Моника со вздохом оглядела заваленную вещами гостиную, открытые пустые чемоданы на полу рядом с диваном. Она столько лет прожила в состоянии вечного транзита, что может собраться в дорогу с закрытыми глазами. Только за последнее время актриса успела посетить показ дебютной коллекции высокой моды Dolce & Gabbana на Сицилии, слетать на кинофестиваль в Канаду, вернуться в Италию для съемок в рекламе, а потом отметиться еще и на кинофестивале в Испании. Но эти сборы требовали более вдумчивого подхода, потому что Моника обещала мужу провести с ним и девочками во Франции не меньше шести месяцев.

Жаль только, что сражаться с вещевыми курганами актрисе предстоит в одиночку. Венсан был занят: они со старшей дочерью Девой смотрели в соседней комнате мультфильмы. Странно, но лишь когда Дева доросла до телевизора, выяснилось, что Венсан обожает анимацию. «Мультики апеллируют к шизофренической стороне моей натуры», — лениво объяснил он.

Моника выглянула на террасу — проверить Леони. Девочка мирно спала, равномерно вдыхая свежий, напоенный запахом цитрусов воздух. 

Когда Венсан не живет с ними, во время отдыха Леони все в доме ходят на цыпочках, но прогрессивный папа считает, что дети не хрустальные и совершенно необязательно так над ними трястись. У Моники сердце чуть не выскакивает из груди, когда он учит Деву серфингу и другим мальчишеским забавам. А Венсан, в свою очередь, издевается над «итальянской наседкой», которая, будь ее воля, не спускала бы дочерей с рук до совершеннолетия.

В чем-то он, конечно, прав. Моника была готова бесконечно целовать и тискать девочек, бросаться к ним в любое время дня и ночи на малейший писк. Но, несмотря на насмешки, она твердо придерживается теории: «Быть избалованным любовью — святое право ребенка.  Он, конечно, забудет, что в младенчестве его долго кормили грудью, часто брали на руки, ласкали и целовали. Но подсознательно будет чувствовать себя более защищенным, уверенным в том, что его любят, а значит — и в себе».

Моника надеялась, что во Франции школа и Венсан позаботятся о том, чтобы Дева не чувствовала себя обделенной материнским вниманием в пользу маленькой сестры. Сама актриса росла единственным ребенком в семье и не представляла, как это — делить с кем-то маму и папу. У Венсана на этот счет имелось иное мнение: «Иногда недостаток внимания или борьба за него формируют более интересную личность, чем переизбыток». Неудивительно, ведь его родители — актер и журналистка — вели активную профессионально-светскую жизнь на разных континентах, пока их сын мотался по интернатам.

В телевизоре что-то бабахнуло, кто-то зарычал, Моника поспешно закрыла ведущие на террасу двери. Она подумала, что они с Венсаном все-таки катастрофически разные люди. По большому счету общего у них — только профессия и убеждение, что для взрослого человека неестественно, а значит, вредно делить персональное пространство с другим взрослым человеком, как бы сильно они ни любили друг друга. Именно это делало их брак таким сложным — и таким интригующим.

И поэтому Моника растерялась,  когда Венсан вдруг шарахнул кулаком по столу: «Хватит! Дети должны знать, где их дом, а не колесить с тобой по миру. Я записал Деву в отличный парижский лицей».

Моника не нашлась, что ответить. Она ставила себе в заслугу, что редко бросает девочек на нянек и бабушек. Ее дочери привыкли к путешествиям, перелетам, отелям, легко переносили смену обстановки и считали, что «дом там, где мама». Конечно, она понимала, что Деву нужно будет отдать в школу, даже спорила на эту тему с мужем, отстаивая итальянскую систему образования, но, как ей свойственно, оттягивала конкретные решения до последнего. Моника не ожидала, что однажды Венсан просто сделает это за ее спиной.

Моника привыкла думать о нем как о расслабленном богемном разгильдяе, живущем одним днем. Неожиданные организаторские способности мужа стали для нее сюрпризом. Другое дело, что разогнавшийся Венсан заодно «организовал» и жену: сначала — полгода творческого отпуска во Франции, только семья и никакой работы, а весной — отъезд в Бразилию, где супругов ожидают совместные съемки.

Моника согласилась, но… Она боялась за себя, потому что давно отвыкла жить на одном месте и иногда в шутку сравнивала себя с акулой, для которой жизнь — вечное движение. А еще боялась за свой брак, потому что никогда они с Венсаном не проводили столько времени под одной крышей.

Единство противоположностей

Казалось бы, за более чем 15 лет знакомства можно было научиться предвидеть все варианты развития событий, но как раз привычки и предсказуемости Моника с Венсаном всеми силами старались избежать. «Настоящее Божье чудо, что я все еще замужем, — признается актриса. — Я очень свободолюбива, мне необходимы долгие периоды одиночества. Думала, ни один мужчина не смирится с тем, что ему ни с того ни с сего указывают на дверь, но встретила Венсана — такого же бродягу, который настаивал, чтобы у каждого из нас была своя жизнь и свой круг общения. Против всякой логики это сработало. Проводя много времени в разлуке, мы не успевали надоесть друг другу ни как собеседники, ни как любовники. Развивались и эволюционировали независимо, сами по себе, поэтому каждая встреча приносила сюрпризы, открытия, новые темы для горячих кухонных споров. Во многом мы до сих пор остаемся друг для друга загадкой, а что может быть притягательнее?» 

Впрочем, Моника быстро поняла, что даже у подарков судьбы имеется своя цена. «Иногда мы не видимся месяцами, — говорит она. — Ожидать, что муж не станет мне изменять, было бы глупо. Никогда не спрашивала, где и с кем он был, не хочу знать. Как все итальянки, я ревнива, но как-нибудь обойдусь без верности тела. Для меня любовь — это верность сердца. Венсан всегда рядом, когда он мне нужен, больше я ничего не прошу».

Венсан — кто бы сомневался! — рассматривал вопрос ревности принципиально иначе. «Когда кто-то вертится около тебя, я становлюсь опасным, — заявил он Монике. — Ты же не хочешь до конца дней навещать меня в тюрьме, вот и не давай мне повода кого-нибудь изувечить».

Словно почувствовав, что мысли жены приняли эротическое направление, муж объявился в дверях гостиной и тут же упал в ближайшее к ним кресло.

— Ты сел на мою цыганскую юбку, — сказала Моника.

— Извини, — промурлыкал Венсан, не двигаясь с места. — У тебя что, в Париже мало вещей?

— Все любимое я вожу с собой. А девочки уже выросли из того, что осталось в Париже. Как думаешь, мне взять черное платье в пол, черное платье средней длины или маленькое черное платье?

— Я дал тебе какие-то основания готовиться к вдовству?

— Ай, замолчи! — Моника засмеялась и швырнула в мужа попавшей под руку шляпой. — Только твоих кладбищенских шуток мне и не хватало.

На гардероб Моники очень повлияло рождение Леони и осознание, что в 45 лет былая форма сама собой не вернется. Актриса, которая никогда не скрывала, что любит поесть и терпеть не может тренажерные залы, даже начала заниматься фитнесом, но быстро скисла. «Лучше я буду носить черное, — заявила она. — Эффект почти тот же, а удовольствия гораздо больше».

— В любом случае паковаться еще рано, — сказал Венсан. — До отъез­да полно времени.

— Мы с девочками должны сначала заехать в Умбрию, к моим родителям. — Моника посмотрела на мужа, который удивленно поднял брови. — Мой день рождения, Венсан, мы с папой договорились отметить вместе.

Моника и ее отец Паскуале родились в один день, но им редко удается устроить общий праздник. Актриса подумывала пригласить мужа на семейное сборище, но предыдущие одиночные попытки всех между собой перезнакомить показали, что сдержанному Венсану так же некомфортно среди ее темпераментных родственников и говорливых подружек, как ей — среди его приятелей. Постановив все-таки выяснить, чем муж живет, когда ее нет рядом, Моника несколько раз посещала с ним вечеринки. «Мужчины там, — рассказывала она, — пили и курили, как будто наперегонки, обсуждали, кто что купил, и сплетничали намного злее женщин. Наверное, я так никогда и не научусь дружить с мужчинами, потому что совсем их не понимаю».

Тем более Венсан — не любитель отмечать праздники и держать в голове знаменательные даты. Он считает, что дарить подарки и говорить приятное нужно, когда захочется, а не когда «положено». В последнее время он носится с идеей купить Монике приглянувшееся ему в холле бразильского отеля живописное полотно местного художника, но хозяин гостиницы пока отказывается его продавать. Актриса этому рада, потому что не знает, что будет делать с картиной пятиметровой высоты. 

— Картина за мной, — сказал Венсан.

— Не надо! — испугалась актриса. — Лучше купи мне хорошую книгу о смысле жизни.

— Зачем тебе? — искренне удивился Венсан. — Ты уже Бог знает сколько таскаешь с собой «Почему мы живем на Земле» Мишеля Коке — и сколько страниц прочла?

Моника всплеснула платьем, которое держала в руках.

— Мне не хватает времени на чтение, потому что у меня двое детей!

Другая женщина на ее месте, скорее всего, обиделась бы на мужа за интеллектуальное высокомерие, но Моника не разменивает свой гнев на мелочи. «Злиться для меня неестественно, — говорит она. — Это утомляет, высасывает слишком много энергии. Я завожусь медленно, редко, но если уж заведусь, буду потом успокаиваться и переживать несколько дней. А вот Венсану плохое настроение дается легко. Он не любит терпеть, ему проще выплеснуть злость и забыть о ней. Наверное, после стольких лет мне пора бы смириться с фактом, что я вышла замуж за не вполне нормального человека. Но у нас все еще бывают ситуации, когда мне хочется его убить».

В качестве примера актриса обычно приводит то утро, когда она поняла, что снова беременна…

Содержатель гарема

Август 2009 года. Париж
Осторожно, чтобы не потревожить Венсана, Моника выбралась из постели и пошлепала босыми ногами в ванную. Машинально мельком взглянула в зеркало — и тут же вернулась к нему, подняла руку, провела подушечкой пальца по щеке, словно стирая какой-то след. Теперь актриса была уверена: ее кожа изменилась, стала более плотной, что ли. Один раз, несколько лет назад, Моника такое за собой уже замечала…

— Венсан!

Ей пришлось потрясти его, прежде чем взлохмаченная голова оторвалась от подушки и с усилием открыла один мутноватый спросонья глаз.

— Вставай, — Моника перевела дух и снова затрясла мужа. — Беги в аптеку. Мне нужен тест на беременность.

Венсан покосился на часы.

— Моника, сейчас девять утра. Твоя беременность никуда не денется от того, что ты дашь мне выспаться.

Актриса недовольно пнула распростертое под тонкой простыней длинное тело. И это мужчина, который в свое время чуть не бросил ее, потому что она отказывала ему в ребенке?

«Я долго не чувствовала потребности иметь детей, — вспоминает Моника. — У меня была свободная, насыщенная жизнь, которой я хотела насладиться, профессиональные амбиции, которые хотела реализовать. Я не боялась опоздать, даже допускала, что останусь бездетной. Только идиоты думают, что женщина, у которой нет детей, не может быть счастливой или перестает быть женщиной. Но однажды я ощутила пустоту, поняла, что для полноты бытия мне больше не хватает съемочных площадок и красных дорожек. Я родила Деву в момент, когда во всем мире для меня не осталось ничего интереснее и важнее малыша. Я могла полностью сосредоточиться на материнстве, не мучая себя ядовитыми, разрушительными мыслями о том, что упускаю что-то или приношу какие-то жертвы».

Врачи советовали 40-летней тогда Монике не затягивать со вторым ребенком, но актрису вдруг обуял страх ущемить права драгоценной первой дочки на безраздельное внимание, недодать ей любви. Идея родить снова стала актуальной, когда на Рождество 2008 года сама Дева написала Санта-Клаусу письмо с просьбой подарить ей братика или сестричку.

Монике казалось, что Венсан был готов подписаться под этим письмом кровью. Но сейчас валялся в постели, как бесчувственный чурбан, и не проявлял никакого энтузиазма!

Моника пнула его еще раз и, накинув халат, отправилась за утешением к дочери.

— Знаешь, какой сон я видела? — защебетала Дева, едва мать появилась в дверях. — Что у тебя большой живот и мы все едем в больницу за новым ребеночком!

— Ах ты моя маленькая ведьмочка, — Моника просияла, теперь уже уверенная без всяких тестов, что носит под сердцем малыша.

Проснувшийся Венсан проявил энтузиазм и был прощен.

Он снимался во Франции, когда Монику увезли рожать в римскую боль­­ницу, но каким-то непостижимым об­­разом успел материализоваться в ро­­дильной палате и первым взять на руки крохотный розовый сверток. «Наверное, как все мужчины, он хотел мальчика, — размышляет Моника. — И сейчас иногда ворчит, что чувствует себя содержателем гарема. Но я вижу, насколько сильно Венсан любит свою принцессу Деву, какой любовью она отвечает ему, и я уверена, что с маленькой будет так же. Он очень сильно изменился с появлением детей, очень… вырос. Я-то помню его 28-летним балбесом, поэтому ответственный взрослый мужчина и прекрасный отец, которым он стал, — для меня открытие. Признаюсь, я немного беспокоилась, потому что все годы брака была готова к тому, что однажды он просто уйдет и не вернется. Меня Венсан способен бросить и сейчас, но девочек — никогда. И если, не дай Бог, со мной что-то случится, я оставлю их в надежных руках».

Вместо эпилога

Сентябрь 2012 года. Рим
— Мама! Мама! — сидя на родительской кровати, Леони вопила так, словно Моника собиралась не в душ, а на Северный полюс.

— Сейчас, сейчас, любовь моя.  — Актриса поцеловала дочку и позвала на помощь: — Венсан!

С появлением отца лучше не стало. Теперь в реве малышки уже нельзя было разобрать слова, только бесконечное отчаяние. «Леони очень ревнива, — говорит Моника. — Не позволяет мне даже подолгу разговаривать с другими людьми. А уж если я куда-то ухожу на два-три часа, остаток дня — это «мама, мама!» каждую минуту».

— Иди, не мозоль ей глаза, — при­­казал отец семейства. — Я разберусь.

Торопливо принимая душ, Моника прислушивалась к звукам из спальни. Рев понемногу затих, но актриса была уверена, что Леони возобновит концерт, как только поймет, что сегодня ей не позволят спать с мамой. В отсутствие Венсана мама каждый вечер берет обеих девочек в постель, но муж возражает против такого баловства. «Это потому, что наша сексуальная жизнь снова стала увлекательной и разнообразной, — считает Моника. — Мы больше не озабочены продолжением рода. Наверное, я бы могла забеременеть еще раз, но, думаю, не стоит испытывать благосклонность высших сил».

Она немного помедлила перед приоткрытой дверью, понаблюдала в щелочку, как Венсан общается с Леони, когда думает, что его никто не видит. Улыбнулась тому, как ее прогрессивный муж тискает пухлые бока девочки, целует маленькие пальчики один за другим, нашептывает какие-то сладкие глупости. Монике даже пришлось пошуметь в коридоре, чтобы не ставить Венсана в неловкое положение.

— Кое-кому пора в свою кроватку, — она наклонилась и сделала вид, что хочет забрать Леони.

— Давай подождем, пока заснет, — попросил Венсан, подгребая дочку поближе к себе. — Ложись с нами.

Чуть позже к ним присоединилась Дева.

— Мои три Моники, — удовлетворенно шепнул жене Венсан.

А «оригинальная» Моника думала о том, что ужиться с ним — нынешним, повзрослевшим, перебесившимся — под одной крышей будет, возможно, не так трудно, как она привыкла думать. Может, ей стоит успокоиться, замедлить калейдоскоп своей жизни. В конце концов, воспитание детей — тоже работа, а к работе они с Венсаном всегда подходили как команда, без истерик, капризов, приступов эгоизма и перетягивания одеяла. И всегда получали удовольствие и от процесса, и от результата. «Многие женщины утверждают, что детей можно замечательно вырастить и без отца, — говорит Моника. — Я им верю. Но пробовать не хочу».