне исчез, умер. И довольно — она идет чистить картошку.
Когда семейный пожар чуть приутих, а Габи чистила картошку, с сожалением вспоминая Федерико Линapeca, которого так ненадолго подарила ей судьба, раздался звонок в дверь. Йоли побежала откры¬вать и издала радостный вопль:
— Габи, пришло привидение!
Явился Рикардо Линарес, которого только что похоронили в этом доме, — живой, цветущий, излучающий губительное обаяние. Галантно представился Консуэло:
— Сеньора, ваша дочь, конечно, рассказала вам о нынешнем недоразумении. Я пришел извиниться, хотя я и бесстыдник, но я очень уважаю Габриелу. Мы вынуждены были разыграть эту сцену с поцелуем, иначе я бы мог лишиться жизни.
— Я не желаю ничего слышать, Рикардо Линарес. Вон из моего дома! — неожиданно грубо и бесцеремонно выпалила Консуэло. — Вы со своим отцом одного поля ягоды. Не позволю издеваться над моей девочкой!
— Но мама, мама! — укоризненно вскричали Эстер с Габи.
— Сеньора! — опешил Рикардо. — Я только при¬шел извиниться. При чем здесь мой отец, он всегда хорошо относился к Габриеле?
— Мама! — сквозь слезы подтвердила Габи. — Сеньор Федерико Линарес — лучший из людей, которых мне довелось видеть. Ты несправедлива.
И Габриела понеслась вслед за Рикардо, уже покинувшим этот негостеприимный дом сильно обиженным и озадаченным. Долго он вспоминал слова сеньоры Грубер об отце и решил, что это неспроста. Между тем пришла пора извиняться Габриеле. Ее терзал стыд за мать, которая всегда была для них образцом гостеприимства и доброжелательности. Что с ней произошло, Габи не понимала.
— Сеньор Линарес, погодите, — догнала она Рикардо. — Прошу вас, простите мою мать, не знаю, что это с ней. Давайте решим так: я принимаю ваши извинения, вы — мои. И все хорошо уладится.
Рикардо тяжело вздохнул с видом жертвы, терпеливо сносившей тысячи издевательств, но наконец потерявшей терпение:
— Нет, Габриела, рано ставить точку. Я хотел бы работать с тобой — ты очень талантлива и подаешь надежды, но работать с тобой трудно, дорогая. Вспомни, сколько мне пришлось претерпеть от тебя? В первый же день ты наградила меня пощечиной. Потом твоя очаровательная сестренка швырнула мне в лицо рисунки. Теперь твоя мать, такая красивая и обаятельная женщина, выгоняет меня из дома, при этом оскорбляет почему-то моего отца. Всему есть предел. Извини, хватит!
Я, видите ли, отравляю ему жизнь, думала Габриела. А кто утром спас тебя от гибели, неблагодарный!

0

6

Глава 6

Это утро в семье Линаресов не было добрым. Все обитатели его ходили мрачнее тучи, даже прислуга. Каждого обременяли свои заботы и неприятности.
Сеньора Эльвира только вчера решила сесть на диету и велела горничной заранее купить постный сыр. Сыр был куплен. Но до завтрака выяснилось, что ночью его украла собака. Прислуга трепетала, зная несносный характер сеньоры Эльвиры.
Рикардо принес школьные принадлежности для Марии-Фернанды, обласкал своих сестер-любимиц, но завтракать с семейством наотрез отказался, как ни умоляла его мать. Она заметила, что сын даже осунулся за последние два дня. Мальчик везет на себе все дела фирмы.
Рикардо был действительно угнетен последними событиями в «Тропибелле». Вчера вечером на его глазах происходило дознание, кто же позвонил Омару и «настучал» ему про измену жены. Роксана уличила в этом злодействе Эстрелью, после чего обе дамы вцепились друг дружке в волосы. При одном воспоминании об этой сцене Рикардо морщился, как от зубной боли.
Как ни был он зол на Габриелу, но она оказалась единственной жертвой в этой драме — потеряла работу из-за своей глупой гордости. Его долг — постараться уговорить ее остаться. Что касается ее матери, Консуэло, то он дал себе слово непременно узнать у отца, почему та его поминала. Уж не знакомы ли они? Ему трудно было в это поверить.
Федерико Линарес — и тот был сам не свой. Обычно он один своим неизменно добродушным и ровным настроением спасал семейные застолья от ссор и стычек. Горничные очень надеялись, что он обратит историю с сыром в шутку, но сеньор был так погружен в свои невеселые мысли, что ничего вокруг не замечал.
Вчера к нему неожиданно явилось прошлое в образе Консуэло Грубер. Той Консуэло, которую он так искренне и нежно любил и с которой так малодушно поступил. Просто ушел, испугавшись истерик и слез Эльвиры, решив сохранить семейный очаг. Если бы этот злополучный очаг хоть кого-нибудь согрел и сделал счастливым, то жертва была бы оправданной.
Консуэло держалась с ним холодно и отчужденно. Все эти годы она не напоминала о себе и не напомнила бы, если бы ее не волновала судьба дочери. Только ради Габриелы она заставила себя прийти. Девочка всего несколько дней работает в фирме, а его сынок уже не дает ей проходу. И тоном и выражением лица Консуэло дала понять, что считает сынка достойным продолжением папаши.
Она гордо отказалась от его покровительства: Габриела сама добьется успеха, она так талантлива. Главное, чтобы ей не сломали жизнь, как когда-то сломали ее матери. Он пообещал ей, что Габриелу никто не обидит, он будет заботиться о ней как о собственной дочери. После этого обещания Консуэло гордо удалилась, не пожелав продолжать разговор. А ему так хотелось расспросить ее обо всем! Сколько воспоминаний она всколыхнула в нем! Как бы он хотел признаться только ей, что наказан за свое предательство тем, что ни одного дня за эти двадцать с лишним лет не был счастлив.
—О чем ты думаешь, скажи наконец! — с раздражением прервала его воспоминания Эльвира. — В этом доме все заняты собой. Ты бы лучше серьезно занялся дочерьми. Они совсем от рук отбились, особенно Ванесса. Вот и сейчас что-то замышляют — хихикают, перешептываются за столом.
—Мамочка, мы ничего не замышляем, мы просто приготовили тебе приятный сюрприз, — ласково успокаивала ее Мария-Фернанда.
Да, это была ее идея — чтобы доказать матери, как они ее любят, и восстановить мир в семье, испечь торт. Ванесса в эту затею не верила: мать невозможно смягчить, мало того что у нее тяжелый период в жизни — пятьдесят на носу, но климакс вдобавок отягощен дурным характером. Но Мария-Фернанда уговаривала, и Ванесса согласилась.
—Какой торт? Разве сегодня день рождения или день Матери? — подозрительно выспрашивала Эльвира. — Или вы что-нибудь натворили, разбили вазу? А может быть, хотите что-нибудь выпросить у меня?
Ванесса переглянулась с сестрой — так она и знала. Знакомая волна гнева захлестнула ее. Сколько раз она давала себе слово молчать и не ссориться с матерью, но благие намерения улетучивались, как только та начинала капризничать и придираться.
—Почему нужен какой-то повод для сюрприза? — снова сорвалась Ванесса. — Представь себе Алису в Стране чудес — день Не твоего рождения и празднуем Не твои сорок девять лет.
- Я так и знала, что это новое издевательство! — вскричала Эльвира. — Изощренный способ напомнить мне о моем возрасте, о лишнем весе, о фигуре. Интриганки! К тому же мне не сорок девять лет.
—Конечно, тебе только сорок восемь, — проворковала Ванесса, выходя из-за стола.
Она будет завтракать на кухне с девушками — там уютно и пахнет домом. Мария-Фернанда в слезах убежала в свою комнату. Им было назначено наказание — две недели не выходить из дома ни на прогулку, ни к подругам. И виною всему злополучный торт, которым они хотели порадовать мамочку.
Эльвира потребовала свой сыр. И горничная дрожащим голосом сообщила ей, что сыр съела собака. Сыр стал последней каплей, переполнившей и без того неглубокую чашу терпения Эльвиры. Впав в настоящую истерику, она долго кричала, как одинока и несчастлива в этом доме, где ее ни во что не ставит даже прислуга и ненавидят собственные дети. Грозилась навсегда покинуть эти стены и найти приют в другом месте, где ее оценят и полюбят.
Федерико Линарес оставался невозмутим и слушал стенания жены, как слушают бормотание радио или уличный шум. Время от времени он пытался ее утешить:
—Но, дорогая, девочки обидели тебя, угостив бизе? Дочери называют тебя старушкой, но ведь тебе скоро пятьдесят, и в этом нет ничего плохого, поверь, я давно миновал этот возраст.
—Ты невыносим, как и твои дочери: мне не сорок девять, а только сорок восемь! — вскочила, как ужаленная, Эльвира.
—Что поделаешь, Эльвира, мы стареем, годы прошли впустую, красота, молодость, любовь, — не обращая внимания на ее реплики, говорил сам себе Федерико. — Красота, молодость, Габриела Грубер, Консуэло Грубер...
—Ты чего там бормочешь себе под нос, совсем рехнулся? — подозрительно косилась на него жена. — Какая еще Консуэло, а ну отвечай?
Но в доме Линаресов все же обитали два счастливых существа — двое влюбленных. Племянница Эльвиры Илиана Риос была помолвлена с адвокатом Раулем. Эта парочка не замечала бесконечных ссор и конфликтов между родственниками, они были заняты только собой. В доме было много укромных уголков, где Рауль и Илиана, уединившись, не уставали повторять слова любви и клятвы, мечтали о жизни вдвоем, о счастье.
Даже Эльвира, вечно недовольная и раздраженная, порою умилялась, глядя на них.
—Вы только посмотрите на этих голубков, как они воркуют с утра до вечера! — говорила она, вздыхая.
Но эта безмятежная идиллия продолжалась недолго. Как видно, правду говорили, что в доме Линаресов счастье не выживает, злой рок преследует его обитателей. Тот самый день, когда Рикардо демонстрировал свою коллекцию, стал последним счастливым днем в жизни Илианы. В самый разгар приема она неожиданно упала в обморок. Поначалу на это не обратили внимания, в зале было душно и многолюдно, дамские обмороки на таких сборищах были привычны.
Но доктор почему-то решил оставить ее в больнице на несколько дней и провести тщательное обследование. После тревожных ожиданий родные получили сразившее их заключение врачей — у Илианы неизлечимая болезнь, рак крови.
—Она может прожить некоторое время, если вовремя делать ей переливание крови, — сообщила мужу Эльвира. — Как мне сказать ее матери, не знаю, она только что перенесла инфаркт.
Рауль и все домашние решили оставить Илиану в неведении: пусть она спокойно доживет отведенные ей дни. Но доктор был решительно против: больная должна знать всю правду и бороться за свою жизнь. Но и сама Илиана вскоре заподозрила неладное. У нее была чистая, благородная, тонко чувствующая душа, которая мгновенно улавливала все оттенки и перемены в отношениях к ней близких. От нее невозможно было ничего скрыть.
Вскоре Илиана узнала, что болезнь ее серьезна и ей осталось жить всего несколько месяцев. Ее недавние мечты — стать женой Рауля, родить ему двоих, нет, лучше троих детей, сделать его счастливым — рухнули. Все эти дни Рауль был подле нее, настаивал, чтобы они немедленно поженились, повторял, как сильно он ее любит. Временами она забывала о болезни и не боялась смерти.
Да, Рауль был так же внимателен, заботлив и предан, но в его чувствах она стала улавливать перемены. К его любви все больше примешивались жалость, сострадание и нежность, вытесняющие подлинную страсть. И поцелуи его стали другими — снисходительными и беглыми. Теперь, когда они оставались одни в ее комнате, Рауль беспокойно оглядывался на дверь:
—Дорогая, мы должны быть осторожнее, может войти твоя тетя и застать нас... Нам будет неловко, любовь моя.
—Но, Рауль, раньше мы занимались любовью под носом у моей семьи и ты никогда не боялся моей тети. Я для тебя больше не живая женщина, а больная, умирающая, — говорила Илиана, и слезы набегали на ее глаза. — Я хочу, чтобы ты был прежним — веселым, страстным, или уходи, совсем уходи. От твоей жалости я быстрее умру.
Рауль сам не понимал, что с ним происходит, и страдал от этого. Часами сидел он у рояля, наигрывая одну за другой грустные мелодии и размышлял. Разве он разлюбил Илиану? Конечно нет, она была по-прежнему дорога ему, она оставалась самым близким ему человеком. Но на ее челе он видел печать смерти. И это ожидание смерти рождало черную тоску, иссушало душу. Он словно жил в трауре.
И вот в эти несчастливые для них дни Рауль встретил Марисоль. Как-то он бесцельно бродил по улицам и заглянул в первый попавшийся бар. Ежедневная порция спиртного стала для него необходимостью, помогала ненадолго забыться. Красивая гейша, выполняющая роль хозяйки в баре, встречала посетителей у дверей, провожала к столикам, развлекала разговором. Здесь же имелся неизменный «запас» девушек, которых Марисоль предлагала в собеседницы.
Словно по приговору судьбы они сразу же обратили внимание друг на друга. Рауль попросил ее посидеть с ним недолго и развеять его грустные мысли.
—Что с тобой случилось? У тебя кто-то умер? — почти угадала его состояние Марисоль.
И он вдруг с облегчением открыл ей душу — рассказал, какая невыносимая тоска гложет его, потому что близкий ему человек умирает. Марисоль внимательно слушала и от всего ее облика исходили спокойствие и сила. Она щедро дарила окружающим избыток жизненной энергии и легко заполнила душевную пустоту, мучившую Рауля. Он стал все чаще заглядывать в бар, а Марисоль ждала его.
—Это настоящий принц, я не встречала таких раньше, — делилась она с подругой. — Мужчины смотрят на меня, разглядывают, но не видят. А он меня увидел, понимаешь?
—Нет, не понимаю, — смеялась подружка. — Это для меня слишком сложно.
Марисоль ни лицом, ни характером совсем не походила на свою сестру. Если Габи отчим называл долговязой дылдой, то Марисоль, по определению Рамиро, была «кошечкой». Ее фигурка оставалась пока безупречно стройной, но округлые формы обещали в будущем стать пышными и напоминали о том, что после тридцати-сорока у Мари будут большие проблемы с диетой. Но до тридцати было еще очень далеко. Глядя на нее, всем хотелось улыбаться — столько здоровья, энергии и уверенности исходило от этой пышноволосой красавицы.
Жизненная программа Марисоль была проста. Ее не интересовала ни учеба, ни работа, ни карьера. Ей безудержно хотелось жить, и жить очень хорошо.
— Выбраться из этой нищеты и вытащить всех вас, — мечтала она вслух с Габи и Эстер. — Чтобы мать больше не гнула спину, младшие учились в университете. Купить дом, машину, прекрасный гардероб. Гада Рамиро выгнать вон. Но главное — любовь. Хочу принца из сказки — красивого, благородного. Одного такого себе и еще двоих для вас с Эстер.
Может быть, этот принц уже появился в жизни Марисоль. Зато Илиана чувствовала, что с каждым днем Рауль ускользает от нее все дальше. Но она так сильно любила его, что не позволила бы обречь его на роль своей сиделки. Она смирилась, только женская ревность все же терзала ее. Когда в сердце Рауля прочно воцарилась Марисоль, эта ревность перестала быть безосновательной.
Габриела явилась в «Тропибеллу» сообщить, что она увольняется. На что Рикардо спокойно отвечал:
—Я бы и рад тебя уволить, но, к сожалению, не могу. Сама посуди: что мне делать с твоими эскизами, они уже включены в коллекцию, они действительно очень хороши. Кто будет продолжать твое направление?
—Не продолжайте, похвалами вы меня больше не купите, сеньор Линарес, — Габриела была непреклонна. — Я вас давно раскусила. Мои работы можете выбросить.
Она удалилась, как умела удаляться Габриела Грубер: с гордо вздернутым носиком, но Рикардо последовал за ней в коридор, а затем в лифт, на ходу убеждая и в который раз извиняясь за случай с Омаром и другие имевшие место происшествия. Сотрудники «Тропибеллы», наблюдавшие это преследование, были повергнуты в изумление: мир перевернулся, Рикардо Линарес кого-то упрашивает, такое не каждый день увидишь. Рикардо уже начал терять терпение с этой упрямой гордячкой, но неведомая сила заставила его войти за нею в лифт.
—Габриела, в последний раз прошу — подумай хорошенько. Я дам тебе еще несколько минут, потому что, когда ты выйдешь на первом этаже, мы больше никогда не увидимся, — и Рикардо нажал кнопку «стоп».
—Немедленно выпустите меня, садист! — вскричала Габи. — Я буду жаловаться, это нарушение прав человека — лишение свободы.
Между тем лифт не только остановился, в нем погас свет, и, сколько Рикардо ни нажимал все кнопки подряд, он больше не желал двигаться. Вопли Габриелы теперь были слышны в холле: она скорее умрет, чем останется хоть на день в этом гадюшнике, она не станет работать вместе с этим самовлюбленным ничтожеством.
—Грубая, невоспитанная девица! — не оставался в долгу Рикардо. — Какое счастье, что мне больше не придется ежедневно лицезреть это красивое, но глупое лицо.
Прошло минут десять, обе стороны исчерпали все нелестные эпитеты и оскорбления в адрес друг друга, а на помощь к ним никто не спешил. Габи принялась отчаянно колотить в дверь лифта: помогите, помогите, вытащите нас!
—Сейчас мы вас освободим, сеньорита, успокойтесь, — вдруг раздался безмятежный голос снаружи.
—Поторопитесь, а то я оглохну от криков этой сумасшедшей! — просил пожарных Рикардо.
Двери лифта распахнулись — и они увидели ботинки своих спасителей и склонившиеся к ним две добродушные физиономии. Выйти из лифта было непросто, потому что он застрял между этажами. Пожарники с готовностью протянули руки, и Габриела тут же ухватилась за них, потому что и минуты не могла оставаться в лифте с этим негодяем, который, конечно же, все подстроил.
—Тяжелая! — старательно пыхтели пожарные, тащившие ее наружу. — Сеньор, помогите немного.
Рикардо пытался подтолкнуть их ношу снизу. Габриела решительно запротестовала. Пожарные сделали последний рывок — и вытащили на свет растерзанную сеньорину: ее сарафан, зацепившись за гвоздь, разошелся по шву и болтался на одной бретельке. Публика, собравшаяся поглазеть на это- зрелище, осталась довольна, радостно ахала и давала советы. Магали пыталась заколоть сарафан булавкой, манекенщицы тащили Габи в ателье, чтобы подобрать ей какое-нибудь платье. Неожиданно появился и Федерико Линарес.
—Посмотрите, что со мной сделал этот грубиян, — чуть не плакала Габриела. — Он остановил лифт.
—А при чем тут я, платье зацепилось за что-то и разошлось по шву. Папа, это совсем не то, что ты думаешь, — доносился голос Рикардо откуда-то из глубины злополучного лифта. Пожарные наконец, занялись им, хотя им больше нравилось принимать участие в общей суматохе вокруг сеньориты. Федерико не желал слушать невразумительные объяснения сына, он больше верил своим глазам: какой позор, он еще поговорит с этим безобразником по-мужски.
Габриелу повели в ателье и подобрали очень милое платье. Завтра же она обещала вернуть его, когда придет за расчетом.
—За каким расчетом? — удивился Федерико. — Разве ты собираешься уходить?
И сеньор Линарес тут же сделал ей весьма заманчивое предложение, которое обдумывал все эти дни. Отношения с Рикардо, как видно, у Габриелы не складываются. Поэтому с завтрашнего дня она будет работать только на него, станет личным ассистентом президента.
—Когда-то я сам активно работал в моде, но потом превратился в администратора. Твои работы, Габриела, вернули мне интерес к творчеству. Мы создадим с тобой собственную группу, будем разрабатывать свое направление в отличие от группы Рикардо, и такая конкуренция пойдет только на пользу деду, — с воодушевлением рисовал Федерико несомненные выгоды их сотрудничества.
Габриела колебалась, но сеньор Линарес приводил один веский довод за другим. Во-первых, он увеличит ей жалованье вдвое. Во-вторых, на художественном совете через неделю будет представлена на конкурс ее коллекция. Причем, они с Рикардо не будут членами комиссии, как это обычно происходило, чтобы избежать обвинений в необъективности. Пускай опытные, но незаинтересованные в результате специалисты, определят победителя.
Это предложение ошеломило Габриелу, и она не могла устоять. У нее будет возможность представить на суд жюри такого ранга свои модели. Об этом вчерашняя выпускница колледжа не могла и мечтать.

0

7

Глава 7

Эту полосу в жизни Артуро нельзя было назвать спокойной. Утро его началось с мрачных мыслей о полной безнадежности, причем неожиданно он был вознесен на гребень счастья и радужных надежд, а после обеда ошеломляющая новость свалилась, как горшок на голову с подоконника десятого этажа.
Утром Эстер принесла ему в подарок горячие лепешки от Консуэло. После драки с Рамиро добрые соседи помирились на другой же день, и Консуэло по-прежнему присылала Артуро горячую похлебку и лепешки, а он покупал им мясо и овощи в дни, когда они, случалось, сидели без гроша.
Артуро с удовольствием принялся за еду, поглядывая на заплаканную, удрученную Эстер. Девчонка который день сама не своя, наверное, негодяй отчим снова устроил скандал. Артуро догадывался, что она хочет что-то сказать, но не решается.
— Артуро, я больше не могу так жить, у меня нет сил, — вдруг вырвалось у нее.
Но увидев, как обеспокоенно Артуро вскинул на нее глаза, Эстер замолкла. Она уже совсем было решилась рассказать ему о том, что отчим не дает ей проходу, подстерегает во всех безлюдных углах дома и на улице. О его приставаниях Эстер стеснялась говорить матери и сестрам, а Артуро боялась. Он горячо ринется на защиту и может потерять работу из-за подонка Рамиро.
—Я прошу тебя, Артуро, позволь мне остаться жить у тебя! — со слезами молила Эстер. — Вчера он избил Рубена, а ведь это его родной сын. Мы все его боимся.
—Девочка, я старый холостяк, а тебе все-таки семнадцать лет. Подумай, сколько будет сплетен! — отвечал Артуро. — Ты можешь проводить у меня весь день, но на ночь будешь уходить домой. А с Рамиро я все-таки разберусь, даже если придется поссориться с твоей матерью.
Эстер с грустью слушала его. С детства она обожала Артуро, и это обожание незаметно перешло в глубокое чувство, первую любовь. Но он упорно не желал замечать, что она повзрослела, и видел в ней только ребенка. Нет, ему не нужна ее любовь, он думает только о Габи. Артуро действительно неотступно думал о Габриеле и с нетерпением ждал, когда Эстер доложит ему последние новости.
Эстер рассказала ему о вчерашнем визите Рикардо Линареса и о поцелуе, якобы насильственном. Но, как ей кажется, заметила Эстер с лукавой улыбкой, Габи неравнодушна к своему начальнику. Артуро и сам так думал. Он нутром чуял, что между ними что-то есть или только завязывается, бесился, но не знал, как этому помешать. Ведь Габи все отрицала, она якобы терпеть не могла этого Линареса.
После ухода Эстер он впал в мрачную угрюмость. Все его надежды когда-нибудь объясниться с Габи и повести ее в церковь, похоже, несбыточны. Она любит другого, который не принесет ей ничего, кроме несчастий.
Таким и застал Дионисию племянника, обычно жизнерадостного и не поддающегося дурному настроению. О его чувствах к Габи он давно догадывался. Артуро ничего и не скрывал от дяди. Около Габриелы увивается некий богатый бездельник Линарес, рассказал он, и, что самое возмутительное, похоже, он ей нравится. Но Дионисио, оказывается, знал о Линаресах и о всех последних происшествиях.
—Неужели Консуэло так ничего и не рассказала им? — озабоченно спрашивал самого себя Дионисио. — Ох, доведет она до греха.
—О чем она должна была рассказать? — удивился Артуро. — А ну выкладывай все, дядюшка, я от тебя не отстану.
Дионисио взял с него слово хранить чужую тайну и поведал о печальном прошлом Консуэло, когда она осталась одна с Габриелой на руках, и об отце Габриелы.
—Брат и сестра, они брат и сестра! — напевал Артуро, направляясь на службу в участок.
—Что случилось, Индеец, ты сияешь, как медный грош? — удивился его напарник Демокрасио.
—Молчи, негр, я просто чувствую себя счастливым, они брат и сестра, — невразумительно объяснил Артуро.
В этот день он патрулировал центральные улицы города. Это было не дежурство, а сущее мучение для молчаливого, сдержанного Демо. Индеец словно с цепи сорвался: он скакал, пел песни и все время поминал о каком-то кровосмесительном грехе. Купил несколько букетиков цветов и весело предлагал их прохожим:
— Граждане, купите цветочки для своих возлюбленных — жен и любовниц. Хотите, отдам даром.
Демокрасио даже пригрозил, что сегодня же попросит замену, если тот не прекратит безобразия. Демо чуть не каждый день грозился уйти от этого психа, но тем не менее они работали вместе уже несколько лет. Разрез глаз Артуро и его смуглая кожа напоминали о том, что его недавние предки скакали на своих мустангах по прериям с томагавками в руках. Индеец унаследовал от них только неукротимый нрав, и в горе и в радости он был неудержим. Если ему было хорошо, он желал осчастливить весь мир.
Какой-то бедный парнишка напрасно вымаливал у торговца булку с маслом, у него не хватало нескольких боливаров. Артуро тут же вмешался:
—Гражданин, общество защиты прав потребителей вместе с полицией проводит инспекцию качества продуктов, — заявил он торговцу. — Дайте-ка мне вот тот сыр, ветчину, свининку...
—У меня все свежее, с передвижного рынка, — уверял торговец.
—Посмотрим. Вот вы, гражданин, окажите любезность, будьте дегустатором. — Артуро протянул парнишке тарелку с едой. — Дайте ему коктейль запить.
Торговец робко напомнил о плате.
—Общество защиты прав потребителей вам все оплатит, — заверил Артуро. — Адрес найдете в телефонном справочнике.
Даже невозмутимый Демо вышел из себя: с этим сумасшедшим невозможно работать... Что он напишет в отчете, ведь они занимались вымогательством?
—Напиши в отчете, что мы предотвратили преступление, голодный парень обязательно украл бы эту булку или ограбил кого-нибудь, понял?
В участке их поджидал довольный комиссар Лопес.
—Ну, ребята, пора вам познакомиться с новым начальником. Пожалуйте в кабинет, — загадочно предупредил он.
Заинтригованные полицейские направились в кабинет начальника. Но на пороге Артуро вдруг застыл, и у него вырвался вопль:
— О нет, нет! Только не это!
В кабинете начальника восседала Линда Миранда. Много лет назад они вместе начинали служить в полиции. Да, у них был бурный роман, который чуть было не привел Артуро в церковь. Но в последнюю минуту он испугался — потерять свободу, завести обузу — семью. В общем, они разошлись. А теперь Линда станет его начальницей. Мало того что она баба, да еще его бывшая любовница! Демокрасио тоже был недоволен, но по другой причине.
— Нет, это не женщина, а какой-то мужик в юбке, — поморщился он.
В «Тропибелле» обсуждали столь быстрое возвышение Габриелы. Оскар и Роксана роптали: они — модельеры высшего класса, много лет проработавшие в фирме, не удостоились стать ассистентами президента, а эта девчонка только появилась — и тут же получила все на блюдечке. Габриеле казалось, что она постоянно слышит шипение за своей спиной.
Был недоволен и Рикардо. Его терзала банальная ревность. Сомнений нет, решил он: отец влюблен и хочет оставить Габриелу для себя.
— Я не растлитель малолетних, не донжуанишко, как ты! — сердито отвергал его упреки Федерико. — Я должен загладить вину перед ее матерью. Но это не главное. Девочка очень талантливый модельер, мне нравится ее направление.
Но когда отец объявил, что модели Габриелы будут представлены на совете и вскоре запущены в производство, было задето профессиональное самолюбие Рикардо. В производство должна была пойти его собственная коллекция. Это решение Федерико еще больше усилило его ревнивые подозрения.
— Я покажу этой гордячке, что такое настоящая мода! — грозился Рикардо, перебирая свои наброски и эскизы. — Она потерпит полное поражение. Хотел бы я посмотреть на нее в эту минуту. Конечно, у нее есть талант, свежие идеи, но все это так сыро, недоработано. Ей понадобятся месяцы, чтобы привести свою коллекцию в порядок. И покровительство сеньора Линареса ей не поможет.
Он как одержимый готовился к совету, загонял Оскара, Роксану и манекенщиц, по многу раз переделывал рисунки, исправлял отдельные детали в моделях. Он был уверен, что они победят. Ведь они опытные модельеры, их коллекции дорабатывались несколько месяцев, а отец с Габриелой и новой помощницей Евой доводили до ума фантазии нового ассистента всего неделю.
— С каких это пор ты стал бояться советов? — недоумевала Роксана.
— Раньше на совете выставлялась наша коллекция, а через неделю ожидается еще одна, и неплохая, надо признать, — раздраженно отчитывал ее Рикардо. - Поэтому будь добра, Роксана, убери эти банты. Нормальная женщина не выйдет в будни на улицу, разряженная, как новогодняя елка. А ты, Оскар, немедленно переделай эту линию, от нее так и несет шестидесятыми годами. Сегодня будем работать допоздна.
Маленькая группа Федерико Линареса тоже как одержимая трудилась в своей студии. И вот настал знаменательный день. Оба Линареса, как было обещано, удалились. Совет возглавила Сусанна, старейший и самый опытный модельер. Узнав об этом, Габриела пала духом: Сусанна была большой приятельницей Рикардо, работала с Линаресами много лет.
Комиссия заседала несколько часов, и Габриела в это время укрывалась в своей студии, чтобы не видеть торжествующих и злорадных физиономий Оскара и Роксаны. Рикардо, как видно, тоже был вполне уверен в победе, он никогда еще не проигрывал.
Когда их с Евой пригласили в кабинет Рикардо на оглашение итогов заседания, Габриела шла как на эшафот. Она тихо присела у двери, чтобы тут же убежать и не дать им повода радоваться ее унижению и провалу. Всегда доброжелательная и веселая Сусанна, пошутив с Рикардо и своими знакомыми, вдруг заявила:
— Модели Габриелы Грубер просто восхитительны. Поздравляем вас, Габриела, в нынешнем сезоне в производство пойдет ваша коллекция.
Это прозвучало как гром среди ясного неба. Габриела не верила своим ушам. А как возмущались все «ведущие специалисты» фирмы!
— Как ты могла с нами так поступить, Сусанна, ведь мы же друзья! — почти кричали Омар и Роксана. — Вас подкупили. Подумай, как может эта девчонка обойти нас, опытных модельеров.
— Что это вы так разошлись? Одно дело — работа, другое — дружба! — добродушно увещевала их Сусанна. — Пойдемте лучше выпьем кофейку и побеседуем. А ты, Рикардо, — тебя чувство справедливости никогда не подводило, — посмотри, разве эти работы не хороши?
Эти слова Сусанны окончательно отрезвили Рикардо. Впервые в жизни его профессиональное самолюбие так унизили, но он сумел взять себя в руки. Вместе с Сусанной он еще раз оценил коллекцию Габриелы. Она была великолепна. Многое они успели доработать. Рикардо не был от природы ни злым, ни завистливым, ни злопамятным. Он просто всегда был первым, непобедимым.
— Поздравляю, Габриела, мне очень понравилась твоя коллекция, — искренне говорил Рикардо победительнице. — Я верю, из тебя получится один из лучших модельеров в стране.
Габриелу сразило такое благородство. От нее не укрылось, чего оно стоило Рикардо Линаресу. Ей так захотелось сказать ему что-нибудь доброе, ободряющее. Но тут появился Федерико Линарес, может быть, умышленно задержавшись.
— Ну что я тебе говорил, Рикардо, я был уверен, что она победит! — сеньор Федерико сиял, Рикардо давно не видел его таким счастливым, и снова ревность и обида змеиным жалом впились в его сердце.
Рикардо мягко, но решительно отклонил предложение отца пообедать втроем и отметить такое счастливое событие. Попрощался со счастливыми победителями и с чистой совестью удалился. Ему не в чем было себя упрекнуть. Зато Роксана с Эстрельей исходили бессильной злобой.
— Постоянно разыгрывая из себя жертву, эта интриганка прибрала к рукам сначала сына, потом отца. Ты заметила, Рикардо к ней неровно дышит? — говорила Роксана.
- Ничего, подружка, я тебе обещаю, что сделаю ее жизнь в «Тропибелле» невыносимой, — со зловещей улыбкой отвечала Эстрелья.
Роксана тревожно на нее взглянула. Вспомнив историю с Омаром, она тут же поверила, что месть Эстрельи будет жестокой.
Рауль продолжал каждый день заходить в бар к Марисоль. Изливать ей душу стало для него потребностью, Марисоль охотно утешала своего, как она называла, принца. Роке, хозяин бара, стал посматривать на них с неудовольствием. Он давно и безуспешно обхаживал Марисоль. Но пастушеская идиллия между прекрасной гейшей и принцем скоро закончилась. В любовном треугольнике никогда не обходится без трагедий, ревности, страданий.
Как-то днем Марисоль столкнулась с Раулем и Илианой в кафе. Принц, всегда такой грустный и подавленный, был весел и ребячлив, кормил девицу с ложечки мороженым. Они вдруг поцеловались. Поцелуй был долгим и нежным. Марисоль будто ударили в самое сердце. Не думая, что делает, — она редко думала, всегда совершая поступки по первому побуждению, — Марисоль направилась прямо к их столику.
— Привет, дорогой! — неестественно развязно поздоровалась она с парочкой. — Лакомитесь мороженым? У меня ты предпочитаешь напитки покрепче и в больших количествах.
Рауль так смешался, что в первые минуты не нашел нужных слов. Зато его спутница ответила просто и вежливо:
— Рауль, ты бы представил свою знакомую. Меня зовут Илиана, я невеста Рауля.
— А меня Марисоль. Рада познакомиться.
Но, как оказалось, беседовать им было совершенно не о чем. Марисоль жадно разглядывала невесту: держалась Илиана спокойно, сдержанно, хотя ее бледное и какое-то изможденное лицо совсем окаменело. Если бы она говорила с ней высокомерно и презрительно, как часто позволяли себе богатые девицы, Марисоль пустила бы в ход свой острый язычок. Но теперь ей ничего другого не оставалось, как откланяться.
— Приятного аппетита, — пожелала им на прощание Марисоль. — А ты, мой мальчик, заходи, угощу тебя чем-нибудь более существенным, чем мороженое.
После ее ухода Рауль и Илиана долго молчали. Рауль никогда не лгал, но тут ему пришлось наскоро сочинить правдоподобную историю: как-то зашли они с Рикардо в бар выпить, и там кузен представил его одной своей знакомой, а знакомых девиц у него, как известно, тысячи.
— Значит, она работает в баре по ночам? Она «ночная бабочка»? — спросила Илиана. — По ее манерам это заметно.
— Нет, она всего лишь гейша, развлекает посетителей, — мужественно защитил Марисоль Рауль.
День, который начался у них так весело и счастливо, пропал. Между ними витала тень Марисоль, разговор не клеился, и они вскоре расстались. Илиана вернулась домой несчастной и весь вечер рыдала в своей комнате. Теперь она знала причину охлаждения Рауля, знала, где он проводил вечера и ночи. Причина — эта девица, красивая, здоровая и доступная. Такие нравятся мужчинам. Такая и нужна Раулю, несмотря на всю его утонченность.
Поздно вечером взбешенный Рауль направился в бар. Марисоль встретила его у двери с недоброй усмешкой:
— А, сластена явился! Тебе мороженого или чего-нибудь покрепче, жених?
— Я пришел сказать тебе, девушка, что у тебя не все в порядке с воспитанием. Ты — грубая, вульгарная потаскушка! — в сердцах выпалил ей в лицо Рауль. — Твое законное место — в этой злачной забегаловке.
Глаза Марисоль сузились от гнева, но она гордо ответила на оскорбление:
— Да, мне не хватает культуры, потому что с детства я сама зарабатываю свой хлеб в отличие от тебя и твоей подружки. А в это злачное место ты ходил ко мне каждый день, рыдал у меня на плече о своих бедах, слизняк! Ты не мужчина, нет! Забудь сюда дорогу. Вон!
И Рауль вылетел из бара под улюлюканье Роке и его дружков, очень довольных, как Мари отшила своего интеллигента. Рауль дал себе слово никогда сюда не возвращаться, но знал, что вернется. Неужели он любит двух женщин сразу, каждую по-своему? Илиана была для него как ясный день — чистая, благородная девушка одного с ним круга. А Марисоль олицетворяла ночь — страстную, манящую и греховную. Ему нужна была дружба Илианы, и безудержно тянуло к Марисоль.
Через несколько дней, изрядно выпив для храбрости, он уже шагал в бар. Марисоль как будто ждала его и ничуть не удивилась. Увидев ее, он решил не тратить время на разговоры и объяснения, слова в их отношениях ничего не значили. Он смело обнял ее на глазах у завсегдатаев и, целуя, нашептывал на ухо:
— Пойдем отсюда куда-нибудь, где мы будем совсем одни!
— Tы что, с ума сошел, на нас все смотрят! — пыталась высвободиться Марисоль, но не так настойчиво, что было ясно — она уже сдалась.
Сама того не ожидая, она была счастлива, забыв на время о невесте и недавней обиде. Договорившись с приятельницей, она покинула бар в самый разгар работы. Это было неслыханно! Хорошо, что Роке отсутствовал, а то не миновать бы скандала.
Они как отрешенные бродили по парку и безудержно целовались.
— Когда я с тобой, я теряю голову. Ты обворожила меня, обворожила, — говорил Рауль. — Ты мне страшно нравишься.
Марисоль просила повторить это еще и еще раз. Он повторял. У нее было предчувствие, что сегодня произойдет что-то важное в ее жизни. Еще недавно она была твердо уверена, что любовь для нее завершится только церковью и венцом. Но сейчас рассудок молчал. Она пойдет к Раулю и будет принадлежать ему, хотя он и не заговаривал о браке. Единственное, что немного тревожило ее, — это ревность к Илиане.
— Скажи,- ты любишь меня больше, чем эту мымру? Ведь правда, Рауль?
— Не смей так говорить о ней! — отскочил как ужаленный Рауль. — Я люблю эту женщину и собираюсь жениться на ней. Поняла?
Нет, Марисоль не в силах была понять это: он любит ту, а целует ее, проводит ночи с ней. Только что он говорил ей такие слова! Она вспылила и снова наговорила лишнего — о нем, о его невесте, о мужчинах, которым лучше носить юбку.
— Дешевка, ты просто дешевка! — вышел из себя Рауль и швырнул ей несколько крупных купюр. — Вот чего ты заслуживаешь.
— Рауль, извини меня, я не хотела! — напрасно кричала ему вслед Марисоль. — Ну ничего, ты все равно вернешься.

0

8

Глава 8

Злодейка Эстрелья выполнила свое обещание — вскоре у Габриелы начались неприятности.
Однажды утром, когда Габриела уже отправилась на службу, с улицы вернулся бездельник Рамиро, торжествующе размахивая газетой:
—Вот, полюбуйся на свою образованную дочурку! Я тебе говорил — она спуталась со своим патроном.
На одной из фотографий в скандальной, бульварной газетенке, которую очень любили в их квартале, они сразу узнали свою Габи, сомнений не могло быть. Она стояла в одних трусиках, беспомощно придерживая рукой спадающий с нее сарафанчик.
—Какой позор, ведь на ней почти ничего нет! — ахала Консуэло. — А рядом с ней, посмотрите-ка, Рикардо Линарес!
—Ай, не преувеличивай, мама, на ней вполне достаточно одежды, — успокаивала ее Марисоль. — Я уверена, это какое-то недоразумение, вернется Габи и все нам объяснит.
К обеду весь квартал уже знал о фотографии. Эстер жаловалась, что соседки не дают ей проходу, донимают ехидными замечаниями и колкими намеками про Габи. Пока Консуэло с нетерпением ждала объяснений дочери, у Рамиро уже созрел план — нельзя ли немного заработать на этой истории. Он решил отправиться к Рикардо Линаресу и потребовать с него за совращение падчерицы десять тысяч боливаров, а не даст десять тысяч — на худой конец хотя бы тысяч пять-шесть. Хочет попользоваться девчонкой — надо платить.
Габриела нашла утром газету на своем столе, какой-то «доброжелатель» успел подложить к ее приходу. Она сразу поняла, что случилось: кто-то из фотографов фирмы, воспользовавшись суматохой, незаметно сделал снимки у лифта. Но кто напечатал их в этой бульварной «Сплетнице»? Может быть, сам Рикардо, чтобы отомстить ей, подумала Габриела.
Она в сердцах рвала в клочья ненавистную газетенку, когда к ней в кабинет без стука вплыли Роксана и Эстрелья.
—Она порвала фотографию, зачем, Габриела, ты там такая сексуальная! — с ядовитой усмешкой заговорила Эстрелья. — Федерико Линаресу она бы понравилась.
—Едва ли, в мои обязанности не входит та часть работы, которую вы выполняете со своим шефом, — парировала Габриела. — А теперь убирайтесь из моего кабинета, интриганки!
На прощанье Эстрелья пообещала ей в скором будущем новые сюрпризы. Хотя Габриела с честью отразила-таки неприятеля, на душе у нее было тяжело. Ее мучили и невыносимый стыд за фотографию, и недоброе отношение к ней в «Тропибелле». Что она сделала этим женщинам, за что они ее так ненавидят, не могла понять Габриела.
Федерико Линарес застал ее в слезах. Ей так нужно было излить кому-то душу, и Габриела рассказала ему, как ее обидели, унизили. Как ей теперь смотреть в глаза соседям, знакомым? Федерико гладил ее по голове, как ребенка, и утешал. Габриела поняла, как не хватало ей в жизни отца, защитника, покровителя. Она разрыдалась на плече у своего шефа.
Рикардо, застыв на пороге, некоторое время наблюдал эту сцену. Кровь бросилась ему в лицо: значит, сплетни, которые ходят по «Тропибелле», не лишены оснований. Так же как и его собственные подозрения насчет последней любви отца. Вот как далеко у них зашло. Недавно отец объяснил ему, что покровительствует Габриеле, чтобы загладить свою вину перед ее матерью.
—Простите, что помешал, продолжайте ворковать, — строгим голосом произнес он, когда его заметили, — я собирался уйти.
Но отец сердито приказал ему вернуться. Габи тоже смотрела на него волком.
—Ты еще не знаешь, Рики, что произошло? Габриела так страдает, и по твоей вине, между прочим. Это ведь ты заклинил лифт, порвал ей платье, а какой-то негодяй сделал фотографии и напечатал их в газете. И после этого ты являешься с грязными намеками в наш адрес.
—Я не уверена, сеньор Линарес, что это не его рук дело, — вдруг подлила масла в огонь Габриела. — Он мог напечатать эти фотографии, чтобы посмеяться надо мной и отомстить.
Рикардо подскочил как ужаленный. Отец утешает в своих объятиях бедную, обиженную девушку, а его обвиняют в такой мерзости! Даже ревность его отступила на второй план, главное сейчас доказать им, что он чист и к фото не имеет никакого отношения.
Рикардо чуть ли не насильно усадил Габи в машину. Она, по обыкновению, вопила о нарушении прав личности и сопротивлялась. Но Федерико поддержал сына. Сам он был уверен в его невиновности и хотел, чтобы в этом убедилась Габриела.
—Фотограф будет уволен сегодня же, а мы с тобой поедем в редакцию «Сплетницы» и выясним, кто напечатал фотографию. Для меня это дело чести.
В редакции их встретили крайне недружелюбно. К редактору чуть ли не каждый день являлись посетители — требовали объяснений, громили его кабинет или просто били сотрудников. Но без сенсаций, грязных сплетен, семейных тайн их газетка не выжила бы и недели. Поэтому скандалы стали привычной повседневностью «Сплетницы».
—Сейчас ты умрешь без исповеди, грязная свинья, или немедленно признаешься, кто принес тебе фотографию этой девушки! — с порога прорычал Рикардо. Он уже был знаком с редактором, потому что семейство Линаресов и его собственные романы давали богатый материал для «Сплетницы».
Но редактор был крепкий орешек. Даже под пыткой он не выдавал имена поставщиков острых материалов и скандальных фотографий. Единственное, что он согласился подтвердить, — их принес не Рикардо Линарес, он тут ни при чем. Но для Рикардо этого было недостаточно, воинственный пыл в нем не угасал.
—Не хочешь говорить, кто принес фотографию, мерзавец? — не унимался он. — Сейчас ты испытаешь то, что по твоей вине чувствуют твои жертвы и эта девушка...
Сбив с ног несчастного редактора, Рикардо одним рывком стащил с него брюки, потом сорвал рубашку и в таком Виде вытолкал в коридор на всеобщее обозрение.
— Рикардо! Что ты делаешь? Отпусти его, это же варварство! — молила Габриела.
Ей уже было жаль беднягу, хотя час назад она готова была задушить его собственными руками. Вокруг собралась толпа, но никто из сотрудников не пытался защитить шефа. Все понимали, что завтра же история попадет в газеты и это заметно поднимет тираж и «престиж» «Сплетницы».
—Ну, Линарес, тебе это так не пройдет! — кричал вслед Рикардо редактор. — Ты думаешь, раз у тебя власть и деньги, тебе все можно?! Я отомщу.
В полном молчании Рикардо и Габриела сели в машину и вернулись в «Тропибеллу». Молчание Рикардо было гордым и оскорбленным. Он отверг обвинения в свой адрес и, наверное, ждал извинений. Молчание Габриелы было смущенным: она напрасно обидела Рикардо, а извиняться ей не хотелось.
В «Тропибелле» уже знали, что сотворил Рикардо с редактором «Сплетницы». Ева, слушая в который раз от Габи ужасающие подробности этой расправы, ахала и жаловалась:
—Я всего несколько дней работаю в этой почтенной фирме, а мне кажется, уже схожу с ума: дня не проходит без скандалов, ссор, обид, интриг.
—Хуже всего то, что я кругом виновата, обвинила Рикардо в этой подлости, — сказала Габриела. — И думаю, мне нужно идти извиниться, а очень не хочется.
Захватив для вида папку с бумагами, Габриела скрепя сердце направилась в кабинет Рикардо. Дверь оказалась полуоткрытой, Магали отсутствовала, и вошедшую Габи скрывал стеллаж с книгами и безделушками. За столом беседовали Рикардо и Оскар. Услышанное заставило Габи насторожиться, говорили о ней.
—Эта девица произвела настоящий революционный переворот в нашем тихом болоте, — смеялся Оскар. — Железная сеньорита, даже тебе она оказалась не по зубам.
—Красива, конечно, но глуповата и инфантильна, — отвечал явно задетый Рикаоло. — Но и ей не устоять, вот увидишь, Оскарчик. Еще неделя — и она сдастся...
Оба были так увлечены разговором, что не слышали, как слегка хлопнула дверь. Это вылетела вон взбешенная Габриела.
Ева с недоверием слушала подругу. Когда Габриела бывала так взволнована и возмущена, она невольно могла ошибаться в оценках. Признаться, Еве нравился Рикардо Линарес, ее подкупило, как стойко он перенес поражение на конкурсе и поздравил их с победой. Неужели он одинаково способен и на благородный, и на низкий поступок, может быть и справедливым и легкомысленным одновременно?
—Он чудовище! — уверяла Габи. — Представь себе — вынашивает план соблазнить меня и сделать своей очередной куколкой. Да он просто ....
И тут в голову Габриеле пришел план, как поставить этого дешевого донжуана, привыкшего к легким победам, на место, посмеяться над ним, отомстить за себя и всех женщин, которых он когда-то обидел. Она изложила план подруге. Робкое сердце Евы затрепетало: она никогда не принимала участия в таких сложных, запутанных интригах. Впрочем, ей поручалась совсем несложная операция: когда отвернется секретарша Магали, взять с ее стола на несколько минут телефонную книгу.
Сама Габриела была готова действовать. Операция началась. Она взяла свою папочку и снова направилась в кабинет Рикардо, но уже не робкая и пристыженная, как в первый раз, а полная коварных замыслов.
—Что тебе нужно, Габриела? — сухо и сдержанно встретил ее Рикардо. — Говори, у меня очень много дел.
Но она улыбнулась ему так ласково и виновато, что он невольно отложил дела и поднял голову. Пожалуй, ее голос звучал несколько слащаво и неестественно, но Рикардо не заподозрил неладное, потому что ждал извинений и имел на них все права.
—Рикардо, мне так стыдно! Как я могла заподозрить тебя в подобной мерзости! Я поняла, ты не способен на это. Прости! — вполне правдоподобно каялась Габриела. — Мне нужно загладить свою вину, поговорить с тобой. Давай встретимся сегодня вечером.
—Где? — недоверчиво спросил Рикардо.
Габриела предоставила ему самому выбрать место встречи. Наверное, в ресторане «Магнолия». Изобразив на прощание многообещающую улыбку, Габриела удалилась. В дверях она столкнулась с Евой, которая с деревянным от страха лицом прятала под блузкой только что похищенную телефонную книгу. Подруги взвизгнули и понеслись по коридору в свой кабинет. Посторонний ни за что бы не поверил, что эти сеньориты — ассистент президента фирмы и его помощник.
Оставшись один, Рикардо долго сидел неподвижно, не в силах вернуться к делам. Ах, Габриела, Габриела! Сколько раз она ставила его в глупое положение, сколько он натерпелся от нее. Рикардо был слегка разочарован: он готовился к длительной осаде, а крепость неожиданно сдалась на милость победителя. Но вместе с тем, предвкушая свидание с Габи, он испытывал непонятную радость, непохожую на торжество самолюбия. Он даже пораньше отправился домой, чтобы как следует подготовиться к встрече. Отец застал его перед зеркалом:
—О, наш герой-любовник, ты великолепен! Этот пиджак ты надеваешь, когда идешь на сильного противника.
—Да нет, отец, противника нет. Битву я уже выиграл, да и войну в целом. Иду получать приз, — небрежно отвечал Рикардо.
Федерико и в голову не могло прийти, что противник этот — Габриела. Он не был так простодушен, как Рикардо, и более трезво оценивал ее неприступность. Габриела и не думала готовиться к свиданию, с волнением выбирая туалет. Она сидела с Евой в своей комнате, они болтали, и время от времени Габриела набирала очередной номер телефона. Ева помирала со смеху, слушая, как Габи, изменив голос на строго секретарский, назначала встречу:
—Не за что, будем благодарны за пунктуальность, сеньорита. Всего доброго.
«Магнолия» был любимым рестораном Рикардо. В его уютном полумраке он часто ужинал вдвоем с очередной подругой; Он с удовольствием оглядел столик. Его вкусы здесь давно знали. Шампанское самое лучшее, изысканные закуски из даров моря, фрукты.
—Ты знаешь, что подать, Лучьяно, — отдал он последние распоряжения официанту и многозначительно добавил: — Да, кстати, мне, возможно, понадобится номер, понял?
— Слушаюсь, сеньор. Привычкам своим вы никогда не изменяете. Меняете только женщин, — лукаво улыбнулся Лучьяно.
Рикардо с наслаждением затянулся сигаретой и взглянул на часы: красавица наша не спешит, давно бы пора ей быть.
—А вот и я, дорогой!
Рикардо был раздосадован, когда над его ухом раздался знакомый голосок... Эстрельи. Он тут же вскочил, чтобы до прихода другой вежливо выпроводить случайно оказавшуюся здесь куколку. Но Эстрелья вела себя как хозяйка, взяла бокал и собиралась налить себе лимонад. Рикардо не успел начать объяснения с Эстрельей, как вдруг перед ними предстала удивленная Роксана.
—Здравствуй, Рики! Я пришла, как ты меня просил, вовремя, а что здесь делает эта особа?
—Об этом я тебя должна спросить, подружка. Ведь это меня Рики пригласил сегодня поужинать, — отвечала Эстрелья.
Все трое с недоумением смотрели друг на друга. Но эта немая сцена продолжалась недолго. В ресторан почти одновременно впорхнули сразу три добрые знакомые Рикардо — Мари, Лили и Эстер, манекенщицы, воздушные создания с прекрасными фигурками, но не обремененные излишним умом и интеллектом. Они радостно кинулись на шею своему шефу, устроившему для них такой прекрасный ужин.
Рикардо не верил своим глазам: почти все его куколки, кошечки и птички щебетали у праздничного стола. Ему показалось, что земля поплыла у него под ногами. Только теперь он понял, в какую попал ловушку. Нужно было с достоинством выходить из столь щекотливого положения. Рикардо Линарес умел это делать. Он на ходу придумывал сценарий.
—Прошу вас, девочки, садитесь, заказывайте, чего душа пожелает! — как гостеприимный хозяин, ухаживал он за своими дамами и тихонько шепнул официанту: — Лучьяно, а мне принеси-ка, брат, цианистого калия, двойную порцию! И со льдом!
Официант сочувственно кивнул ему и отправился за устрицами, лангустами и прочими закусками для дам. Эстрелья с девочками чувствовали себя прекрасно, и только умная, злая Роксана была уязвлена:
— Объясни наконец, что происходит? Ты решил поиздеваться над нами или кто-то поставил тебя в глупейшее положение? — упорно расспрашивала она Рикардо.
— Перестань, Роксана, — добродушно уговаривала ее Эстрелья. — Раз уж мы сюда пришли, давайте прекрасно поужинаем, поболтаем...
Казалось, Рикардо был того же мнения и не унывал. Он уже приготовил объяснительную речь и поднялся с бокалом шампанского в руке, чтобы ее произнести. Но тут официант позвал его к телефону. Кто-то немедленно желал поговорить с Рикардо Линаресом.
—Привет, Рикардо. Твои девочки все собрались? — раздался в трубке вкрадчивый голос Габриелы. -— Тебе, конечно, хорошо с ними, это твоя стихия. Только таких женщин ты и достоин, дружок. А меня ты не завоюешь ни через неделю, ни через год — никогда. Прощай, глупец, и передай привет своим крошкам!
Наконец-то Рикардо все понял: вот кто подстроил это групповое свидание. Он только раскрыл было рот, чтобы высказать этой негоднице все, что он о ней думал, но она уже повесила трубку. Нужно было возвращаться к столу и прилежно играть роль гостеприимного хозяина.
—Я собрал вас сегодня, дорогие мои, чтобы обсудить с вами новую линию... — начал Рикардо.
—Интересно, как эту новую линию зовут? — мрачно спросила Роксана.
Но Эстрелья и девочки уже пришли в благостное настроение после шампанского и устриц и с восторгом слушали Рикардо.
—Да, сегодня у меня что-то вроде собрания, девочки. Мы обсудим новую линию в моде. Армейская какая-то линия, есть в ней что-то и от сафари, и от зверя дикого… Жертв бы только не было. Куда она приведет, эта линия? — несвязно бормотал Рикардо после нескольких бокалов шампанского и рюмок коньяка, мысли его путались. — Эту битву ты выиграла, Габриела, но следующий ход мой. Трепещи, несчастная! Месть будет страшна!

0

9

Глава 9

Возвращение Линды Миранды в полицейский участок, где работал Артуро, но уже в качестве его непосредственного начальника, инспектора, немало озадачило его. Только этого ему не хватало — работать под руководством женщины, да еще и бывшей любовницы, отношения с которой с самого начала складывались мучительно и болезненно для них обоих.
...И Артуро и Линда пришли в полицию по идейным соображениям: их привела туда врожденная жажда справедливости, вера в конечное торжество закона и порядка и ненависть ко всякого рода насилию.
Линда начинала свою деятельность в полиции в качестве так называемой «насадки». Она занималась отловом мелких хулиганов, карманников и всевозможного рода пакостников.
Каждый вечер целая армия девушек, одетых довольно легкомысленно, но не без претензии на роскошь, рассыпалась по кинотеатрам города. Своим раскованным поведением эти девушки провоцировали различных маньяков и жуликов, специально покупавших билеты на вечерние сеансы, на приставания. Далее все развивалось по раз и навсегда заведенному сценарию: пакостник, не успев как следует облапать одинокую девушку, оказывался в наручниках — девушку незримо охраняла парочка полицейских, замаскированных под простых зрителей, — и спустя полчаса он уже давал показания в участке. Таким образом иногда удавалось отловить опасных для общества людей, имена которых уже фигурировали в картотеке полицейского участка, — и девушки, выполнив свой долг, вновь рассыпались по кинотеатрам города.
Линда свято верила, что в ее силах искоренить всю эту мразь, эту отвратительную человеческую накипь, которая не давала городу жить спокойно. Бойцовских качеств ей было не занимать, так же как и Артуро. Поначалу это обстоятельство сблизило их: они влюбились друг в друга. Как ни обожала Линда свою работу и какой ни считала ее важной, тем не менее она не могла и не собиралась подавлять в себе стремления, свойственные любой нормальной женщине, — к браку и семье. Но когда она заговаривала об этом с Артуро, он отшучивался: «Двое полицейских в одной семье — это перебор, Линда». За этой шуткой скрывались куда более серьезные проблемы: во-первых, Артуро, чуть ли не каждый день рискуя жизнью, не считал себя вправе жениться, во-вторых, ему казалось, что он пока еще не в силах будет достойно содержать свою семью. Шло время, отношения Линды и Артуро то и дело омрачались ссорами и скандалами: Линда чувствовала себя униженной тем, что ей не делают предложения, а Артуро полагал, что она недостаточно любит его, раз не желает ждать лучших времен, когда он как следует встанет на ноги и сможет создать настоящую семью.
Наконец Линда решила, что ей не суждено обрести устойчивого счастья в личной жизни, и всю свою жажду деятельности, весь ум и силы решила отдать одной только работе.
Ее перевели в другой участок. Новая работа оказалась еще более трудной и ответственной и потребовала от нее колоссального мужества, сил, ума и изворотливости, качеств, наличие которых Линда и не предполагала в себе.
В шикарном ночном баре «Карменсита» иногда собирались различного рода дельцы наркобизнеса. Хозяина бара Роке Сантоса не волновала, так сказать, профессия его клиентов, хотя он кое-что знал о роде их занятий через своих «ночных фей» и через «гейшу» этого заведения, Марисоль, к которой он питал сердечную склонность и которую называл «хозяйкой». Марисоль Грубер пользовалась привилегией своего положения: ни один из посетителей не имел права купить ее на ночь, какое бы высокое положение в обществе он ни занимал и какие бы огромные деньги ни швырял в баре. Марисоль умело поддерживала беседу, вносила в застолье оживление своими остроумными репликами, следила за тем, чтобы «феи» «Карменситы» не слишком напивались и вообще вели себя пристойно. Бар также посещали проститутки высокого ранга, так сказать, элита среди «маргариток» — за такую шикарную «ночную фею» и выдала себя Линда.
Марисоль, видя в этой девушке шик и породу, природный ум и умение владеть собой, подсаживала ее к самым почетным гостям бара, а среди них нередко оказывались и те, которые были нужны Линде. Тонкие повадки, тонкая беседа и изысканные манеры Линды производили на гостей, особенно солидных, богатых, деловых, глубокое впечатление и располагали к откровенным излияниям.
Линде таким образом удавалось втереться в доверие ко многим из деятелей преступного мира, и они, сами того не подозревая, давали ей сами на себя колоссальный материал, на основе которого можно было заводить дело. Она умело вытягивала из них нужные сведения, имена, цифры, названия пунктов, куда доставлялись наркотики, адреса подпольных лабораторий по заготовке кокаина.
Наконец начальство Линды сочло, что она уже достаточно потрудилась на ниве «гейши», что, в конце концов, так недолго и засветиться, — Линду перевели в другой участок на окраину города, где она, полностью отбросив макияж, парики и прежние наряды, занялась устройством на работу бездомных и безработных, и в это дело вкладывая весь жар своей души.
В течение нескольких лет Артуро даже не слышал о ней — пути их не пересекались. Но когда-то Линда пророчески заметила ему, что дело, которым они занимаются, будет разводить их в разные стороны и снова сводить. Действительно, теперь оно снова свело их: инспектор Линда Миранда вернулась в участок, где начинала свою деятельность как «насадка».
Это была та же — и совсем другая женщина. Артуро почувствовал, что для нее их встреча так же мучительна, как и для него. Но она лучше владела собой. Линда с годами избавилась от своей девчоночьей заносчивости, порывистости, максимализма. Лицо ее было по-прежнему красивым, дышало силой и умом, но между бровями уже пролегла горькая складка, и в глазах была усталость.
Артуро, увидев ее, ощутил укол вины. Ему хотелось сделать какое-то движение навстречу к ней, но Линда, только почувствовав это, сурово сдвинула брови.
«И все же нам с ней придется объясниться», — подумал он.
Перед тем как отправиться к Линде, Артуро решил позвонить Габриеле на работу, предупредить ее о том, что сегодня вечером он не сможет забежать к ней домой, как обещал.
Как же он был изумлен, когда ее подруга Ева, сняв трубку, прощебетала:
—Но, Артуро... Ведь Габриела ждет тебя в ресторане «Орхидея»... Я думала, ты давно уже на этом романтическом свидании, потягиваешь с ней шампанское...
Эти слова перевернули все планы Артуро.
Черт возьми, новость, которую сообщила ему Ева, означала только одно: Габриела ждет его, для того чтобы сообщить ему что-то важное... несомненно, радостное для него... Иначе почему ее выбор пал именно на этот ресторан, где по традиции собираются влюбленные. Не помня себя от предвкушаемого блаженства, Артуро помчался на встречу.
Но каково же было его разочарование, когда он понял, что Габи не слишком рада его появлению и что она даже как будто ожидала кого-то другого... И тут же его подозрения нашли подкрепление: к их столику развязной походкой подошел Рикардо и плюхнулся рядом.
—Надо же, какое совпадение! — ухмыльнулся он. — Прихожу — а тут вы воркуете вокруг букета цветов... Как симпатично! Не хватает только свечей и тихой музыки, а так полный романтический набор... Не спеть ли мне для вас обоих серенаду?..
—Не самое подходящее время для серенады, — отрезал Артуро. — Ночь еще не настала. Вот наступит ночь, можешь драть глотку, сколько тебе влезет, под окном Габриелы. А я ухожу. Извини, Габи, я понял, ты ждала не меня!
—Но... — запротестовала Габи. — Но... нет, ты не понял, Артуро. Я и сама ничего не понимаю...
—А чего тут понимать?- Артуро ласково провел рукой по ее щеке. – Я здесь лишний. Я не вписываюсь в твою жизнь. Единственно, что меня утешает, это то, что ты любишь меня как брата и что этого сеньора ты тоже можешь любить, Габи, только как брата, не иначе... Не иначе, нет, Габриела.
Его слова возбудили было любопытство Габриелы, но минутой позже она сочла их риторической фразой. Тягостное молчание повисло над столиком, и Артуро, поняв, что его никто не собирается удерживать, поднялся и положил руки на плечи Габриелы и Рикардо.
—На прощание хочу вам сказать: мы трое — заложники неудавшейся любви. И с этим ничего не поделаешь. Это неразрешимо.
После его ухода Габриела дала волю своему гневу:
—Послушай,- что все это значит? Что происходит? Значит, это по твоей милости я оказалась в таком нелепом положении?
Рикардо добродушно и широко усмехнулся:
—А разве не по твоей милости я вчера оказался в дурацком положении? Кто пригласил манекенщиц?
—Жалко, что они не разорвали тебя на части, как ты того заслуживаешь! — сокрушенно сказала Габриела. — Ты, который способен играть чувствами такого человека, как Артуро...
—А разве ты не играла чувствами Роксаны, Эстрельи и... и...
—Ты даже имен их не помнишь! — поймала его Габриела. — Что уж за дело тебе до их чувств...
Рикардо как бы в задумчивости почесал в затылке.
—Да, ты права, на имена у меня память плохая... Ну хорошо, мы квиты. Раз уж мы оказались вместе и в таком месте — не пообедать ли нам? Я ужасно хочу есть! А ты?
Габриела достала пудреницу и слегка поправила перед зеркальцем волосы. Рикардо в ожидании ее положительного ответа заткнул за ворот рубашки накрахмаленную салфетку.
Габриела щелкнула замочком сумочки и поднялась из-за стола.
— Твой вид вызывает у меня желудочные колики, — объявила она. — Поэтому обедай в романтическом одиночестве.
Линда Миранда открыла дверь Артуро — и как будто не было этих десяти лет разлуки — они оба подобрались, как два зверя, готовые к прыжку. Агрессивность Линды была не в новизну для Артуро, и, как он ни настраивался на примирение с ней, ему тут же захотелось дать ей отпор.
— Зачем ты явился? Что тебе надо? — загораживая собой дверь, ведущую в комнату, спросила она.
— Ага, — тотчас догадался Артуро и, кивнув в сторону комнаты, спросил: — Там кто-то есть?
— Не твое дело, — отрезала Линда. — Я не вмешиваюсь в твою жизнь, не лезь и ты в мою.
— А что, если я пришел с самыми добрыми намерениями? — наступал на нее Артуро. — Что, если я решился на то, на что не мог решиться в пору нашей молодости?
— А-а, — протянула Линда. — Понятно. У тебя не клеится с Габриелой, я уже в курсе, и ты пришел ко мне. Но должна заявить тебе со всей ответственностью: я не аспирин, Артуро, и не иное болеутоляющее средство. Я не столько женщина, сколько в первую очередь полицейский. И у меня нюх на то, когда меня хотят использовать в собственных целях, Артуро Гонсалес. Так что ты пришел не по адресу...
— Может, заодно просветишь меня, кто еще проживает с тобой по этому адресу? — горько усмехнулся Артуро. — Может, он использует тебя еще больше, чем это намеревался сделать я...
Линда на мгновение смутилась.
— Повторяю, это не твое дело. Уходи, я не хочу тебя видеть.
Когда Артуро, обескураженный таким приемом, исчез за дверью, из комнаты вышел молодой смуглый красавец и обнял Линду, застывшую у стены.
— Кто это был? — спросил он.
— Какая тебе разница, Бейби, — устало отозвалась Линда.
На следующее утро к Линде Миранде заявилась сама Габриела. Пока девушка запутанно объясняла, что ей необходимо переговорить с Индейцем, Линда, не таясь, разглядывала ее.
Миловидна, ничего не скажешь, как раз во вкусе сентиментального Артуро: круглое личико, пушистые волосы, невинное сияние глаз. Такие девушки обычно очень нравятся опытным мужчинам, у которых богатое прошлое. Эта мнимая беззаботность, трогательное, детское выражение лица... Именно из таких невинных деток получаются жены-крокодилы, которые умеют как следует держать мужчину.
— Артуро Гонсалес в данную минуту находится на пересечении улиц Росаледа и Сан-Луиса. Боюсь, он там застрянет надолго, — сказала Линда.
— А что там происходит? — с тревогой спросила Габриела.
Линда едва подавила зевок — настолько пресной показалась ей эта девочка.
— На крыше одного из зданий находится самоубийца, — объяснила она. — Он уже добрых полчаса собирается свести счеты с жизнью. Думаю, Индеец сейчас стоит на крыше и уговаривает его этого не делать, уверяя, что жизнь прекрасна и удивительна.
Девчонку как ветром сдуло. Линда проводила ее скучающим взглядом, хотя в глубине души ее грызла ревность: и этой пустышке Артуро отдал предпочтение! Что ж, и она не останется в долгу. И тут словно в ответ на ее мысли дверь открылась и в ее служебный кабинет ввалился Бейби.
—Слушай! — возмутилась Линда. — Я же тебе говорила, не приходи сюда. Это полицейский участок, а не дом свиданий!
—Ты еще добавь, что передо мной инспектор Миранда, а не моя любимая Линда, — изобразил обиду Бейби.
—Ладно, не дуйся. Сядь здесь и подожди меня — мне надо наведаться к шефу. Понятно?
—Спасибо, что не гонишь, — покорно отозвался Бейби.
Линда как будто в воду глядела, когда сказала Габриеле, что Индеец возьмет на себя трудное дело по уламыванию самоубийцы и попытается отговорить его от отчаянного шага.
Артуро в самом деле стоял на крыше в пяти шагах от этого безумца.
Демокрасио и комиссар Лопес, вместе с которыми он патрулировал улицы, стояли внизу, у машины, тревожно вглядываясь в две фигуры на краю крыши и проклиная самоубийцу на чем свет стоит.
Внизу собралась толпа, любопытная до такого рода зрелищ. Кое-кто даже заключал между собой пари, бросится ли вниз сумасшедший, или красноречие полицейского пробьется сквозь овладевшее самоубийцей безумие.
Примчались телевизионщики, охотники за сенсацией. Смазливая тележурналистка вела репортаж с места происшествия, снабжая его комментариями, которые заставляли Лопеса и Демокрасио скрежетать зубами от ярости. Речь шла о жизни и смерти их товарища, который сейчас балансировал на краю крыши, разливаясь соловьем перед этим идиотом, а тут — лепет тележурналистки, полный дутого пафоса и телячьего восторга. Журналистка, не теряя надежду получить интервью от обоих полицейских, то и дело совала им под нос микрофон, от которого они с негодованием отворачивались. Устав от своих бесплодных попыток что-то выудить из полицейских, она обратилась к заплаканной девушке, стоящей рядом с ними и не отрывающей глаз от двух фигур на крыше.
— Вы переживаете за вашего жениха? Или мужа?.. Ребята, снимите мне ее крупным планом, — не дождавшись ответа от Габриелы, сказала она своим коллегам.
...Артуро Ронсалес, стоя на краю крыши, и в самом деле ораторствовал, как Цицерон, под направленным на него дулом револьвера.
—Парень, я понимаю, тебя оставила жена, — говоря это, он сантиметр за сантиметром все ближе придвигался к самоубийце, — это предательство, ты прав. Но то, что собираешься сделать ты, — еще более худшее предательство. Ведь твои дети... ты хочешь оставить их, бросить на произвол судьбы? Кто о них позаботится теперь, кроме тебя? За что пострадают дети? Умоляю тебя, отдай мне оружие и... давай поговорим, как двое мужчин.
—Не подходи! — заорал самоубийца. — Не подходи! Я выстрелю, я тебя убью!
—За что? — вразумлял его Артуро, точно не замечая наведенного на него оружия. — За то что я хочу помочь тебе?
—Не знаю, ничего не знаю, — весь дрожа, дико вскричал самоубийца.
—Да, ты в таком состоянии, что не можешь относиться к произошедшему адекватно. Поверь, это пройдет. Подумай о детях, умоляю тебя, подумай о своих детях... Ну... дай же мне револьвер...
В эту секунду грянул выстрел.
В толпе, собравшейся внизу, завизжали. Артуро покачнулся. Демокрасио стал целиться в самоубийцу. Лопес отвел его руку. Габриела от ужаса едва дышала. Нельзя было понять, ранен Гонсалес или нет.
...Артуро, зажав рукой рану в плече, проникновенно продолжал свой монолог. Самоубийца как завороженный смотрел, как течет по его руке кровь.
—Ну посмотри, что ты сделал, — точно укоряя ребенка в шалости, покачал головой Индеец, — зачем? Не делай глупостей, ведь ты потом простить себе не сможешь, если убьешь меня. Опусти оружие, парень.
...Артуро знал, что сейчас произойдет. Сейчас Лопес и Демокрасио уже на чердачной лестнице... Лезут дальше, на крышу... Вот-вот они появятся за его спиной и все испортят.
—Все будет в порядке, — миролюбиво продолжал он. — Ну... вот моя рука... вложи в нее револьвер...
Самоубийца как загипнотизированный протянул ему оружие.
Артуро, вцепившись в его руку, опрокинул его на спину и тут же почувствовал, как сверху навалились Демокрасио и Лопес.
На руках у парня щелкнули наручники.
—Ты в порядке? — тяжело дыша, спросил у Артуро Лопес. — Идти можешь?
—Даже плясать, — хмуро отозвался Гонсалес.

0

10

Глава 10

Никто в доме понятия не имел о том, как глубоко страдала Эстер.
Последнее время особенно стало заметно, что девочка находится в дурном расположении духа, но домашние, занятые своими делами, относили это обстоятельство на счет переходного возраста Эстер.
Между тем все обстояло не так просто...
Будущее рисовалось Эстер в самых мрачных тонах. Она считала, что не обладает ни умом, ни талантом, ни красотой своих старших сестер, так что ее надежды как можно раньше вырваться из дома и начать самостоятельную жизнь практически сводились к нулю.
Приставания Рамиро, мужа матери, повергали ее в неописуемое отчаяние.
Если бы Эстер могла взглянуть на эту ситуацию со стороны, она нашла бы ее не столь ужасной для себя; в чем-то даже смешной и нелепой, но уж никак не непоправимой.
Но Эстер была еще очень молода и не могла вырваться из круга своих переживаний. Ее положение казалось ей совершенно безысходным.
Во-первых, она невыносимо страдала за мать.
Если б сестры, занятые своими делами, и младшие братья, погруженные в свои, могли видеть то, что видела она, — бесконечные попойки Рамиро, которые позже он объяснял своей жене необходимостью наводить контакты с якобы нужными людьми, которые вот-вот приищут ему работу, его грязные преследования, о которых она не могла рассказать матери, зная, что та ни за что в них не поверит и сочтет бреднями. Между тем не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться, что Рамиро просто использует Консуэло, что она ему глубоко безразлична, что он в любую минуту готов отдать предпочтение первой попавшейся юбке. Мать Эстер была унижена, как ни одна женщина на свете, но совершенно не понимала этого. Она жила в каком-то выдуманном мире с выдуманными персонажами, среди которых как гора возвышался ее герой — Рамиро, в которого она верила и которого в силу свойственного ей идеализма считала оплотом семьи.
Во-вторых, Эстер постоянно опасалась за саму себя. Одна мысль о Рамиро, о его липких взглядах и многозначительных смешках вызывала в ней такое отвращение, точно она была окружена мерзкими гадами, пауками, крысами, которые вот-вот могли наброситься на нее. Она панически боялась оставаться с отчимом наедине, а он специально искал такого случая, то и дело отпуская в ее адрес многозначительные шутки и намеки. Дошло до того, что девушка стала опасаться, что в один ужасный день не сможет дать ему отпор и он ее изнасилует.
Предчувствие этого ужаса преследовало ее каждую минуту, но врожденное чувство стыдливости мешало ей поделиться своими страхами хотя бы с сестрами, которые, на ее беду, все еще считали Эстер малышкой.
Единственным человеком, в котором она могла видеть защиту и опору был Артуро.
Она боялась признаться самой себе, до какой степени он был дорог ей. И не понимала Габи, которая, вместо того чтобы броситься Артуро на шею и ответить на его любовь, навязывала ему роль друга детства.
Эстер давно так и подмывало поделиться с Артуро своими переживаниями и дать ему понять, что она относится к нему совсем иначе, чем Габи. Но в тот день, когда девушка наконец решилась на разговор с Индейцем, ей не повезло. В участке она застала только Демокрасио.
Эстер, узнав, что Артуро выехал на задание, хотела немедленно уйти, но Демо, пораженный ее миловидностью и тронутый растерянным видом девушки, удержал ее.
— Нет, пожалуйста, не уходите, Эстер, — чуть ли не взмолился он. — Ведь у вас какое-то дело к моему другу Артуро. Не смогу ли я помочь вам?
Эстер застыла в нерешительности. Ее не столько тронула мольба, прозвучавшая в голосе друга Артуро, сколько не хотелось возвращаться домой. Но и поведать незнакомому человеку то, что она собиралась рассказать Артуро, было невозможно.
Тогда Эстер выбрала третий путь.
Она заявила, что хочет посоветоваться с Демокрасио относительно той ситуации, в которой оказалась ее близкая подруга.
Демо выразил столь неподдельный интерес к судьбе мифической подруги, что Эстер, заикаясь от робости, а потом все более и более смелея, рассказала обо всем, не упоминая никаких имен и не вдаваясь в подробности. Ей хотелось узнать, можно ли будет ее подруге доказать факт насилия, если таковой будет иметь место, - один человек постоянно преследует ее своими грязными ухаживаниями, и подруга опасается, что он не ограничится этим.
Демокрасио, приняв рассказанную ему историю за чистую монету, принялся рассуждать на эту тему. Да, доказать факт изнасилования возможно, но для этого жертве насилия придется пройти экспертизу, процедуру, весьма унизительную для юной девушки, а уже после того подать на насильника в суд. Вынести суд тоже дело нелегкое — в суде придется говорить все, что было, и вдаваться в подробности, которые нелегко-то и матери родной рассказать, не то что незнакомым людям.
Эстер, выслушав его, поднялась со стула, намереваясь уйти. Но Демо изо всех сил удерживал ее. Он предложил ей кофе. Он был готов сию же минуту оказать помощь ее подруге. Но, заметив, что девушка едва удерживается от слез, осененный наитием свыше, вдруг спросил ее в упор:
—Послушай, Эстер... А может, все это случилось с тобой, а не с подругой?
—Почему вы так решили? — испуганно спросила Эстер.
—Потому что у тебя на глазах слезы, — участливо объяснил Демокрасио.
—О, я очень сентиментальная! — Эстер улыбнулась сквозь слезы. — Плачу по любому поводу, честное слово.
—Ты так разволновалась, — продолжал настаивать Демо. — Я не могу отпустить тебя в таком состоянии. Позволь я хотя бы провожу тебя домой.
Дома была одна Консуэло. Узнав, что Демокрасио — друг и коллега Артуро, она приняла его как родного. Они разговорились. Ласковое обхождение, такт и природный ум Демокрасио пленили Консуэло. Ей показалось, они уже давно знакомы. Но тут заявился Рамиро.
Увидев перед собой полицейского, он смутился. Но, узнав от Консуэло о том, что Демокрасио — друг Артуро и добрый приятель Эстер, заставил себя проявить радушие и гостеприимство и даже предложил Демо выпить с ним пива. Обрадованная Консуэло поторопилась накрыть на стол, чтобы угостить Демокрасио одним деликатесным блюдом, которое умела готовить Эстер. Ей было приятно, что Рамиро повел себя как гостеприимный хозяин, и она попыталась воспользоваться его хорошим настроением.
Но как только Демо, отведав сладкое блюдо, распрощался с ними, гнев Рамиро обрушился на бедную Консуэло.
Он не потерпит в доме еще одного полицейского. С него хватит, что сюда таскается этот Артуро. А тут еще один легавый, к тому же черномазый. Консуэло робко защищалась. Ведь Демо — такой приятный молодой человек, любезный в обхождении и воспитанный! Ну и что из того, что он работает в полиции?
И тут неожиданно отчима поддержал ее сын Сесар, Левша, как его все в доме называли, который вообще-то был с Рамиро на ножах.
Поддержка пасынка окрылила Рамиро, и он совсем разбушевался.
— Вот, даже ребенку, Левше, ясно, что легавым не место в порядочном доме. Ходят тут, что-то вынюхивают, не правда ли, Сесар?..
Левша горячо согласился с ним. Консуэло в недоумении переводила взгляд с одного на другого. Ей был непонятен их неожиданный сговор. А между тем дело объяснялось просто.
Левша давно для себя решил, Что честным путем деньги не заработаешь. Он нашел себе приятеля, годами гораздо старше, некоего Бейби, который пообещал вывести Сесара на кривую дорожку, ведущую к мешкам с золотом. Для начала они решили забраться в дом Линаресов и вынести из него все, что удастся. Этому плану благоприятствовало знакомство Левши с дочерью Федерико Линареса Ванессой, нервной юной девушкой, которая не нашла в своем собственном доме понимания и любви и очень страдала от этого. Бейби предложил Левше как следует окрутить девушку, сделать так, чтобы она помогла им проникнуть в дом Линаресов, и Сесар со свойственной ему горячностью взялся за «перевоспитание» Ванессы, для начала приучив ее к спиртному. Он полагал, что не за горами тот день, когда Ванесса упадет к нему в объятия, и заранее хорохорился перед ней, изо всех сил скрывая свою тайную робость перед девушкой... Дом Линаресов в их с Бейби планах был только одной из попыток обогащения. О других Бейби пока толком ничего не говорил, но уверял Левшу, что им предстоят серьезные дела, что он вот-вот свяжется с одним человеком, которому потребуются кое-какие услуги, за которые тот щедро заплатит. Левша жил в предвкушении богатства, которое вот-вот свалится на него. И тогда он поможет своей семье вылезти из нищеты, поможет встать на ноги брату Рубену, сестренке Йоли и ее другу, сироте Диего, который вместе с Йоли подрабатывал чистильщиком обуви.
Именно все эти соображения и заставили Левшу в ту минуту поддержать ненавистного отчима.
—Ноги этого полицейского больше в нашем доме не будет! — бушевал Рамиро.
—Да! Еще не хватало, чтобы моя сестра Эстер встречалась с легавым! — пыжился Левша.
—Но Рамиро... Сесар, сынок... — лепетала Консуэло.
—Замолчите! – вдруг выкрикнула Эстер. – Кто вы такие, чтобы указывать мне, с кем встречаться! Я буду делать то, что мне нравится!
— Ну смотри, — с угрозой в голосе протянул Рамиро.
С иронической ухмылкой, которая вовсе не соответствовала его истинным переживаниям, смотрел Рикардо в своем кабинете прямой репортаж с места происшествия по телевизору. Тележурналистка взахлеб говорила об отваге Артуро Гонсалеса, буквально задыхаясь от обуревавших ее чувств.
А когда на экране крупным планом возникло заплаканное личико Габриелы, к искусственной иронической усмешке присоединилось еще и непроизвольное подергивание левого века. Рикардо в ярости потер глаз кулаком.
—Ну ты подумай, этот Артуро теперь стал кинозвездой! Вот как завоевывают женщин: побалансируй себе на крыше — и она упадет тебе в объятия, как переспелый плод! До чего падки на успех! Да, надо полагать, Габриела теперь возглавит клуб фанатов Гонсалеса, чтоб мне лопнуть!
И чтобы не лопнуть от досады, он ткнул носком ботинка в выключатель.
Экран погас, но бешенство в груди Рикардо продолжало бурлить.
—Супермен чертов! Теперь из этой царапины, которую он получил на крыше, журналисты сделают смертельную рану! А Габи... Она сделается сестрой милосердия у одра этого полицейского! Ну дела!
- Что ты бормочешь, дорогой! — в кабинет, неслышно ступая, вошла Роксана и сомкнула руки на груди Рикардо. все еще обращенного липом к погасшему экрану.
- Роксана! – одернул ее Риккардо. – Нас может кто-нибудь увидеть!
—Вчера тебя это не волновало, — многозначительно проворковала Роксана.
—Вчера! А что было вчера? — опрометчиво осведомился Рикардо, и Роксана немедленно вылила на него поток признаний:
—Как что было?! Мы вместе провели дивную ночь! Волшебную, сказочную ночь! Ты сказал, что любишь меня! И я, я обожаю тебя, Рикардо! Ты навеки мой!
—Навеки! — схватился за голову Рикардо. — Но это же так долго, Роксана!
—Ничего, — успокоила его Роксана. — Вечность со мной пролетит для тебя как единый миг, любимый!
—И потом, кто это тебе сказал, что я тебя люблю? — не желал утешиться Рикардо.
—Ты, дорогой! И не далее как вчера ночью!
—Милая, это говорил тебе не я, — усомнился Рикардо. — Это произнес джин из бутылки, которого я вчера выпустил. Это нас с тобой опутали винные пары. И к тому же у тебя есть любящий муж!
—С мужем можно развестись, Рикардо, — тут же нашла выход Роксана.
Рикардо отчаянно затряс головой.
—Нет, дорогая. Я не сторонник разводов. Ни в коем случае, я не приму от тебя этой жертвы.
—Но это не жертва! — убеждала его Роксана.
—Нет-нет, дорогая, и думать не смей о разводе! Я не могу разрушать жизнь этого замечательного человека, твоего мужа, — ни за что не соглашался Рикардо.
Комиссар полиции в белом медицинском халате присел на краешек кровати, на которой как бы в забытьи лежал Артуро. Пулю уже извлекли из его плеча.
—Если он умрет, — обратился он к Демокрасио, — мы организуем грандиозный похоронный кортеж.,. Десять мотоциклов впереди, конный эскорт вокруг гроба, оркестр военного эскадрона...
Артуро пришлась не по вкусу мечта комиссара, и он открыл глаза.
—К чему так торопиться, комиссар? — возразил он.
—Да, ведь Артуро еще жив, — поддержал друга Демокрасио.
—Сегодня — жив, завтра — нет, — философски заметил комиссар. — Это, видишь ли, Демокрасио дело такое...
—Вы — настоящий друг, комиссар, — поспешно вставил Артуро, — но, право, стоит ли так беспокоиться о моих похоронах?
—Он того стоит, Демокрасио, не правда ли? — не соглашался комиссар.
—Безусловно, — отозвался Демокрасио. — Но, знаете ли, комиссар... Есть способ поднять этот полутруп па ноги в считанные секунды!
—И каков он? — слабым голосом спросил Артуро.
—Да очень прост... За дверью встречи с моим дорогим Артуро ожидает очень красивая девушка... — объяснил Демокрасио комиссару.
Артуро с неожиданной резвостью приподнялся на подушках.
—Что? Габи? Габи пришла? Немедленно позовите ее сюда! — завопил он.
—Кажется, этот труп что-то пролепетал, — поднесши ладонь к уху, изумился комиссар.
—У меня тоже сложилось впечатление, что он заговорил, — развеял его сомнения Демо.
В таком случае, нам тут делать нечего. Впрочем, если эта девушка задушит Артуро в своих объятиях, мы вернемся к разговору о похоронах, — решил комиссар.
—Позовите Габриелу! - взревел Артуро.
Не успели оба полицейских выйти из палаты, как Габи уже подлетела к кровати и, припав к Артуро, рассыпала свои чудесные волосы по его груди.
—Габи, Габи, ну что ты плачешь! — испуганно сказал Артуро, поглаживая ее по голове. — Честное слово, мне лучше стоять под пистолетом, чем чувствовать твои слезы.
—Артуро, но я так перепугалась! Если б ты знал! — пролепетала Габи. — В те минуты я поняла, как ты важен для меня.
—Правда? Правда, Габи? — жадно переспросил Артуро. — И мы могли бы... могли бы...
—Этого я не знаю, Артуро... Но я точно знаю, что ты — часть моей жизни... И я ни за что на свете не хочу тебя потерять.
Сидя в глубоком плетеном кресле на террасе, Рауль Флейтерс дожидался выхода Илианы. А между тем его невеста не торопилась спуститься к нему. Стоя у окна, она видела, как через площадку для игры в гольф к дому решительными шагами приближается красивая девушка, при виде которой Рауль ошеломленно вскочил со своего места.
—Я потеряла его, Патрисия, потеряла, — простирая руку вперед, слабым голосом сказала Илиана. — Посмотри, та девушка пришла к нему... Я вижу, он неравнодушен к ней... Теперь моя любовь умерла.
Патрисия тоже прильнула к окну.
—Она умерла, потому что ты сама хоронишь свою любовь, Илиана. Ты замкнулась в своем горе и не хочешь бороться за Рауля. Еще бы! — Патрисия вздохнула. — Любая девушка мечтала бы быть рядом с таким парнем, как Рауль. Не позволяй ему отдаляться от себя. Борись!
—Но как? — простонала Илиана. — Господи, вон как они воркуют!
А между тем происходивший внизу разговор не имел ничего общего с воркованием.
—Зачем ты явилась сюда? — чуть ли не грубо спросил Рауль.
Марисоль презрительно усмехнулась и швырнула в лицо Раулю деньги.
—Я пришла только сказать тебе, чтобы ты не смел оскорблять меня. Я вовсе не та, за кого ты меня принимаешь!
Рауль, скрестив руки на груди, спросил ее ледяным тоном:
—Да? И за кого же я тебя принимаю?
—За девушку легкого поведения!
—Вот как! Разве я ошибаюсь? Разве твое поведение свидетельствует об обратном? Разве ты не «ночная фея», которую можно купить на одну ночь? — задавал вопросы Рауль, и ему очень хотелось получить на них отрицательный ответ.
—Нет! — возмутилась Марисоль. — Как ты смеешь судить обо мне, ничего не зная?!
Искренность ее возмущения приободрила Рауля.
—Ну так кто же ты на самом деле?.. Жертва общества... или как вы там еще называетесь?
—Я сейчас тебе расцарапаю физиономию, — пообещала Марисоль. — Я не жертва и никогда ничьей жертвой не буду. Я самостоятельный человек и честная женщина, вот что, запомни!
—Честная? — удивился Рауль. — Тогда объясни. Что ты делаешь в ночном баре?
—Зарабатываю себе на жизнь, — отрезала Марисоль, — но не телом своим... Ведь я, — она горько усмехнулась, — родилась не в таком роскошном особняке, как твоя невеста!
С этими словами Марисоль повернулась и пошла к дверям.
—Подожди! — окликнул ее Рауль. Марисоль приостановилась.
—Что еще? — через плечо бросила она.
—Ничего. Я только хочу сказать: мы с тобой еще увидимся, Марисоль!
—Радость-то какая, — хмыкнула Марисоль.
В этот момент на террасе показалась Илиана. Увидев ее, Рауль буквально онемел. На его невесте был немыслимый наряд, кое-как прикрывающий ее тело, и какая-то нелепая, грубая бижутерия. Размалевана Илиана была как клоун.
—Я готова, — заявила она. — Ну как? Ты находишь меня привлекательной?
—Это ужасно, — в растерянности пробормотал Рауль. — Что ты напялила на себя? Зачем?
—Но ведь тебе нравятся женщины такого типа, не правда ли? Не будь ханжой, Рауль! Ты хочешь ночную, напористую женщину? Я здесь! Тебе нужна женщина, которая выставляет себя напоказ? Я перед тобой! Тебе нужна самка, привлекающая самцов? Вот она! Смотри на меня! Я в твоем вкусе теперь?
—Нет, Илиана, — произнес Рауль. — Нет, не в моем вкусе такие женщины. Что ты делаешь с собой? Зачем? И чего хочешь от меня?..

0

11

Глава 11

Малышка Йоли, общая дочь Консуэло и Рамиро, от души восхищалась своим другом Диего.
У Диего нет ни папы, ни мамы, а между тем он совершенно не похож на слоняющихся без дела по улицам мальчишек, которые норовят стянуть что-нибудь с лотка у зазевавшегося продавца. Диего честно зарабатывает себе на жизнь, он самостоятельный парень.
Диего работал чистильщиком обуви на углу пятьдесят шестой улицы. Йоли не считала занятие своего товарища малопочтенным. Напротив, она, чем могла, помогала ему, мыла щетки, давала прохожим, которым Диего до блеска надраивал обувь, сдачу. Можно сказать, их маленькое предприятие процветало бы, кабы не те самые бездельники-мальчишки, которые то и дело норовили отнять у детей их выручку. Бывало, заработав несколько грошей, Диего от широты душевной покупал своей маленькой подружке какое-нибудь лакомство: пакетик воздушной кукурузы или засахаренные орехи. В такие минуты оба чувствовали себя богатой парочкой, которая не только умеет трудиться, но и в иные моменты позволяет себе сорить деньгами.
...В это утро Диего, заработав несколько мелких монет, отдал их Йоли, чтобы она отнесла их матери, и довольная девочка вприпрыжку побежала по улице. Но она не успела одолеть и полквартала, как дорогу ей преградила ватага мальчишек.
Йоли, увидев их, поспешно спрятала кулачок с зажатыми в нем монетами в карман.
—Эй, что там у тебя? — глумливо усмехаясь, осведомился один из мальчишек.
—Отстаньте от меня, а то я пожалуюсь Левше и он вам задаст! — пригрозила Йоли, не растерявшись.
—А что ты ему скажешь? Что я тебя толкнул вот так?.. А потом вот так?..
С этими словами мальчишка изо всех сил дважды толкнул Йоли, и она полетела на асфальт. Монетки выпали из ее руки, и мальчишки бросились подбирать их.
Йоли хотела их отогнать, но получила сильный пинок ногой в лоб.
В этот самый момент ей неожиданно пришла помощь.
Из притормозившей рядом машины выскочил какой-то разъяренный увиденной им картиной сеньор — это был Рикардо, — и мальчишки в мгновение ока оставили поле боя.
Рикардо поднял на руки окровавленную девочку.
—У меня кровь! Я, наверное, умираю, — решила Йоли.
—Ну что ты, малышка. Я сейчас отвезу тебя в больницу, тебе там помогут.
С этими словами он усадил на переднее сиденье девочку, и машина тронулась.
...Диего видел, как все произошло. Когда на Йоли напали мальчишки, он бросив недоумевающего прохожего с недочищенными туфлями, помчался на помощь. Но, когда мальчик подоспел к месту происшествия, машина с Йоли уже тронулась с места.
Диего во весь опор помчался в дом Йоли и поднял всех на ноги. Из его запутанного рассказа выходило, что окровавленную Йоли похитил какой-то богач на машине.
Консуэло металась, не зная, что предпринять. Марисоль и Рубен, родной брат Йоли, пытались допросить Диего, чтобы как следует понять, что произошло на самом деле, но перепуганный мальчик, заикаясь от волнения, твердил одно и то же. Даже Рамиро продемонстрировал некоторую обеспокоенность судьбой дочери. Ему представился случай сыграть роль перепуганного насмерть и разъяренного похищением дочери отца, и он собирался исполнить подвернувшийся ему бенефис на славу, но для начала надо было глотнуть холодного пивка, что и сделал Рамиро. Рубен, поняв, что от отца ничего не добьешься, позвонил сначала Артуро, в клинику, а потом — Габриеле. Артуро сказал, что он сейчас приедет, то же самое, едва дослушав сообщение Рубена до конца, обещала и встревоженная Габриела. Рамиро, почувствовав, что ему не собрать вокруг себя зрителей, с видом оскорбленной добродетели нервно глотал пиво.
В это время врач успокаивал Рикардо, озабоченного положением девочки.
—Любая рана на голове всегда вызывает сильное кровотечение. Мы наложили девочке три шва...
—Вы уверены, что рентген делать не нужно? — спросил Рикардо.
—Совершенно уверен... Малышка вела себя очень достойно, даже не всплакнула, — врач с одобрением посмотрел на Йоли. — Пусть еще минут десять полежит на кушетке, а потом можете ее забрать, — с этими словами врач вышел.
—Рикардо, позвони моей маме, — попросила девочка.
—Говори номер телефона, — произнес Рикардо, взяв в руки трубку. И после того как Йоли назвала ему знакомый уже номер, изумленно переспросил: — Ты уверена, что это ваш номер?
Йоли в этом не сомневалась. Она заявила, что хорошо считает и знает все цифры. Она всегда правильно отсчитывает сдачу прохожим и никогда не ошибается. Дело в том, что ей приходится помогать своему другу Диего, чистильщику обуви.
...Трубку никто не поднимал, и Рикардо, снова и снова набирая номер, продолжал расспрашивать девочку.
...Нет, Диего она помогает вовсе не потому, что надеется накопить матери денег на новую швейную машинку... Она, Йоли, откроет Рикардо, поскольку он теперь тоже ее друг, один секрет: дело в том, что они с Диего жених и невеста, а ведь невесты всегда должны помогать своим женихам... Рикардо кивал, слушая вполуха. Он представлял, какой переполох поднялся в доме Йоли, но трубку никто не брал, очевидно, телефон барахлил.
—Да, совсем забыл! — стукнув себя по лбу, воскликнул он. — Врач велел передать тебе вот этого плюшевого зайца за то, что ты так мужественно себя вела. У них это так принято — самым хорошим пациентам дарить подарки.
—Неужели? — усомнилась Йоли. — А мне кажется, это ты купил для меня... В любом случае спасибо! Вот бы мне такого папу, как ты! Мне или Диего! Так было бы здорово! Поверь, мы оба чистили бы тебе ботинки совершенно бесплатно!
—Меня бы это устроило, — заявил Рикардо.
— Консуэло! — потрясая пустой пивной бутылкой, Рамиро вновь появился в комнате. — Если с моей дочерью что-либо случится, так и знай, я убью тебя! — И он занес кулак над заплаканной Консуэло.
Марисоль перехватила его руку и прошипела:
—Попробуй тронь ее хоть пальцем, негодяй! Сейчас явится Артуро, и он тебе покажет!
—Ваш Индеец в клинике! — неуверенно возразил Рамиро, однако на всякий случай отошел в угол.
—Да как он может прийти, ведь он же ранен! — проговорила Консуэло.
...Через пять минут появился Артуро, за ним в дверь влетела Габриела. Артуро сказал, что вся полиция города уже поднята на ноги. Консуэло, заламывая руки, рыдала. Габриела и Марисоль, как могли, утешали ее. Рамиро, увидев Индейца, убрался на кухню. Братья Йоли собирались на поиски сестры. Но в этот момент дверь открылась, и Рикардо внес Йоли в комнату на руках.
Казалось, общему восторгу не будет конца, все по очереди обнимали и целовали Йоли, почти не замечая Рикардо, но тут Диего вдруг закричал, указывая на Линареса:
—Это он! Держите его! Это он похитил Йоли!
Происшествие вдруг получило совершенно неожиданную для Рикардо развязку. Все кричали на него, топали ногами. Консуэло, как разъяренная тигрица, бросилась на него:
—Что ты сделал с моей дочерью, мерзавец! Отвечай!
—Что ты сделал с девочкой, подлец! — вторил ей Артуро.
В общем гомоне и крике Рикардо различил голос Габриелы:
—Негодяй! Какой же ты негодяй!
—Я убью тебя! — вновь обрел голос в общей суматохе Рамиро.
Рикардо попытался объясниться, но ему не дали сказать ни слова.
—Уходи отсюда! — кричала Габриела.
Рикардо обреченно махнул рукой и исчез за дверью. И тут сквозь гомон и крик прорезался голос Йоли:
— Вы с ума сошли! Что вы сделали! Ведь он спас меня, он мой друг! Верните его немедленно!
И девочка залилась слезами.
Эльвира вошла в кабинет мужа бесшумно и застала его врасплох: Федерико рассматривал какую-то фотографию. Он хотел было незаметным жестом отправить снимок в ящик стола, но Эльвира опередила его.
—А-а! — разглядев на фотографии ненавистную фигуру Консуэло, ядовитым голосом начала она. — Хочешь удостовериться в том, что шлюха-дочка похожа на свою шлюху-мать?!
Она знала, что Федерико изо всех сил удерживает в себе желание влепить ей пощечину, но знала также, что он и пальцем не посмеет тронуть женщину.
—Не смей так говорить о них! — чувствуя себя беспомощным, как всегда, перед напором ярости жены, произнес Федерико.
—Конечно, эта девчонка пошла по стопам своей мамаши, не сомневаюсь. Как ты посмел принять ее на работу?! Конечно, ты сейчас начнешь что-то лепетать относительно ее талантов. — Эльвира сделала вид, что зажала уши руками. — И слышать этого не хочу. У женщин из этого семейства есть только один дар — отбивать чужих мужей... Об этой своей доченьке ты позаботился, а на Ванессу тебе плевать!
—Мне вовсе не плевать на Ванессу, — стараясь вразумить ее, спокойно возразил Федерико. — Она моя дочь, я о ней забочусь...
—Да? А известно тебе, что она чуть ли не каждый день приходит домой пьяная? А пьет она оттого, что в доме невыносимая обстановка. Она чувствует, что у ее папочки на стороне кто-то есть... Какая-то иная забота.
—Ты отлично знаешь, у меня с Консуэло все кончено! — скорбно отвечал Линарес.
—Да? И ты поэтому разглядывал сейчас ее плебейскую физиономию на снимке?! — не получая должного отпора, еще больше взвилась Эльвира. — Если ты хочешь, чтобы в доме воцарился покой, немедленно выгони из Дома моделей дочь этой шлюхи. Слышишь меня, немедленно!
Федерико покачал головой.
—Этого не будет никогда, — твердым голосом заявил он.
После ухода Рикардо расстроенная Йоли рассказала о том, как он ее спас от толпы мальчишек и как повез в больницу. Закончив свой рассказ, Йоли опять залилась слезами, а Артуро сказал:
—Да, надо признать, все мы ошиблись. Нехорошо вышло. Но я все равно терпеть не могу этого типа.
—Сейчас не время давать ход подобным чувствам, Артуро, — печально произнесла Габриела. — Мы обидели Рикардо, а он был ни в чем не виноват.
—Утешать его — это не по моей части, Габи, — ответил Артуро. — Это, по всей видимости, ты с охотой возьмешь на себя.
—Надо пойти расслабиться, нельзя все время находиться в таком напряжении, — заявил Рамиро. — Консуэло, дай мне пару монет...
—Мерзавец, — отчетливо произнесла Марисоль.
—Габи! Догони Рикардо! Попроси у него прощения! — взмолилась Йоли.
— Нет-нет! — Консуэло вцепилась в руку Габриели. — Куда она пойдет на ночь глядя? Завтра увидит его на работе и объяснится с ним...
Утром Эльвира, одевшись с особой тщательностью, как будто она собиралась на торжественный прием, заявилась к Консуэло.
Она решила дать бой этой простолюдинке. Она намеревалась сразить ее своим величием. Если бы ярость, бушевавшая в груди этой дамы, могла материализоваться и превратиться в пламя, от Консуэло и ее жалкого жилища осталась бы горстка пепла. Эльвира заготовила несколько ядовитых, уничтожающих реплик, которыми собиралась унизить Консуэло и показать ей всю разницу между собой, благородной особой, и ею, этой плебейкой, которая пыталась отбить у нее мужа.
Но, увидев перед собой бывшую соперницу, хоть и усталую, измученную, с красными от работы руками, но полную достоинства и какой-то внутренней силы, Эльвиру прорвало, как базарную торговку. Ветви родословного древа, уходящего могучими корнями в благородную старину, стряхнули ее с себя, как червивый плод.
—Ты, простолюдинка паршивая! — завопила она. — Мало тебе того, что ты испортила мне всю жизнь, ты еще и свою дочку пустила по той же кривой дорожке. Она теперь вертится вокруг моего Рикардо, надеясь просочиться в порядочный дом. У нас с тобой нет и не может быть ничего общего, запомни!
—И слава Богу, — спокойно отозвалась Консуэло. — Не приведи Господи кому-либо из моей семьи попасться на удочку Линаресам... И кто из нас двоих ведет себя как простолюдинка? Ты, Эльвира, похожа на рыночную торговку, которая, чтобы казаться благородной, вырядилась в пух и прах и нацепила на каждый палец по золотому перстню... Это ты меня пришла сражать наповал своими бриллиантами? Поверь, мне на них наплевать, как и моей дочери Габи. У моей дочери нет золотых колец, но у нее золотые руки и светлая головка.
—Я сотру ее в порошок, если она не оставит в покое моего сына и моего мужа, — выкрикнула Эльвира, несколько обескураженная словами Консуэло.
—А уж тут можешь быть спокойна, — заверила ее Консуэло, — я сама не позволю моей дочери встать с кем-то из Линаресов на короткую ногу. Вы нам не нужны, никто из вас! Ей твой сын так же мало интересен, как мне — твой муж! Так что ты зря пришла демонстрировать мне свои перстни, Эльвира!..
Рикардо Линарес был настолько расстроен вчерашним приемом, оказанным ему в доме Габриелы, что чуть не провалил один очень важный разговор с поставщиками из Майами. Он вел его в таком вялом тоне, что на том конце провода решили было, что Линарес не слишком заинтересован в партии тканей, но тут, к счастью, заметив состояние шефа, трубку у него перехватила его помощница Магали, и беседа завершилась, к взаимному удовольствию, на оптимистической ноте.
Магали оставила шефа предаваться и дальше мрачным раздумьям, но тут в его кабинет вошла смущенная Габриела и робко сказала Рикардо, что им необходимо объясниться.
— У меня нет такой потребности, — отрезал Рикардо.
—Но я хочу попросить у тебя прощения... Мы были неправы, подозревая тебя... — настаивала на объяснении Габриела. — Но пойми нас: друг Йоли указал на тебя, как на похитителя моей сестренки...
—И ты охотно поверила в то, что я способен причинить зло ребенку, — прервал ее Рикардо. — Будь добра, уйди, я занят.
—Я с места не тронусь, пока ты не выслушаешь меня до конца, — вспыхнула Габриела.
—Ах, вот как? В таком случае, располагайся в моем кабинете, а я ухожу...
Но не успел Рикардо открыть дверцу своего автомобиля, как Габриела оказалась на переднем сиденье и вцепилась в него обеими руками.
—Тебе придется вышвырнуть меня из машины, — заявила она, — но тогда я буду кричать и звать на помощь...
Рикардо молча тронул машину с места.
В полном молчании они доехали до пустынного парка для детворы, в котором в этот день никого не было.
Рикардо вышел из машины и присел на скамейку, задумчиво глядя перед собой. Габриела пристроилась рядом.
—Ты, наверно, привез меня сюда потому, что считаешь меня ребенком, — прервала тягостное молчание Габриела.
—Ты меня совершенно не понимаешь, Габи, раз считаешь, что я могу обидеть ребенка, — заговорил Рикардо, и лицо его исказилось мучительной гримасой. — Ты ведь понятия не имеешь, что значат для меня дети. Дети... когда я смотрю на них... я становлюсь другим человеком, понимаешь, Габриела?
Пораженная искренностью его голоса, Габриела попыталась заглянуть Рикардо в лицо. Он отвернулся.
—Что с тобой, Рикардо? Неужели я так сильно обидела тебя? Ну прости меня, прости нас всех... Просто мы сошли с ума от беспокойства...
—Хорошо, простил, — устало отозвался Рикардо.
Но Габриеле было мало чисто формального прощения. Горячность, с которой он только что говорил о детях, настолько поразила ее, что она уже не могла видеть в Рикардо преуспевающего дельца, озабоченного одним лишь собственным благополучием, циничного бабника и равнодушного игрока.
—Что с тобой происходит? — она участливо тронула Линареса за плечо.
—В том-то и дело, что ничего. Во мне пусто, как в этом парке, в котором сейчас нет детей. Ты ничего обо мне не знаешь. Я мертв, мертв. И мне не надо ни участия, ни помощи с твоей стороны...
Сама не понимая, что она делает, Габриела вдруг взяла в ладони лицо Рикардо и поцеловала его в губы.
Ошеломленный прикосновением ее губ, Рикардо не сразу пришел в себя.
—Зачем? Зачем? Я не имею на это права... Я не достоин...
Еще больше пораженная его словами, Габриела пролепетала:
— Я не хотела... Но это как-то само собой получилось. Давай забудем об этом поцелуе...
—Меня очень тянуло к тебе, но я молил Бога не допускать того, что случилось, — вдруг вырвалось у Рикардо. — О Господи! Но ты не можешь уйти из моей жизни, нет, ты уже часть ее... Лучше бы тебе спрятаться от меня на другом краю земли, Габриела. Зачем ты возвращаешь меня к жизни? Ты должна ненавидеть меня...
—Тогда скажи, что ты с самого начала искал во мне легкой добычи, рассчитывал на мою неопытность, — взмолилась Габриела, — скажи это!
—Да, так, именно так... меня привлекала только твоя молодость, невинность...
—Я не верю тебе, Рикардо, — решительно прервала его Габриела. — Ты другой, ты лучше... Сначала я видела в тебе прожигателя жизни, грубияна, безразличного к людям, но теперь поняла, что это была маска. Благодарю Бога, что смогла увидеть другого Рикардо...
—Вот пусть Господь и держит тебя подальше от меня, Габриела, — подхватил Рикардо. — Я не тот человек, который тебе нужен. Я приношу одни лишь несчастья. Меня надо опасаться, как чумы. От меня следует бежать, как от огня.
Но Габриела, слушая его, лишь молча качала головой.

0

12

Глава 12

После размолвки с Илианой Рауль провел бессонную ночь, размышляя об их отношениях.
Илиана всегда казалась ему девушкой, сотканной из чего-то воздушного, невесомого — нежной, возвышенной, мечтательной. Но с недавнего времени в нее точно бес вселился.
Каждая их встреча завершалась теперь каким-нибудь конфликтом. Эти мелкие стычки и ссоры накапливали в обоих враждебное и недоверчивое отношение друг к другу, и уже неясно было, кто кого провоцирует на очередной конфликт.
Сперва Рауль во всем видел одну причину — болезнь Илианы, наложившую свой зловещий отпечаток на ее сверхчувствительную душу. Ее нервная возбудимость поначалу лишь настораживала его, но в последнее время стала раздражать.
...В глубине души он не мог не признаться себе, что некоторые упреки Илианы были справедливы.
Она горько упрекала его из-за Марисоль. Но разве так уж неправа была Илиана, ревнуя его к этой девушке? Марисоль и в самом деле не просто интересовала Рауля: она волновала его душу, смущала все его существо, нацеленное на праведную жизнь с доброй и чистой подругой, с Илианой.
Он все чаще ловил себя на мысли о Марисоль. Она была полной противоположностью девушке его мечты, и тем не менее незаметно покорила его своим обаянием. Ему уже казалось, что вызывающее поведение Марисоль — это маска, за которой скрывается нежное и ранимое существо, иначе чем объяснить ее вчерашнее появление у дома Линаресов.
Все эти мысли приводили его в тупик, из которого не было выхода.
Поутру ни свет, ни заря Рауль примчался в дом Линаресов. Его встретила Патрисия, так же проведшая бессонную ночь, и огорошила его известием, что Илиана не ночевала дома.
Рауль едва сумел подавить приступ бешенства. Ну уж это ни в какие ворота не лезет! Вчера она для чего-то нарядилась как кокотка, а сегодня выяснилось, что его невеста и вправду ведет себя как весьма легкомысленная особа.
Патрисия прервала поток его красноречия.
—Скажи, а ты сам не чувствуешь себя виноватым? — резко спросила она.
—Я? — Рауль сделал вид, что не понимает Патрисию, но она безжалостным тоном продолжала:
—Не прикидывайся передо мной невинной овечкой. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Речь идет о той молодой особе, которая вчера имела наглость прийти сюда! Совсем стыд потеряла!
— Хватит! — оборвал ее Рауль. — По какому праву ты вмешиваешься в мою жизнь? С какой стати?
—А зачем передо мной играть роль жертвы моей сестры, которая с ума сходит от ревности?..
Оба они умолкли, потому что увидели, что у ворот особняка остановилось такси, из которого вышла Илиана.
Покачиваясь, она подошла к ним. Лицо Рауля изобразило брезгливое отвращение: от Илианы за версту несло вином.
Бросив на невесту взгляд, полный презрения, он повернулся и пошел к выходу.
Обе девушки проводили его тоскливым взглядом.
—Зря ты так себя ведешь, сестра, — сказала Патрисия, — ты так ничего не добьешься, только потеряешь Рауля. Надо бороться за него, понимаешь?
—Как? — откликнулась Илиана. — Стать такой же, как та?
—Нет, это не решение проблемы.
—Не знаю, что может быть какое-либо решение, — устало возразила Илиана. — Я не в силах бороться с той девушкой: я больна, время мое убывает, счастье мое давно улетучилось. Слава Богу, мне недолго осталось жить, я чувствую...
Последние дни Линда Миранда пребывала в глубокой растерянности.
Сначала ее выбило из колеи и взбудоражило все ее чувства ранение Артуро Гонсалеса. Не помня себя от тревоги, Линда помчалась в больницу, где лежал Артуро.
Картина, открывшаяся ее глазам, больно ударила Линду по сердцу.
Артуро со счастливо-растерянным видом сидел на краю кровати и примерял роскошную пижаму, только что подаренную ему Габриелой.
Сама Габриела стояла над ним, помогая ему напялить на его могучие плечи обнову.
Линда, пробормотав несколько сочувственных слов, была вынуждена ретироваться. Она так спешила, что даже забыла выложить из сумки фрукты купленные для Артуро.
Вернувшись в участок, Линда сказала себе: все, хватит, с лирикой покончено. Под «лирикой» она подразумевала еще жившие в ней надежды на примирение с Артуро... Надо заняться делом, твердила себе Линда, озираясь по сторонам: она искала взглядом одну очень важную папку, которую достала для работы из сейфа, с тем чтобы вложить в нее очередной документ, незадолго перед тем, как пришло сообщение о самоубийце, находящемся на крыше с оружием в руках.
Папки не было.
Что за наваждение? Линда протерла глаза, надеясь, что зрение ее обманывает и что сейчас папка обнаружится.
Папки не было.
Линда попыталась восстановить в памяти каждую минуту вчерашнего дня.
...Итак, сперва она получила по почте документ о предположительном местонахождении тайной лаборатории по переработке морфина в героин и извлекла из сейфа папку, в которой были собраны сведения об одном человеке, подозреваемом в занятии наркобизнесом.
Затем явилось сообщение о самоубийце на углу улиц Росаледа и Сан-Луиса.
Потом явилась эта красотка, Габриела, и, узнав, что машина, на которой патрулировал Артуро, уже находится на углу этих улиц, тут же умчалась к месту событий.
Потом... что было потом? Ага, ее вызвал к себе комиссар полиции со сводкой происшествий, случившихся за ночь. Но — стоп! Что-то произошло до того, как она отправилась к шефу!
Что именно?
Линда напрягла свою память: нет, дома был только Бейби.
Она отчитала его за то, что он заявился к ней на работу, и понеслась к шефу, а Бейби остался в кабинете один.
Вернувшись, она не застала Бейби. Зато ей сообщили, что самоубийцу удалось снять с крыши, но Артуро ранен.
И Линда, закрыв свой рабочий кабинет, поехала в больницу.
Когда же могла исчезнуть папка?
Дома она спросила у Бейби, не приходил ли кто-нибудь к ней в ее отсутствие? У нее пропали со стола важные документы. Бейби, зевая, ответил, что да, приходил какой-то человек, спрашивал Лопеса.
—А он сразу ушел? — спросила Линда.
—Не знаю, — лениво ответил Бейби, — кажется, я ушел прежде. Он вроде собирался ждать этого Лопеса....
Кто был тот человек и он ли взял со стола папку — оставалось только гадать.
На следующее утро Линда была вынуждена сообщить об исчезновении папки Лопесу.
—Не может быть, Миранда, — также растерялся Лопес. — Ты понимаешь, что это значит?
—Отлично понимаю, — Линда горько вздохнула. — Мне придется за это отвечать. Какой-то подлец выкрал папку с моего рабочего стола.
—Ситуация — хуже не придумаешь, — Лопес потер затылок, точно голова у него раскалывалась от боли. — Это всем нам может стоить работы.
—Ужасно, — проронила Линда.
Когда дочери, Ванесса и Мария-Фернанда, подступили к отцу с вопросом, правда ли то, о чем судачат в доме слуги, он, сделав вид, что не понимает, о чем идет речь, буркнул:
—Ну и о чем они судачат?
—О том, что мама, бросив все, ушла из дома! — выкрикнула Ванесса.
Оттягивать объяснение дальше было невозможно, но как объяснить поступок жены, Федерико толком не знал. Письмо, которое она оставила ему, было полно сумбурных намеков и оскорблений, но что послужило причиной ее отъезда и надолго ли она уехала — об этом Эльвира не писала.
—Знаете, девочки... человеку иногда хочется побыть одному... Мама ваша вернется... — запинаясь, произнес Федерико.
—Она вовсе не одна, я уверена, — с вызовом вставила Ванесса. — Мама нашла себе что-то более интересное и весело проводит время.
—Я не позволю тебе оскорблять мать! — суровым тоном сказал Линарес.
—А я никого не оскорбляю. Я говорю то, что думаю, — нимало не смутилась Ванесса.
—Ты... — у Федерико горло перехватило от возмущения. — Ты-то уж молчи. Она, скорее всего, из-за тебя и ушла от нас. Ты последнее время где-то пропадаешь до глубокой ночи, приходишь пьяная...
—Это только лишний раз говорит о том, что в доме невыносимая атмосфера, вот каждый и спасается, как может, — с горечью усмехнулась Ванесса.
Ванесса верно почувствовала, что отец только разыгрывает возмущение и только делает вид, что пытается подавить тревогу, якобы имеющую место из-за исчезновения жены.
На самом деле он, хоть и был смущен ее решительным и странным поступком, в глубине души почувствовал облегчение. Теперь у него как бы развязаны руки. И Федерико Линарес мог наконец сделать то, о чем только мечтал все долгие годы, - прийти к Консуэло.
...Для Консуэло его появление было неприятной неожиданностью, и она с порога огорошила бывшего возлюбленного горькой отповедью:
—Как ты посмел прийти сюда? Ты уже однажды чуть было не разбил мою жизнь! Так что тебе надо еще? Мне нет нужды в твоем раскаянии. Ты растоптал мою любовь много лет тому назад. Уходи, я не хочу видеть тебя!
Федерико Линарес открыл рот, чтобы сказать ей о том, что он никогда не переставал сожалеть о случившемся и любить ее, но тут в дом вошла Габриела. Увидев Линареса в своем доме, она побледнела.
—В чем дело? Что-то случилось с Рикардо?
Консуэло и Федерико переглянулись.
—Нет, дорогая. Сеньор Линарес пришел к тебе по делу!
Габриела тут же успокоилась.
—Неужели что-то не так с новыми моделями? — спросила она Линареса.
—Нет, Габриела, — вдруг решившись, заявил Линарес. — Я пришел не к тебе, а к твоей маме.
—Нет-нет, — не менее решительно возразила Консуэло. — Какие у нас с вами могут быть дела? К тому же, — в эту минуту она услышала, что в дверь стучат, — к нам гости...
«Гостем» оказался не кто иной, как Рикардо. Увидев его, Консуэло подумала, что, раз уж все так сложилось, ей не следует больше запираться.
—Хорошо, — сказала она, переводя взгляд с Габи на Рикардо, — я скажу вам обоим, что вам давно следовало знать. Сеньор Линарес и я... мы когда-то любили друг друга и были близки...
- Я об этом знаю, — прервал ее Рикардо.
Зато Габриела смотрела на Линареса и свою мать расширенными от изумления глазами.
- Я плохо поступил с твоей мамой, Габриела, - снова вступил в разговор Линарес, - и рскаялся в этом... Умоляю, простите меня. Я тогда сам не знал, что делал. Предал свою единственную настоящую любовь. Этот поступок изуродовал всю мою жизнь. Простите.
—Довольно, сеньор Линарес, — тихо проговорила Консуэло. — Умоляю вас, не надо ворошить прошлое; Что было, то сплыло. Вам теперь следует уйти.
—Неужели ты все знал? — спросила у Рикардо Габриела, когда они остались одни.
—Да. Когда отец рассказал мне об этом, я был просто потрясен. Конечно, он ужасно обошелся с Консуэло. Но это была ошибка молодости.
—Та-ак, — с глубокой грустью произнесла Габриела. — Наверно, и обо мне ты когда-нибудь скажешь: это была ошибка молодости.
—Нет-нет! — горячо возразил Рикардо. — Не говори так! Я люблю тебя! Я счастлив, как никогда! Счастлив, как будто у меня выросли за спиной крылья! Как будто я куда-то лечу!
—Головою в пропасть, — мрачно закончила Габриела. — Мы оба летим куда-то в пропасть.
Рикардо засмеялся.
—О какой пропасти ты толкуешь, Габи! Какой сумбур в этой красивой головке! Мы с тобой будем еще счастливы, как никто на свете!
—Тогда зачем ждать? — подступилась к нему Габриела. — Если ты так меня любишь, женись на мне!
Прямота, с которой Габриела высказала свое заветное желание, смутила Рикардо.
—Да... конечно... но ведь мы так мало еще знаем друг друга... — пробормотал он.
—Надо же! — презрительно бросила Габриела. — Как только речь зашла о свадьбе, ты тотчас почувствовал, что охладел к своей любимой... точь-в-точь как твой отец когда-то!
—Нет-нет! Просто нам нужно время... Мне надо немного кое с чем разобраться в своей жизни, — бросился разубеждать ее Рикардо. — Конечно, отныне ты — моя невеста! Конечно, мы поженимся! Ты веришь мне? Скажи, что веришь?..
Говоря все это, он теребил Габриелу за руки и, как провинившийся мальчишка, пытался заглянуть ей в лицо.
—Ну не молчи же! Невеста моя, ты мне веришь?
—Верю, — со вздохом произнесла Габриела.
Рикардо просиял.
—И ты не пожалеешь об этом! Мы всему свету покажем, что такое настоящее счастье! Правда?!
Габриела бросилась ему на шею в каком-то неудержимом порыве.
—Я никому ничего не хочу показывать! Я просто хочу быть счастливой — и все! Послушай! — она оторвалась от Рикардо и посмотрела ему в глаза. Наверное, то, что Габриела в них увидела, развеяло ее последние сомнения. — Увези меня куда-нибудь! Я хочу эту ночь провести вдвоем с тобой...

0

13

Глава 13

Рамиро Апонте чувствовал, что, несмотря на долготерпение Консуэло, над головой его сгущаются тучи.
Старшие дети, дети Консуэло, открыто ненавидели его. Габи смотрела на него как на пустое место. Марисоль, не таясь, демонстрировала ему такое презрение, что временами Рамиро, считавшему себя непробиваемым, становилось не по себе. Иначе чем «мерзавец» и «негодяй» Марисоль его не величала. И что самое неприятное, Эстер не скрывала своего отвращения, а ведь она ему нравилась, еще как нравилась, и он всячески подогревал в себе надежду в один прекрасный день уложить эту дурочку в постель — ей уже пора почувствовать, что такое настоящий мужчина.
Сесар не был его родным сыном, но, как ни странно, закваска у Левши была его, Рамиро. Паренек все хотел получить от жизни, ничего не давая взамен, так же как и Рамиро. Он промышлял неизвестно чем, водился с какими-то темными личностями, но денежки у него имелись — Левша даже приоделся и последнее время смотрелся как настоящий сеньор. Он говорил матери, что ему подвернулась стоящая работенка, что он помогает какой-то международной организации заключать торговые сделки, и Консуэло верила сыну, тогда как Рамиро, и не без основания, давно подозревал, что Сесар погряз в уголовщине.
Даже его собственные дети, Рубен и Йоли, с трудом переносили отца, особенно Рубен, он видел, что вся основная тяжесть их быта лежит на плечах матери, тогда как отец занят только дружками, попойками и не знает, куда себя девать от безделья.
Но что самое скверное — последнее время и Консуэло стала поглядывать на него косо. Долгое время она пыталась наладить отношения между Рамиро и детьми, но это ни к чему хорошему не привело, и мало-помалу в ней зародилось сомнение: а может, дети все-таки правы в своей непримиримой ненависти к отчиму и отцу, может, все же мужчина не так уж необходим в семье — по крайней мере, этот совершенно неисправимый трутень.
Несколько раз она пыталась заговаривать с ним о том, чтобы он наконец нашел работу и перестал висеть на их с Габи и Марисоль шеях, но Рамиро умел увертываться, когда речь заходила о работе.
Он уверял Консуэло, что за первую попавшуюся работу хвататься не стоит. Что поиски достойного дела требуют массы времени, что не хочет же она, наконец, быть женою какого-то мусорщика или уборщика. Консуэло возражала, она считала любой честный труд делом достойным и согласна была быть женою мусорщика. Рамиро тотчас становился в оскорбленную позу: как, неужели она думает, что такой мужчина, как он, может заниматься подобным делом, — и Консуэло умолкала.
Но ропот детей, настроенных против него, делался все явственней, и недовольство Консуэло принимало все более яростные формы, так что Рамиро начинал подумывать, не найдется ли ему временное убежище у кого-нибудь из друзей, например у Фернандо, с дочерью которого дружила Эстер.
Позже выяснилось, что о том же самом помышляла и Эстер. Ей казалось, что все так сошлось в эту пору ее жизни, что дома дольше оставаться невозможно. Приставания Рамиро, восторженное внимание Демокрасио, равнодушие Артуро и ее собственная, внезапно вспыхнувшая после его ранения страсть к нему, — все это мучило ее до такой степени, что хотелось куда-нибудь спрятаться на время и передохнуть ото всех этих переживаний.
Одним словом, различные обстоятельства привели ее и Рамиро в тот злосчастный день в дом Фернандо, жена и дочь которого ушли на поминки. Эстер осталась в доме одна, когда заявилась подвыпившая компания с хозяином дома во главе.
Фернандо тут же завалился спать, а Рамиро, увидев перед собой совершенно беззащитную девушку, возобновил свои приставания.
На этот раз он не собирался получить отпор. Они одни, Фернандо храпит на весь дом, и Эстер полностью в его распоряжении.
— Ну, кошечка моя, — расстегивая на груди рубашку, он ввалился в комнату, где тряслась от страха Эстер, — теперь нам никто не помешает отдаться страсти, ласточка моя!
Но Эстер и не думала сдаваться.
Между ними завязалась отчаянная борьба. Эстер кричала, царапалась, как кошка, и пыталась вырваться из объятий пьяного Рамиро. Тот, поняв, что так просто с ней не сладить, размахнулся и дал ей затрещину... одну, другую, третью... Эстер, изогнувшись, укусила его в плечо. Рамиро взвыл от боли и на мгновение отпрянул от девушки.
Она успела воспользоваться его замешательством и, не медля ни секунды, выскочила из дома...
Сначала Эстер не хотела рассказывать никому о том, что произошло, но, оказавшись дома перед зеркалом в ванной, поняла, что утаить правду будет невозможно.
Все ее лицо было в страшных синяках и кровоподтеках; огромная царапина пересекала левую щеку.
Закрыв лицо своими длинными волосами, она выскользнула из ванной.
К несчастью, дома не было ни Габриелы, ни Марисоль, на защиту которых она могла рассчитывать. Эстер знала, что с минуты на минуту в дом ворвется разъяренный Рамиро.
И в самом деле, не успела девушка заскочить в комнату младших детей, Рубена и Йоли, как следом за ней ворвался Рамиро. Не помня себя от злобы, он вцепился в волосы Эстер.
—Папа, не тронь ее! Не смей ее трогать! — закричал Рубен, повиснув всем телом на Рамиро.
—А ну, кыш отсюда, мелюзга! — завопил тот, пытаясь стряхнуть с себя сына. — Я ей покажу, как надо уважать мужчин!
—Папа, папа, не трогай Эстер, — крикнула насмерть перепуганная Йоли.
Этот крик малышки немного отрезвил Рамиро. Он отпустил Эстер и тут только увидел, что все ее лицо в ссадинах и кровоподтеках.
Рамиро испугался.
—Ну ладно... извини меня... я ведь не хотел делать, тебе больно, ты понимаешь...
С этими словами он, пятясь, скрылся за дверью. Но и там его настиг крик младшей дочери. Йоли:
—Я не хочу, чтобы ты был моим папой! Я тебя не люблю! Ты плохой, и я тебя больше не люблю.
Консуэло в эту ночь глаз не сомкнула.
Она видела, как после ухода Федерико Габи и Рикардо выскользнули из дома, но, ошеломленная визитом Линареса, и пальцем не шевельнула, чтобы их остановить.
Консуэло весь вечер прождала Габи, надеясь, что они где-нибудь в ресторане, сидят и обсуждают все то, что явилось для Габриелы странной новостью. Но часы шли за часами, минул вечер, наступила ночь, а дочери все не было.
В том, что Марисоль не ночевала дома, не было ничего необычного: девушка работала в ночном баре и часто являлась домой под утро.
Но с Габриелой такого не случалось.
Томительно тянулись минуты; Консуэло прислушивалась, надеясь, что вот-вот хлопнет входная дверь и Габи, стараясь не разбудить мать, осторожно прокрадется в свою комнату.
Но вокруг стояла мертвая тишина. С каждым новым оборотом минутной стрелки надежда на возвращение дочери становилась все меньше, пока не исчезла вовсе. И тогда Консуэло ощутила такую безнадежную горечь в душе, что вскочила на ноги и стала метаться по комнате, как раненое животное.
...Она и мысли не допускала, что подобное может случиться! О Боже, почему они с Линаресом не сказали детям самое главное! Ложный стыд заставил ее прикусить язык, или они считали, что правду надо сообщать детям небольшими порциями, постепенно?
Эта картина — брат и сестра в объятиях друг друга — преследовала Консуэло, как страшное видение. Ничего более ужасного с ними произойти не могло. Кровосмешение! Ведь это страшный грех! Чудовищное несчастье, которое может надломить такое нежное и хрупкое существо, как Габриела! Древние боги карали людей этим ужасным грехом за совершенные ими преступления.
Что предпримет Габриела, узнав о том, что Рикардо ее брат? Об этом было страшно подумать.
Среди ночи Консуэло позвонила Артуро. Она была уже не в силах переносить эту пытку в одиночестве и должна была поделиться своими страхами с человеком, который знал о том, что ее дочь и Рикардо брат и сестра.
Артуро тут же примчался и принялся, как мог, утешать Консуэло. Он произносил вслух все эти бессмысленные слова, а сам мучительно думал, что предпринять? Поднять на ноги всю полицию города? Позвонить Линде и посоветоваться с нею? Вызвать сюда на всякий случай и Демокрасио? Но что толку, если то, чего так страшится Консуэло, уже произошло! Не ревность терзала его, ревность в этом случае была неуместна, — глубокая тревога за Габриелу разрывала его сердце. Где она сейчас? Ясно, что не у Линаресов в доме; Федерико бы никогда не допустил, чтобы сестра осталась на ночь с братом. Тогда где? Не в отеле же, не в номерах?
Но почему он, Артуро, не предостерег Габриелу, почему он не рассказал ей обо всем? Ведь он знал, что Габи и Рикардо нравятся друг другу... Но он вбил себе в голову, что между ними ничего быть не должно, и тем самым погубил Габриелу. Почему он молчал? Зачем скрыл от Габи, что ее с Линаресом связывают родственные узы? Но, может быть, ничего не произошло и они просто сейчас где-то сидят и беседуют?.. Артypo и сам не заметил, как задал этот вопрос вслух.
Консуэло обреченно покачала головой.
- Нет, Артуро. Мать всегда шестым чувством ощущает, что происходит с ее детьми. Говорю тебе: моя дочь провела с Рикардо ночь, как женщина с мужчиной. И это непоправимое горе. Непоправимое.
…Рикардо Линарес подбросил хвороста в догорающий на пустынном пляже костер.
— Это наш первый семейный очаг, Габриела, — проговорил он.
Всполохи огня выхватили из тьмы причудливые, фантастические скалы, обступившие песчаный краешек земли, на который с другой стороны накатывали морские волны.
Море, как огромное, таинственное существо, мирно дышало в двух шагах от влюбленных. В его спокойной глубине проплывали одно за другим созвездия, которые с каким-то восторженным накалом горели в бархатной темноте неба. Звезды медленно и величественно переплывали через торжественную ночь, лучшую ночь в жизни Рикардо и Габриелы, которые снова и снова растворялись друг в друге, как эти мерцающие огни во тьме, уносившие с собой одну минуту прекраснее другой.
Сейчас им обоим казалось, что они — единственные жители этой пустынной планеты, которую медленно вращает Время — единственное и бессмертное.
Они беспрестанно целовались и, перебивая друг друга, о чем-то говорили — разговор этот стороннему уху мог бы показаться детским лепетом, из которого, как из пены морской, рождается одно и то же слово — люблю, люблю!..
Оба они чувствовали себя как будто заново рожденными на свет. С востока, как тихая, откуда-то из глубины неба звучащая мелодия, наплывал рассвет. Звезды расступались, давая ему дорогу; напоследок ослепительно вспыхивали — и рассыпались в воде. И вот уже небо наполнилось светом, как морская раковина шумом моря. Габриела первая оторвалась от возлюбленного.
—Мне пора домой, дорогой мой, — шепнула она. — Боюсь, Артуро уже поставил на ноги всю полицию города.
—Твой дом здесь... рядом со мной, — сонным голосом возразил Рикардо.
—Нет-нет Я бы тоже не хотела, чтобы эта ночь закончилась. Но рассвет наступил, и мне пора идти.
—Хорошо, — выдохнул Рикардо, — но напоследок я хочу тебе сказать: сколько песчинок на этом пляже, столько я хочу говорить — люблю, люблю, люблю!
Временами Роке Сантос, хозяин ночного бара «Карменсита», испытывал к Марисоль такую ненависть, что был готов задушить ее. Девчонка не шла в расставленные им для нее сети. Он сам обучил ее искусству ускользания из лап похотливых клиентов и теперь пожинал плоды обольстительного мастерства Марисоль.
Долгое время ему казалось — девчонка висит у него па крючке; он в любую минуту может лишить ее заработка, выгнать на улицу, а ведь она ничего не умеет, кроме как забалтывать посетителей бара. Поэтому он терпеливо ждал минуты, когда можно будет дернуть удочку и вытащить эту упрямую рыбину на берег.
Но Марисоль, кокетничая с ним, как с любым, зашедшим в их заведение провести весело ночь клиентом, быстро разобралась в его чувствах.
Она поняла, что Роке с каждым днем впадает от нее все в большую зависимость, и стала вести себя вызывающе, точно ей ничего не грозило.
Она напропалую кокетничала с Раулем Флейтерсом, который, это было очевидно, являлся в бар только затем, чтобы повидаться с ней. Она подсаживалась к нему за столик — и тогда взрывы неудержимого смеха доносились до слуха возмущенного Сантоса.
Ему казалось, парочка хохочет над ним, и он скрежетал зубами от бессильной злобы.
Уже несколько раз Роке предупреждал Марисоль, чтобы она перестала путаться с Раулем, иначе он прикончит их обоих. Но Марисоль в ответ капризно надувала губки и насмешливо хихикала: она прекрасно понимала, что ненависть, которую демонстрирует ей Сантос, — это оборотная сторона его страсти, а со страстями человеческими Марисоль привыкла не очень-то считаться, в том числе и с откровенной страстью Рауля, которую тот уже не в силах был скрыть. Она знала, что Рауль разрывается между влечением к ней и любовью к невесте.
Марисоль предвкушала, какую прекрасную ночь они проведут вместе с Раулем. Она заставит его забыть о невесте! Но надолго ли?.. Ей бы хотелось, чтобы он и вовсе вычеркнул из жизни свою красотку. Что ж, надо попытаться помочь ему сделать это. И пусть все видят, что этот молодой человек нравится ей. Она не собирается ни от кого ничего скрывать, и уж тем более от Роке!
Но Сантос оказался вовсе не так покладист, как она рассчитывала.
В один прекрасный день он устроил ей и Раулю сцену ревности, в результате которой они были вынуждены демонстративно покинуть бар, чтобы поискать себе на эту ночь другое пристанище.
Вслед им летели проклятия взбешенного Роке Сантоса:
— Ты мне еще за это заплатишь, Марисоль! И ты, мерзавец, запомни — хорошо смеется тот, кто смеется последним!
Под утро Консуэло позвонил Федерико Линарес.
Он тоже промаялся всю ночь, ожидая сына: дурные предчувствия мучили его. Консуэло была вынуждена сказать ему, что и Габриела не ночевала дома.
— О Боже! Габриела... Рикардо... За что нам с тобой это, Консуэло, за что? — простонал Федерико.
—За те ошибки, которые мы совершили в прошлом, — ответила Консуэло и положила трубку.
Артуро принес ей стакан воды.
—Выпей-ка, Консуэло, успокойся немного, а то я и сам, глядя на тебя, успокоиться не могу.
—Не хочу, ничего не хочу, Артуро, — зубы у Консуэло стучали. — Только бы увидеть мою девочку. Только бы она меня простила!
Тут дверь отворилась, и на пороге появилась Габриела. Увидев Артуро и мать, она сразу поняла, что они провели бессонную ночь, поджидая ее, и, чтобы скрыть смущение, с вызовом посмотрела на них обоих.
—Что случилось? С кем ты была, Габи? Габриела, что ты делала с этим человеком, с Рикардо? Отвечай мне, отвечай, — сыпала вопросами Консуэло.
Габриела надменно передернула плечами.
—Да что с тобой, мама? Что это за допрос ты мне устроила?
—Я убью этого типа, — проскрежетал Артуро.
—Никого ты не убьешь! — обернулась к нему Габриела. — Что это вы на меня налетели? Это же моя жизнь, я имею право делать то, что считаю нужным. Мне уже двадцать два года! И я не позволю вам обоим вмешиваться в мои дела!
—Что было между тобой и этим человеком, Габриела? — дрожа, как в лихорадке, спросила Консуэло.
—Между нами была и есть любовь! — выкрикнула Габи. — Понятно вам обоим? И не такая, как у тебя с отцом Рикардо, а настоящая!
Артуро, понурившись, направился к двери.
- Погоди, Артуро, — попыталась остановить его Консуэло, — лучше ты ей все скажи... Я не могу.
Но Артуро, махнув рукой, вышел.
- Что — все? — подступила к матери Габриела. —•Что еще я должна услышать? Что происходит, мама?
- Нет, я не могу... иди к Артуро, пусть он все тебе объяснит, - с этими словами Консуэло разрыдалась.
В это время такая же бурная сцена происходила между Федерико и его сыном.
Рикардо был уверен, что отец его спит, но Трина. служанка, открывая ему дверь, предупредила, что отец всю ночь прождал своего сына в библиотеке.
Федерико встретил его возгласом:
—Я же предупреждал! Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты не смел трогать Габи!
Горячность его удивила Рикардо.
—Но в чем дело, отец? Я тебя не понимаю!
—Я просил тебя, чтобы ты оставил ее в покое!! Ты ведь прекрасно знаешь о том, что было у меня с ее матерью! — в гневе кричал Федерико.
—Знаю, — отозвался Рикардо. — Все знаю... Но почему я должен расплачиваться за твои ошибки? Я влюблен, отец, по-настоящему влюблен! И я не такой, как ты! Габриела — женщина, о которой я мечтал!
—Замолчи! — Федерико топнул ногой. — А твое прошлое? Твое собственное, а? Куда ты его денешь? Куда спрячешь?.. Тебе известно, что Сара собирается вернуться?
—Сара? — на мгновение Рикардо опешил. — Кто тебе это сказал?
—Аурелио, вот кто! Он здесь, и он сказал, что Сара намерена вернуться к тебе!
Рикардо сумел преодолеть минутную растерянность.
—Ни Сара, ни кто другой не помешают моему счастью, — с вызовом произнес он. — И с Габриелой никто не сможет нас разлучить!..

0

14

Глава 14

В славном и могучем роду Линаресов были разные люди — предприимчивые, сильные, смелые и, напротив, вялые, плывущие по течению; прямодушные, честные и хитрые, изворотливые; одни занимались искусством, другие проявили себя как процветающие промышленники, третьи были заметными фигурами в мире моды, четвертые умело вели торговые дела... Но не было среди представителей этого рода фигуры более таинственной, чем брат Федерико и дядя Рикардо — Аурелио Линарес.
Для всех Линаресов представлял загадку не только характер, но и род занятий этого человека. Никто понятия не имел о размерах его состояния, если таковое имелось. Временами Аурелио жил на широкую ногу, водился с самыми известными людьми из мира бизнеса, сорил деньгами направо и налево, меняя любовниц, - и вдруг все изменялось как по мановению волшебной палочки: Аурелио куда-то исчезал, не давал о себе знать месяцами и годами, так что Линаресы начали думать, не отслужить ли по нему заупокойную мессу… Но потом Аурелио вдруг появлялся, как всегда, в ореоле таинственности, снимал номера «люксы» в лучших отелях, посещал роскошные рестораны, срывался в Испанию, чтобы посмотреть бой быков, потом возвращался — и никто понятия не имел, как он поведет себя на следующий день...
Рикардо недолюбливал своего дядю, считая его мелким интриганом.
В те времена, когда он женился на Саре, дядя жил у них в доме и постоянно вмешивался в их с женой отношения.
Рикардо не был уверен в том, что у дяди что-то было с его женой, но Сара находилась под большим влиянием Аурелио, пела все с его слов, умела вызвать ревность мужа, интригуя с его дядей.
Рикардо считал Аурелио виновником разрыва с женой и долго не мог простить ему этого. Кроме того, ему казалось, что этот человек вообще создан для того, чтобы вносить раздор в чужие семьи: он настраивал его мать Эльвиру против отца, Федерико, он, все время подтрунивал над братом, называя его слабаком, рохлей с интеллигентской закваской. Федерико тоже, в свою очередь, относился к брату настороженно: он считал его авантюристом, игроком и ничего не знал об источнике доходов Аурелио.
Федерико бы весьма покоробило, если бы он увидел посетителей брата, узнавших о его приезде и пришедших засвидетельствовать ему свое почтение.
Все это были люди, явно не принадлежащие к сливкам общества, неизвестного рода занятий, уголовной наружности...
Первым, кто нанес визит Аурелио, был Бейби. Он принес для своего шефа сюрприз, пухлую папку, открыв которую Аурелио присвистнул от изумления.
—Как тебе это удалось?
—Секрет фирмы, — довольно осклабился Бейби.
—Ну что ж, обратим эту папку в прах и пепел, — решил Аурелио. — И Аурелио Линарес на какое-то время перестанет существовать для полиции... А мы, мой мальчик, мы снова выйдем на арену, образно говоря... У тебя есть люди, на которых можно положиться? — при этих словах он подмигнул.
—И которых можно в случае чего принести в жертву? — продолжил Бейби. — Не беспокойтесь. Такие люди есть.
—Ну что ж, тогда с Богом, — Аурелио поднял наполненную до краев рюмку.
—Вернее, с чертом, — поправил его Бейби.
Ничего не добившись от матери, которая на все ее вопросы отвечала одними лишь безудержными рыданиями, Габриела полетела к Артуро, с тем чтобы раз и навсегда положить конец каким-то тайнам и недомолвкам, которыми пытались оплести ее, как паутиной, самые близкие ей люди.
Артуро со страдальческим выражением лица открыл ей дверь. В другое бы время Габриела не решилась быть с ним до конца откровенной, боясь причинить ему боль, но сейчас ей было не до церемоний.
—Я понимаю, тебе это неприятно слушать, — горячо начала она, — но я люблю Рикардо, и с этим ничего не поделаешь... Ни ты, ни мама, никто на свете не может мне запретить эту любовь...
—Ты не можешь любить его, — глухо отозвался Артуро.
—Это почему же? — наступала на него Габриела.
—Я скажу тебе... Ты должна знать, кто такой Рикардо Линарес...
—Все, что мне нужно, я о нем знаю! Я знаю, что он сын человека, который смертельно обидел мою маму, но что мне до этого?
Глаза Габриелы горели яростным огнем, и Артуро, глядя на нее, ощущал острую жалость к ней — одно его слово могло погасить этот огонь, и он боялся его произнести. Как ужасно, что этот тяжелый долг Консуэло переложила именно на его плечи, на плечи человека, любящего Габриелу больше собственной жизни. Но молчать было невозможно.
—Дело в том, что твоя мама не все тебе сказала... Двадцать три года тому назад она забеременела от Линареса и родила дочь...
—Дочь?! — от смутной догадки у Габриелы пересохло в горле. — И где же она, что с ней случилось?
—Она здесь, — выдохнул Артуро, — она передо мной. Ты — дочь сеньора Линареса, а Рикардо — твой брат!
Габриеле показалось, что земля качается у нее под ногами.
—Нет, не может быть! Ты лжешь! Просто ты и мама — вы оба хотите разлучить нас, — пролепетала она побелевшими губами.
Артуро медленно покачал головой.
—Нет, Габи, к сожалению, это правда. Рикардо — твой брат.
Консуэло после ухода дочери продолжала сидеть на кухне в каком-то оцепенении, не в силах стряхнуть его с себя и приняться за домашние дела.
Мимо нее, согнувшись, закрыв лицо волосами, прошла Эстер. Что-то в позе дочери показалось Консуэло подозрительным, и она окликнула ее:
—Эстер!
Девушка вздрогнула и хотела было выскользнуть вон, но передумала и, откинув волосы с лица, обернулась к матери.
—Боже мой!
Консуэло увидела кровоподтеки на лице дочери. Ей не надо было объяснять их происхождение.
Она бросилась к мужу.
—Это ты сделал, Рамиро, ты, ты! Я тебя предупреждала, не смей дотрагиваться до моих детей!
—Знаю, знаю, — нахально заявил Рамиро, — сейчас ты мне устроишь сцену, выгонишь из дома, а позже будешь бегать по всему кварталу и разыскивать меня..:
—Убирайся отсюда, — Консуэло рывком отворила дверь. — Чтоб ноги твоей больше здесь не было!
—Минуточку! — Рамиро знал, что сейчас ему не уговорить Консуэло, не смягчить ее, но все же решил попытаться. — Что тебе обо мне наговорили?.. Они все тут ненавидят меня и клевещут на меня!
Но Консуэло на этот раз была настроена решительно.
—Клеветать на тебя никому нет необходимости! Я сама — свидетель твоих бесконечных попоек, твоей грубости и неуважения к людям. Убирайся! Все кончено! И не смей больше переступать порог этого дома!
Рауль провел с Марисоль чудесную, упоительную ночь, но проснулся он с мыслью, что как было бы хорошо, если б на месте его ночной подружки сейчас оказалась Илиана.
Марисоль принадлежала к тому разряду женщин, с которыми приятно было засыпать, тогда как с Илианой хорошо не только заснуть, но и проснуться...
Об этом думал Рауль, когда Марисоль, весело мурлыкая себе под нос, одевалась и прихорашивалась перед зеркалом.
Они нежно простились, и Марисоль упорхнула в полной уверенности, что Рауль отныне принадлежит только ей, ей одной.
Рауль же еле удержал себя от того, чтобы сразу же не броситься к своей невесте. Не то чтобы душа его терзалась раскаянием, — этого быть не могло, ведь Илиана тоже недавно провела ночь Бог весть с кем, — но все же легкое смущение он не мог не испытывать, ведь он свел счеты со смертельно больным человеком...
Может, именно поэтому на ум ему то и дело приходило слово «измена». Он изменил Илиане! Даже если она и в самом деле сама изменила ему, не следовало Раулю платить ей той же монетой. Ведь Илиана сейчас, как никогда, нуждается в друге, в утешителе, а он повел себя с ней как последний негодяй. Да и имела ли место измена с ее стороны? Просто ему, чтобы оправдать свою страсть к Марисоль, было выгодно думать о том, что Илиана первая предала его; но ведь эта страсть утолена, Марисоль исчезла в утренней дымке, растворилась в тумане, а Илиана стоит перед его внутренним взором, и ее огромные печальные глаза полны укоризны...
Весь день на работе Рауль был рассеян; Магали то и дело приходилось напоминать ему о том, что он должен был сделать и с кем сегодня встретиться; Рикардо попросил его посмотреть кипу эскизов и отметить среди них наиболее удачные, он едва справился и с этим поручением.
Рауль еле дотянул до конца рабочего дня, и, как только девушки-манекенщицы захлопали дверьми, покидая «Тропибеллу», он тотчас спустился вниз, сел в машину и полетел к особняку Линаресов.
Там его ожидал неожиданный, неприятный сюрприз.
Невеста его была не одна. Она о чем-то оживленно беседовала в гостиной с молодым человеком приятной наружности, которого представила Раулю как друга детства.
Заметно было, что молодой человек, Орландо, увидев Рауля, почувствовал себя не в своей тарелке, что еще больше обострило подозрение Рауля.
Орландо порывался уйти, но Рауль удержал его.
—Не похоже, чтобы ваша дружба длилась с детства, — иронически сказал Рауль молодому человеку. — И о чем же вы беседовали?
Илиана с удивлением посмотрела на него. Прежде ее жених никогда не выказывал признаков ревности.
—Да так, о всяких пустяках, о старых друзьях, о фильмах... — объяснила она.
—Да-да, — поспешно поддержал ее Орландо, — но мы уже обо всем поговорили, так что с вашего позволения...
—Скажи, — перебил его Рауль. — Где ты был с моей невестой позапрошлой ночью?..
Орландо не стал отпираться.
—Мы действительно до утра вместе просидели в баре, но между нами ничего не было, так что ты зря ревнуешь...
Голос его был настолько искренен, что Рауль не мог ему не поверить, и тем не менее он насмешливо переспросил:
—Вот как? Так вы всю ночь напролет беседовали?
—Илиана чувствовала себя одинокой, и я не мог оставить ее в таком состоянии, — подтвердил Орландо.
—Неужели ты в самом деле ревнуешь? — внимательно глядя на него, спросила Илиана.
—Я? Нет! С чего бы мне ревновать? — начал Рауль и вдруг, оборвав сам себя, закричал: — Да! Да! Я ревную! Ревную, да!
Этот крик как будто помимо воли вырвался из глубины его души.
Илиана почувствовала, как будто в ней разжалась какая-то пружина. Конечно, он любит ее! А та девушка.... это просто недоразумение. Он не может любить девицу такого сорта, он любит ее, Илиану.
—Я перед тобой ни в чем не виновата, дорогой, — кротко выговорила она. — Неужели ты мне не веришь? Это ты, я думаю, виноват передо мной. Марисоль...
Орландо быстро прервал начавшееся было между ними объяснение.
—Я вижу, вам надо поговорить, так что я пойду, — сказал он.
Его никто не стал удерживать.
—Итак, речь пойдет о Марисоль, — продолжала Илиана. — Сознайся, ты влюблен в нее!
—Любить Марисоль нельзя, — покачал головой Рауль. — К ней можно испытывать мимолетную страсть, симпатию, но любовь... Подобных женщин нельзя любить... Я люблю тебя, Илиана!
—Это правда? — на глазах Илианы показались слезы. — Повтори, что ты сказал! Ты не разлюбил меня? Твое сердце по-прежнему принадлежит мне?..
—Тебе одной, — обняв ее, выдохнул Рауль.
Марисоль же в тот день поджидали одни только неприятности.
В доме царила какая-то непривычно-тяжелая атмосфера.
Габриела пришла откуда-то вся в слезах и, не отвечая на расспросы сестры, тут же заперлась в своей комнате.
Эстер со следами побоев на лице тоже замкнулась в себе и не пожелала ничего объяснять.
Консуэло не подняла головы и сидела угрюмая, предаваясь каким-то своим тяжелым размышлениям.
Даже малышка Йоли была непривычно тихой и печальной: оказывается, она только что узнала, что хулиганы избили ее друга Диего и он попал в больницу.
Рубен тоже был не в настроении, от него Марисоль узнала о том, что мама выставила его отца из дома.
—Так это прекрасно! — узнав об этом, воскликнула Марисоль. — Давно было пора отделаться от этого мерзавца!
—Не забывай, что он мой родной отец, — угрюмо возразил Рубен, и Марисоль не нашлась, что ему отмстить.
Марисоль приняла душ, переоделась и поехала в свой ночной бар. Она хотела прийти пораньше, с тем чтобы уладить как-то отношения с Роке. Помощник Роке, Грегорио, сказал, что хозяин еще не приходил, но что, насколько он, Грегорио, понял из слов Роке Сантоса, Марисоль здесь больше не работает.
—Ерунда! — отмахнулась Марисоль. — Да без меня здесь все захиреет, тебе это известно, Грегорио? Роке без меня не обойтись, так что пусть не выделывается!
Грегорио не стал с ней спорить. Он сообщил Марисоль, что в гостиной ее уже давно поджидает какая-то девушка, которая хочет с ней поговорить.
Первой мыслью Марисоль было, что это Илиана, невеста Рауля. Она была настроена воинственно и чувствовала в себе силы дать отпор хоть десятку невест Рауля. Но это оказалась не Илиана, а ее сестра и Патрисия. И то, что сообщила Марисоль Патрисия, поставило ее в тупик...
Она уже не ощущала в себе прежней уверенности, что отныне Рауль принадлежит только ей. Раздражение и злость переполняли ее, а главное, предчувствие поражения терзало сердце Марисоль... И наконец, самое печальное состояло в том, что она была по-настоящему влюблена в Рауля.

0

15

Глава 15

После разговора с Артуро Габриела вернулась домой настолько ошеломленная, что у нее не хватило сил обратиться к матери с градом справедливых упреков которые в общем-то сводились к одному вопросу: почему Консуэло не раскрыла ей тайну ее рождении прежде, чем она влюбилась и отдалась Рикардо?..
Вряд ли бы она чувствовала себя хуже, если б бездна разверзлась прямо у нее под ногами. То, что произошло, было страшнее пропасти, в которую полетели все ее надежды, ее мечты, ее любовь...
Ощущение непоправимой беды, ужасного греха которому она предалась по неведению, сжимало ее горло, как кольца чудовищного, ядовитого гада.
Больше всего на свете Габриеле хотелось сейчас забиться в какой-нибудь глухой угол, никого не видеть, не слышать, но она не могла позволить себе роскошь предаться отчаянию, — мысль о Рикардо заставила ее вновь собраться с силами. Он не должен ничего знать. Пусть ужасное открытие останется для него тайной. Она должна всю боль предстоящего разрыва взять на себя — целиком и полностью. Она найдет способ разорвать с ним всяческие отношений пусть он ее возненавидит после этого, пусть она потеряет работу, только бы оградить его от тех мук, которые довелось изведать ей.
И Габриела, собравшись с духом, отправилась в «Тропибеллу», чтобы повидать человека, которого даже в мыслях своих она не могла назвать отцом.
...Габриела сразу отмела прочь его попытку обратиться к ней как к дочери.
—Я вам не дочь, никогда не была ею и не стану, — Габриела отпрянула в сторону, когда Федерико Линарес попытался положить ей руку на плечо, — не смейте дотрагиваться до меня. Вы изуродовали жизнь моей мамы и мою, но я не допущу, чтобы обо всем узнал Рикардо. Я не хочу, чтобы он пережил такой же кошмар, какой пережила я. Он не должен ничего узнать...
—Но, Габриела, скажи мне, ответь только на один вопрос — вы и в самом деле были близки?
Габриела понимала, что своим ответом нанесет Федерико страшный удар, но понимала также, что он то заслуживает всяческих мучений. Он-то обязан разделить ее боль и должен осознать глубину своей вины перед ней и перед сыном.
— Да, мы были близки, — отчетливо выговаривая каждое слово, сказала она, — и самые счастливые минуты моей жизни теперь обернулись непоправимом грехом. Но я не хочу, чтобы мой брат и мой любимый страдал так же, как и я, поэтому вы, Федерико Линарес, ничего не скажете ему. Я требую от вас хранить молчание!
Федерико растерянно возразил ей:
- Но он должен, должен узнать! Ведь Рикардо любит тебя!
В широко раскрытых глазах Габриелы заблистала такая ярость, что Линарес невольно отшатнулся от дочери.
- Я сама позабочусь о том, чтобы он перестал любить меня. Это мое дело. Единственное, что я требую от вас, — это молчания!
Уходя, Габриела так сильно хлопнула дверью, что Магали, сидевшая в соседней комнате, чуть не выронила телефонную трубку, что было бы очень не кстати, поскольку какая-то женщина звонила ее шефу из другой страны.
— Сейчас я соединю вас, — проводив Габриелу недоуменным взглядом, сказала Магали в трубку.
Рикардо, услышав в трубке голос Сары, почувствовал, будто с небес свалился на землю. Значит, дядюшка Аурелио оказался прав: она решила вернуться к нему.
Когда-то этот голос казался ему райской музыкой, но сейчас он предпочел бы, чтоб ему в ухо прогудела полицейская сирена.
Много он выстрадал от этой женщины. Он сильна любил ее в молодости и так же сильно страдал из-за нее. Временами ему казалось, что страдание это ocушает по каплям его любовь, его страсть к жене; и если бы дело было в одной только любви, скорее всего, он сумел бы с нею справиться. Ведь у них так мало было светлых минут — все омрачала ревность, которую Сара умела в нем возбудить, бесконечные выяснения отношений, ссоры... Но не только любовь чувство вины приковало его к этой женщине, и оно, не позволило Рикардо покинуть Сару. Она знала о глубине этого чувства и умело манипулировала им; когда невозможно было воззвать к его страсти, Сара прибегала, как к последнему средству, к совести мужа, а совесть его отягчали кое-какие обстоятельства, известные им обоим. И он слабел под натиском ее обвинений, сдавался, и все текло по-прежнему.
Когда Сара, наконец решившись порвать с ним, уехала, он долго не мог прийти в себя: душа его была опустошена. Рикардо долгое время не хотел даже смотреть на других женщин, ему казалось, все они таят в себе злобу и коварство, используя доверчивых мужчин в своих целях. Внутри каждой из них живет какой-то жестокий, ненасытный зверь, который рвет сердце мужчины острыми белыми зубами, не считаясь с его чувствами, думая только о собственном насыщении, вскармливая себе на беду тот дух противоречия, который способен разрушить жизнь самой женщины.
Сначала он ждал, что Сара одумается и вернется к нему, но жена даже не звонила, не написала ни одного письма. Стало быть, разрыв окончательный, решил Рикардо. Эта мысль, как она ни была горька, таила в себе и некоторое утешение.
Он не верил, что сумеет начать новую жизнь. Душа его истощила свои сокровища на женщину, которая казалась ему единственной. Но тело жаждало любви — легкой, мимолетной, не приносящей сердечных мук. Поэтому он стал менять женщин, стараясь не привязываться ни к одной из них. Он считал себя мертвым для настоящей любви, но вот явилась Габриела и пустыня, в которой он прожил долгие годы, вдруг наполнилась благоуханием садов и пением райских птиц. Габриела как будто открыла для него заржавленную, покрытую мхом старинную дверь в жизнь, которую он сам не мог отпереть, как ни бился в нее и ни стучался. Понадобилось лишь легкое прикосновение ее пальчиков - и эта таинственная дверь поддалась, и из-под нее брызнул свет нового бытия.
И от сейчас голос жены, когда-то родной и любимый, казался ему странным, как голос с того света.
Он решительно не знал, о чем говорить с ней.
Сара лепетала в трубку, запоздалые признания. Она, очевидно, была уверена в своей власти над мужем. Надо только чуть-чуть постараться, чтобы и он вспомнил об этой власти. И Сара не жалела нежных слов и пылких объяснений.
Сначала она думала, что сухой и сдержанный тон Рикардо ничего дурного для нее не предвещает. Еще пара фраз - и он растает, как снег под лучами солнца.
Но голос Рикардо был по-прежнему сух, нотки раздражения прорывались в нем. Он решительно отклонил ее предложение восстановить их отношения — такой решительности она от него не ожидала.
Объяснение этому могло быть только одно. Он влюбился.
Рикардо не стал отрицать.
— Да, я люблю, я сильно люблю одну девушку и хочу жениться на ней. Поэтому, Сара, забудь о нашем прошлом и обо мне.
Услышав короткие гудки, Рикардо пожал плечами. Слава Богу, что он сказал ей правду. А впрочем, разве можно ее утаить, разве можно скрыть любовь, которая сейчас переполняла его сердце? Ему хотелось, как мальчишке, кричать от радости, петь во все горло, обнимать первых встречных, хохотать...
После разговора с Патрисией, сестрой Илианы, Марисоль ощутила неодолимую потребность увидеть Рауля, чтобы убедиться, что он по-прежнему, невзирая ни на что, принадлежит ей.
Она поехала в «Тропибеллу».
Рауль встретил ее холодно, и она, почувствовав, что он настроен к ней враждебно, заговорила с ним насмешливо и даже цинично.
Марисоль справилась у него, правда ли, что его «болезная» невеста умирает, и сколько ей еще осталось, жить на свете, сколько мучать их обоих, ее и Рауля?
Она дразнила его, называя сиделкой, и хохотала, показывая ряд белоснежных зубов, хотя на душе у нее кошки скребли.
Рауль, задетый ее вызывающим поведением, пытался остановить ее, но в Марисоль как-будто бес вселился.
—Ах, ах, она твоя невеста... А я кто? Меня ты за кого принимаешь?
Злое слово готово было сорваться с губ Рауля, но он сдержался.
—Я не ожидал, что ты такая... такая... Какой цинизм! — наконец сокрушенно выговорил он.
Марисоль расхохоталась.
—Да? Зато я не лицемерю в отличие от тебя! Я не прячу свои истинные чувства, как ты!
Рауль вспылил и указал ей на дверь.
—Хорошо, я уйду, — подбоченясь, заявила Марисоль, — но имей в виду, я тебя больше знать не желаю. Когда ты меня в следующий раз увидишь, я наверняка буду не одна, а в хорошей компании. А ты, — она смерила Рауля презрительным взглядом. — наслаждайся своей ролью сиделки. Ты не годен ни на что другое!
—Вон! — потеряв терпение, заорал Рауль. Сейчас ему хотелось растерзать эту полную жизни и сил молодую женщину, которой недавно он так упорно добивался. — Вон отсюда!..
Бейби всегда преклонялся перед Аурелио Линаресом. Этот человек представлялся ему беспредельно могущественным, наделенным какими-то особенными дaрами и полномочиями от самого Господа Бога, но если бы ему задали вопрос, а кто он, собственно, этот объект его поклонения, какими он занят делами и что для него в жизни самое главное, Бейби не знал толком, что ответить.
Бейби беспрекословно выполнял поручения, данные ему Линаресом, это приносило ему ощутимую выгоду, большие деньги. но он далеко не всегда мог уловить, в чем, собственно, смысл порученных ему дел.
Например, Аурелио потребовал, чтобы Бейби отыскал ему какого-нибудь не слишком искушенного в делах, готового пуститься на любую авантюру ради денег молодого человека, — и Бейби представил ему Левшу.
Когда Аурелио попросил охарактеризовать ему этого парня, Бейби, тщательно выбивая слова и всячески подражая интонациям своего наставника, сказал:
— Это парень из простой семьи. Он честолюбив, у него большие претензии, у него есть характер. Он новичок, но с задатками...
Бейби старался быть немногословным.
Аурелио выслушал его, сдерживая насмешливую улыбку. Он видел, что его выкормыш старается всем подражать ему: наверно, перед этим самым Левшой он является в ореоле таинственности и с многозначительным видом произносит банальные вещи, сам-то недалеко ушел от Левши — такой же наивный, доверчивый парень, пешка в его, Аурелио, игре. Но без пешек не обойтись, впрочем, случается пешке проходить в ферзи, тогда игра возобновляется на совершенно ином уровне.
Бейби, поговорив со своим шефом, объявил Левше, что с этого дня тот работает в бизнесе совершенно официально, и, чтобы подкрепить свои слова, вручил Сесару целую кучу денег.
С того момента Левша почувствовал себя человеком, приближенным к какой-то особой, недоступно для простых смертных жизни. Вскоре он имел случай убедиться в могуществе Аурелио.
...Их машина была остановлена полицейскими: Бейби, очевидно, превысил скорость. Двое полицейских обыскали молодых людей, вытащили из кармана Сесара кредитную карточку, в которой значилась огромная сумма денег, и потребовали от него объяснений.
Левша знал, что деньги эти ему не принадлежат, что они положены на его имя с какой-то неизвестной ему целью, но он был парень находчивый.
—Я, видите ли, казначей своего семейства. Эти деньги не мои, они принадлежат всей моей семье.
Полицейские вернули ему кредитную карточку, но забрали у него и Бейби документы, объяснив растерявшимся юнцам, чтобы завтра они пришли за своими бумагами в отделение полиции.
Бейби тут же помчался к Аурелио.
Линарес выслушал его, поморщился, но сказал, чтобы Бейби не беспокоился: завтра утром его помощник Игор вернет им документы.
И в самом деле, на следующий день в художественной галерее, которую щедро субсидировал Аурелио Линарес, поклонник новых течений в искусстве. Игор разыскал Бейби и вручил ему их с Левшой документы.
Теперь Бейби чувствовал бы себя совсем хорошо, если бы не застал у входа в галерею две знакомые ему фигуры вчерашних полицейских — они следили за ним.
Он указал на полицейских Аурелио. Аурелио что-то шепнул Игору, и всегда невозмутимый Игор спровадил полицейских.
—Теперь ты видишь, на какого мощного человека мы будем работать, — вручая документы Левше, сказал Бейби.
Левша с глубоким чувством облегчения опустил вновь обретенные бумаги в карман.
—Ну ясно, вижу, — сказал он.
На этот раз Консуэло встретила Федерико Линареса куда более благожелательно, чем в тот злосчастный день, когда им пришлось рассказать Габриеле об их отношениях. После того как она выгнала из дома Рамиро, Консуэло чувствовала себя бесконечно одинокой.
Каким бы он ни был, но она привыкла во всем советоваться с ним, привыкла к теплу его тела, к его вечным шуткам и подтруниваниям над нею. Теперь ко всем проблемам с детьми, особенно с Габи, на нее свалилось еще и это несчастье — одиночество.
Поэтому она была рада приходу Федерико Линареса, который страдал теперь так же, как она, — это обстоятельство странным образом сближало их, делало чуть ли не родными друг другу людьми.
Федерико отказался от кофе.
Он сказал, что пришел задать ей один-единственный вопрос — почему двадцать три года тому назад она скрыла от него свою беременность? Ведь он никогда бы не оставил ее одну, беспомощной, с ребенком на руках...
—Я не хотела от тебя никакой милостыни, — объяснила Консуэло. — Слишком глубокая между нами была пропасть. Ты — элегантный, вежливый, воспитанный господин, я — простая портниха. К тому же ты был женат. Скажи на милость, что мне оставалось делать? Я сумела вырастить мою дочь. И, честно говоря, ты не заслуживал, да и теперь не заслуживаешь, Габриелы.
—Ты права, — помедлив, согласился Линарес. — Но беда в том, что теперь за наши ошибки расплачиваются дети. Габриела мне никогда этого не простит. Она хочет пожертвовать собой ради Рикардо. Что мне делать? Что нам делать?
—Не знаю, Федерико, — печально проронила Консуэло. — Не знаю. Поступай, как считаешь нужным. А теперь уходи, я не хочу, чтобы Габи вновь увидела тебя здесь. Прости.
—Прости и ты меня, — отозвался Федерико Линарес.
Возвращаясь домой, он вдруг вспомнил свой разговор с братом, произошедший вчера вечером.
...Он должен был перед кем-то исповедаться. Аурелио, человек волевой, умный и ироничный, был не лучшей кандидатурой для исповеди, но сейчас ближе брата у Федерико никого не было, поэтому он — слово за слово — обо всем поведал Аурелио.
—Так, значит, у меня есть племянница, — с интересом выслушав его рассказ, спросил Аурелио. — И какова она собою?
—Она очень красива, моя дочь, — вздохнул Федерико, — и очень горда.
—Значит. Габриела истинная Линарес, — с удовлетворением произнес Аурелио.
—В том-то и дело. И Рикардо тоже — Линарес, — грустно подытожил Федерико. — И они любят друг друга.
Аурелио о чем-то глубоко задумался.
—Все не так печально, как тебе кажется, — наконец заговорил он. — Есть одно обстоятельство... Оно положит конец мучениям влюбленных, поверь мне. Но я тебе не могу рассказать о нем. Это сделает Эльвира.
—Но Эльвира далеко, — рассеянно произнес Федерико. Он не придал словам брата никакого значения. Аурелио любил напускать на себя таинственность.
—Она скоро вернется и обо всем тебе расскажет. ...И сейчас, возвращаясь от Консуэло в таком же тревожном состоянии духа, какое было у него до прихода к бывшей возлюбленной, Федерико припомнил этот разговор... На какое обстоятельство намекал Аурелио? Неужели есть выход из создавшегося положении, или брат, как всегда, бравирует, желая его утешить? И что такое знает Эльвира. что неизвестно ему Федерико Линаресу?..

0

16

Глава 16

Как ни тяжело было думать Габриеле о предстоящем объяснении с Рикардо, она понимала, что его не миновать.
Перед ней не было выбора. Надо было сделать так, чтобы Рикардо возненавидел ее. Но что ему сказать, чтобы выполнить эту трудную задачу, а главное — как повести себя, как не выдать терзающей ее душу любви — преступной любви сестры к брату? Этого она себе пока не представляла.
Машинально просматривая собственные эскизы, разбросанные по столу в ее рабочем кабинете, она думала: все это могла создать фантазия совершенно другой, той, которой она была еще недавно, беспечной, полной радужных надежд девушки. Сейчас она ощущала себя чуть ли не старухой, которая уже поднялась на гору жизни и с ее вершины смотрит вниз на исчезающий в тумане зелено-голубой ландшафт... все тает перед глазами, как будто их застилают слезы... Нет, только не плакать! Увидев ее слезы, Рикардо не поверит, что она не любит его, а только играла им — именно это и хотела ему сообщить Габриела.
Но слезы двумя неудержимыми потоками лились из ее глаз при мысли о предстоящем ей объяснении.
Она решила вызвать себе на помощь Артуро. Она укажет на него Рикардо как на своего единственного возлюбленного и даже будущего мужа, и тогда ему не останется ничего другого, как отступиться от нее.
Она позвонила Артуро. Вот кому ничего не надо было пространно объяснять! Артуро сразу же выразил готовность приехать в «Тропибеллу», чтобы помочь Габриеле справиться с ее задачей.
Не успела она положить трубку, как дверь кабинета распахнулась и на пороге показался Рикардо. Лицо его сияло от счастья. И это счастье Габриела должна была задуть, как свечу, одним-единственным словом.
Собравшись с духом, она сказала холодным тоном:
—Уходи, Рикардо. Я не хочу тебя видеть.
Радостная улыбка сползла с лица Рикардо Линареса. Выражение недоумения и детской обиды проступили на нем.
—Но в чем дело, любовь моя?
—Забудь это слово, — еще резче сказала Габриела. — Больше так меня никогда не называй. Забудь о том, что было между нами. Уходи и больше не возвращайся.
—Забыть? — воскликнул Рикардо, изумленно глядя на нее. — Да ни за что в жизни! Это были самые лучшие минуты... Ты, может, думаешь, что я остался тем прежним, легкомысленным Рикардо? Нет-нет, я пришел, чтобы серьезно поговорить о нашем будущем...
—У нас нет будущего, — отрезала Габриела, — но и прошлого тоже не было. Я ничего не испытываю к тебе, кроме отвращения. Я жалею, что была с тобой. Я в этом раскаиваюсь, тысячу раз раскаиваюсь.
Рикардо, ошеломленный и совершенно сбитый с толку, несколько раз пытался ее прервать, но она продолжала свой заранее заготовленный монолог.
—Я тебя не люблю. А люблю другого. И мне пришлось пройти через ту ночь с тобой, чтобы понять, что я люблю его, понятно тебе?
—Кого? — в бешенстве крикнул Рикардо.
—Меня!
Рикардо обернулся. Перед ним стоял Артуро — спокойный, уверенный в себе, будто Габи и впрямь сказала правду.
—Она любит меня, — продолжал Артуро, — меня, а не тебя, ясно?
Рикардо в полной растерянности переводил взгляд с Габриелы на Артуро. В голове у него мелькнуло, что между ними существует какой-то сговор, но зачем? Разве он чем-то обидел ее? Ведь у него самые серьезные намерения!
—Послушай, Артуро, — заговорил он, стараясь быть спокойным. — Габриела моя женщина, она принадлежит мне, она любит меня...
—Я тебя ненавижу, — выкрикнула Габриела, — уходи отсюда!
—Слышал, что сказала сеньорита? — придвигаясь к нему, угрожающим тоном спросил Артуро. — Сеньорита знать тебя не желает. Она просит тебя уйти. Уходи, а то мне придется выкинуть тебя из твоего собственного офиса. Она вовсе не твоя женщина, а моя. Моя, — при этих словах Артуро ударил себя в грудь — моя, тебе ясно?!
...В огромном пустом доме, ожидавшем реконструкции, Диего не мог чувствовать себя в безопасности. Те мальчишки, которые избили его недавно, из-за чего он оказался в больнице, могли знать о его местонахождении. Конечно, у него была надежда, что братья его подружки Йоли, Рубен и Левша, смогут постоять за него в случае нового нападения, но они не всегда были рядом.
Убегать из больницы было делом рискованным, но Диего опасался, что прямо оттуда его заберут в детский дом, и поэтому решился на этот отчаянный шаг.
И сейчас Йоли и Рубен сидели вместе с ним в его ненадежном укрытии и предавались горестным размышлениям, что Диего следует предпринять дальше.
Йоли пробовала уговорить свою маму, чтобы она взяла Диего к себе, но Консуэло, несмотря на всю свою доброту и сочувствие к мальчику, наотрез отказала ей. В доме и так слишком тесно.
Надо было искать какой-то другой выход, но какой?
Но все решилось само собой.
Двое сотрудников из государственной службы по защите детей, мужчина и женщина, разыскали Диего — очевидно, те самые мальчишки, которые избили его, указали им на его жилище.
Они принялись в два голоса уговаривать мальчика, чтобы он пошел с ними.
—Мы говорим о твоих правах, Диего... Кто-то должен следить за тем, чтобы ты как следует питался, чтобы у тебя была возможность учиться, чтобы кто-то защищал тебя. Пойдем с нами.
—Но я вовсе не заброшенный ребенок, — запротестовал Диего. — Я каждый день моюсь. Не попрошайничаю, сам зарабатываю себе на жизнь...
Эти наивные доводы вызвали у двоих взрослых сочувственную улыбку.
—Не спорь с нами, Диего. Поверь, мы хотим помочь тебе. Пойдем с нами.
Йоли, как ей ни грустно было, сочла нужным согласиться с теми, кто пришел спасти и защитить ее друга.
—Иди с ними, Диего... Ты пока пойди с ними, а я буду искать тебе папу.
—Да-да, так будет лучше, — поддержал сестру Рубен.
Диего был вынужден согласиться...
Ванесса Линарес доставляла своим родителям массу беспокойства, в отличие от ее старшего брата Рикардо и младшей сестры Марии-Фернанды.
Она дерзила матери, обвиняя ее в том, что та отдает предпочтение перед дочерьми сыну, намекая, что ей известна ее связь с тренером спортивного зала, где Эльвира, изматывая себя на тренажерах, сбрасывая лишний вес, отказывалась подчиняться отцу, которого считала подкаблучником, человеком, лишенным в семье какой-либо инициативы, была груба со слугами...
Конечно, все это можно было бы отнести на счет ее переходного возраста — и ее резкость, и грубость, но главная беда заключалась в том, что и к самой себе она относилась не слишком бережно и была способна в один прекрасный день погубить саму себя, лишь бы только насолить своим родным.
Единственным человеком во всем доме, с которым Ванесса могла поделиться своими мыслями и настроением, была Патрисия.
Она долго приглядывалась к Патрисии, прежде чем сделала ее своим доверенным лицом.
Ванесса верно почувствовала момент, когда Патрисии вдруг надоело жить интересами своей сестры Илианы, и угадала, что девушка эта сама была влюблена в жениха сестры, но никому не смела признаться в этом. Ванессе случалось заставать Патрисию в гостиной, когда она ласково трогала клавиши рояля, на котором превосходно играл Рауль, — выражение ее лица в эти минуты было необыкновенно нежным и печальным.
Именно Патрисии Ванесса рассказала о Левше, который казался ей экстраординарной, загадочной личностью, способной круто изменить ее жизнь.
—У меня от Левши голова кружится, — взахлеб делилась она со своей кузиной и подругой. — Он весь окутан тайной. Левша прекрасно одевается, у него машина, он обожает всякие приключения. Но он что-то от меня скрывает. Меня это не пугает, нет, напротив... Я вижу, что он лжет мне иногда, и не пытаюсь его разоблачить...
—Я тебя понимаю, — печально отзывалась Патрисия, — все, что связано с грехом, с тайной, — это влечет, неудержимо влечет к себе. Лишь бы жить, жить по-настоящему, а не влачить это жалкое существование. Оно невыносимо.
Ванесса чувствовала, что Патрисии хочется говорить о себе, но она была так устроена, что чужая откровенность не слишком прельщала ее. Поэтому она продолжала:
—Я ничего толком не знаю о Левше...
—А ты спроси его прямо, кто он такой и чем нанимается, — не слишком уверенно посоветовала ей Патрисия.
—Да, пожалуй... Неплохо бы выяснить, что именно он скрывает от меня...
Ванесса уже несколько раз пыталась задавать этот вопрос Левше, но он умело переводил разговор на другое. Он обещал ей золотые горы, твердил, что откроет перед ней новые горизонты, но все это пока были слова, слова, которые ничего не значат. Ванесса не могла сказать, что безумно влюблена в Левшу, но он умел подогревать в ней интерес к себе. И временами она думала: как бы узнать, что он такое о себе скрывает, выследить его, что ли?.. Тот ли он, за кого себя выдает?..
...После разговора с Раулем Марисоль отправилась в «Карменситу».
Она притащилась в свой ночной клуб, как раненный насмерть зверь приходит в собственное логово, чтобы там, в стороне от чужих глаз, умереть.
Бравада слетела с нее, как только она захлопнула дверь кабинета Рауля.
Теперь она думала только об одном — как ей жить дальше?..
Марисоль ни разу не вспомнила об угрозах Роке, о том, что он выгонит ее на улицу, если она осмелится уйти вдвоем с Раулем. Она не принимала эти угрозы всерьез, зная, что Роке находится от нее в такой же унизительной зависимости, как она сама от Рауля.
При мысли о том, что она глупо попалась на удочку Рауля, Марисоль готова была зубами скрежетать от бессильной ярости... Она поверила в его любовь, а поверив в нее — полюбила сама.
Еще час тому назад она была готова на все ради Рауля, даже на то, чтобы уйти из бара, лишиться приличного заработка, но вдруг выяснилось, что ее самоотверженность никому не нужна. Это был хороший урок, ничего не скажешь, и теперь ей оставалось только одно — как следует усвоить его, запомнить, как таблицу умножения, чтобы впредь думать лишь об одном — о собственном благополучии.
На душе у нее кошки скребли, когда она переступила порог своего клуба и пошла прямо в зал, чтобы пропустить пару рюмочек.
Роке несколько минут наблюдал за ней. Он почувствовал, что его «хозяйка» сейчас в таком состоянии, что ей лучше не выговаривать за то, что она сидит в зале и глотает вино, как обычная «ночная фея». На лице у Марисоль было написано отчаяние, и Роке чувствовал себя удовлетворенным: значит, тот хлыщ, ради которого она была готова забыть свои обязанности, бросил ее, как простую шлюшку.
Кретин! Он просто не разглядел породы в этой девушке, не угадал, какое она чудо! Впрочем, Роке был готов расцеловать этого идиота, который смог отказаться от такого сокровища, как Марисоль.
Момент показался ему самым благоприятным для возобновления собственных ухаживаний, и Роке, немного поколебавшись, спустился в зал и подсел к Марисоль.
—Что ты здесь делаешь? — с озабоченным видом спросил он. — Почему ты сидишь в зале?
Марисоль лениво обернулась к нему.
—Изучаю твой товар, — щелкнув мизинцем по бутылке с вином, ответила она. — Не слишком изысканное горючее... А что, у тебя нет ничего получше?
Роке расплылся в торжествующей ухмылке.
—Грегорио! — громко позвал он. — Принеси нам самого лучшего шампанского... того, которое пьют короли и королевы... Моя королева будет пить шампанское?
Марисоль сделала капризную гримаску.
—Оно и правда стоит того, чтобы я его отведала? Роке подсел к ней ближе и положил руку на спинку ее кресла.
—...Марисоль, королева моя... Для тебя — все самое лучшее...
Марисоль ткнула его кулачком в плечо.
—Э-э, Роке, не все, не все самое лучшее... Лучшие чувства — они ведь не для таких, как я? Любовь — это не для меня, так ведь?
—Твоя участь — владеть всеми, а не одним! — льстиво уговаривал ее Роке. — Всеми, понимаешь? Ты же королева... А я — твой король. Весь мир будет лежать у наших ног... Ты веришь мне? Ты согласна быть всегда моей королевой?..
Марисоль, глотнув бокал шампанского, притянула Роке к себе.
—Лучше быть королевой, — прошептала она ему на ухо, — чем жалкой попрошайкой, которая клянчит любви... Я правильно говорю?
—Итак, да здравствует моя королева! — в восторге провозгласил Роке.
Рикардо пытался добиться от Габриелы признания, почему она вдруг так переменилась к нему, но та не желала ничего объяснять ему, твердя, что любит Артуро и собирается на днях оповестить родных о помолвке с ним.
Он добился лишь того, что в один прекрасный день Габриела объявила ему и Федерико, что уходит из «Тропибеллы».
Она и в самом деле мгновенно собрала свои вещи и кое-какие эскизы и, к удивлению служащих фирмы, хлопнула дверью.
Все считали, что это безумный шаг. Федерико пытался отговорить Габриелу, уверяя, что нигде больше она не сделает столь блестящей карьеры, как в «Тропибелле», просил Еву повлиять на подругу, но все было безуспешно.
Рикардо чувствовал себя оскорбленным. Он не мог примириться с уходом Габриелы и решил принять свои меры, для того чтобы Габи больше нигде не смогла найти места.
Он не поленился и обзвонил конкурирующие с ними фирмы и сообщил своим коллегам, что если они вдруг пожелают обанкротиться, то пусть примут к себе на работу уволенного им модельера Габриелу Грубер, которая конечно же попытается пристроиться в одном из Домов моделей.
Сам же он принял решение запустить в производство модели Габриелы, не указывая ее имени; Федерико не понял суть интриги сына, состоящей в том, чтобы присвоить эскизы Габи, и горячо одобрил его намерения, думая, что это принесет девушке славу и заставит ее вернуться в «Тропибеллу».
Габриела же занималась приготовлением к помолвке. В доме никто, кроме Консуэло, не мог понять ее отчаянного шага: все знали, что она влюблена в Рикардо и тот любит ее, но при чем здесь Артуро?
Артуро и сам не мог осознать до конца своей роли во всей этой истории.
Линда Миранда твердила ему, что он просто марионетка в руках Габриелы Грубер, которая вертит им, как хочет, и использует его, как считает нужным.
Артуро и сам подозревал, что так оно и есть на самом деле, но это был его шанс, его единственная надежда завоевать Габриелу, и он не мог так легко с нею расстаться.
В день, на который была назначена помолвка, в дом Габриелы неожиданно явился Рикардо. Он заявил, что пришел с одной-единственной просьбой: пусть Габриела, глядя прямо ему в глаза, повторит, что она любит Артуро, что выходит замуж за того по любви.
Артуро напряженно ожидал ответа Габриелы.
Девушка молчала, переводя взгляд с одного на другого.
— А, — торжествующим тоном произнес Рикардо, — ты не можешь повторить эту ложь! Артуро, ты видишь, она не в силах больше лгать самой себе.
Артуро все видел. Он понял, что Миранда была права: Габи только пытается защититься от Рикардо, ей нет дела до чувств человека, который, чтобы дать ей эту защиту, готов жениться на ней. Это будет бесполезная, бессмысленная жертва. Как только Рикардо удалился, он сказал об этом Габриеле.
— Ты прав, — горестно призналась она, — я совсем не думаю о тебе, о том, что ты живой человек, заслуживающий самой прекрасной любви... А я не люблю тебя. Я просто схожу с ума от горя, я пытаюсь заслониться от него тобой. Прости меня. Останемся просто друзьями.

0

17

Глава 17

Эльвира, нагостившись у своей сестры Росы в Майами, прилетела домой. Она вынуждена была захватить с собой и Росу, которой казалось, что сестра что-то скрывает от нее. Едва речь заходила о ее дочерях, Патрисии и Илиане, Эльвира переводила разговор на другое, и в конце концов Роса почувствовала необходимость повидаться со своими дочерьми, чтобы выяснить, все ли с ними в порядке...
Пока Роса обнимала своих дочек, обрадованных ее приездом, Эльвира решила переговорить с Федерико, который конечно же ожидал от нее объяснения причин ее внезапного отъезда.
Чтобы муж не нападал на нее, Эльвира, как всегда, сама перешла в наступление.
Она принялась во всем винить его, Федерико, припомнила ему его связь с этой плебейкой — швеей Консуэло, в очередной раз выговаривать ему за то, что он взял на работу в «Тропибеллу» свою доченьку Габриелу, которая, конечно, ему дороже законных дочерей.
— Ты попал в западню, которую устроила тебе эта швея, — заходясь в праведном гневе, кричала Эльвира. — Ты поверил ее небылицам! Да кто же знает настоящего отца этой девчонки!
—Не смей говорить в таком тоне о Консуэло, — презрительно возразил Федерико. — Если я в чем-то и уверен, так это в ее честности, чего не могу сказать о тебе...
Удар попал в цель. Эльвира, смущенная его проницательным взглядом, притихла.
—Ты меня оскорбляешь, — неуверенно проговорила она.
—Да что ты? — удивился Федерико. — А я-то думал, что все, что бы я ни делал, совершенно не трогает тебя.
—Это так, — нехотя признала Эльвира. — Но ты можешь делать все что хочешь, только бы это не нанесло вреда репутации нашего семейства. Я не позволю другой женщине занять мое место.
—Ни Консуэло, ни моя дочь ничего не станут просить у меня, — с горечью сказал Федерико. — Для них обеих было бы оскорблением, если бы я предложил им свою помощь...
—Вот и отлично, — едко проговорила Эльвира. — Очень рада это слышать. Я ухожу успокоенная...
Эльвира не заметила, как какая-то фигура, когда она уже была на пороге, отскочила от двери.
Это была ее дочь Ванесса. Она не пропустила ни одного слова из этого разговора.
Ванесса стрелой понеслась наверх. Ей хотелось тут же поделиться с сестрой и кузинами новостью, которую она только что подслушала.
Эльвира Линарес, то и дело налетая на своего мужа с упреками и обвинениями в том, что это по его милости семья у них не сложилась, на самом деле не чувствовала себя столь уверенно, как это привыкла демонстрировать.
Дело в том, что на душе у нее лежала тайна, о которой случайно знал только один человек из семьи Линаресов — Аурелио.
Раскрытие этой тайны угрожало не только ее собственному благополучию; оно могло разрушить ее отношения с единственным существом на свете, которое Эльвира любила беззаветно, — с ее сыном Рикардо.
Она часто возвращалась мыслями к событиям двадцатипятилетней давности, к тому горестному дню, когда возлюбленный, узнав о ее беременности, отказался от нее и потребовал, чтобы она вышла замуж за влюбленного в нее богача Линареса, чтобы прикрыть свой грех.
Как ни горько было Эльвире отказаться от мечты соединить с любимым свою жизнь, она была вынуждена принять его совет, чтобы не остаться одной с ребенком на руках.
Федерико, человеку наивному и благородному, ни разу не пришло в голову, что обожаемое им дитя — не его сын, но его брат Аурелио не поверил в «преждевременные» роды невестки и заподозрил, что тут дело не ладно.
Опасаясь разоблачения, Эльвира принялась собирать сведения о самом Аурелио — она всегда подозревала его в нечистых делах. Вскоре она уже знала о нем так много, что в любую минуту могла заткнуть ему рот, если он вздумает поделиться своими подозрениями с ее мужем.
Она уже не боялась его намеков. Напротив, как-то раз, выслушав их, вдруг заявила, что да, Аурелио прав, Рикардо — не сын его брата, но что и он, Аурелио Линарес, вовсе не тот, за кого себя выдает: не скульптор, не честный бизнесмен, а делец наркобизнеса.
Аурелио не стал отрицать этого. Что же, можно считать, они обменялись тайнами. Им обоим имеет смысл держать язык за зубами.
...Вернувшись домой, она не ожидала встретить здесь Аурелио. Она знала, что у него какие-то сложности с полицией, которой удалось накрыть крупную партию наркотиков, — Аурелио тогда, сумел выскользнуть из-под обвинения в принадлежности этой партии ему и надолго исчез. Но вот он снова появился, зажил в доме на широкую ногу, якшается Бог весть с кем, — стало быть, дела его поправились.
Аурелио не изменился. С его воцарением в доме всех Линаресов начинало немного лихорадить. Ради забавы он любил стравливать их друг с другом, интриговать против каждого в отдельности, строить различные козни, отпускать двусмысленные шутки и намеки, которые лишали покоя наиболее впечатлительных из Линаресов.
Как-то раз, оказавшись свидетелем разговора матери с сыном (речь шла о Габриеле), Аурелио, сделав вид, что он тронут страданиями племянника, произнес:
—Напрасно ты так убиваешься, Рикардо... Я подозреваю, почему от тебя отказывается эта девушка. Эльвира, почему бы тебе не избавить сына от некоторых загадок и сомнений и не рассказать ему всего?..
Сказав это, он удалился, весьма довольный собой.
Услышав эти загадочные слова, Рикардо потребовал от матери объяснений.
Но Эльвира, как не была растеряна, нашла в себе силы заявить, что она понятия не имеет, на что намекал Аурелио.
—Ты же знаешь своего дядю, — убеждала она Рикардо, — он прирожденный лжец и интриган. Он блефует. Никакой тайны у меня от тебя нет.
Но как она ни уговаривала сына, ей не удалось убедить его в том, что слова Аурелио ничего не значат.
И она поняла, что рано или поздно ей придется открыть ему глаза на его происхождение...
Дверь Ванессе открыла изможденного вида женщина в переднике.
—Извините, здесь живет Габриела? — спросила Ванесса.
Женщина кивнула и посторонилась, пропуская Ванессу в дом.
—Габриела скоро придет, — приветливо сказала женщина, — а ты к ней по какому делу?
«До чего же здесь распущенная прислуга, еще смеет лезть с вопросами», — возмущалась про себя Ванесса, но все же сочла нужным ответить:
—Меня зовут Ванесса Линарес. Габриела — моя сестра.
Она заметила, что тень скользнула по лицу женщины.
—А я — мать Габриелы, — наконец произнесла она.
—Вы-ы? — Ванесса подумала, что ослышалась. — Неужели мой отец мог иметь с вами дело? — она смерила женщину презрительным взглядом.
Та хотела ответить, но в этот момент дверь распахнулась и в дом ворвался... Левша.
—Мама, я купил пива! — с порога объявил он и тут же остановился как вкопанный, увидев Ванессу. — Но что ты тут делаешь? Как ты меня нашла?
—Так вы знакомы, сынок? — удивленно спросила сына Консуэло.
—Да, мама, знакомы, — поникшим голосом сообщил Левша.
— Ну, не буду вам мешать, — сказала Консуэло и вышла.
Ванесса, пораженная не меньше Левши, молча смотрела на него. Выходит, эта женщина — его мать, а это убогое жилище — его родной дом! Значит, она правильно почувствовала, что он что-то скрывает... Боже мой, стыд какой! Она была уверена, что имеет дело с человеком своего крута! Левше удалось как следует заморочить ей голову. Она и на секунду не могла предположить, что он может жить в этом нищем квартале. Так вот что таилось за всеми его недомолвками! Вот в чем его тайна! Но эти люди опасны! Еще как опасны! Его сестрица Габриела теперь мертвой хваткой вцепится в их отца, рассчитывая на наследство. Эти нищие постараются подорвать престиж их семейства.
—Да, это мой дом и это была моя мама, — словно отвечая на ее мысли, произнес Левша. — Ты не ожидала, верно? Ты привыкла к мысли, что я принадлежу к избранному обществу? Но что же делать, это не так: это моя семья, теперь ты все знаешь. Но, Ванесса, — заторопился он, — я занят делом, которое принесет мне колоссальные бабки! Поверь мне! Ты думаешь, я не смогу содержать семью... тебя? Я докажу тебе, что смогу!
—С помощью моего отца, наверное, — процедила сквозь зубы Ванесса.
—При чем тут твой отец?
—А при том, что я пришла не к тебе, а к твоей сестре Габриеле... она и мне сестра, по отцу...
—Габи? — ахнул Левша. — Не может быть!
—Так что мне все понятно. Ваша нищая семейка нацелилась на наши денежки.
Левша открыл рот, чтобы возразить ей, но тут дверь открылась и вошла Габриела.
Ванесса сразу поняла, что это — ее сестра. Благородство черт вошедшей девушки, изящество ее движений, гордая осанка не оставляли никаких сомнений в том, что перед нею — такая же Линарес, как и она сама. Габриела вопросительно смотрела на незнакомку.
—Оставь нас одних, Левша, — вполголоса приказала Линарес, и Сесар, вздохнув, скрылся за дверью. — Я — Ванесса Линарес, твоя сестра, Габриела.
Она ожидала, что Габриела смутится, но ничуть не бывало. Габриела только подняла брови и насмешливо произнесла:
—Вот как?
Смесь неприязни и невольного восхищения — вот какие чувства владели Ванессой. Поэтому она не могла выбрать верный тон для разговора, к которому накануне тщательно готовилась.
—Да. О том, что ты моя сестра, я узнала случайно...
—А Рикардо знает об этом? — встревоженно перебила ее Габриела.
—Нет. Я подслушала разговор моей мамы с отцом, а потом узнала в «Тропибелле» твой адрес и пришла, — продолжала Ванесса.
—И зачем же ты пришла? — невозмутимо поинтересовалась Габриела.
— Я пришла сказать тебе, чтобы ты... чтобы... — пристальный взгляд Габриелы приводил Ванессу в смущение. — Чтобы ты не... Ты, конечно, будешь претендовать на денежки моего отца? Ты захочешь втереться в наш дом?
Габриела презрительно усмехнулась.
—Будь спокойна. От Линаресов я хочу только одного — чтобы они оставили меня в покое. Я к вашей семье не имею никакого отношения. Вы мне не нужны. Так что, будь добра, оставь меня в покое и забудь о том, что нас связывают родственные узы.
—Постараюсь, — обескураженно произнесла Ванесса. — До свидания.
—Прощай, — равнодушно отозвалась Габриела.
Когда она ушла, в комнату один за другим потянулись младшие дети: Эстер, Рубен и Йоли; Консуэло, убедившись, что гостья удалилась, тоже вошла следом за ними.
—Габи, кто эта девушка? Что ей от тебя нужно? Зачем она пришла? — сыпали вопросами дети.
Левша, увидев, что Ванесса ушла, бросился следом за нею.
—Это моя сестра, — проводив его удивленным взглядом, ответила Габриела, — Ванесса Линарес.
—Сестра Рикардо? — переспросила Йоли. — Так сеньор Линарес твой отец?
—Да, дети, — подтвердила Консуэло. — Габи и Рикардо брат и сестра.
Роса не любила гостить у своей сестры Эльвиры: тяжелая атмосфера в доме Линаресов действовала на нее угнетающе. И она бы с удовольствием забрала обеих своих дочерей на Майами, но было одно обстоятельство: у Илианы в Каракасе был жених, и, как она полагала, свадьба их не за горами.
Сестра посвятила ее во все тайны своего семейства. Роса считала, что Эльвира, у которой самой было рыльце в пушку, не имела права изводить мужа постоянным напоминанием о его давнем и единственном романе с другой женщиной, с Консуэло. Если бы Эльвира проявила мудрость и понимание, отношения у нее с мужем были бы гораздо лучше.
Но у Эльвиры с детства был тяжелый, упрямый характер. В собственных ошибках она всегда винила кого-то другого и, сваливая всю вину за их неудачный брак на мужа, испытывала какую-то горькую отраду, которая заменяла ей покой и счастье в семейной жизни.
Все это было неприятно, и Роса ни за что не увязалась бы за сестрой в Каракас, если бы не подозрение, что та от нее скрывает что-то такое, что касается ее дочерей.
Но что? — терялась в догадках Роса. Может, жених Илианы, Рауль, бросил ее дочь? Может, тихоня Патрисия влипла в какую-то историю? А может, Эльвира третирует ее дочерей? Как она ни добивалась признания от самих девочек по телефону, они тоже помалкивали и скрытничали, разговаривая с матерью искусственно-бодрыми голосами, сквозь которые иногда прорывались истерические слезы. В чем же причина этих слез?
Причина оказалась настолько страшной и так потрясла Росу, что она долго не могла ни слова вымолвить, после того как Илиана рассказала ей о своей болезни.
То была страшная, неизлечимая болезнь.
Роса в ужасе смотрела на свою юную и красивую дочь, в хрупком теле которой смерть уже свила свое гнездо, и слезы потоками катились по ее лицу.
—Нет-нет, не может быть, девочка моя! — наконец вымолвила она. — Это какая-то ошибка! Мы обратимся к лучшим врачам... Если они подтвердят диагноз... Я положу тебя в самую современную клинику... с этим можно бороться... есть какие-то средства. Я ни за что не буду сидеть сложа руки... Хорошо, что я приехала! Тебе ведь правда необходима поддержка? Я и Рауль, твой жених, мы оба будем бороться за твою жизнь...
При имени Рауля обе девушки вдруг отвели от матери глаза. Это не ускользнуло от внимания Росы, как сильно она ни была расстроена.
—Патрисия! Илиана! Что происходит? Патрисия, неужели жених бросил твою сестру?
—Нет, мама, — заговорила Илиана. — Он так добр, что не далее как вчера предложил нам немедленно пожениться.
—Слава Богу, — промолвила Роса, — он благородный человек.
—Очень, — сквозь зубы произнесла Патрисия. — Настолько благородный, что, ухаживая за другой женщиной, не обделяет Илиану своим вниманием.
—Неужели это правда?!
—Правда, — тихо подтвердила Илиана. — Он говорит, что любит меня. Но это не любовь, а жалость. А я еще не труп, я живая, и я нуждаюсь в настоящем, неподдельном чувстве. Только оно могло бы вылечить меня...
—Орландо испытывает к тебе такое чувство, — вновь заговорила Патрисия, — он каждый день тебе звонит, куда-то приглашает тебя...
—Может, я воспользуюсь этим приглашением, — гневно тряхнув головой, заявила Илиана. — Я не намерена тут киснуть в вечном ожидании Рауля, пока он соблаговолит найти свободное время для своей невесты... Я не хочу киснуть, не хочу задыхаться в тоске, как заживо похороненная... Я живая, я еще живая, мама!
В жизни Рикардо Линареса наступила смутная, странная полоса, в которой неприятные события, сменяя друг друга с калейдоскопической быстротой, мчали его к какому-то пределу, перейдя который он рисковал оказаться за гранью безумия.
Сначала мать, уступив его настойчивым требованиям, открыла ему тайну, услышав которую он решил, что лучше бы ему ничего не знать, настолько она ошеломила и его, и Федерико.
Эльвира плакала перед ними обоими; заламывая руки, каялась в своем грехе, совершенном в юности, но Рикардо не произнес ни единого слова утешения. Открытие, что Федерико, который воспитал его, выучил и поставил на ноги, вовсе не его родной отец, произвело на него такое ошеломляющее впечатление, что ему было больно и тягостно даже смотреть на мать, погрязшую в пучине лжи и коварства. Ему хотелось кричать, бесноваться, осыпать мать градом упреков... Федерико во время этого разговора стоял как под пыткой, с изменившимся от нестерпимой муки и стыда лицом, и Рикардо, глядя на него, попытался отложить свои собственные, обуревавшие его чувства в сторону, чтобы утешить того, о ком — он знал это — всегда будет думать, как об отце, о самом близком человеке.
Рикардо отправился в офис, надеясь хоть там немного прийти в себя, но и на работе его ожидал неприятный сюрприз.
Группа служащих «Тропибеллы», очевидно под руководством его бывшей возлюбленной Роксаны, положила ему на стол заявление, что они отказываются работать над коллекцией моделей, созданной Габриелой Грубер и носящей название — это была уже инициатива самого Рикардо — «Беллисима».
В ответ разозленный Рикардо заявил, что раз так, то все они уволены.
Мастера и модельеры, обескураженные таким поворотом дела, были готовы отступиться: никому не хотелось уходить из такой прекрасной фирмы, как «Тропибелла».
Как ни уговаривала их Роксана не поддаваться на шантаж Рикардо, они, увидев неожиданно вошедшую в кабинет Габриелу, собирались просить у нее прощения и заступничества перед Рикардо.
Габриела явилась за выходным пособием. В ее семье произошло несчастье: Консуэло стало плохо, и «скорая помощь» увезла ее в больницу. В доме не было денег, вот почему Габриела решилась прийти в «Тропибеллу» и попросить полный расчет.
Но Рикардо, обрадованный ее появлением, стал удерживать Габриелу.
Он заявил, что отныне не станет настаивать ни на каких отношениях с нею, кроме исключительно деловых. Теперь она интересует его только как профессионал, который доведет работу над собственной коллекцией до конца. Он предлагает ей возглавить отдел.
Габриеле очень не хотелось принимать это предложение, но при создавшихся обстоятельствах это было выходом. Она обязана позаботиться о семье, обязана сделать так, чтобы мать могла спокойно лечиться, не думая о том, что ее детям не на что жить. Габриела сказала, что подумает, и удалилась.
И сейчас же после ее ухода в кабинет ввалился муж Роксаны — Омар.
Сперва Рикардо решил, что он явился, чтобы вступиться за свою жену, которую он решил уволить, но когда Омар набросился на него с кулаками, он понял, что тот пронюхал что-то про связь с Рикардо своей жены.
Омар что-то бессвязно выкрикивал, схватившись с Рикардо. Дело могло обернуться серьезной дракой, если бы не подоспевшие на помощь своему шефу служащие — они выставили разъяренного Омара из кабинета.
Перепуганная Роксана потребовала у Рикардо защиты от ее собственного мужа. Теперь у нее никого нет, кто бы мог ее защитить, кроме Рикардо. И он обязан это сделать.
—Да почему, черт возьми! — заорал выведенный; из терпения Рикардо. — Зачем было сообщать этому кретину о том, что мы любовники? Зачем ты это сделала?
—Я? — изумилась Роксана. — Но, дорогой, что ты говоришь?.. Неужели ты допускаешь мысль, чтобы я сама могла рассказать ему о нас с тобой?
Рикардо, потрясенный искренностью ее тона, немного смягчился.
— Как странно, — покачал он головой. — Ты ему ничего, значит, не рассказывала... Но кто-то это сделал? Кто? Кто?..
Аурелио Линарес, наблюдая за развитием семейной интриги, чувствовал себя как рыба в воде.
Это была его стихия, его излюбленное зрелище, которое своим драматизмом и накалом страстей превосходило корриду. Он, как опытный тореадор, вонзал быку в шею одну за другой мулеты, но разъяренный бык не понимал, чья рука наносит ему удары, И, истекая кровью, бессмысленно метался по арене, посыпанной желтым песком.
Участникам драмы не приходило в голову имя ее автора; он до поры до времени оставался в тени, а они, его персонажи, воображали, что действуют исключительно по собственной воле. Они не подозревали о наличии кукловода, приводящего в движение мановением руки своих марионеток. Аурелио мысленно аплодировал сам себе. Действие стремительно летело к финалу, в финале герой драмы, как правило, должен погибнуть; что же, пусть так и будет: красота высокой трагедии требует жертв.
Аурелио не смущало, что жертвой будет его родной племянник; напротив. Никто на свете не подозревал о той ненависти, которую он испытывал к Рикардо, в том числе и сам Рикардо. Тут дело было не только в Саре, бывшей супруге племянника, которой добивался Аурелио, все было значительно сложнее, чем могло показаться на первый взгляд.
Но Аурелио никогда никому не раскрывал свои карты, он, как всегда, позволял себе лишь намеки, в частности при разговоре с Бейби, которому иногда льстила роль наперсника могущественного шефа, иногда — страшила.
Могло создаться впечатление, что Аурелио нарочно, с какой-то целью идет по следам своего племянника. Когда-то он преследовал своими ухаживаниями женщину, на которой был женат Рикардо, теперь он спал с женщиной, еще недавно бывшей любовницей племянника, сотрудницей «Тропибеллы» Эстрельей. Она и сообщила ему некоторые пикантные подробности из жизни Рикардо, например рассказала ему про его связь с Роксаной, у которой был ревнивый муж. Аурелио был в восторге от появления на сцене еще одного действующего лица, которому при случае можно будет вложить в руки нож...
Но прежде чем сделать это, он решил повидаться с Габриелей, посмотреть собственными глазами на ту, которой отводилась роль героини в будущей трагедии, и выяснить, достойна ли она этого...
...На Габриелу в последнее время свалилось столько проблем, что она не чаяла, как разрешить их.
Во-первых, она страдала из-за болезни матери. Врачи разрешили Консуэло перебраться домой, и теперь она лежала, надеясь набраться сил. Консуэло была напугана предположительным диагнозом, поставленным врачами, — болезнью почек, от которой умерла бабушка Габриелы.
Во-вторых, опять появилась угроза внедрения Рамиро в их дом. Консуэло позволила ему прийти; он клялся ей, что переменится, бросит пить и найдет работу. Габи боялась, что мать поддастся на его уговоры. Кроме того, никто из детей слышать не желал о том, чтобы Рамиро вновь вернулся в семью.
В-третьих, она продолжала размышлять над предложением Рикардо. Он дал ей понять, что оставит свои любовные притязания, что отношения у них будут теперь исключительно деловые, но можно ли в это верить?
Обо всем об этом думала Габриела, когда перед нею вдруг возник еще один из Линаресов — Аурелио.
Этот тип произвел на нее самое негативное впечатление. Ей было неприятно, — она сама не знала почему, — его неожиданное участие в ее судьбе, его восхищение ее красотой, которого он не мог скрыть, шуточки и остроты, которыми он пересыпал свою речь. Но именно ему, этому странному человеку, была обязана Габриела одним открытием: из его слов ей вдруг сделалось ясным, что Федерико ничего не знал о ее появлении на свет, что весть о том, что у него, оказывается, есть взрослая дочь, для него была полной неожиданностью.
Это меняло дело. Выходит, он не такой жестокий человек, как она полагала вначале, а такая же жертва, как и она, — жертва молчания матери.
Габриела подступила к матери с требованием сказать ей, так ли все было на самом деле, как объявил ей этот тип, брат Федерико, выходит, отец ни в чем не виноват перед ней?..
— Это так, — со вздохом произнесла мать. — Я скрыла от Федерико свою беременность.

0

18

Глава 18

Артуро Гонсалес взад-вперед прохаживался по своему кабинету.
Несколько минут назад у него состоялся неприятный разговор с Лопесом. Тот передал ему приказ начальства произвести негласную проверку Линды Миранды, у которой не так давно пропало очень важное дело.
—Но вы же знаете, она один из лучших работников нашего отдела, — возмущенно заявил Артуро.
—И тем не менее вы обязаны произвести эту; проверку, — в голосе Лопеса прозвучали металлические нотки. — К сожалению, уже случалось, что полицейские шли на контакт с мафиозными группировками.
—В таком случае, считайте и нас с Демокрасио подкупленными осведомителями, — раздувая ноздри от гнева, перебил его Артуро. — Линда — человек безупречный, порядочный...
—Свое мнение о Линде оставьте при себе и выполняйте приказ, — отрезал Лопес.
...Отношения Линды с Артуро были отнюдь не безоблачны, но он счел бы себя бесчестным, если бы решил произвести проверку за ее спиной. Чем бы это для него ни обернулось, он обязан предупредить Миранду.
Артуро отправился к ней домой.
Линда была не одна, Артуро сразу догадался об атом, заметив смущение Линды, когда она открыла ему дверь. Она так и застыла на пороге, не зная, приглашать в комнату Артуро или нет.
—Знаешь, что я обожаю в тебе? — проговорил вместо приветствия Артуро. — Твое гостеприимство!..
—Ладно, проходи, — Линда по-мальчишески тряхнула головой, пропуская его в гостиную, которая оказалась пуста.
—Как понять твой приход? — небрежно поинтересовалась Линда, указывая ему на кресло. — Ты решил наконец-то переметнуться от Габи ко мне?
Артуро с состраданием посмотрел на нее. Он понимал, что новость, которую он считал себя обязанным ей рассказать, больно ударит ее.
—Линда, я пришел предупредить тебя. Тебе устраивают проверку из-за пропавшего дела. Этим поручили заняться мне.
...Бейби стоял за дверью спальни и не пропустил ни единого слова из их разговора.
Ему было искренне жаль Миранду. Жалел он также и о том, что отдал это дело в руки Аурелио Линаресу. Аурелио в их беседах иногда касался этой темы. Его интересовало, каким образом Бейби удалось добыть это дело, не при помощи ли альковной связи с кем-то из полиции? У Бейби были свои понятия о чести, и он бы скорее дал себе отсечь руку, чем назвал имя Линды Миранды. Бейби всякий раз отвечал уклончиво, что совсем не нравилось Аурелио.
Но теперь ничего не изменилось, думал он, продолжая прислушиваться. Бедная, бедная Линда!
Артуро вернулся в участок если не с чувством выполненного долга, то, по крайней мере, более-менее успокоенным. Как хорошо он сделал, что предупредил Миранду! Она не заслуживает такого отношения со стороны начальства, и он ни за что на свете не станет лукавить с ней.
Размышления его прервал телефонный звонок. Взволнованный голос сообщил ему, что в «Тропибелле» только что двумя выстрелами тяжело ранили Рикардо Линареса; пуля задела и одну из сотрудниц фирмы.
— Сейчас буду, — коротко сказал Артуро.
Уже через полчаса Артуро знал, что произошло.
Омар, муж Роксаны, подстерег Рикардо у самого входа в «Тропибеллу».
Он был в состоянии, близком к помешательству от ревности, когда выпустил из револьвера две пули в своего соперника. На звук выстрелов из «Тропибеллы» выскочила Роксана. Увидев своего возлюбленного лежащим в луже крови, она разразилась слезами и проклятиями в адрес убийцы. Омар, вне себя от ярости, выстрелил и в нее. К счастью, Роксана отделалась легкой царапиной.
К приезду Артуро на место происшествия раненых уже увезли в клинику. Омар не сделал попытки бежать. На него надели наручники. Отправив убийцу в полицейский участок, Артуро поехал в клинику.
Там он застал уже оповещенных о происшедшем родителей Рикардо и его сестер, а спустя несколько минут после звонка Артуро примчалась и Габриела.
Увидев ее, Эльвира забилась в истерике. Мало того что у нее произошла такая беда, такое несчастье с ее сыном, так она даже в эти тяжелые минуты не может побыть в кругу семьи, видеть только родные лица. Почему она должна терпеть присутствие этой девицы?! Федерико пытался ее успокоить.
Габриела же не произнесла ни звука в свою защиту. Во-первых, ей было не до этого, во-вторых, она понимала состояние бедной матери и не хотела усугублять тяжесть ее горя собственными объяснениями или упреками.
Из операционной вышел врач и объявил, что раненому необходимо сделать переливание крови, но что у него очень редкая группа крови — нулевая, резус — отрицательный.
—Возьмите у меня кровь, я сестра Рикардо. — взмолилась Габриела, — у нас наверняка одна и та же группа...
На этот раз Эльвира не произнесла ни слова в знак протеста.
Она лишь присоединила к просьбе Габриелы требование, чтобы у нее тоже взяли кровь на анализ.
Результат анализа удивил Габриелу: у них с Рикардо оказались разные группы крови!
—Но как же так? — растерянно обратилась она к Федерико. — Ведь он мой брат.
—Я должен кое-что объяснить тебе. Габриела, — решившись, начал было Федерико Линарес, но Эльвира, метнувшись к нему, схватила его за рукав:
—Пожалуйста, молчи! Это наши семейные дела, чужие не должны о них знать!
—Ваша группа крови соответствует группе крови вашего сына, сеньора, — объявил в эту минуту врач. — Прошу вас, пройдемте, мы возьмем у вас кровь…
Габриела, прислонясь к стене, то и дело поглядывала на часы. Время тянулось так медленно, как будто к минутной стрелке была прикована чугунная гиря.
Она стояла в стороне от семьи Линаресов и чувствовала на себе любопытные взгляды сестер Рикардо. Ей хотелось подойти к обеим девушкам, обнять их, утешить, но Эльвира только что так сурово отбрила ее, и Габриела не решалась повторить попытку приблизиться к Линаресам.
Точно почувствовав ее состояние, к ней приблизилась Мария-Фернанда, младшая сестра Рикардо.
—Габриела, — запинаясь, произнесла она, — я знаю, ты сестра Рикардо... Сейчас не лучшее время для знакомства, но ты такая грустная... и я решила подойти к тебе...
—Спасибо, милая, — Габриела порывисто обняла ее, — мне и правда так грустно, так тяжело... Господи, хоть бы все обошлось!
В эту минуту из операционной появилась медсестра. Все столпились вокруг нее.
—Сеньор Рикардо пришел в себя, — сказала медсестра, — он просит, чтобы к нему пустили сеньориту Габриелу.
—Значит, ему лучше? — взволнованно спросил Федерико.
—Да, сеньор, но он еще очень слаб. И ваша супруга не слишком хорошо чувствует себя после переливания крови... Нам пришлось взять у нее двойную дозу. Сеньорита, пройдите, — пригласила она Габриелу.
В последнее время Илиана все чаще встречалась с Орландо. Ей нравилось, что этот молодой человек ни на что не претендует, не делает попыток приударить за ней и довольствуется исключительно дружескими отношениями.
По сравнению с Раулем он должен был казаться менее интересным. Рауль был тоньше, умнее... но на искреннее его отношение Илиане не приходилось рассчитывать. Возможно, он и сам испытывал муку от сознания собственной двойственности и противоречивости в поступках, но Илиане не хотелось больше думать и гадать о том, что творится в душе Рауля; предыдущие ее попытки понять его обошлись ей дорого. Если он сам себя не может понять, чего же Рауль хочет от нее — бесконечного терпения, безоговорочной веры?.. Она пыталась быть терпеливой до тех пор, пока не почувствовала, что это только развязывает Раулю руки и толкает его в объятия Марисоль.
Илиана ощущала себя настолько униженной, что временами ей казалось: чувство ее к Раулю истончается, сходит на нет.
Ей хотелось утвердиться в этом новом ощущении — вот для чего понадобился Орландо.
Возможно, Орландо понимал, что Илиана использует его в каких-то своих целях, но природное великодушие по отношению ко всем женщинам не позволяло ему упрекнуть Илиану в неискренности. Он понимал, что сейчас необходим ей, и этого ему было достаточно. Илиана старалась не показывать ему своих страданий, но иногда она невольно проговаривалась;
Например, однажды, когда они сидели в кафе, она нерешительным голосом вдруг спросила его:
—Скажи. Орландо, ты когда-нибудь задумывался о смерти?
Орландо напрягся. Он почувствовал, что это не случайный вопрос. Илиана была явно не из тех, кто любит красивую позу и патетические фразы. Чуть помедлив, он, рискуя показаться ей неинтересным, ответил с полной откровенностью:
—По правде говоря — нет. Если смерть придет за мной — что же, я постараюсь умереть достойно, но пока она далеко — зачем мрачными мыслями призывать ее?
—Мрачными? — удивилась Илиана. — О нет, для меня мысль о смерти пронизана светом! Это выход из тупика. Это небо, которое готово раскрыть мне свои объятия. Я чувствую, что после смерти обрету крылья и полечу неведомо куда...
Орландо с беспокойством посмотрел на нее, Илиана сидела, глядя перед собой мечтательным взором, погруженная в образ смерти, который пленял ее своей красотой... У него пробежал мороз по коже. Неужели эта красивая, хрупкая девушка и впрямь так сильно тяготится жизнью? Красивая, богатая, из прекрасной аристократической; семьи — почему бы ей не любить жизнь, когда она в состоянии удовлетворить любое свое желание, любую прихоть?
Вместо ответа он положил пальцы на ее худую, почти прозрачную руку.
Илиана, очнувшись от своих мечтаний, ласково произнесла:
— Прости меня, если я нагоняю на тебя тоску. Но мне не с кем больше поделиться своими мыслями. Я так одинока, Орландо!..
Рикардо Линарес очнулся в реанимации.
Все его существо обволакивала какая-то усталая нега, как будто он пришел в себя после долгих, мучительных странствий.
Он слышал за стеной взволнованный голос матери, он догадался, что все его родные сейчас здесь, в клинике, но ему хотелось сейчас увидеть только одно лицо — родное лицо Габриелы.
Медсестра ввела ему в руку какое-то лекарство — он почти не почувствовал укола.
Заметив, что Рикардо открыл глаза и смотрит на нее осмысленным взором, она спросила:
—Не хотите ли увидеть, сеньор, кого-нибудь из родных?
—Скажите, здесь нет сеньориты Габриелы Грубер? — слабым голосом спросил Рикардо.
—Она здесь, — ответила медсестра. — Эта девушка хотела дать вам свою кровь, но группа оказалась не та... Пригласить ее, сеньор Рикардо?
—Да, — вздохнул Рикардо.
Когда Габриела вошла, он сделал движение, как будто хотел приподняться ей навстречу, но девушка порывисто бросилась к нему сама.
—Не двигайся, Рикардо, умоляю тебя! Ты еще так слаб!
—Ты здесь, любовь моя! — прошептал он.
Габриела улыбнулась сквозь слезы.
—Я не твоя любовь, но я здесь, с тобой. Прошу тебя, не разговаривай, ведь ты потерял много крови!
—Кровь, — повторил Рикардо. — Мне говорили, ты мне хотела отдать свою кровь. Ах, как было бы хорошо, если бы твоя кровь текла в моих жилах.
«К несчастью для нас обоих, так оно и есть на самом деле», — подумала Габриела, но вслух сказала:
—Главное, что ты жив! Я так горячо молила Бога, чтобы ты остался жив. Ты будешь жить, Рикардо!
— Только для тебя, — с улыбкой проговорил Рикардо. — Только для тебя.

0

19

Глава 19

Габриела провела у постели больного Рикардо два дня и наконец утром взмолилась отпустить ее домой — переодеться и немного отдохнуть. Тревога за его жизнь не отпускала Габриелу, но она сумела убедить себя, что ее греховная любовь уже переросла в братскую. А ведь своих братьев и сестер она любила больше всего на свете и заботиться о каждом считала своим долгом.
Всеобщее неведение еще не развеялось, поэтому путаные и мучительные отношения между семьями Линаресов и Грубер продолжались. Рикардо еще не успел пережить известие, что он вовсе не сын Федерико Линареса, а ему еще предстояло узнать, что Габриела тоже из семьи Линаресов. Он до сих пор гадал, почему она так резко отвергла его, в чем причины ее странного поведения?
Когда Габриела появилась в больнице, у Рикардо проснулись надежды: она явно неравнодушна к нему и не может этого скрыть, может быть, история с покушением послужит их примирению. Пользуясь своим положением беспомощного больного, Рикардо сумел добиться от Габриелы обещания, что она вернется в «Тропибеллу», а пока будет навешать его утром, в полдень и вечером.
—Во мне сидит еще одна пуля, и, если ты забудешь обо мне, я точно умру! — шутливо угрожал он.
Габриела готова была сидеть у его изголовья дни и ночи. Но ее пугали встречи с Эльвирой Линарес, которая не скрывала своего отвращения к дочери оборванки, некогда пытавшейся отобрать у нее мужа. Каких только оскорблений не наслушалась от нее бедная Габриела.
Она только вернулась домой и собиралась немного отдохнуть, когда в дверь домика Груберов постучался Федерико Линарес. Его появление напугало Габриелу — не случилось ли чего-нибудь с Рикардо?
—Сеньор Линарес, что с Рикардо, ему хуже? — вскричала она.
—Не волнуйся, девочка, все в порядке! — поспешил успокоить ее Федерико. — Я пришел сообщить тебе нечто важное, что изменит твою жизнь и жизнь Рикардо.
Габриела в изнеможении опустилась на стул и предложила сесть гостю. Она так устала от неожиданных новостей и происшествий, что боялась их и не верила в добрые перемены. Она слушала, но смысл слов долго не доходил до ее сознания: Рикардо не сын сеньора Линареса, Рикардо — не ее брат, они не связаны узами родства... Вначале это известие показалось ей глупым и издевательским.
—Боже мой, я ничего не понимаю. Я столько страдала, а теперь вы заставляете меня страдать еще больше! — со стоном произнесла Габриела, сжав ладонями виски.
—Теперь все будет иначе, доченька, — ласково утешал ее Федерико, видя, что она на грани безумия и отчаяния. — Как жаль, что я раньше не знал этого и не уберег тебя от страданий. Для меня эта новость была тяжким ударом, но для вас с Рикардо она — благо. Теперь нет никаких препятствий для вашей любви. А я буду счастлив видеть вас вместе.
Габриеле нужно было время, как больному для выздоровления, чтобы понять до конца смысл этих добрых перемен. Ей хотелось остаться одной, успокоиться и прийти в себя. Сеньор Федерико со свойственной ему тонкостью это почувствовал и стал прощаться. Тем более что ему сегодня предстояло выполнить еще одну не менее трудную, но целительную миссию сообщить Рикардо, почему Габриела ушла от него.
— Спасибо, сеньор Федерико, — тихо сказала Габриела ему вслед.
Артуро уже битый час убеждал Рикардо, что покушение на него — вовсе не простая бытовая драма на почве ревности. Он ведет расследование, и его сомнения на этот счет подтверждаются. Роксана ни слова не говорила мужу о своей измене. Оказывается, Омару звонил какой-то таинственный мужской голос, сообщивший, что жена давно наставляет ему рога. Кто же этот злоумышленник, пытавшийся убить Рикардо руками сумасшедшего Омара? Артуро поставил перед собой цель — найти его. Поэтому он терзал Рикардо вопросами: есть ли у него враги, кому была выгодна его смерть?
— Глупости все это, нет у меня врагов, — легкомысленно отмахивался от него Рикардо. — Омар стрелял в меня из ревности, по собственному побуждению. Никто за этим не стоит. Причем я не желаю, чтобы Омара судили, этот бедолага, наверное, сам уже страдает от своей глупости.
Артуро только тяжело вздыхал в ответ. Как убедить этого упрямого Линареса быть осторожным и помочь ему в следствии. Неожиданную поддержку и понимание Артуро встретил в лице журналистки Мариухении. На правах старой, доброй приятельницы Рикардо Мариухения ворвалась в палату к больному с пакетом фруктов и букетом цветов.
Но Мариухения пришла не только навестить раненого. Оказывается, ее донимали те же подозрения, что и Артуро.
—Дело собираются закрывать, причины очевидны, убийца сознался, — размышляла она вслух. — Но я все же думаю, кому-то была нужна твоя смерть...
Артуро даже подскочил на стуле, услышав это: наконец-то нашелся еще один здравомыслящий человек. Ведь даже в полиции считают его подозрения неосновательными, а дело — простым и житейским. Доводы Мариухении показались Артуро очень убедительными.
—Рикардо открыто поддерживал борьбу с наркомафией. Он содержал два дома по реабилитации молодых наркоманов, делал смелые заявления в печати против дельцов наркобизнеса, — перечисляла журналистка. — Вот, мне кажется, в чем причина. Не приказала ли наркомафия убить его?
Рикардо. поначалу внимательно прислушивавшийся к словам Мариухении, вновь засомневался. Ведь в стране много борцов с мафией — крупных политиков, ученых, известных людей, рядом с которыми он — простой обыватель. Даже министерство особое появилось в стране для борьбы с наркотиками. Почему же эти люди заинтересовались именно младшим Линаресом?
—Я тоже об этом думала, — отвечала на его сомнения Мариухения новыми доводами. — Мафия давно грозится расправиться с теми, кто стоит у них на дороге. Покушение на твою жизнь могло быть первым в жуткой цепи преступлений, актом мести в духе картеля.
Артуро и Рикардо слушали с интересом. Артуро торжествовал: у него появился не только единомышленник, а может быть, и помощник. Правда, баба, но с головой. Теперь легче будет продолжать расследование. А Рикардо Линарес по своей природе был отчаянный боец, он бросался на противника сломя голову забыв предварительно обдумать, чем это может закончиться. Вот и сейчас шальная мысль уже залетела в его голову.
— Мариухения! — вскричал он. — Твой помощник с телекамерой здесь? Ждет внизу? А ну зови его сюда. Я хочу сделать заявление по телевидению.
Артуро пытался отговорить его, подумать о родных и близких людях, которые могут пострадать от мести мафиози. Но разве можно было отговорить от очередной затеи этого сумасшедшего. Артуро всерьез был уверен, что у Рикардо временами не все в порядке с головой. Зато Мариухения радостно помчалась за оператором: интервью с жертвой наркомафии обещало стать потрясающе острым материалом, телезрители да и сами злодеи-дельцы должны содрогнуться. Пока журналистка отсутствовала, Артуро обдумывал, не может ли это безрассудное интервью принести хоть какую-нибудь пользу.
Конечно, это опасно для жизни Рикардо. Но в то же время его смелый вызов, несомненно, спровоцирует новое насилие наркодельцов: они захотят отомстить, продемонстрировать обществу свою силу. Нужно будет просто внимательно следить за Рикардо Линаресом и поймать убийц на месте преступления.
Рикардо эта мысль очень понравилась: он будет подсадной уткой для полиции. Что ж, отлично! Он готов сыграть любую роль, даже такую смешную, и внести хотя бы небольшой вклад в борьбу с темной заразой, разъедающей страну.
Мариухения с оператором уже приготовились к интервью. Камера была нацелена на бескровное, но очень спокойное и решительное лицо Рикардо.
—Мы передаем в прямой эфир заявление сеньора Рикардо Линареса, который и с больничной койки не боится бросить вызов злым силам наркобизнеса, — начала ведущая. — Несколько дней назад на него было совершено покушение, за которым, быть может, стоят именно эти силы, решившие наказать Линареса за долгие годы бескорыстной помощи жертвам наркомании и борьбы с мафиози...
—Нет-нет! — тут же возразил Рикардо. — Думаю, что это просто был несчастный случай, недоразумение. Но если и вправду это покушение подстроили респектабельные гангстеры, которые обогащаются за счет горя других людей, то я заявляю этим господам — я их не боюсь!
У Рикардо давно была обдумана конкретная программа борьбы с наркомафией. Главное, считал он, все здоровые общественные силы страны должны объединиться для борьбы с этим бичом человечества — наркотиками. Господа мафиози возомнили себя хозяевами жизни, на самом деле они — лишь колоссы на глиняных ногах. Свалить их общими усилиями не так уж сложно. Больше всего они страшатся гласности, разоблачений. Вот почему журналисты многое могут сделать в этой борьбе. Чаще показывать на экранах лица могущественных преступников и членов их семей, разоблачать их грязные махинации.
—Какой ты молодец, Рикардо! — искренне восхищалась им Мариухения. — Я всегда знала, что ты смелый. Неужели тебе ни капельки не страшно?
—Конечно, страшно, — признался Рикардо. — Не столько за себя, сколько за родных. Но надо же кому-то начинать. Они на это и рассчитывают— запугать нас поодиночке и не дать нам объединиться.
Конечно, это чистое донкихотство, размышлял здравомысляший Артуро. Это интервью — хорошая провокация, жирная наживка для злобных и мстительных мафиози. Теперь нужно не спускать глаз с Линареса. Артуро чувствовал свою ответственность за его жизнь. Ведь он — полицейский, это его долг.
Аурелио пристально смотрел на экран телевизора, и глухое раздражение помимо воли все больше вскипало в нем.
— Возомнил ты себя быком, сопляк, а рога еще не выросли, — злобно шипел он в ненавистное лицо Рикардо Линареса. взиравшее на него с экрана. — Эта коррида тебе не по силам, малыш, и скоро я тебе это докажу.
Он всегда терпеть не мог племянника, но сдерживал себя, потому что свято верил в кровное родство. Как же он гордился своей проницательностью, когда узнал, что Рикардо вовсе не Линарес. Ведь он давно почуял нутром, как чует зверь, что это — чужак, чужая кровь. А чужаками для Аурелио были все, кто иначе, чем он сам, думал и другими глазами смотрел на мир. Уже поэтому они не имели права жить на белом свете. Его бы воля, он бы всех чужаков уничтожил, чтобы не мешали управлять послушным стадом большинства соотечественников.
Аурелио всегда считал себя стойким, как скала, и невозмутимым. Ничто не могло вывести его из себя. И вот в доме, который он считал своим родовым гнездом, он все чаще терял равновесие. Его раздражал Рикардо и его психопатка мамаша, которая никак не могла пережить давнюю измену мужа и его незаконную дочь. Но это чужаки. И родной брат Федерико его раздражал — этот слабак, растерявший по белу свету своих законных детей и взрастивший подброшенного кукушонка.
Дела тоже шли не совсем гладко. Только что позвонил Игор — осведомитель Аурелио, служивший в полиции, и сообщил неприятнейшую новость. Оказывается, в участке и не собирались закрывать дело о покушении на Рикардо, как было задумано. Дело было идеально организовано, обманутый муж признался, улики собраны. Но какая-то полицейская ищейка учуяла что-то неладное и уже начала копать — искать свидетелей. А если этот полицейский бывалый и опытный, он может докопаться до чего угодно.
Аурелио вызвал к себе Бейби и сейчас поджидал его. Заслышав голоса в холле, он вышел из своей комнаты. Бейби уже любезничал с племянницами в гостиной.
— Позвольте представиться, сеньориты. Меня зовут Абель. Я помогаю вашему дяде в галерее.
Аурелио неодобрительно наблюдал, как щебетали Ванесса и Мария-Фернанда с красивым незнакомцем. Временами его раздражал даже Бейби, хотя он был полностью уверен в его преданности. Только Аурелио знал, что за обманчивой внешностью юноши с рождественской елки, детским румянцем на кукольном лице тлится человек с жестоким сердцем, не знающий ни угрызений совести, ни жалости. Ему можно поручить любое кровавое дело, и рука у него не дрогнет.
Артуро рассказал ему о полицейском. Бейби давно заметил, как волнуют шефа все подробности покушения на племянника. Он был почти уверен, что эта операция — дело рук Аурелио, и как-то посмел намекнуть об этом.
-Что за глупости, Бейби? — рассердился Аурелио.
—Я узнаю твой почерк, — продолжал настаивать Бейби. — Ив скульптуре, над которой ты работаешь, и в этом покушении чувствуется твой стиль, твоя рука.
— Заруби себе на носу! — резко оборвал его Аурелио. — Я не способен пролить кровь своего племянника, а значит, и мою кровь!
Свою кровь он бы никогда не пролил, усмехнулся про себя Аурелио, но к рекам чужой он всегда относился равнодушно. А Бейби вовсе ни к чему знать чужие семейные тайны. Лучше пускай позаботится о полицейском, который сует нос, куда его не просят. И он дал Бейби задание: пускай этот мальчишка. Левша, хорошенько поработает на них. С нынешнего дня Левша должен следить за каждым шагом полицейского — где тот бывает, с кем общается — и подробно докладывать Бейби.
Чтобы хорошенько приручить мальчишку, неплохо бы его чуть подкормить — подарить машину, снять квартиру, дать немного денег, наставлял Аурелио. Бейби согласно кивал. Полицейский же рано или поздно исчезнет совсем, как исчезает скрипка, играющая не в унисон с оркестром. Об этом позаботится Игор. Но пока он пригодится живым — чтобы поставлять полезные сведения по делу Рикардо Линареса. Для этого и нужна слежка. Бейби оценил все тонкости игры и одобрил. Их беседу прервал телефонный звонок. Снова звонил встревоженный Игор.
—Я слушаю. Что случилось? Этого не может быть! Весь груз? — вдруг побагровел Аурелио и грохнул трубку на рычаг.
Бейби забеспокоился, видя шефа в такой ярости. Должно быть, произошло что-то из ряда вон выходящее.
—Операция «Кайф» провалилась, мы потеряли весь груз, а это миллионы, миллионы! — рычал Аурелио, как раненый зверь.
Он никогда не был алчным. Деньги для него всегда означали только одно — власть над толпой, превосходство над другими двуногими. Потерю власти он не мог перенести — земля уходила из-под ног, жизнь теряла смысл. Поэтому сейчас, мечась из угла в угол, он переживал не потерю денег, а обдумывал планы мести. Виновные в крахе операции и потере груза понесут заслуженную кару. Пока он отсутствовал, людишки в картеле совсем распустились.
—Я возлагаю на тебя ответственную миссию! — торжественно объявил он Бейби. — Отныне ты — мой ангел-мститель. Ты восстановишь дисциплину и порядок в нашем стаде. Действовать будем жестко, хотя я и ненавижу насилие. Ты получишь список людей, виновных в провале.
В ответ Бейби только улыбнулся и ласково погладил черную глянцевую рукоятку своего револьвера. Если он и испытывал к чему-то слабость, то только к этому страшному для многих, неодушевленному предмету. Его тонкое красивое лицо было даже одухотворенным. Никто бы не распознал в нем жестокого убийцу. Но внешность обманчива. Бейби не раз приходилось убивать людей, он делал это спокойно и просто. Никогда не терзался угрызениями совести и не вспоминал убитых.
Аурелио долго и сосредоточенно обдумывал список виновных. Наконец протянул лист бумаги Бейби. Тот удивленно поднял брови — список оказался очень длинным.
—Семнадцать — замечательное число, шеф! — весело сказал он Аурелио. — Очень хорошее число.
Когда Федерико Линарес решительной походкой вошел в палату к Рикардо, тот сразу же заметил необычное настроение отца. Он был взволнован, озабочен, как будто собирался сказать что-то важное. Наверное, я так плох, что доктор вынужден был сказать это отцу, — первое, что пришло в голову Рикардо.
—Не волнуйся, сынок, — словно угадал его мысли Федерико. — Ты в полном порядке. То, что я сообщу, изменит твою жизнь. Я больше не стану просить тебя расстаться с Габриелой. Теперь вашей любви ничто не помешает.
Рикардо уже смирился с тем, что Габриела его разлюбила и оставила. Так он объяснял отцу причину резкой перемены к нему Габи, хотя в душе не до конца ей верил. Может быть, она узнала историю его неудачной женитьбы? Или ей просто наговорили небылиц? Не дослушав Федерико, он даже приподнялся на постели, но тут же ахнул от боли и вынужден был снова лечь.
—Ради Бога, отец, не мучай меня, говори скорее! — взмолился он.
—Габриела любит тебя и всегда любила, но была причина... — торопливо и сбивчиво объяснял Федерико. — Теперь, когда выяснилось, что ты не мой сын, — все разрешилось. Ведь Габи — моя дочь. Рикардо. Это правда — она моя дочь.
Для Рикардо весть о том, что он не сын Линареса, была тяжким ударом. Но сейчас он обрадовался ей. Он не мог опомниться от счастья: теперь ничто не помешает им быть вместе. Бедная девочка, сколько ей пришлось пережить, ведь она была уверена, что влюблена в собственного брата. Она казалась ему чуть ли не сумасшедшей, все время бормотала что-то о страшном грехе, о том, что им суждено гореть в геенне огненной.
—Нет, я не выдержу и часа. Я должен немедленно повидаться с ней. Отец, помоги мне одеться, — просил он, безуспешно пытаясь встать.
Федерико стоило больших трудов удержать его от этого безумного поступка и убедить, что впереди у них с Габриелой — вся жизнь, так что спешить некуда. Рикардо чувствовал, что еще нездоров, и едва ли в состоянии встретиться с Габи, но зато отец сможет ее отыскать и немедленно послать к нему, вдруг пришло ему в голову. Федерико пообещал бы что угодно, только бы успокоить возбужденного Рикардо.
После ухода отца Рикардо немедленно вызвал медсестру, ведь Габриела вот-вот может войти. Ему хотелось предстать перед ней в более приглядном виде, но не хватало сил привести себя в порядок. Медсестра умыла и причесала его, помогла облачиться в свежевыглаженную рубашку, приговаривая:
—Ну вы теперь просто красавец, сеньор Линарес. Повезет той женщине, которая станет вашей женой. Счастливица!
—Спасибо, милая. Именно этого я и хочу — сделать счастливой женщину, которую люблю, — с детским простодушием откровенничал с медсестрой Рикардо. — Она сейчас придет, понимаешь? Никогда бы не поверил, что здесь, в больничной палате, будет у меня самое счастливое любовное свидание.

0

20

Глава 20

Все влюбленные пары в чем-то похожи друг на друга. Похож и их бессвязный лепет, который называют любовным. Габриела и Рикардо уже второй час ворковали в больничной палате, но самое важное, решительное еще не было сказано.
— Как давно я мечтал, чтобы ты была вот так близко... Обними меня, дорогая! Ты нужна мне как лекарство — каждые полчаса по большой столовой ложке. Ну еще поцелуй, радость моя!
— Осторожней, Рикардо! Поцелую тебя при одном условии, что ты не будешь двигаться. Я все еще не верю, что могу вот так смотреть на тебя. Сколько захочу. Неужели это не сон? Я так счастлива. У меня даже спазмы вот здесь, в груди.
Доктор спугнул парочку, но ненадолго. Дело в том, что медицинское светило, в руки которого попал Рикардо, придерживался весьма необычных и широких взглядов на врачевание. Самые лучшие снадобья бесполезны, считал он, если больной несчастлив. Поэтому любовная терапия для него была чуть ли не самым важным лекарством. Любовь и забота, только, конечно, без передозировки. Поэтому, оставив Рикардо на попечение его возлюбленной, он поспешил к другим больным.
Влюбленные в перерывах между ласками и поцелуями успели несколько раз повздорить. Рикардо с легкой грустью вспомнил о прошлых недоразумениях, когда стоило им сойтись ненадолго, как тут же закипали ссоры.
—Да, моя ненаглядная, характер у тебя, конечно, не сахар, но я все равно тебя обожаю и мы свою любовь сбережем.
—Что? Оказывается, я всему виной, мой скверный характер! — возмутилась Габриела. — А каково мне было видеть тебя с твоими куколками, кошечками и перепелочками, ветрогон, бабник. Учти, Рикардо, я не потерплю измен. Никакой лжи между нами не будет!
Но тут хитрый Рикардо, понимая всю справедливость упреков, очень убедительно изобразил приступ боли. Гнев слетел с Габриелы, она заботливо бросилась на помощь. Конечно, приступ тут же исчез без следа. Размолвка была забыта, казалось, потокам нежных слов и клятвенных заверений не будет конца, они никогда не надоедят им.
Между тем не все было гладко и безмятежно в отношениях Габриелы и Рикардо. Пока у них длилась счастливая и радостная весна любви. Но весна обязательно сменяется летом, лето — осенью. Габриела, как и все женщины, мечтала о самом банальном продолжении любви — венчании, свадебном путешествии и долгой счастливой супружеской жизни. Но Рикардо упорно молчал об этом. Хотя, казалось бы, приглашение в церковь и в мэрию было самым логичным завершением его пылких признаний в любви.
Габриелу начало мучить беспокойство: уж не замешана ли здесь другая женщина. Может быть, Рикардо связан каким-то обязательством перед ней. Существует какая-то тайна, которую он никак не хочет раскрывать. На другой день объяснение почти состоялось.
—Как только я встану с этого постылого ложа, тут же украду тебя, как крали принцесс в сказках, — мечтал Рикардо. — Мы уедем куда-нибудь далеко-далеко, где будем только мы — ты и я. Нам нужно побыть наедине, лучше узнать друг друга. Ну что, едем?
Габриела была озадачена: не таким представляла она себе это объяснение. Да, она мечтала о поездке, но только после венчания. Раньше, до нее доходили слухи, Рикардо часто увозил своих девочек куда-нибудь в живописные и уединенные местечки. Габриела была слишком старомодной. Ей такие вояжи казались позорными. А что она скажет матери, сестрам? Мать, конечно, будет против.
—Скажи наконец правду, Рикардо, у тебя есть другая женщина, ты не чувствуешь себя свободным? — решилась она прямо спросить его. — Почему ты не говоришь о свадьбе? Ты же понимаешь, как расстроится мама, если я уеду с тобой.
—Но, Габи, милая, это всего лишь формальность, мы же любим друг друга. Нет, нет у меня никакой женщины, только ты, — убеждал ее Рикардо. — Мы обязательно поженимся, вот увидишь, дай мне немного времени.
У него так и не хватило мужества признаться Габи, что он женат и не сможет в ближайшее время получить развод. Вот почему он просил ее подождать. А Габриела чувствовала, что в их отношениях появилась первая маленькая трещинка. Не потому, что Рикардо не хотел сначала узаконить их отношения, а потому, что он что-то скрывал от нее. С каждым днем, она все больше любила Рикардо и жалела его, больного и беспомощного, но первая капля обиды и разочарования уже отравила ее счастливое чувство.
В эту минуту появилась Эльвира Линарес. Она вошла в палату как хозяйка, имеющая неоспоримое право на сына. Как ни старалась Габриела избегать ее, на этот раз они столкнулись лицом к лицу. Эльвира высокомерно взглянула на нее:
—Что здесь делает эта девка? Я не желаю встречать ее здесь. Не могу спокойно видеть, как она расставляет свои сети, а ты запутываешься в них.
Рикардо прикрыл глаза ладонью. Сколько раз он говорил матери, что его доконают не пули, а бессильная ненависть ее к Габи. Сколько раз он умолял ее одуматься. Похоже, отец прав: она никого не слышит, она безумна. Габриела, взяв сумочку, хотела молча удалиться, но Рикардо остановил ее.
—Габи, прости мою мать, прости, если сможешь! — умолял он, крепко сжимая ее ладонь в своей руке, а затем очень сурово, что было так не похоже на Рикардо Линареса, заявил матери: — Мама, я люблю эту девушку и никому не позволю ее обижать. Если мои просьбы ничего для тебя не значат, тебе лучше не приходить сюда. Уходи, мама, немедленно уходи отсюда!
Рауль продолжал жить в состоянии мучительной раздвоенности. Он метался между двумя женщинами, каждую из которых по-своему искренне любил. Он то ссорился с обеими, то мирился, то принимал окончательное решение, то впадал в отчаяние от невозможности отыскать выход из этого тупика.
Он прекрасно понимал, что Илиана любит только его и никаких отношений, кроме дружеских, у нее с другим мужчиной быть не может. Тем не менее он устроил ей сцену ревности. Как настоящий актер разыграл ее. На самом деле он был бы только рад такой измене. Она означала для него свободу: без угрызений совести он мог отдаться другой любви.
Но совесть продолжала нашептывать ему каждый день с утра до вечера, что его хитрые уловки никого не могут обмануть, что он лжец и предатель и по его вине страдает замечательная, чистая девушка. Он только притворялся ревнивым, а Илиана приняла все за чистую монету, и в тот же день с ней случился тяжелый приступ. Врачи уверяли, что она была на волосок от смерти.
Илиана уже второй день лежала в клинике, безропотно вынося тяжелые процедуры и дожидаясь смерти, а Рауль все никак не мог себя заставить навестить ее. Вместо больницы его все время тянуло в бар, к Марисоль. С ней он тоже пребывал в тяжелой, затянувшейся ссоре. Марисоль он в гневе обозвал продажной девицей, а она грубо и решительно прогнала его прочь. Но они ссорились и раньше и очень легко мирились. Рауль не в силах был вынести долгую разлуку с ней.
Так оно и вышло на этот раз. Ноги сами принесли его в бар. Марисоль встретила его неласково.
— Чего тебе? — угрюмо бросила она вместо приветствия.
Но при виде жалкого, измученного и униженного Рауля сердце ее смягчилось. Как и прежде, она бросила свою работу в баре и ушла с Раулем. Неудержимая сила влекла их друг к другу. Оба они были сильными людьми, но не могли бороться с захватившей их страстью.
Утро они встретили в номере гостиницы, который не раз снимали на всю ночь. Они были молоды, влюблены... и очень несчастливы. Марисоль не покидало чувство, что она борется за Рауля с больной, умирающей женщиной. Раулю нужно было излить кому-то душу, рассказать о своих мучениях. Но Марисоль была плохой слушательницей: она ненавидела путаницу и жаждала ясности, простоты.
—Да, ты права, я не виноват в болезни Илианы. Но я виноват в том, что она сейчас в больнице, что она не хочет жить! — с волнением говорил ей Рауль. — Я люблю тебя, как никогда никого не любил в жизни. Все тело мое полно тобой. Но я не могу бросить Илиану, пойми, Марисоль, не могу!
—Я для тебя всего лишь тело! — с негодованием приговаривала Марисоль, одеваясь. — Ты должен, наконец, стать мужчиной, Рауль, и сделать выбор — она или я. Сделай же выбор!
Она ушла, потребовав от него определенности. Но Рауль не мог выбирать между ней и Илианой. Его жизнь еще больше усложнилась. Только один человек мог его выслушать, понять, а может быть, посоветовать что-нибудь... Рауль отправился в госпиталь к Рикардо. Тем более что его визит был и деловым: требовалась подпись Рикардо на документах о разводе. Несмотря на свои личные несчастья, Рауль добросовестно занимался делами, и разговор он начал именно с трудностей бракоразводного процесса:
—Ты знаешь, Рикардо, я сделаю все, что в моих силах. Но Сара будет против, уверен. Поэтому приготовься к тому, что процесс затянется на долгие месяцы.
—Рауль, приложи все старания. Я должен поскорее жениться на Габриеле, — просил удрученный этой новостью Рикардо. — Ее мать и родные будут очень недовольны. Они даже не знают, что я женат, и хорошо бы не узнали никогда.
Одним из достоинств Рикардо было его умение принимать искреннее участие в бедах и затруднениях близких людей. Он умел внимательно выслушать и утешить. Но даже он, многоопытный донжуан, не раз попадавший из-за женщин в трудные ситуации, беспомощно разводил руками. Также как и им с Габи, Раулю с Марисоль нужны были только время и терпение. Все у них в будущем наладится. А сейчас самое главное — не оставлять больную Илиану, которая доживает последние дни.
Согласившись с Рикардо, что визит к Илиане больше откладывать нельзя, Рауль тут же решил отправиться к ней. Долго стоял у двери, набираясь решимости, и вошел, как поднимаются на эшафот. Он застал Илиану за чтением книги. Целая стопка книг одного и того же содержания была сложена на столике: «Жизнь и смерть», «Наше существование после смерти».
Сестер и мать очень беспокоил этот выбор книг. И может быть, напрасно. Илиана пребывала в спокойном и благостном состоянии духа. Она была слишком тонким и ранимым созданием для мирской жизни. И теперь, уже наполовину удалившись из этого мира в потусторонний, она была счастлива и неуязвима для мук ревности и неразделенной любви.
—Илиана, ты помнишь, как мы были близки и счастливы, как могли часами разговаривать! — напрасно взывал Рауль к ее памяти и ушедшим чувствам. — Я хочу, чтобы и сейчас между нами не было отчуждения. Я буду приходить к тебе каждый день, я помогу тебе вернуться к жизни.
—Я не хочу возвращаться, нет-нет! — испугалась Илиана. — Ваша жизнь для меня невыносимо тяжела. Позволь мне остаться в моем маленьком мирке. Спасибо тебе за все, Рауль, а теперь уходи. Пускай тебя не тревожит совесть, дорогой. Ты совершенно свободен! Свободен!
Прощаясь с Диего в сиротском приюте, Йоли обещала не забывать его. С тех пор прошло немало времени, никто его не навещал, и Диего с тоской думал, что все его покинули, никому он не нужен, даже самой близкой своей подруге. Но он ошибался. Йоли каждый день вспоминала его. И не только вспоминала, но и обдумывала, устраивала его судьбу.
Эта мысль давно пришла ей в голову — найти для Диего не только попечителя, но и отца. У Диего должен быть свой дом и родители или хотя бы один из родителей. Йоли перебрала в уме десятки кандидатур одиноких мужчин и женщин. Большинство из них были по каким-то причинам забракованы. И вышло, что самым подходящим претендентом на роль отца для Диего стал Артуро.
Он будет любить и защищать сироту Диего. А когда Диего вырастет и они поженятся, Артуро станет и ее отцом. Это соображение просто осчастливило Йоли. Она обожала Артуро и могла только мечтать о таком замечательном отце. Свой собственный ее давно не устраивал: он пил, дрался и не хотел работать.
Вначале она оповестила о своем замысле домашних. Консуэло сомневалась:
— И зачем Артуро вешать себе на шею хомут? Нелегко вырастить ребенка, да еще чужого. Да и не дадут ему мальчишку: он холостяк, одинокий. Сирот дают на воспитание только семейным людям.
Эстер была — за! Она поможет Артуро растить и воспитывать Диего, если тот согласится стать его отцом. Может быть, в роли его жены, втайне мечтала она. Конечно, он согласится: Артуро добрый, великодушный, лучший, самый лучший в мире.
И наконец, Йоли отправилась к самому Артуро, Чтобы сообщить ему о своем решении. Вернее, предложить ему стать отцом Диего. Трудности в жизни Артуро затянулись. После того как исчезла папка с важным делом из полицейского участка, ему поручили следить за Мирандой. Артуро Миранде верил и дело это считал позорным для себя. Вдобавок он серьезно занялся расследованием таинственного покушения на Рикардо Линареса. Если прибавить к этому крах надежд на личное счастье, Артуро в этот момент было не до Диего и Йоли. Но он внимательно выслушал Йоли.
—Ты уверена, что у этого парнишки нет ни близкой, ни дальней родни? — раздумывал Артуро. Сам он рано остался сиротой, поэтому его не мог оставить равнодушным рассказ Йоли.
—У него никого, никого нет! — уверяла Йоли. — Он жил на улице. Мы вместе работали, чистили ботинки. А потом его забрали в эту тюрьму, в казарму —• приют. Прошу тебя, забери его оттуда!
Артуро совсем было решился, но на улице темнело, да и устал он за день. Диего столько лет был сиротой, потерпит еще одну ночь. И потом, предупредил Артуро, процедура усыновления может продлиться очень долго, а может быть, ему и не отдадут Диего. Йоли готова была ждать, сколько понадобится. Она не сомневалась в успехе.
—И еще знаешь что, — решила признаться ему Йоли перед уходом, — когда мы с Диего поженимся, ты будешь и моим отцом. А то мой никуда не годится.
—Ну и дела! — только и сказал на это Артуро.
Он остался один в своей маленькой квартирке, и невеселые мысли нахлынули на него. Нет у него ни жены, ни любимой женщины, но тем не менее он может скоро стать отцом, посмеивался он над собой; Ну что ж, будет рядом родная душа. Помочь сироте — его долг. Он сам сирота. Если бы не добрый дядюшка, и он попал бы в эту казарму, как называет Йоли приют.
А Йоли не могла дождаться утра, чтобы поспешить в приют к Диего с радостной новостью: она подыскала ему великолепного отца. Но какая-то вежливая женщина, вовсе не похожая на тюремную надзирательницу, сообщила ей:
—Мы сами не знаем, деточка, где он сейчас. И очень беспокоимся. Он сбежал вчера вечером, когда все уже спали.

0